***

Вот скажите честно, Какой нормальный, разумный человек будет руководить в воскресение, самый законный выходной разгрузкой парт? Таких нет, не было и не будет. Ирину Анатольевну Романову мы в расчет не берем.

- Аккуратнее!!! ЗДЕСЬ я стою! А ТАМ дверь! – Ира отскочила в сторону, разгневанная, недо-вольная, непричесанная. – Дверь ТАМ!

И отошла в сторону, перетряхивая сумку, в которой звенели ключи, но вот где именно – она не могла понять. Ее помощь, кажется, больше нужна не была – те, кто вытаскивал из машин парты, без чьей-либо помощи могли ориентироваться в отношении дверь-машина, машина-дверь. Ирина Анатоль-евна-машина-дверь. Дверь-машина…

- Ирина Анатольевна, отойдите в сторонку! Ножками-ножками!

Ира отошла и присела на ступеньку. На школьной территории никого не было, поэтому она вполне могла так запросто присесть отдохнуть, нее потеряв при этом своего реноме. Пока таскали пар-ты, она вытряхнула из сумки ВСЕ, что там было и, разложив перед собой остатки косметики, платочек беленький в полосочку, записную книжку и другую бесполезную мелочь, пыталась найти ключи.

Потрясла сумку – звенят. Запустила внутрь руку – ничего. Опять потрясла – звенят. И опять ни-чего…

Может быть, завтра будет новый день? – она с грустью посмотрела в небо. Оно было странно-го молочного цвета, словно солнце навсегда покинуло его голубую колыбель.

Завтра наступил новый день, но все его новое заключалось в том, что красавица Лиза, ставшая почему-то блондинкой, показала свой характер и наорала в первый же день на свой новый класс, где она собиралась стать классной руководительницей (то есть уже стала). Кира Киселева выглядела самой кра-сивой, самой отдохнувшей и самой ухоженной, директор почти что зааплодировал красавице-Деминой, когда та торжественно входила в школу на линейке.

Только Романова в странном костюме желтого, даже лимонного цвета, с растрепанными волоса-ми, белой восковой кожей и горящими голубыми глазами выглядела странновато. Можно сказать, она никак не выглядела, потому что терялась в этом блеске дефиле, тонула в образах Киры, Лизы, строгого начальника, Виктории Орловой в ослепительном голубом платье. О, если бы она выглядела так, как могла – феерично. Если бы она употребила все свои черты, похороненные под словом «предрассудки»! Если бы она заблестела смертельной красотой Антареса, разливая убийственную улыбку, словно Скор-пион свой яд, если бы она… Если бы она могла преодолеть в себе эту черту и хоть немного перестать прятаться под наигранными шутками и смехом, она бы не вызывала такой жалости!

Да, она изменилась, но вот в какую сторону! Спасите Иру Романову! Кажется, ее опять затянуло в водоворот… Ведь пару дней назад она была такая… Такая! С сильным, волевым взглядом, яркой по-мадой, казавшейся на бледном лице поцелуем смерти. Да, она вся светилась изнутри своей новой силой. Кто? Кто отнял у нее смертельное очарование Антареса?….

***

Понедельник, первое сентября.

Ирина Анатольевна Романова пытается справиться со своей сумкой и заставить ее закрыться. Адрес и телефон, написанный Ильиной, дал мало толку. По телефону то никто не подходил, а то и вовсе было подолгу занято, будто кто-то повесился на телефонном проводе. В итоге, отчаявшись что-либо узнать, Ира отправилась по указанному адресу.

Погода, наладившаяся было с утра, отметившая солнцем небосклон, снова начало хмуриться. Ветер явно напоминал, что лето закончилось вчера, а сегодня первый день осени. Радовало ли это Иру Романову или огорчало – она просто сегодня плохо выглядела, а об истинных своих мыслях и впечатле-ниях предпочла умалчивать.

Несмотря на то, что центр Ирина Романова знала отлично (благо не первый год ее дом стоит на-против Курского вокзала!), она почти, что заблудилась в трех соснах. То есть между двумя домами. И как не пыталась она выяснить у прохожих, где располагается нужный ей дом, никто не отвечал – только делали удивленные глаза.

Эти обыватели иногда до чертиков раздражают. Особенно несостоявшуюся наследницу темных сил Антареса!

Наконец ей удалось выяснить, где примерно находится издательство. Путь к нему пролегал ка-кими-то немыслимыми закоулками, по одну сторону от которых была стройка. Что-то шумело, гудело, даже квакало (уж, не лягушки ли?). А уж грязи и луж тут было в изобилии! И справа и слева и спереди и сзади!

Она перепрыгнула через внушительных размеров лужу и тут же ее изящные туфли, невесть сколько пролежавшие дома в шкафу по простой причине – она их никак не могла найти, оказались заля-панными грязью и строительным песком.

Романова только что и могла – пискнуть. Почти что в следующее мгновение рядом что-то шмяк-нулось и Романова остолбенела. Это был кирпич, самый настоящий кирпич, разлетевшийся на мелкие кусочки прямо у ее ног. Прямо как в анекдоте…

Если бы кирпич упал просто так, безо всяких последствий и продолжений, она могла бы это пе-режить, но следом за ним раздался голос, с трудом выговаривающий русские слова:

- Нэ боис, дэвушка! Иды, иды!

Романова от таких приключений чуть в обморок не упала так, что побледнела еще больше. Пере-прыгнула еще пару луж и от нее на той улице осталось разве только что воспоминание…

Издательство, в котором работала Ильина оказалась каким-то подвалом, вход в который был обозначен двумя дверями, которые очень давно (ну, очень давно) никто не мыл!

Лестница, ведущая вниз (совершено не освещенная и скользкая) не обещала ничего хорошего. В довершение ко всему маленькая, узенькая дверь в ее конце распахнулась и в небольшом проеме показа-лась фигура дородной дамы, с которой Ира рисковала, даже учитывая свои малые габариты не разой-тись в узком лестничном тоннеле.

Правда, все кончилось благополучно.

- Извините, простите, а….

Через пару шагов лавирования между коробками и пачками каких-то документов, она наконец-то вошла в небольшой кабинет с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Учитывая то, что дверь бы-ла настежь распахнута и табличка полуоторвана, она беспрепятственно попала внутрь.

За столом заваленным бумагами, прямо под заляпанным жирными пятнами подвальным окном, сидел какой-то странный тип в огромных с выпуклыми линзами очках и что-то увлеченно читал.

- Здравствуйте, - Ира сделал несколько шагов вперед.

Странный тип никак не прореагировал.

- Здравствуйте! – она повысила голос.

Опять никакой реакции.

- Вы погромче, девушка, этот старый козел ничего не слышит! – раздался голос над самым ухом бедной Иры Романовой. Та аж подпрыгнула.

- Здравствуйте, - улыбнулась она высокому сотруднику подвала, который напоминал героя како-го-то сериала или на худой конец моряка с баржи, перевозящей нефть.

- А вы собственно кто? – улыбнулся он в ответ Романовой. «Странная личность» – промелькнуло у нее в голове.

- Я подруга вашей сотрудницы, Натальи Ильиной, - Ира отошла в сторону, пропуская какую-то блондинку в кабинет «старого козла».

- А! А Наташка где?

- Она в больнице, - Ира опустила глаза, ожидая, что коллега начнет восклицать «Ах» и «Ох!». Как бы не так! Коллега-матрос заржал, как старая лошадь и бросил небрежно:

- Она что – рожает?

Ира от такого поворота событий онемела. Все-таки, в ней еще хоть чуть-чуть, но оставалось хо-роших манер.

- Нет, - улыбка сползла с лица, обнажая все его недостатки – бледность и изученность. – Она под машину попала.

- Анна Каренина! – моряк развернулся и собирался уходить, даже не выяснив, что это подруга коллеги пришла на ее работу, когда та в больнице.

- При чем тут Анна Каренина?! – воскликнула Ира. Было такое впечатление, что эта фраза у нее выскочила случайно.

Моряк обернулся, смущенно улыбаясь.

- Ну, значит, Муму!

И поспешил удалиться как можно быстрее, чтобы Ира не смогла больше ничего сказать.

- Что – правда, Наташа в больнице? – вернулась блондинка, та самая Надежда, удивительно по-хожая на Барбару Страйзенд в роли Фанни Брайс.

Ира, преставшая чему-то удивляться и искоса поглядывая на странного типа, как она поняла, это было начальство, продолжавшего что-то увлеченно читать.

- Да! Я вам пыталась дозвониться, она просила….

- Сообщить, что ты больнице?

Надежда, существо маленького роста, почти одного с Ирой, с непропорционально длинным но-сиком, но очень милая, задумчиво покачала головой. Ее волосы были связаны в неаккуратный «хвост» заколкой с меховыми помпонами. И сама она походила на антикварную вещь на общем фоне подвала.

- Вы ему все равно ничего не объясните, и не пытайтесь! - посоветовала она. – Мерзкий тип!

Ира в упор посмотрела на Петра Васильева. «Мерзкий тип» все еще читал и сопел, будто болел гриппом.

- И? И что мне делать? – Ира всплеснула руками. Надежда задумалась, посмотрев вместо Иры на стену и, схватив гостью за рукав, потянула ее за собой. Романовой пришлось подчиниться.

- Костичек, - она наклонилась над молодым юношей, разбиравшем н то приемник, не то модем старого образца.

- Отвали, Надя, - буркнул он.

- Костя!!! – Надежда рявкнула юноше прямо на ухо, отчего он выронил отвертку. – Немедленно дай мне, что там Ильина должна была написать!

- Блин, ты меня сбила! Чего тебе надо?!

«Какие интеллектуальные отношения!» - подумалось Ире. У нее в это время было достаточно возможности оглядеться. Подвал, похожий на цех какого-то металлорежущего завода, ей мало пригля-нулся. И уж она совсем не представляла, как ее аккуратная и ухоженная подруга Ильина могла…

- Девушка, - Надежда дергала ее за рукав. Ира встрепенулась. – Вот, отдадите подруге, пусть на-пишет! Потом сама принесет или кого прилет, а я скажу этому… Козлу! Что она в больнице. Пусть на-пишет! Потом сама принесет или кого прилет, а я скажу этому… Козлу! Что она в больнице.

- Но она в гипсе! Она вся в гипсе!

Надежда смущенно пожала плечами.

- Я больше ничего не могу…

Ира кивнула.

- Спасибо! – сложила бумажку с каракулями пополам и, сунув в сумку, попыталась добраться до выхода.

***

Олег поставил машину в гараж и возвращался пешком. Дождь не прекращался. Это продолжа-лось уже в течении всей первой недели сентября и это сильно напоминало всемирный потоп. Чего стоила только одна его поездка на другой конец города на метро!

- Алик!

Романов затормозил, накреняя зонт, чтобы определить, кто именно его окликнул. Это был никто иной как Максим Акопов. И откуда он взялся?

- Ты чего тут шляешься? – Олег поежился. Ко всем прелестям этой погоды похолодало.

- Сбежал из дому! Сестренка моя приехала к маме – пирогов привезла! Чтоб ей неладно было! Ненормальная женщина!

- Мама или сестра?

- Сестра, конечно! – Максим отряхивал свои забрызганные джинсы. – Господи и как земля таких носит?!

- Она хоть красивая? – Романов бросил печальный взгляд на родные окна. Дождь накренил тя-желые ветви тополей, отчего в их дворе было темно и сыро.

- Блин, до чертиков красивая! Высокая, с длинными волосами! Не замужем! Ну, что же она такая кикимора – что же замуж не выйдет! Сидела бы дома, растила ребятишек-детишек!

Олег невольно рассмеялся.

- Познакомь меня с этой твоей кикиморой красивой! – в шутку сказал он, дабы отвязаться от на-зойливого товарища.

- Пошли! – Максим все воспринял в буквальном смысле этого слова.

Олег успел пожалеть, но делать было нечего – все-таки это лучше, чем сидеть дома и наблюдать за военными действиями или выяснением отношений «кто прав, тот и верблюд!».

***

Ира Анатольевна Романова благополучно забыла о подруге и ее проблемах с работой и вот бла-годаря чему. Когда она в понедельник пришла домой, телефон разрывался от звонков Тани Андреевой, спешившей сообщить благую новость – Алиса родила двойню. Ира, конечно, было очень рада, но, к тому времени у нее на плите уже стоял суп… Короче, пообедать не пришлось. Повздыхав и покачав го-ловой, она поняла, что великого повара из нее уж точно не выйдет и пообещала Танюшке, что заедет к Алисе. Интересно, почему это она должна к ней ехать, не она же была ее женой, а Олег?! Но того про-сить – проще ураган накликать - у него мысли все в одну сторону: «Ах, Лиза, как я тебя люблю и какая же ты зараза!».

И что же мне делать с этим всем? – Ира зашла в собственную комнату, встретив полный беспо-рядок и разбросанные бумаги. Надо отметить, что в этом беспорядке она рисковала однажды потерять саму себя…

- Песня! – тряхнула она волосами, и глаза ее блеснули наигранным гневом. Бывает, она может что-то сказать и тут же забыть что именно. А эти ее слова! «Весело!» «Песня» и «Ерунда!».

Одно в ней оставалось низменно независимо ни от чего – отношение к себе. Она считала, что все хорошие и она сама «просто Ира». А, тем не менее, она была вовсе не просто Ирой, потому что послед-няя вряд ли…

Словом, если вы вдруг захотите познакомиться (ой, упаси вас бог подружиться) с этим вопло-щением противоречий – я вам посоветую не воспринимать ее всерьез. Я пробовала принимать на веру все, что она говорит и делает – ощущение, будто общаешься ни с одним человеком, а, по меньшей ме-ре, с толпой!

Впрочем, возможно ваша тропа с ее жизнью не пересечется уже никогда.

***

- И что ты прикажешь мне Ильина – самой писать?! Ох, будто мне заняться нечем! Эй вы, идио-ты, куда стулья потащили?! Петр Николаевич же сказал – на пятый этаж!

Романова как всегда занималась «не тем чем надо» - руководила транспортировкой стульев на пятый этаж, а заодно выясняла с выздоравливающей подругой Ильиной – что делать с теми «темами», которые она получила для нее в издательстве.

- Всю жизнь мечтала, Наташ, еще и об этом думать! – вернулась она к разговору. – Ой, прости, подожди минуточку!

Некоторое время до Ильиной доносились только отголоски звонкого голоса подруги. Вообще-то голос ее сам по себе был тихий, мягкий, чуть шипящий (или свистящий?), плавный и переходящий из перелива в перелив нежно. Но стоило чему-то не понравиться госпоже Ирине Романовой, так глаза у нее стекленели, начинали мерцать холодным голубым огнем и голос становился громким, звенящим, сильно вибрирующем в высоких стенах здания. Правда, сама она очень любила повторять (ой, она вообще мас-тер отрицания собственных достоинств!), что не понимает как это так получается – она и не замечает, короче говоря, что начинает орать на всю школу что-то вроде:

«Ах вы! Козлы вы горные! Устроили тут скачки!» и так далее и тому подобное…

- Наташ, ты как хочешь, но я тебе темы передам – разбирайся как хочешь!

- И? И чем я напишу – ногой?!

Ира посмотрела в коридор сквозь приоткрытую дверь своего коробка-кабинета. Стулья вместе с теми, кто их носил не появлялись уже минут семь.

- И ты хочешь, чтобы я тебе помогала? Сама написала?

- Ну, Ир, ну что тебе стоит!

- Минуту!

Романова снова бросила телефон, выскочила в коридор, не забыв натолкнуться на огроменную стопку папок и бумаг (и, конечно, опрокинуть их) и посмотрела по сторонам. Она так забавно выглядела – такое маленькое рыжеватое, в черных брючках, горчичном пиджачке злобное созданье. Глаза горят, руки сжаты, вся напряжена и как заорет:

- Это где же вы были?!

Ученики, таскавшие стулья от неожиданности их уронили - для справки – директору на ногу, ко-торый шел следом с пилой (и зачем ему пила?!).

- Ты что орешь? – взмолился он, растирая покалеченную конечность. Романова фыркнула и уда-лилась (а пусть сами всем занимаются – коли им это надо!). Вот так! А мы – соловьи – птицы гордые!

***

Мы праздновали год. Моему роману исполнился год, но он все еще не был дописан и идей не было. Я очень изменилась, это замечали все и почему-то боялись ко мне подходить. Другое дело, что мое новое отношение к миру понравилось знакомым и друзьям, которые поспешили вернуться в мой круг общения. Итак, мы праздновали год.

Вообще-то «мы» были только мной и моим романом. Устроились на балконе, пока не было хо-лодно и, завернувшись в плед, я дочитывала книжонку по психологии. Оставалось несколько страниц. Всего несколько страниц и я узнаю, чем же закончится эта история.

«Вы прожили со «сдерживающим фактором» целых триста семьдесят семь страниц. Вы меч-тали и он вам помогал, вы жили и он жил вместе с вами. Вы менялись и он менялся. Вы стремились, вы искали цели, вы думали, вы ошибались, падали и поднимались «Сдерживающие факторы» несчастны, они не знают ради чего живут, они и не живут вовсе. Они только помогают, как ангелы… А потом…А что будет потом? Есть только мгновение. Мгновение, когда вы сильны – тогда, когда вы честны с са-мим собой и своими мыслями… Момент вашей силы…

Понятие «сдерживающего фактора» означала разделение общества на разные социально-психологический группы. К сожалению, сегодняшняя социальная мобильность есть лишь выдумка, ка-жущееся последствие желаемого результата. Вы не можете доказать другому, что все, что вы де-лаете истинно. Вы не можете ничего ответить, когда кто-то, наклонив голову скажет вам…»

Я судорожно перевернула триста семьдесят шестую страницу.

«…Ерунда!».

На этом и закончилась моя потрепанная синяя книжонка. Я перевела дыхание. А может быть, они все были правы? Все это… Все это ерунда? Единственное, что меня смущало, это почти триста страниц готового текста моего собственного романа… Разве это ерунда? Разве это….

Но я в тот вечер, наблюдая как в стеклянной пиале догорает зажженная мною синяя книга, по-обещала больше никогда не задавать себе никаких вопросов…. Последний раз мелькнули черные буквы названия моей голубой книжки… «Момент силы» и она превратилась в кучку почерневшей бумаги. Уже позже, выбрасывая остатки в мусорное ведро, я в последний раз увидела несгоревшую фразу, кружен-ную черным ореолом гари: «Ерунда!». Я улыбнулась. Может быть, но мне было почему-то очень груст-но….

***

Погода, кажется, наладилась. Заканчивалась вторая неделя сентября. Заканчивалась она весьма оригинально – вечно невысыпающаяся очаровательная Ира Романова пугала по утрам всех окружающих своим гневным видом (вот какие они – непроснувшиеся завучи-начальницы!). Кира с Лизой все что-то шептались, разыгрывая из себя звезд мировой эстрады, а в актовом зале меняли стулья и госпожа Я-Никак-Не-Проснусь-Но-Я-Все-Могу руководила этим суперважным процессом. Господин директор строил из себя великого начальника, но в итоге обозвал сам себя «тупым» в разговоре с одиннадцати-классниками вечно куда-то исчезал. Это что касается Иры и мира ее работы.

Ира и ее дом. Олег не то смилостивился, не то Лизу разлюбил – стал к сестре как-то иначе отно-сится. Просто не разговаривал ней вообще! Ильина вообще разленилась – «работать не могу – руки в гипсе, да и желания нет!». Романова уже по этому поводу раз двадцать пожалела, что поехала к ней на работу. Ну, не досчитались бы сотрудника – вряд ли «тот самый старый» (ну, вы знаете, о ком она по-думала), заметил бы!

Неделя заканчивалась. Наступила суббота, и солнце незаметно пробралось в комнату Ирины Ро-мановой, зацепив своим длинным золотым лучом ее плечо. Вздрогнула, повернулась, чуть наклонив го-лову набок и, вдруг как-то встрепенулась. На пол, с самого края стола упала бумажка, с наскоро напи-санными фразами. Подошла к бумажке, посмотрела по сторонам – будто кто-то непременно должен был наблюдать за ней.

- И? – спросила сама у себя. – И что я должна делать? А! – она махнула рукой и посмотрела на улицу. Почему-то ей на мгновение показалось, что такой осени она больше никогда не увидит. Нико-гда…

***

Дождь, солнце, ветер и вода… Октябрь не заставил себя ждать… Начался октябрь месяц. Начался странно, быстро и стремительно непонятно.

Она вышла из дома не так как всегда. Беспокоившие ее проблемы не давали спокойно сидеть на месте, а все превратилось в еще большую комедию. Она приняла было какое-то решение, но в итоге от-казывалась от них. Ей казалось, что все решено, что осталось сделать только шаг и все будет хорошо, все будет как-то иначе. Ей, Ирине Романовной будто чего-то не хватало. Уверенности? Или просто она испугалась? Чего?

Со смертью Арины Григорьевны в ней ожило чувство самосохранения, она боялась всего – даже собственной тени и мысли, словно огромные стаи летучих мышей, легли темным полотном на ее след. Окружающие мало ее волновали, она хотела от них лишь одного – она говорила им то, что они так же-лали услышать, а они оставили бы ее в покое. В ее особом, никем не постигаемым мире.

Октябрь дарил холод, забвение, осеннюю влагу и полу реальное ощущение какого-то опустения. Она не спеша шла по тротуару, даже не смотря на часы. Она и так ощущала, что к чему-то неминуемо приближается. Внезапно она остановилась как вкопанная. Ей показалось, что все, что она делает было настолько глупо, настолько противно, но нет времени… Времени? Ира взглянула на часы, впервые за утро – восемь часов ровно. А зачем так рано? Впрочем, уже слишком поздно!

Мимо пронеслась заляпанная грязью белая машина.

«Где-то я ее видела», - пронеслось в голове, но мысли как-то нескладно ушли в сторону. Машина остановилась прямо около ворот, через которые по обыкновению проходит Ира, Лиза и все, кто идут от метро. Машина преградила путь и Романова невольно затормозила, выискивая возможность ее обойти. Хлопнула дверь, на тротуаре оставался высокий молодой человек в потертой кожаной куртке. Как ни странно, он был знаком Ирине Романовой. Она нахмурилась. Это что еще за совпадения? Это что еще за?…

***

Я в то утро думала о своем романе в последний раз. Просто одевала свои любимые бархатистые сапоги на изящном каблучке и думала. Иногда, как бы со стороны, все проблемы кажутся такой… Я чуть не сказала «Ерундой!», но удержалась. Все пустое. Мы живем по каким-то рамкам, законам, а в целом нет ничего особенного в том, что ничего нет. Наверное, я просто очень устала и от Романовой и от романа. От всех этих стремлений, падений. Несбывшихся мечтаний и достижений. Я устала ей дока-зывать что-то, я устала ее видеть и слышать. Если бы ее не было… Я дернулась. Почему-то именно в это мгновение мне показалось, что что-то не так. Все как-то… Ноя не могла себе это объяснить – будто все померкло, а потом… Потом снова включили свет…Но ничего уже не было как прежде. Я застегнула пальто и улыбнулась. Хорошее это слово: «Ерунда!».

***

- Ты что тут делаешь? – Ирина Романова боязливо оглянулась. Но к ее великому удивлению улица, задний школьный двор и окружающий мир был пуст.

Молодой человек в потертой кожаной куртке как-то странно на нее посмотрел.

- Для начала здравствуй.

Романова улыбнулась.

- Привет.

- Как живешь?

- Прости, я на работу… Опаздываю, - она и сама понимала, что такая отговорка просто смешна. Она никогда не приходила раньше половины девятого.

Он усмехнулся.

- Может все-таки выслушаешь?

- В честь чего?

Сказала и тысячу раз подумала, что это говорит вовсе не она. Это какая-то неизвестная, темная сторона. И с чего бы это?

- Ты не изменилась. Такая же дура.

Романову передернуло.

- С какой это радости ты теперь меня оскорбляешь? Да и вообще, чего тебе нужно?! – последняя ее фраза была сказана более высоким тоном, она почти что сорвалась на крик. И уже собралась бесцере-монно удалиться, оставив старого знакомого в одиночестве размышлять над сказанными словами, но… Но старый знакомый внезапно схватил ее за рукав черного бархатистого пальто.

- Не смей на меня кричать!

- А я и не кричу! Я разговариваю! – не понижая тембра голоса ответила Романова. – Отпусти и не забывай, это моя работа! Здесь полно посторонних!

Старый знакомый выпустил рукав ее черного пальто. Со злостью она махнула зажатым в руке па-кетом с сердечками.

- Ну, и убирайся! Иди ты на все четыре стороны! – крикнул он ей вслед. Романова остановилась, резко повернувшись в той особой манере, какая ей была присуща. Глаза ее сияли непонятным гневом.

- Что вообще происходит?! – воскликнула она.

- А что происходит? Все так как и должно быть! – ответил Старый знакомый. Романова дернулась.

- Не занимайся ерундой и отправляйся домой! – она собиралась было уже уйти, посетовав на то, что день так ужасно начался. Когда с утра происходят вот такие веши, потом…

- Я тебя любил, а ты…

- Ты хочешь сказать, что Я во всем виновата?!

Госпожа Ирина Романова не выдержала и сорвалась на крик. Улица по-прежнему была пуста, ни души, но ее и это не заботило.

- Все! – крикнула она, развернулась и….

***

Лиза как обычно перешла через дорогу, прошла сквозь арку. И подумала, что день всегда начина-ется одинаково – никакого разнообразия. Все как обычно. Серые пустынные переулки пути от дома до работы и в обратном направлении. Она посмотрела по сторонам, у нее давно выработалась манера смот-реть по сторонам даже тогда, когда улица девственно пуста. Никого. Только тишина. Надо же! Она взя-ла пакет с теплыми кексами правую руку и подумал, что уже через несколько часов она сможет расска-зать подруге Кире за чашкой ее фирменного, постоянно сладковатого чая преинтересную историю. Если конечно, вездесущей Ирочки Романовой не будет рядом. Ведь это касается ее брата.

Кажется, Лиза несколько изменила своим принципам и позвонила ему сама. Или он ей… А, какая разница! Было сыро – в воздухе пахло опавшей листвой и свежим дождем. Лиза нагнулась, чтобы низ-кие ветки тополя не поцарапали ей лицо. Было очень тихо… И вдруг где-то очень рядом раздался гул-кий хлопок, разнесшийся по округе гулом. Демина вздрогнула.

Опять эти дети со своими петардами!

***

Глухой звук, похожий на вырвавшуюся из бутылки шампанского пробку, спугнул ворон, притаив-шихся на тополях, потерявших листву. Мир перед Ириной Романовой перевернулся, стало необыкно-венно тихо и небо, голубое небо, спрятанное за рваными тучами, оказалось расстеленным впереди. Небо было везде. Она почувствовала резкую, как тогда, весной, боль где-то слева. Вздрогнув, она обронила сумку, но почему-то осталась крепко держать пакет с очаровательными сердечками. А еще через мгно-вение она уже не могла понять, почему так холодно под головой… И было очень страшно от этого ощущения….

***

Лиза сначала не могла поверить тому, что увидела. Потом засомневалась – может просто показа-лось и все это плод нездоровой фантазии? Потом сделала еще шаг и в голове застучало. Лизе показа-лось, что кто-то очень сильно ударил ее по лицу. Она одернула руку, протянутую к лежащей на мокром октябрьском тротуаре сумку и замерла, слово завороженная. Словно внутрь ее души смотрели голубые, залитые слезами голубые глаза. Лиза хотела вскрикнуть, она явственно почувствовала, как крик рвется из легких, но звук получился сдавленным и глухим. Она хотела убежать, но понял, что не может сдви-нуться с места – у нее словно все парализовало. Страх, безумный страх, почти что инстинкт самосохра-нения сдавил грудь железной рукой и она чуть было не потеряла сознание. Она никак не могла понять, почему горло сжимает чья-то холодная рука, почему перед ней стоит одна и так картина – брошенная на асфальт сумка, разметанные по жухлой траве рыжеватые волосы и эти широко распахнутые голубые глаза, в которых почему-то стояли слезы.

Внезапно ее толкнули и Лиза рванулась вперед, но перед глазами упорно стоял образ запрокинутой руки на тротуаре. Рука сжимала пакет с очаровательными сердечками. Она почувствовала, как кровь приливает к лицу и бросилась бежать.

***

Демина Лизавета Андреевна влетела в кабинет к подруге Кире, зажимая рукой рот с несвойствен-ным ей беспорядком на голове и огромными, полными ужаса глазами. Кира расставляла по полкам чашки и сначала восприняла вид подруги как очередную блажь.

- Ты чего как ненормальная?

Лиза и правда выглядела ненормальной. Ее темно-синее пальто было распахнуто, шарф висел, за-цепленный за пуговицу неизменно серого пиджака, глаза сияли холодом дикого ужаса. Отчего-то Кире передалась ее паника и она мгновенно оставила чашки в покое. А Демина осла на стул и вдруг как за-кричит на весь кабинет: «Ира!»

Кира прекрасно знала, что ее зовут не Ирой, а единственной Иры, Романовой то есть, быть не мо-жет в кабинете – она еще не пришла, ведь еще только пять минут девятого. Или пришла?…

- Лиза что случилось? – забеспокоилась Кира. Демина как-то странно посмотрела на подругу.

- А что случилось? – глаза у нее при этом сияли какой-то жуткой тревогой или даже безумием…

- Лиз…

Демина улыбнулась и, вскочив на ноги, выскочила в коридор.

Кира посмотрела ей вслед и покачала головой. Какое-то недоброе предчувствие овладело ею.

 

 

Звук сирены разрезал тихое октябрьское утро. Поднимая мокрые пестрые тополиные лисья, белая машина «скопой помощи» с красной линией, затормозила. Выскочившая из машины женщина кого-то напоминала. Она даже не потрудилась надеть куртку, подбегая к распластавшемуся на газоне телу. Тра-ва под ним была примята. Женщина-врач опустилась на колено так, что ее брюки оказались в грязи и воде. Обтянутой в перчатку рукой, она пощупала пульс и внезапно вскинула голову.

Вокруг стоящие невольно переглянулись.

- Отойдите, устроили цирк! – крикнула женщина.

Окружающие, опуская глаза, начали пятиться назад.

Я вздрогнула, все еще не в силах пошевелиться – все это напоминало какой-то дешевый голливуд-ский сериал. На примятой траве лежала моя главная героиня, почти сестра… Странно, ее глаза были блестящими, полными слез, поднятыми вверх и почти бесцветными. Я испуганно вздрогнула, повторяя про себя: «Только не она! Только не МОЯ СЕСТРА». И снова меня заколотило… «Моя сестра?…»

Женщина-врач махнула рукой и внезапно закрыла рукой глаза, словно долго не спала.

Подошел милиционер в теплой ватной куртке.

- Не двигайся, красавица! – прохрипела врач. Только Романова, кажется, при всем своем желании не могла бы пошевелиться. – Ну-ка давайте! Давайте! Носилки, аккуратнее…

Я стояла как завороженная смотря вслед большой белой машине в комках грязи, которая лавиро-вала между деревьев сквера. На нас – большую толпу зевак начали истошно орать – выбежала Кира в одном костюмчике со съехавшими набок очками, следом – раскрасневшийся директор, другие коллеги только что увезенной белой машиной Иры, все в полубессознательном состоянии, с дикими глазами. Лиза на ватных ногах, расточая аромат валерьянки, хватаясь за Киселеву руками умудрилась сбить с ног работника правоохранительных служб… Работник заорал на Демину, а та, побелев начала истошно орать, потом рыдать… Кира еле-еле уволокла ее в школу, пытаясь держать саму себя в руках…

Началась какая-то паника, в разные стороны полетели машины, приехала съемочная группа с како-го-то канала, зачем-то две кареты «скорой помощи», еще одна милиция, потом РУБОП… Я, не в силах сдвинуться с места, присела на ступеньки школьного здания. Многие так поступали, кто-то курил, кто-то растирал руки. Почему-то никому из тех, кто бестолково толокся около здания, не пришло в голову входить, идти на урок. Учителя сновали вдоль периметра, побелевшие, какие-то нервно дергающие пле-чами. Александра Евгеньевна, моя непосредственная классная, выскочила в туфлях, в сером костюмчи-ке и бросилась к своей машине. Я, смутно соображая, каким образом она собирается выезжать – с той стороны, где находились ворота, и без нее было полно машин, изучала небо. Небо было странного цвета – серо-голубого, безжизненного.

И в этот момент мне стало ужасно страшно. Я НИЧЕГО не могла сделать. Все люди, которые меня окружали – Лиза, Кира, Александра Евгеньевна, директор – они части жизни человека, которого я знаю всего четыре года. Когда я появилась на свет, ей было двадцать один, она о чем-то мечтала и жила иным миром. Мы разные, мы живем в разных душах, в разных мирах и обществах. Я всего лишь написала роман про ту ее сторону, которую знаю, про ту, которая ею не является… Однажды она сказала, что я знаю ее всего лишь с одной стороны…

Наверное… Но, этот человек, это создание, та женщина, о которой будут беспокоиться родные, коллеги, КОТОРЫЕ имеют право это делать, но НЕ я…. Да, она сестра, она всегда была сестрой. Но не мне, не МНЕ!

Я не знаю ее, я не знаю человека, прошлое которого полчаса назад вернулось. Я не знаю человека, знать о судьбе, о здоровье которого мне не положено. Я не знаю человека, которому МНЕ нельзя по-мочь и который НЕ примет МОЮ помощь…

И я сказала тихо:

«Никогда».

 

КОНЕЦ (13.10.03)

 

КОНЕЦ (13.10.03)