Это случилось обычным августовским утром, когда я взяла в руки кувшин, чтобы полить цветы. Этим летом раскрыли бутоны даже те мои комнатные растения, которые, как мне до сих пор казалось, не были запрограммированы на цветение самой природой. В благодарность я старалась не пропускать ритуал по их поливу. И вот, когда бальзамины, фиалки, кактусы и бегония были уже политы, а мальва, астры, герань и коланхоэ еще только ждали своей очереди, и зазвонил телефон, положив начало этой истории.

Незнакомый мужской голос в моей черной телефонной трубке, не поздоровавшись, развязно протянул: «Ма-арина, ты чего делаешь? Спишь или телевизор смотришь?» Поразившись небогатому выбору неизвестной Марины, я строго сказала: «Не мешайте, пожалуйста. Я поливаю цветы». На несколько секунд воцарилась тишина, а потом удивленный голос произнес: «Ого!» и снова замолчал. Я положила трубку и, обращаясь к финиковой пальме, стоявшей рядом с аппаратом, отчиталась: «Не правильно набрали номер». Тут снова зазвонил телефон. Догадываясь, кто это и наизусть зная все фразы, которые мне предстоит услышать, я с тоской поглядела в его сторону. Трели становились все настойчивей.

Мужской голос утратил развязность: «Девушка! Это опять я. Только, пожалуйста, не кладите трубку. Не скажете, как вас зовут? Хочу вам признаться, что я не ожидал…».

Он осаждал мой телефон три дня. А на четвертый мы с телефоном сдались. Голос, то есть мужчина, ждал меня у входа в парк. В руках он держал прекрасные желтые розы. «Очень трудно было определиться с цветом, понимаете? – начал он. – Красные розы – это пока еще не наш случай. Белые? – я не знаю вашего темперамента. Розовые – на мой взгляд, не соответствуют вашему характеру. Ну, а чайных роз, с их бесконечными оттенками, я не люблю вовсе». И я согласилась с ним.

«Ресторан и суши или лес и шашлыки?» - спросил он перед нашим вторым свиданием. Я выбрала лес и шашлыки, и была вознаграждена охапкой нежных белых хризантем. Они, как маленькие звездочки, мерцали у меня на коленях, когда на нас опустились сумерки.

С того дня мы всему остальному стали предпочитать загородные прогулки. Ручьи и крохотные озерца встречали нас тихим журчанием, внося в реальность нотку гармонии. И пока сидящий рядом со мной мужчина разглагольствовал о работе и жизни, о снах и воспоминаниях, я, как нарцисс, смотрелась в голубую воду и на отражающийся в ней букет подаренных мне ярко-синих фиалок. Случалось, что вокруг нас были только деревья. Тогда я слушала их шепот, закрыв глаза и прижав к сердцу девятнадцать ромашек. А он? Не знаю. Кажется, он все время что-то говорил. Обо мне, о себе.

Наступила осень, и с пикниками пришлось попрощаться. Мы сидели в ресторане. В вазочке на столе стояла маленькая искусственная роза, вокруг горели свечи, а справа от меня лежала коробочка с роскошной дымчато-фиолетовой орхидеей. И я почти влюбилась в нее. Думаю, это простительно, ведь до сих пор никто и никогда не дарил мне орхидей. В тот день, я впервые перевела взгляд с цветов на их дарителя. И удивилась: у него были обыкновенные глаза, стандартные манеры, ординарные речи и привычное самомнение.

Я убила орхидею тем же вечером. Но только не из-за него, а из-за своих комнатных цветов. Они, до сих пор гостеприимно принимающие бесконечные букеты пушистых астр, кремовых роз и крохотных ландышей, возненавидели красавицу, едва я переступила порог дома. Они ревновали. Они поставили меня перед выбором. И я не могла поступить иначе.

Но я помнила о моей орхидее долго-долго. До тех пор пока ее место в моем сердце не вытеснили великолепные, бело-мраморные лилии. Он подарил их мне на день рождения, сказав, что, наконец, нашел цветы, отвечающие моему характеру, натуре, эмоциям и ритму ударов сердца. Думаю, что он не ошибся. И даже мои домашние цветы согласились с тем, что лилии у нас на особом счету. Я поставила их в вазу на столике у моей кровати и смотрела на их строгие классические контуры, пока не уснула.

На Новый год мы наряжали кактус. Он отвез меня в цветочный магазин, предоставив право выбора. И я почти мгновенно остановилась на изумрудном гиганте с золотыми иглами, длинными и прямыми, словно небесные стрелы. И пока этот мужчина колдовал над праздничным ужином, я знакомила кактус со стенами его дома, к которым сама так и не смогла привыкнуть. А потом мы осторожно надели на крепкие иглы разноцветные банты и шары из атласа и бархатной бумаги. Кактус уколол его трижды, меня – ни разу, хотя именно я водрузила на макушку красавца шапочку Деда Мороза.

Мы были в аэропорту. Я провожала его. Он быстро и сбивчиво говорил, пытаясь поймать мой взгляд: «Это только на 3 месяца. Это не долго. Это не долго? Цветок, я снова дарю тебе желтые розы, как на нашем первом свидании, помнишь? Это потому, что предстоит разлука. Но ты ведь догадываешься, какой цвет будет у роз, которые я преподнесу тебе при нашей встрече?! Ты знаешь, что я скажу тебе! Ничего пока не отвечай. Но если ты согласишься … Я куплю для нас загородный дом, и ты сможешь посадить там столько цветов, сколько захочешь. Просто начинай планировать, хорошо? Хорошо?»

Я молчала. Его поездка была кстати: я расставалась с ним. Это было легкое решение – он мне никогда не нравился. Меня привлекали лишь его цветы, всегда разные, тонко подобранные к сиюминутному моменту, не нарушающие, а подчеркивающие и усиливающие прозрачность моего настроения или свежесть вечера, тишину леса или яркость праздника. Я так и не смогла понять, каким образом этот в чем-то воинствующе наглый, в чем-то ужасающе банальный мужчина, коллекционирующий дорогие часы и верящий в прописные истины умел подбирать букеты, соединяя жизнь и цветы в единую мелодию – мелодию прекрасной цветочной рапсодии.

А чтобы быть честной я оставляла ему наш новогодний кактус. Так что я тоже испытывала боль…

Светлана Смирнова.