Мент и Опаньки.

 

Нежданно-негаданно, завелись в городе Страшнодырске Опаньки. Явление, надо сказать, странное и доселе в народе невиданное. Не далее как неделю назад парковый сторож Евлампий Фомич Задерикобыла рано утром, выйдя из своей сторожки по малой нужде, обнаружил на клумбе с розовыми кустами, куда, собственно, эту самую нужду и справлял, странное оживление. В клумбе прыгало и каталось с полсотни маленьких желтых шариков. Шарики были навроде теннисных, но пушистые и с глазами.

- Опаньки, - ошарашенно буркнул Евлампий Фомич и икнул на диковинных зверей перегаром.

Шары перестали пищать, замерли, а потом выкатились на усыпанную толченым кирпичом парковую дорожку и быстро выстроились на ней, образуя из своих тел буквы, сложившиеся прямо на глазах сторожа в слово – «ЗАБУЛДЫГА».

- Еперный театр, - только и смог сказать нетрезвый хранитель парка.

Он повернулся и побрел в свою сторожку, мысленно кляня Петровича и принесенную им вчера бутыль бырячанки.

К обеду Фомич протрезвел, а странные звери не исчезли. С тех пор они каждое утро появлялись на парковой клумбе и с наступлением темноты, странным образом пропадали. Обнаружилась и еще одна интересная закономерность. На обычных гуляющих и любопытствующих граждан пушистые шарики не обращали никакого внимания, но стоило кому-нибудь из присутствующих сказать «опаньки», как чудо-звери тут же спешили на дорожку, выстраивались в характеризующее этого человека слово и, спустя мгновение, снова возвращались к своим розам.

Так появилось в городе Страшнодырске незапланированное развлечение, а у Евлампия Фомича дополнительный заработок. Как только в парке появлялись гуляющие, он становился возле клумбы и следил, чтоб зверушек не обижали. А рядом вкопал табличку, на которой мелом написал : «Для желающих узнать про себя прабду – тариф за правду - пятак».

По началу от клиентов отбою не было. Правда то, вроде, дешевая. Но потом резко поубавилось. При большом скоплении народу сказать «опаньки» мало кто отваживался. Стали к Фомичу втихаря, по ночам приходить – попусту. Как темнело, исчезали Опаньки без всякого следа, как будто их и не было. Сторож с фонарем весь парк облазил – без толку.

И вроде бы все хорошо складывалось. Зверье безобидное, не кусается, к детям ластится. Жило бы себе среди роз в свое удовольствие. Только не так просто все складывалось. Услыхал про диковинку мэр города и решил данное чудо своим личным присутствием удостоить, полюбопытствовать.

Приехал он в парк со всей своей свитой и охраною, посмотрел на табличку Евлампия Фомича и распорядился сторожа за незарегистрированное финансовое предприятие на сто рублей оштрафовать, а предприятие налогом обложить. Потом глянул презрительно на комочки пушистые и сказал «опаньки».

Мелюзга свою работу знала и выполняла исправно. Только он это сказал, тут же повыпрыгивала на дорожку и построилась в слово «ВОР».

- Что это? – непонимающе спросил мэр у секретаря.

- Сокращение, господин мэр, - пролепетал бледный секретарь, - В расшифровке - выдающийся организатор.

Мэр неуверенно покрутил усы и попробовал еще раз: - Опаньки.

Пушистая мелочь снова запрыгала и написала «ДАРМОЕД»

- А это как расшифровуется?!! – взревел мэр, хватая секретаря за лацканы пиджака. – Вы что тут все?!

Он оттолкнул секретаря и свирепо затопал ногами: - Откуда вообще эти Опаньки взялись?!!

Испуганные криком зверьки замерли в кустах, но услыхав знакомую команду снова кинулись на дорожку и составили следующую надпись: «НЕДОУМОК».

 

В общем, торжественное посещение мэром неожиданной достопримечательности обернулось форменным скандалом.

Соответственно и головы полетели. Кто под горячую руку попал, тех уволили, сторожа Задерикобылу посадили до выяснения, на Опаньки дело завели, поручивши его не кому-нибудь – лучшему работнику уголовного розыска мойору Менту Ивановичу Призаконе.

Майор приступил к делу, закатав рукава. В тот же день для уточнения обстановки в парк был направлен прапорщик Угрюмцев с нарядом. Им же и был обнаружен очередной феномен. На все крики прапорщика «опаньки», странное зверье никак не реагировало. Угрюмцев орал,матерился, в розовый куст плевал – ни какого результата. Игнорируют.

Разозлился он тогда не на шутку, расстегнул кабуру и давай пушистым теннисным мячикам пистолетом грозить. Хотел уже в ход пускать, но на всякий случай, помня правила и наставления начальства, еще раз крикнул «опаньки» и предупредительный выстрел в воздух сделал.

Подействовало. Зверушки нехотя выкотились на дорожку и написали «НОЛЬ».

Своим докладом прапорщик так заинтриговал Призаконе, что тот решил отложить все дела канцелярские и повидать правонарушителей собственными глазами. Дело на первый взгляд пустяковое, но проблемное и у самого мэра на контроле. Проблема заключалась в следующем. Как эти самые Опаньки классифицировать. Как вредных животных, или стихийное бедствие. Опять же, виновных во всем этом нашли - сторожа и собутыльника его Петровича. Арестовали. Но какое обвинение предъявить до сих пор не решили. Если Опаньки, как стихийное бедствие определить, то получится, что кроме пьянки и предъявить нечего. Не садят за стихийные бедствия. Если - как вредных животных, тогда другое дело. Разведение и вредительство приписать можно. Был и еще один вариант. Существовал, но в силу ряда причин не обрабатывался. Раз Опаньки слова складывают, может они и не животные вовсе и могут проходить по делу как граждане. В таком случае их за оскорбление мэра привлечь можно. Тогда опять проблема нарисовывается – придется в тюрьме отдельное помещение строить. Слишком они маленькие. Сквозь любую решетку пролезут.

Сложно все это было. У Мента Ивановича голова от подобных размышлений пухла. Сел он в служебную «волгу», приехал к месту преступления.

Подчиненных, памятуя какой казус с мером приключился, из парка выдворил. Взял палку и давай шарудить в кустах.

В эго присутствии Опаньки вели себя как-то странно. Не пищали и не скакали. Сбились в кучу и тарашились с интересом. Словн ждали.

Услыхав же, наконец, из уст Мента Ивановича – «опаньки», забегали, заметались и ну давай в слова складываться: «ПОДЛЕЦ», «НЕГОДЯЙ», «ПАЛАЧ», «ВЗЯТОЧНИК», «ПАДЛА». Минут сорок остановиться не могли. У майора ож в глазах рябить стало.

Вынул он платок, промокнул покрывшийся испариной лоб и принял решение немедленно Опаньки изолировать.

Вызвал роту курсантов с мешками и устроил на зверьков охоту. Часа три гонялись. Исцарапались все. Слава Богу изловили, завязали в мешок и в камеру.

Только вот незадача, пришел наутро Мент в камеру, развязал мешок, а там пусто. Подняли весь город по тревоге, примчались в парк – точно, желтые шарики опять под розовыми кустами скачут.

Версия о возможном причислении Опанек к гражданам тут же отпала из-за невозможности содержания последних под стражей. Остался наиболее приемлимый вариант – вредные животные.

В соответствии с правилами вызвали работников санэпидемстанции.

Те походили, почесали в затылке, после насыпали крысиного мору и уехали.

Два дня наблюдали – не травятся.

Пригласили военных. Те голову чесать не стали. Прикатили БТР и давай по Опанькам из пулеметов и автоматов шмалять. Патронов извели немеряное количество. Весь парк гусеницами разворотили и гильзами засыпали. Куда там. Проклятая мелюзга такая шустрая оказалась, что даже от пуль уворачивается.

Задумался Мент Иванович, три дня и три ночи думал, ничего, кроме облить весь парк бензином и поджечь в голову не приходило. Что ж, тоже решение.

Мэр из городского бюджета на операцию цистерну бензина выделил. Народ на субботник подтянули, парк рвом окопали, чтоб пламя на дома не перекинулось, облили и зажгли.

Думали: все – сдыхались чуда ненавистного. И правда. Только не сгорели Опаньки. Построились они клином, поднялись в воздух и улетели.

Остался гороз Страшнодырск без чуда.

С тех пор некому страшнодырчанам правду в глаза сказать.

Так-то.

 

Братья Балагановы.