...

Вечером, приведя в божеский вид добрую половину дома (большую комнату, дедову и кухню), Димке захотелось искупаться, но поскольку одному идти было скучно, он пересек двор и постучался в дверь старого, но отлично выглядящего (благодаря Маше) бабы Лизиного дома:

- Маш, это я, Димка. Не хочешь на речку сходить?

- Погоди, переоденусь, - донеслось из-за двери.

Вода оказалась достаточно теплой. Когда они вылезли из речки, в воздухе уже витала приятная свежесть и тишина. Димка и Маша взобрались на гору, но домой не пошли, а остались посидеть в роще. Березки не шелестели, как днем. С речки уходила задержавшаяся ребятня, а вместо них приходили рыбачить мужики, их лодки, почему-то большинство из них были зеленые или синие, застывали посреди реки, и сверху, с горы казались то кувшинками, то листиками от ветлы. От остывающей воды уже начинал подниматься пар, а к нему примешивался запахи свежескошенных трав и горячей земли. Проходя мимо станции, прогудел очередной «южный» поезд. Но видно его не было: там, на западе, где он отстукивал свою незамысловатую музыку, прощаясь, размахивало своими огненными лучами солнце и ослепляло Димку и Машу.

Димка повернулся к Маше и хотел заговорить, но, подумав, не стал нарушать тишину, тем более что Маша задумалась и не заметила, что Димка смотрит на нее. Он впервые за сегодняшний день рассмотрел ее толком. Рядом сидела невысокая, тощая девчонка-пружина, готовая в любой момент вскочить, золотисто-пшеничные, солнечного цвета, пушистые, но спутавшиеся (после купания) волосы едва доставали до прожаренных солнцем плечей. Глубокие голубые блестящие глаза, чуточку на выкате, будто она все время была удивлена, маленький слегка курносый носик в еле заметных веснушках, пухленькие, веселые скулы, красивый, большой, казалось, улыбающийся, рот – все ее личико выражало такую доброту, чистоту, детскую непосредственность и искренность, что с ней непременно хотелось заговорить. У Димки промелькнула мысль: «На маму чем-то похожа»; он вспомнил Машкину ненавязчивую заботливость (если бы он хорошо помнил маму, то представил бы ее). Вдруг он заметил, что Маша поежилась, и по коже побежали мурашки, а светлые волоски озорно вздыбились. Ему вдруг тоже ужасно захотелось о ком-нибудь заботиться, защищать, нести ответственность. Этот маленький пушистый человек подходил как нельзя лучше. Димка взял расстеленную на траве занавеску, выстиранную в речке и уже высохшую, и накинул на Машку.

- Спасибо, - отозвалась она.

- Может, домой пойдем, а то совсем замерзнешь?

- Нет, что ты! Здесь сейчас так здорово!

- Детством пахнет…

- Куда уходит детство, в какие города, и где найти нам средство, чтобы попасть туда… - тихо, чисто, без всякого напряжения в голосе запела Маша. Димка хотел выразить свое удивление, но не стал перебивать: ему понравилось, да и песня кстати была. Только, когда она закончила, он спросил:

- Маш, я и не знал, что ты так здорово поешь!

- Да ладно тебе, - застеснялась Маша, но потом опять стала пружинкой и ехидно заметила, - По правде говоря, мы вообще мало что друг о друге знаем! – Она опять поежилась и вздохнула, - Надо идти домой.

 

Внука дед устроил на диване в большой комнате, а сам перебрался в маленькую, туда, где он раньше спал. Димке сначала не спалось: еще раз и еще в голове проносился долгий, но все-таки закончившийся день, всплывали сказанные и несказанные сегодня и тогда слова. Тем временем, усталость постепенно брала свое: Димка расслабился и уже не мог сопротивляться наползавшему сну.

Утром Димку разбудил дед:

- Внучек, утро доброе, я бы не стал будить, - начал оправдываться дед, - да тебя Машунька зовет.

Сонный Димка выполз на крыльцо, уселся на ступеньки и вопросительно посмотрел на Машу. Она затараторила:

- Что ты спишь так долго, уже 10 часов! Пошли искупнемся, а потом я на базар сбегаю, а ты домом дальше займешься.

- М-м-а-ш-а-а! – промычал Димка, - Это не я долго сплю, это ты жаворонок. Ну, дала бы человеку хоть в первый день отоспаться. А купаться – вода, небось, еще леденющая. И на базар я сам схожу.

- Тогда я домом займусь! – она приперла его к стенке.

- Ладно, лучше уж на базар иди, если ты такая неугомонная.

- Но сначала купаться! Я хочу купаться! – соврала Машка. Сама-то она еще раньше воду попробовала и купаться не стала.

- Вот заладила! Сейчас, подожди… – Димка уполз обратно в дом.

Вода действительно была не подарок, но Машка буквально спихнула туда не проснувшегося Димку. Он потом за ней до самого дома гнался, и, остановившись перед захлопнувшейся дверью, сказал:

- Погоди, ты еще сегодня искупаешься! Царевна-лягушка!

В ответ за дверью раздался звонкий смех. Димка улыбнулся сам себе и пошел «дальше заниматься домом». На сегодня у Димки остались самые тяжелые места: сарай, подвал, кладовка и чердак. С первым он управился довольно быстро: выгреб пыль и землю на улицу, вытащил проросшую сквозь доски малину, да, вообщем, больше там делать было нечего. Подвал тоже трудностей не вызвал: та же грязь, да какие-то древние заготовки, которыми питаться могло уже только помойное ведро. Потом он открыл кладовую и осторожно вошел. Димка не знал, что ожидал там увидеть, но ничего похожего на глаза не попалось и он начал убираться. Пол был не очень грязный, видимо, дед все же иногда сюда заходил, поэтому Димка только подмел. В углу скопились разнообразные орудия труда. Наиболее старые или ненужные, он оставил лежать на том же месте, а те, что могли пригодиться, вытащил во двор, почистил и оставил в саду на примятой траве. Затем он снял с полок паутину, перемыл кое-какие емкости и уже собирался уходить, но увидел за дверью то, что, наверное, и боялся увидеть. Димка снял с гвоздя вожжи, покачал на руке и со злостью швырнул в темный угол. И вот надо было еще в этот момент войти деду!

- Все, здесь я убрался, - буркнул Димка, и, толкая перед собой деда, вышел из кладовой и направился на чердак.

Туда давно никто не заходил. Люк разбух и сначала не хотел открываться, но, наконец, поддался Димкиному напору. Наверху было душно, но чисто, как и прежде, только в некоторых местах были темные круглые пятна, наверно, крыша протекала. Даже вещи: какие-то коробки, ящики – все было на своих местах. Димка подошел к окошку и сел. Солнечные лучи через мутное стекло приятно щекотали ноги. Все было как тогда: дорога, березы, машины… Когда по шоссе проносился вишневый жигуленек, Димка замирал, переставал дышать, а сердце наоборот начинало биться чаще… Но ни одна машина не завернула во двор… Дед, видимо, догадался о чем-то и вскоре появился на чердаке. Димка заметил его не сразу, и, думая, что тот только что пришел, сделал вид, что убирается.

- Сынок, не надо ничего убирать. После тебя здесь никто не был. – Тихо заговорил он.

- Зачем ты сюда залез, тяжело ведь по лестнице карабкаться, - Димка не хотел переходить к той теме.

- Внучек, прости меня, - у деда потекли слезы, - Это я во всем виноват. Я оставил молоко во дворе. Я вас с Андрюшкой… поссорил. Я Ивана разозлил, до приступа довел, вот он и не выдержал… А ты тут не причем, ты же совсем малек был!

- Да что ты, дед, теперь все смертные грехи на себя брать будешь что ли? Может, и не было никакого приступа! Да успокойся ты, если б я тебя виноватым считал, я б сюда и не приехал!

- Сынок, ты себя не вини, ты малек еще был! Это я виноват… - от расстройства деда заклинило на одних и тех же словах. Димка усадил его на какой-то ящик, а сам опять устроился у окна.

- Перестань, дед, слышишь? А то сейчас получится, что я тебя до приступа довел… - Димка оглянулся. Старик уже не плакал, можно было продолжать: - Ты вот заладил «виноват», «виноват»… А я, например, сейчас совсем о другом думал: Я ведь родителей отсюда, из этого окошка последний раз видел… и мне вот это твое окошко дороже любой фотографии… - Димка запрокинул голову, зажмурил глаза и сглотнул: «Нет, сейчас нельзя… Слабак… Вообще больше нельзя…», потом посмотрел еще раз на дорогу: «А вдруг все-таки приедут!», потом на жалкого чахлого старика, сидевшего на ящике, и выдохнул:

- Давай спускаться, кушать пора, небось, уж часа четыре. Что ты там на обед сварганил?!

 

После обеда Димка вытащил в сад покрывало, бросил его на траву и, посмотрев немного сквозь яблоневые ветки на голубое небо с маленькими безобидными облачками, закрыл глаза. Но заснуть он еще не успел, когда на живот ему плюхнулось яблоко. Димка открыл глаза и погрозил яблоне пальцем, после чего услышал заразительный смех.

- Машка! Хулиганка! – он приподнялся на локтях и сморщил лоб, - Ну, Джек-тормошитель?! Куда теперь надо идти, я вроде уже купался сегодня?!

- У деда в доме что, одни только занавески?!

- Ох, лучше бы они были одни, - Димка вздохнул и поплелся в дом, волоча за собой покрывало.

- Покрывало-то оставь, его тоже освежить не мешает!

- Ну, со сна я. – Оправдывался Димка.

- А я березка! – послышалось вслед.

Димка подошел к дремавшему деду:

- Мы с Машей занавески стирать пойдем, и покрывало. Ты не волнуйся, если мы долго, хорошо?

- Да понял я, понял! – с хитрецой посмотрел дед, - Вчера тоже занавески стирали! Ты, сынок, смотри, не обижай девчонку, она ж одна совсем…

- Дед, ты меня за кого принимаешь! – возмутился Димка.

 

Вода в реке потеплела по сравнению с утром, и занавески никак не хотели вытаскиваться. Наконец, Димка извлек их и поволок наверх, так как сидеть прямо на берегу было не интересно. Вид, открывающийся с бугра, оказывал на людей какое-то умиротворяющее воздействие. Машка и Димка замолчали. Наконец Димка сказал:

- Маш, может, ты еще что-нибудь споешь, как вчера.

- Ладно тебе. Обойдешься. – Димка поторопился: прошло еще слишком мало времени, чтобы пружинка утихомирилась. – Ты лучше скажи, почему у тебя фамилия другая!

- Сменил, – сухо произнес Димка и, не дожидаясь дополнительных вопросов, рассказал, - когда паспорт получал, на мамину, девичью. Ты, наверно, не поймешь и будешь смеяться, но я посчитал… - он помолчал, будто раздумывая, говорить или нет, и выпалил, - …что не достоин!

- Как же, не пойму, - возмутилась Маша, - Я же знаю, почему вы с Андреем тогда поссорились, а потом с отцом! Ой! – Маша стихла. Димка тоже молчал. После этих слов он уткнулся головой в колени, сжал зубы, и, проехав растопыренными пальцами по еще мокрым волосам, вцепился в них. Спустя некоторое время он заговорил:

- И многие это помнят? Правду только скажи…

- Некоторые помнят, но никогда не вспоминают. – Попыталась успокоить его Маша.

Димка и вправду немного остыл. Он подумал немного, обидеться или нет, и, решив, что не стоит, сказал:

- Вот видишь. Ты про меня все знаешь. А вчера говорила, что нам мало друг о друге известно.

- Ты прав, но не совсем. Я не знаю, что было дальше. – Без всякой скромности заявила Машка.

- Ох, и нахалка ты!

- Знаю!

- Дальше? А что дальше… Два года у маминых родителей пожил в Калининграде. А потом сестра старшая, Виктория, уговорила там же в военно-морское училище пойти. (А она в Москве в институт поступила, но когда это случилось, пришлось в Воронеже остаться и на работу пойти, ведь Илонка, вторая моя сестра, еще школьница была). Я ей пытался сопротивляться, что, мол, не достоин я. Она, конечно, слушать не стала… Сначала трудно было, а потом вроде ничего, понравилось даже. Так вот и закончил… Дальше поступил в «вышку»…

- Куда? – переспросила Маша.

- Высшее военно-морское училище. Один курс отучился. Сейчас на АПЛ направили…

- Куда?

- На атомную подводную лодку, на практику. А пока увольнение дали. Можно похвастаюсь?

- Ну?!

- Там сначала месяц просто практики будет, туда вся наша группа приедет. А потом еще пол месяца – учения. На них только пять человек из наших останутся, как самые способные. Я в том числе!

- Здорово! Хорошо, что сестра тебя тогда не послушала! – искренне обрадовалась Машка.

- Ну вот, а теперь я здесь…

- Надолго?

- У меня три недели. Но ехать на место долго, в Мурманск, а оттуда еще до Заозерска. И все-таки заранее надо прибыть. Да я еще у Виктории в Воронеже пару дней побыть обещал.

- А Андрей где? – поинтересовалась Маша.

- Не знаю. Я их с матерью с тех пор не видел. Вроде они во Владивосток, к родственникам уехали.

- А хотел бы увидеть?

- Не знаю… Просто они, наверное, тоже считают, что я виноват…

- А кто еще так считает?

- Я сам. Маш, давай не будем… Я сегодня с дедом уже наговорился по этому поводу.

- Хорошо, теперь, наверное, моя очередь, да? – сказала Маша.

- Как хочешь. – Отозвался Димка, еще погруженный в воспоминания.

- Хочу. Только тут надо с самого начала, наверное. Ты слушаешь?

- Конечно, Маш.

- Родителей я не знаю. Ни отца, ни мать. У бабушки мамины фотографии были, но живьем я ее не видела. Она меня своей матери принесла, мне еще месяца не было, и уехала. А потом… ну, мы с бабушкой жили, ты знаешь. Когда мне семь лет было, она умерла. Дядя мой в Воронеже живет. Он меня там в школу искусств устроил. Это интернат при Академии искусств. Мы из интерната туда без экзаменов проходим. Ты только не путай, это не детский дом…

- Да я и ничего не говорю, - удивился Димка.

- Ну, вот. Там у большинства девчонок, например, и семьи благополучные, просто их в балетное училище не взяли.

- А, значит, ты тоже балетом занимаешься. – Димка оживился, - У меня сестра, не Вика, а средняя, Илона, балерина, Воронежское училище окончила. Она тут, в России, в солистки не выбилась. А когда на гастролях были в Америке, ею там парень какой-то заинтересовался, сначала как балериной, пригласил к себе в труппу. Ну а деньги-то там совсем другие, да и работа, вроде бы интереснее, перспектива есть, не то, что тут: из кордебалета уже не вылезешь. А этот, Эрик вроде бы, потом еще и как женой заинтересовался. У Илонки губа не дура (хотя, я ее толком и не знаю, всего пару раз видел, пока она в России жила), замуж вышла. Детей нет пока: все танцует, обещает приехать как-нибудь.

- Повезло же, а! – завистливо вздохнула Машка.

- Дак я тебе это к чему говорю, похвастаться что ли! Она же тебе потом может с трудоустройством помочь!

- Какое трудоустройство, что ты! Ты, конечно, угадал, у меня хореография – профиль, но мне же только в деревенском клубе детишек танцевать учить. Да и не хочу я в Америку.

- Ну хотя бы денег заработать: американских детишек учить будешь, им много не надо. И вообще, - расфантазировался Димка, - Илонка если, ну как специалист, посмотрит, может в труппу в свою устроит танцевать. Ты ведь в балетное училище не поступала, а вдруг бы взяли!

- Какое училище! Ты не перегрелся!? Меня сюда-то по знакомству устроили!

- Да ладно, Пружинка, не кипятись! Посочинять не дашь.

- Не дам! Я еще не закончила. Кроме хореографии, у нас еще и вокал, и живопись, и куча специальных предметов. Может я еще решу на искусствоведение пойти.

- Ничего. Это американским детишкам тоже не помешает, - подковырнул ее Димка.

- Ну, конечно, - обиделась Маша, - как тебя, так слушай, да еще лишних вопросов не задавай, а меня послушать не хочешь.

- Маш, прости, пожалуйста. Я уже заткнулся.

- Я тоже.

Они замолчали. Оказывается, все вокруг тоже уже молчало. Все было немного не такое как вчера: не было слепящих лучиков, не было золотистых отблесков на крышах и на воде, не бежала даже зеленая сороконожка на западе, вместо нее по рельсам громыхал грузный товарняк, а ему поддакивала грозовая тучка, в которой утонуло солнце. Димка потрогал выстиранные вещи:

- Занавески уже высохли, а покрывало еще не совсем…

Маша молчала. Димка подумал: «Вот дед! Накаркал: «не обижай», «не обижай», а она взяла и обиделась!»

- Маша, можно я кое-что спрошу? – осторожно начал Димка.

- Спрашивай что хочешь, - равнодушно отозвалась Маша.

- Ты не обидишься?

- Дальше некуда.

- Тогда спрашиваю: ты хотела бы найти своих родителей?

Маша удивленно посмотрела на него:

- Ты что, мысли читаешь? Я как раз недавно об этом еще раз думала. И пришла к отрицательному ответу.

- А почему? Ведь интересно, наверно, какие они сейчас?

- Интересно? Да… Но представь. Напишу я в «Жди меня», пошлю фотографию, ее найдут, а может, и его тоже. Я приеду. Кваша приведет какую-нибудь жирную тетку, ничем не похожую на ту девчонку на фотографии, или пропитого мужика. Они начнут меня перед камерами обнимать и целовать: «Ах, какая ты взрослая! Ах, какая красивая! Ах, как же так получилось, ты прости нас, доченька! Мы всегда о тебе помнили!» Потом из студии выйдут и скажут: «Зачем ты нас нашла! У нас и без тебя дома целый выводок! И ты, взрослая уже, а туда же, в нахлебницы!» Да я и сама им ничего хорошего не смогу сказать. Так зачем искать? Чтобы поругаться?! Уж так всяко лучше: не знаешь ничего и ладно, а разочаровываться не хочется.

Димка не ожидал такого конкретного, продуманного ответа, что-то говорить было бесполезно. Они опять замолчали. Грозовая туча все громче напоминала о себе, а на бугре стало как-то неприютно и мрачно.

 

Перед тем, как лечь спать, Димка спросил у деда:

- У тебя нигде будильника не завалялось?

- А зачем тебе, внучек, ты что же, уезжать собрался? – забеспокоился старик, однако, направился к шкафу.

- Да нет, я же говорил: к тебе я недели на две; а будильник, это я утром хотел попробовать рыбу половить, я на чердаке удочки нашел, - выкрутился Димка. Дед, тем временем, выудил из шкафа старенькие часики:

- Не знаю, будут работать ли?

Димка взял часы, завел, но тикать они не желали, будто специально: захочешь, мол, сам встанешь. Пришлось понадеется на себя самого. Сначала Димка опять никак не мог уснуть: вспоминался чердак, окошко, родители… Потом он отключился на пару часов, но посреди ночи проснулся, посмотрел на свои наручные часы (было около трех). Теперь Димка боялся проспать. Он доворочался до пяти утра, потом взял удочку, лопату, банку, ведро и пошел к реке. На самом деле, он не собирался ловить рыбу, не знал, где место получше, да и не стремился его найти. И все-таки ему повезло: попались два сонных карасика, причем довольно быстро. На этом Димка успокоился, отнес домой все рыболовное добро и, благо дед еще не проснулся, пошел обратно. Он не стал спускаться, а пошел вдоль рощи. Луг, на котором, Маша собирала землянику, оказался скошенным. Пришлось идти дальше, почти до второго моста. Димка искал не ягоды, хотя полакомиться он бы не отказался. Просто он не знал, как сделать так, чтобы Маша не обижалась, потому ничего оригинальнее цветов не придумал. Трава была высоченная, чтобы увидеть какие-то цветы, приходилось разгребать траву. Сначала на глаза попадались какие-то невзрачные, мелкие цветы, но постепенно Димка освоил искусство икебаны. Букет получился ужасно громадный, но как показалось Димке, достаточно красивый и душистый, чтобы понравиться Маше. В деревню он вернулся около девяти, мокрый от росы почти по пояс и замерзший. Димка заскочил домой перевязать букет, переодеться и заодно спросил у деда, не заходила ли Маша.

- Нет, - ухмыльнулся дед, глядя, как суетиться внук.

- Отлично, - сказал сквозь зубы радостный Димка, так как перекусывал нитку, которой обмотал стебли цветов. Затем, глянув на себя в зеркало, пошел к Машкиному дому. Димка поднялся на крыльцо и постучал в дверь:

- Вставай, засупоня! Сегодня я иду на базар с тобой, так как на очереди сад, а трава еще мокрая.

- Между прочим, я не собираюсь идти на базар, я вчера все купила, - послышался сонный, но уже вредный голос. Димка расстроился, но виду решил не подавать. Через некоторое время дверь открылась.

- С добрым утром! – шагнул навстречу Маше букет.

- Ух, какой здоровый! – Машка обхватила цветы и нырнула в них носом, - А запах!

- Ну что, на базар-то идем? – Димка не без надежды в голосе напомнил о себе.

- Как я уже сказала, - высокомерно начала Маша, выглядывая из-за букета, - все, что мне нужно, я уже купила вчера, но поскольку вас, молодой человек, всюду нужно сопровождать и всему учить, я готова пожертвовать своим свободным временем. – Окончание этой великолепной фразы слегка смазалось, так как юная леди уже не могла сдержаться и залилась обворожительно звонким смехом.

 

Вернувшись с прогулки на рынок, Димка в саду стал брать у деда уроки кошения травы, а Маша со своего крыльца, где играла с двумя маленькими девчонками, наблюдала за этим зрелищем. Когда дед оставил Димку наедине со все еще неукрощенной косой, Маша подошла к ним и спросила:

- Вам не помочь?

- Нет, мы с косой уже почти подружились. – Гордо заявил Димка.

- Тогда, может, я в огород влезу?

- Какой еще огород? Что ты из меня эксплуататора какого-то делаешь! – возмутился укротитель кос.

- Дим, ну мне же хочется что-нибудь поделать, - жалобно протянула Маша, - хоть травку порву в огороде.

- Ха! Травку нашла! Там такие джунгли, что и заблудиться недолго! А тебе вообще только цветочки и сажать!

- Хорошо! Цветочки так цветочки! – обрадовалась Маша и побежала к себе. Через некоторое время она вернулась с какими-то пакетиками:

- Я смотрю, вы уже успешно вырубили часть здешних джунглей, милорд. Могу ли я получить лопату и лейку, чтобы посадить на этом месте астры, ромашки и прочие прекрасные растения.

- Миледи, - подыграл ей милорд Димка, - Неужели вы решили, что я позволю вам замарать ваши белые ручки.

- Ах, милорд! Мне так скучно! Позвольте мне украсить ваш сад! – продолжала актерствовать миледи Машка.

- Что ж, если вы так настаиваете, миледи, посадить цветы вы можете, но, умоляю вас, укрощение лопаты и лейки предоставьте мне.

- Ах, какой вы добрый и смелый, милорд! – договорила миледи и присоединилась к давно уже хохотавшему милорду.

Время до обеда прошло в таком же духе, и совсем незаметно. Когда дед, именовавшийся все это время старым кардиналом, напомнил, что пора бы заканчивать и садиться за стол, половина джунглей было вырублено, а у веранды были посажены «бархатцы и ромашки и прочие прекрасные растения». На приглашение старого кардинала милорд ответил:

- Уважаемый кард… - Димка запнулся и, оглядываясь на Машку, засмеялся, - Тьфу, совсем ты меня запутала! – потом повернулся к деду, - Давай через полчасика! – затем опять повернулся к Машке:

- Дорогая миледи, не откажитесь ли вы отобедать у меня, а заодно и отужинать?

- Ах, милорд, мне так приятно ваше приглашение! Но, боюсь, я не могу принять его.

- Почему миледи?! Давайте же теперь трапезничать вместе. Вам же так скучно сидеть одной за огромным столом в вашем замке, верно?!

- Как вы догадливы, милорд! Тогда я сейчас же пойду и приведу себя в порядок! Вот отнесу только лопату и лейку.

- Миледи, я же просил вас не трогать эти вещи! Ступайте с Богом, и не опаздывайте!

Из сада опять послышался дружный хохот. Работа была закончена; Машка убежала к себе, Димка, убрав косу, лопату и лейку в кладовую, тоже пошел «приводить себя в порядок».

Обед получился просто шикарный: борщ на свежекупленных копченых ребрышках, жареная картошка с укропом и луком, изумительный салат, приготовленный за каких-то полчаса, который принесла Машка и, напоследок, квас. После этакого пиршества дед улегся отдохнуть у себя, а Димка и Машка еле доползли с покрывалами до сада, плюхнулись во второй, необработанной его половине, и продолжили свою великосветскую беседу. Они теперь часто так разговаривали: это было интересно и смешно, однако, скрываясь за шуткой, можно было говорить ту правду, которую не всегда скажешь в глаза.

 

Однажды, где-то в конце второй недели Димкиного пребывания в Змеевке, после обеда было решено пойти на станцию. Билетов до Петербурга не было, сказали, что билеты на север надо заранее брать или в центр ехать. Опаздывать Димке было нельзя, он решил подстраховаться и уехать в Воронеж на пару дней раньше, а то вдруг и там в кассах билетов не будет, а ведь еще от Петербурга до Мурманска надо. Машка, конечно, расстроилась. Чтобы как-то развеселить ее, Димка перешел на «мушкетерский», как они называли, язык:

- Миледи, не плачьте, ради Бога! Я же не навсегда покидаю вас!

- Дорогой милорд, но когда вы вернетесь? Через год? Я же умру, дожидаясь вас, - Машке пришлось перевоплотиться в миледи.

- О, не говорите так! Я буду писать вам письма! Вы дадите мне адрес ваших апартаментов?

- Конечно! Я буду с нетерпением ждать весточки от вас! Я тоже буду писать вам!

- Моя прекрасная миледи, только не волнуйтесь, пожалуйста, если сначала от вашего покорного слуги не будет писем, и еще в первой половине сентября! Сами понимаете, учения, а ведь служба королю и родине превыше всего!

- О да, я поняла вас! Милорд, а ведь старый кардинал тоже расстроиться, узнав о вашем отъезде! – опомнилась миледи

- Вы как всегда правы, миледи, мне еще предстоит успокаивать и его! – милорд покачал головой.

- Не волнуйтесь, милорд, я уже почти спокойна!

- О, это радует меня! И вообще, обворожительная миледи, когда я вижу вас, моя душа ликует! И я готов ради вас на любой поступок! – воскликнул милорд, поднял миледи на руки (миледи завизжала), и продолжил, шагая по деревянному мосту. – Не бойтесь, вы не замочите ваши очаровательные ножки, я готов нести вас так хоть через океан, хоть целую вечность!

Преодолев «океан», милорд поставил миледи на землю, оглянулся (вокруг никого не было) и опустился на колено:

- Миледи, позвольте припасть к вашей нежной руке! Я, кажется, по уши влюблен в вас!

- Дак вам кажется, милорд, или нет? – миледи отдернула руку.

- Миледи! Не терзайте мое сердце, вы же видите, как я страдаю! Я люблю вас, люблю, миледи, слышите, люблю… - Милорд, не меняя своей позы, сорвал первую попавшуюся ромашку, что росла у тропинки, (она оказалась отцветающей и какой-то чахлой), и протянул миледи. – Я теряю голову, когда вижу вас!

- Ах, милорд, как я рада, что наши чувства взаимны! – миледи, нюхая ромашку, подала милорду руку для поцелуя, но снова заговорила, только уже полушепотом. – Милорд, милорд, прекратите, что вы делаете! Нас могут увидеть! Вставайте же скорее! Вон чья-то карета на мосту!

По деревянному мосту через речку Змеевку шагал человек и тянул за собой небольшую тележку. Милорд вскочил и, не отпуская руки миледи прошептал:

- Боже, как мы неосторожны! По стране и так ходят всяческие слухи про нас! Уходим…

 

3

Димка любил поезда, но одному все-таки ехать было скучно. Он занимал себя тем, что вспоминал эти две недели, за которые его как будто взболтали. Не сказать, чтобы он был не рад этому, но только теперь в поезде стало немножко грустно. За окном поливал серый осенний северный дождь, но где-то глубоко внутри сидел огонек, от которого по всему Димке расходилось тепло.

В Мурманск поезд пришел рано утром. На улице было холодно и настолько влажно, что Димка сначала не мог по-человечески дышать, потом, правда, привык. С вокзала он направился в часть, доложил о своем приезде и пошел в экипаж «располагаться». До начала практики была еще пара дней, и от нечего делать, Димка начал писать письмо, пока в Змеевку:

 

«Привет Маша!

Я доехал, все нормально (Деду передай привет). Погода тут совершенно омерзительная: еще только начало августа, а всего восемь градусов тепла и жуткий туман, просто молоко какое-то.

Что-то я даже не знаю, что писать. Ну, ребята все наши, и из других городов тоже есть (Из Санкт-Петербурга, местные мурманчане). Живем в береговом экипаже (на флоте так называют казармы).

Ты лучше расскажи, как у тебя там дела. Жарко, наверно!? Я когда в поезде ехал, так скучно было, даже на «мушкетерском» языке ни с кем не поговорить!

Миледи, я так соскучился! Если бы я умел писать стихи, наверное, что-нибудь бы наваял! Но, к сожалению, я только как чукча из анекдота: что вижу, то и пою!

Миледи, не скучайте! Я подумал, может зимой приехать получиться, если деньги будут. Что-то я уже совсем разучился на нашем языке говорить! Вот что значит, практики мало!

Ну, все, любимая миледи, целую! Жду ответа (пиши пока сюда, в Заозерск)! Счастливо!

Ваш милорд»

 

Август пролетел незаметно. Димке понравилось служить на подлодке. Хотя он и раньше бывал на атомоходах, сейчас все было интереснее, потому что по-настоящему: вахты, погружения, маневры… На неделю они уходили в море, потом возвращались на сутки в порт, разбирали выполнение заданной программы, изучали следующую и снова отправлялись в море. Димку настолько увлекла эта жизнь, что впечатления от посещения Змеевки постепенно стали стираться.

До начала сентября оставалось всего несколько дней, практика была уже завершена, всем выдали аттестационные листы, и большинство ребят уехало. Зато на общие учения приехали другие: из Севастополя и Владивостока. Когда все уже были на месте, провели собрание. Сначала слово взял уже знакомый Димке по практике капитан первого ранга Питько Виктор Павлович:

- Здравствуйте товарищи моряки! Не буду скрывать, я очень доволен, что сегодня, второй год подряд, мы проводим такие, так сказать, четырехсторонние учения. Напомню, здесь сидят представители Калининграда, Севастополя, Владивостока и Мурманска. Я вижу некоторых участников прошлогодних учений. Однако, молодежи тоже очень много! Возможно, им, в первую очередь, эти учения покажутся крайне сложными, в общем-то, таковыми они и являются. Программа сегодняшних учений составлена в связи с последними событиями. Ну, конкретно об этом расскажет мой коллега, так сказать, автор идеи, Корсарин Андрей Сергеич, – и, обращаясь к выше названному лицу, Питько добавил, - Пожалуйста, Андрей Сергеич!

- Я так же хочу поприветствовать всех сидящих в этом зале, - заговорил благородным басом достаточно молодой человек, но явно знающий себе цену. – Итак. Сначала по поводу последних событий. Я, признаться, думал, Виктор Палыч, - он оглянулся на Питько, - вы сами раскроете эту тему, ну раз уж так получилось… Некоторое время назад в Чечне в результате спецоперации в селах Новые и Старые Атаги были найдены документы из тайника убитого президента, так называемой, Чеченской республики Ичкерия, Джохара Дудаева, которые свидетельствуют о намерении чеченских сепаратистов в 1995-1996 годах захватить атомную подводную лодку. Захват должна была произвести хорошо подготовленная группа из семи человек славянской наружности. Командование назвало этот план нереальным. По их словам, такое "может быть лишь в фантастических иностранных боевичках, но в жизни это - обреченный план". Однако как стало ясно после 11 сентября, - медленно, но верно проговаривал Корсарин, - и «фантастические иностранные боевички» иногда обращаются в реальность. Конечно, все вы знаете, что в России действует повышенная система охраны ядерных объектов, в том числе - в местах базирования атомных подводных лодок. Все они находятся под усиленной многоуровневой круглосуточной вооруженной охраной. Но в том случае, если эти «семеро боевиков славянской внешности» давно находятся среди офицеров-подводников, лично я не могу быть уверенным, что план Дудаева будет обречен. Итак, к чему я все это говорю! – молодой офицер попытался привлечь внимание утомившейся аудитории. Во-первых, программа учений составлена с соответствующим уклоном. Она экспериментальная, каждый получит персональное задание, завтра. Сразу добавлю, что я тоже участвую в учениях, а потому не буду иметь никакого отношения к распределению заданий, я так же, как и все остальные, получу свое завтра от Виктора Павловича. Предупреждаю: персональные задания не разглашать, иначе учения не имеют смысла! Во-вторых, сокурсники будут разбиты по разным экипажам, для их же пользы, для обмена опытом. В-третьих, вы все помните «Курск», но, возможно, не знаете, что на борту находились два штатских человека совсем даже не славянской внешности, и их роль в проводимых тогда учениях весьма сомнительна.

- Андрей Сергеич, будьте, пожалуйста, осторожнее в высказываниях, - шепнул ему Питько.

- Да, да, Виктор Палыч, я уже закончил… - отмахнулся Корсарин, - лишь хочу добавить, что во время учений лодку захватить проще всего, поэтому прошу подойти к организации учений очень ответственно и крайне строго…

Но Димка ничего этого не слышал и не слушал. Мысли были настолько разные и спутанные, и с такой скоростью проносились в Димкиной голове, что у него даже на время потемнело в глазах: «Господи, нет, таких совпадений не бывает! Это он, точно он! Но что он здесь забыл? И с Питько они, кажется, хорошо знакомы! – рассуждал Димка, уставившись в одну точку, - Он же…, я знаю, тогда он уехал во Владивосток. Не дай Бог в один экипаж с ним попасться! Хотя, почему? Интересно, он меня узнает или нет… А что я ему скажу, если узнает… Стоп. А что он скажет?!»

Собрание закончилось. Все встали и начали уходить, Димка не двигался с места.

- Диман, ты что, уснул что ли? Хотя не мудрено было! – услышал он голоса сокурсников, встал и пошел за ними:

- Люди, расскажите, что там говорили, а то я что-то задумался.

Когда Димка пришел в экипаж, оказалось, что пришло письмо от Маши. Ему опять вспомнилась Змеевка, дед, чердачное окошко, роща, земляника, поезда на горизонте, солнце, Машкины волосы… Ее письмо тоже было коротким, как и первое Димкино, не о чем. Он тут же стал писать ответ, так как теперь было, что рассказать.

 

Во второй половине дня Корсарину позвонил Питько:

- Дрон, слушай, твое задание – рассекретить шпионов на лодке.

- Да ты что, с ума, что ли, сошел! По знакомству, так сказать, назначил! – полез в бутылку Корсарин.

- Дурак! Это выгодная роль! Приходи сейчас ко мне, только лучше, чтоб тебя все-таки не видели. Что-то мне подсказывает, что ты изменишь свое отношение к этой роли, особенно если заранее узнаешь, кто в вашем экипаже будет играть роль шпионов.

Через пару минут они сидели вместе в кабинете у Питько и, попивая кофе, просматривали анкеты «кандидатов» в шпионы.

- Я думаю, надо, в эту «диверсионную группу» включить кого-нибудь из старых, пацанов брать не стоит. – Питько посмотрел на Корсарина, рассматривающего чью-то фотографию на анкете.

- Да ладно тебе, если даже не справятся, то «проявить» себя смогут. – Оба захохотали, затем Корсарин продолжил. – Хотя бы одного поставь, вон, например, Таличенко. Отличники – прирожденные шпионы! – из кабинета опять донесся хохот. После встречи с Корсариным, Питько скрепил анкеты с соответствующими заданиями, погасил свет, закрыл кабинет и ушел.

 

В учебный центр за своим заданием Димка отправился с самого утра, чтобы не встретиться с Андреем.

- Товарищ капитан, разрешите представиться: Таличенко Дмитрий, курсант Калининградского высшего военно-морского училища. – Отбарабанил Димка, войдя в кабинет.

- Та-ак. – протянул Питько, копаясь в стопке анкет, затем подал Димке несколько печатных листов и сказал, - Если что будет непонятно, подойдете завтра до полудня. Пригласите следующего.

Вернувшись в экипаж, Димка с интересом взялся за изучение полученных документов. После того, как перечитал задание несколько раз, отложил его и продолжил писать письмо:

 

«…Маша, сегодня получил задание. Сидел все утро врубался, что я должен делать. Вообще, чувствую, фигня какая-то, а не учения. Экспериментальные, видите ли! Я вхожу в так называемую «диверсионную группу», которая должна выяснить всякие подробности про лодку и про некую предстоящую операцию. Совершенно дурацкое задание, правда? Ну, почему его именно мне дали, других отличников нет что ли! Не хочется быть шпионом каким-то! В общем, ты понимаешь, как это противно…мне! Пойду завтра, попробую поменять, хотя вряд ли получится!…»

 

Димка и вправду пришел на следующий день к Питько, представился и заговорил:

- Товарищ капитан, я изучил мое задание, и оно показалось мне крайне сложным. Нельзя ли…

- Нельзя! – оборвал Питько, он явно был сегодня не в духе. – Товарищ Таличенко, вы, кажется, не в детском саду! А в таком случае вы должны понимать, что прочитанное вами задание никому другому я дать уже не могу и не стал бы этого делать, если бы даже имел на это право! Вы должны быть благодарны, - продолжал срывать неизвестно откуда взявшееся зло капитан, - что именно вам дали возможность работать эти две недели в одной группе с профессионалами. Я считал, что вы сможете проявить себя, но, видимо я ошибся в своем выборе! Вопросы есть?

«Да, товарищ Питько, вы, действительно, ошиблись в своем выборе» - хотелось ответить Димке, но вместо этого он сказал:

- Нет, вопросов нет, товарищ капитан.

- Тогда вы свободны!

Димка вышел. Он не думал, что все так получится, и уже жалел, что пошел сегодня в учебный центр. Придя в экипаж, он дописал письмо:

«…Машка! Из моей попытки ничего хорошего не вышло! Обругали меня, только и всего! Слава богу, хоть Андрея не встретил! Ну все, миледи, до свидания! Пишите мне в Калининград! Счастливо!

Ваш милорд»

 

Весь оставшийся день Димка посвятил своему ненавистному заданию.

Когда начались ученья, случилось то, чего Димка боялся больше всего: он оказался в одном экипаже с Андреем. Сначала общаться как-то не приходилось, потом отношения складывались по формуле «Выполняйте приказ» - «Есть, товарищ старший лейтенант». Димка не понимал, узнал его Андрей или нет, а сам себя не обнаруживал. Находясь, таким образом, в неустойчивом равновесии, ни о каком выполнении задания не могло быть и речи: надо было втираться в доверие и выяснять необходимые подробности, но Димка физически делать этого не мог.

Естественно, «товарищ старший лейтенант» разоблачил «диверсионную группу» и заработал всяческие похвалы. «Профессионалы» из этой самой группы в своих отчетах показали, что все до последнего момента было сделано в соответствии с заданием. На заключительном собрании Димка узнал, что он «…оказался слабым звеном группы и никак себя не проявил…» После разбора полетов, к нему подошел Андрей:

- Что ж, поздравлять с боевым крещением не буду, оно у тебя уже было, раньше… Не расстраивайся, в следующий раз все получиться.

«Узнал…» - подумал Димка, но сказал другое:

- Спасибо, товарищ старший лейтенант. Приятно было с вами работать.

- Дим, перестань мне «выкать», у тебя в глазах все отражается…

Они вышли из учебного центра и пошли вперед по улице. Мокрый снег быстро опускался с серого неба на такой же серый асфальт и таял. Димка тоже чувствовал, что таял. Около почтового ящика он остановился, бросил письмо, и они пошли дальше.

- Кому письмо? – поинтересовался Андрей.

- Машку из Змеевки помнишь?

- Конечно, а ты что, у деда часто бываешь?

- Нет. Этим летом первый раз приехал, на две недели.

- И уже Машку подцепить успел! Молодец!

«Почему он не спрашивает про деда?» - мысленно удивился Димка и ответил:

- Нет, просто мы сошлись как-то. Она ведь тоже одна, баба Лиза умерла уже давно. А Машка в Воронеже учится.

- Какая она, интересно, сейчас стала. – Будто сам с собой рассуждал Андрей.

- Красивая, очень красивая. И внешне, и внутренне, - разболтался Димка.

- Ты, случаем, не влюбился? Может, еще и жениться хочешь. – Попытался пошутить Андрей.

- Да ты что, она еще школьница!

- Можно подумать, ты такой взрослый! – засмеялся Андрей.

Димке начинал надоедать этот странный разговор, и он, устав ждать соответствующего вопроса от брата, сказал:

- Дед совсем другой стал. Дряхлый такой, не узнать прям. Все хозяйство забросил.

- Я почему-то думал, что он уже умер. – Равнодушно произнес Андрей.

- Я тоже боялся, когда ехал, что там уже никого не будет, - поделился Димка.

- Надо тоже навестить как-нибудь. Как ты думаешь, он обрадуется?

- Не то слово.

На какое-то время наступила тишина. Андрей нашел тему для разговора первым:

- А почему ты фамилию сменил?

«Тебе то что! Будто не догадываешься!» - проговорил про себя Димка, а Андрею, глядя наивными глазками, соврал:

- У меня всегда такая была. Это мамина, девичья.

- А-а, понятно… – машинально протянул Андрей. – Значит, ты в Калининграде живешь. Меня, скорее всего, в ближайшее время тоже туда переведут.

- Да, я у маминых родителей. А вы же во Владивосток уехали?

- Да, правильно. Я там и учился. Потом сюда на службу приехал. – Андрей говорил как-то нудно, похоже, он уже потерял интерес к разговору.

Оба опять замолчали. Дойдя до своего экипажа, Димка сказал:

- Ладно, пойду собираться, а то мы уезжаем сегодня вечером.

- Ну, иди. Свидимся как-нибудь в Калининграде, надеюсь.

 

(продолжение следует)