- Боже, как башка трещит, Господи, дай мне силы глаза открыть.… Извини, Господи, не заметил - уже открыты, толку от этого, прямо скажем, мало, будет лучше закрыть. Голова разламывается. Это душа пытается вернуться в тело, а место ее… занято, всякой хренью. Между душой и телом непреодолимое препятствие из моего позавчерашнего и вчерашнего идиотизма. О-о-ох. Интересно, это я сказал или подумал? Сейчас открою глаза и…. Скорее всего - подумал, так как губы открываются с еще большим трудом, чем глаза. И на том спасибо, Господи. Вот это, прямоугольное – гадом, буду - телевизор, на экране… , ну Его-то не с кем не спутаешь. О чем говорим? Чего там опять стряслось? Чего? С Новым годом?! Господи, кто из нас с бодуна? Я то еще думаю, почему мне так плохо? Жара, и урчание это надрывное, оказывается не у меня в башке, а кондиционер, и какая-то сволочь балкон не закрыла. Стоп, сейчас утро или день? Если я проснулся, то можно предположить, что утро, и светло. Ага! И, если Он поздравляет меня, то дома зима и ночь, а я плавлюсь как сыр, значит я не дома и здесь не зима и утро. Значит я там, где… куда заплатил. Я плачу, я все время всё и всем плачу. Ой, что же мне так плохо? Последний раз мне было так плохо, или скорее хорошо, уж не помню когда, но шок был тот еще! Свалился я, помню, в СССР, а проснулся, черт знает, где, и в чем, и с кем. Но тогда мы победили! И нас было много, и не только тело, душа горела и пела! А, сейчас? Кстати? Почему у меня весь бок горит? С сигаретой я заснуть не мог, уже лет десять как бросил, что же так жжет ляжку, как печка? На ощупь – это баба, слава тебе, Господи! Но от нее жарит не меньше шестидесяти! Неужели на этих широтах градусы складываются? Ну, я, то понятно, а она, как здесь очутилась? Повернуть башку можно только как башню – вручную. Ничего, симпатичная. До чего же девки бесстыжие,… твари! Развалилась голая… дрыхнет – не шелохнется. Судя по ляжке - знойная женщина, отползти бы, куда… Чего Он там говорит? Ага, уходящий год был, в очередной раз, тяжелый. Да, уж хреновей, прямо скажем, не помню. Или помню? Господи, как же мне сейчас плохо, еще хуже, чем всем россиянам под Его руководством! Дай мне силы, хотя бы от этой ляжки уползти, а, если милость твоя будет безгранична, то хотелось бы и до ванны. Фу, какой же я противный,… на ощупь. А, девка, кстати, ничего, интересно как это у них получается – в такую жару не потеть? Все, надо идти, надо.

 

Если мой читатель дошел до этого места, значит, он сам никогда не бывал в подобном состоянии, или наоборот пребывает в нем перманентно. В любом случае спасибо, за терпение. Я постараюсь не вмешиваться со своими комментариями в ход размышлений Олигарха, так как, полагаю, мое мнение будет читателю неинтересно. Значительно познавательней прочитать, о чем думает Олигарх, в редкие мгновения откровенности. Поверьте, это с ним бывает еще реже, чем с обычными людьми. Я надеюсь, что вы с пониманием отнесетесь к состоянию Олигарха, но если какие-либо эпизоды Вам будут не нравиться – смело их пропускайте и переходите к следующим.

Человек, существо любопытное и в этом пороке уступает только мартышкам и кошкам. Ему очень интересно, кто, что ест, кто с кем спит; кто, что, где и у кого украл, и откуда, что взялось у того, у кого украли. А если это еще и люди известные, знаменитые - тут вообще – слюни по подбородку. Что делать, нам приятно находить в сильных мира сего те же недостатки, которыми в полной мере наделены мы сами. А если какого-то недостатка в нас вдруг и нет, то это - просто праздник души. Особенно этим грешат "порядочные люди", порядочность которых ни разу в жизни не подвергалась испытанию.

Почему Вы дочитаете это до конца? Причина только в одном, если Вы любопытны и хотите знать самое, самое редкое, что встречается в человеческих отношениях – правду. Заметьте - правду, а не истину, одно от другого отличается как небо от земли, правда у каждого своя, а истина одна на всех.

Конечно, Вы можете почитать мемуары. Но, поверьте, ни слова правды там нет. Я как-то, сгоряча сам пытался написать мемуары, слава Богу, есть, что вспомнить. Честно скажу – большего вранья в печатном виде я не встречал, хотя был к себе беспощаден и, до этого, считал себя честным человеком. Самое правдивое, что мне доводилось читать о самом себе это автобиография. Но это чтиво не принесет никому радости, я сам дважды засыпал, не дочитав до середины.

Итак, читатель, если ты еще здесь, вернемся к нашему Олигарху, который героическими усилиями принял вертикальное положение и, судя по всему, на достигнутом останавливаться, не собирается.

 

- Штормит, однако, с чего, казалось бы? Это способность к прямохождению с трудом овладевает организмом. Боже, что это взорвалось? Фу, это я… икнул… так. Ой, какой ужас! А… эти куранты… бьют… особенно в голове. Как же Он меня кинул! Зла не хватает. Тихушник чертов. Ведь все всё знали и он знал, и его знали, а он всех… одно только не учел, что ловить блох он поручил вшам. И плевать, кто победит – чесаться он будет так же. Да пошли они все…!

Дома Новый Год, дома мама и мандарины. Снега, наверное, нет ни хрена – не завезли. Гимн. Я люблю эту музыку, я с ней вырос, я под нее гордился. И, заметьте, я с трудом, но стою. И шампанское, какой дурак засунул его в ведро с кипятком? Вот те на - половины как не бывало, но грохнуло классно, даже девка зашевелилась. Я помню анекдот про теплую водку и потных женщин, но это не про меня. У меня кипяченое и шампанское, и девица… просто огненная. Интересно, как она… в постели? Эй, красавица, проспись! Новый Год на дворе! Фу, какая кислятина! Я всегда любил Советское–полусладкое. Блин, никакой реакции. А задница у нее ничего. Господи, спасибо тебе за шампанское. Я куда-то шел? В душ. Маршрут изменить нельзя – раньше я был просто потный и противный теперь я еще и липкий.

- Хвала тебе, Господи, за душ и шампанское. Может еще, какой подвиг совершить, побриться, например.… А, Скажи, ты, мне, Господи, то, что я вижу сейчас перед собой, действительно создано по образу и подобию твоему, или прав все-таки старикашка Дарвин? До чего же паршивое зеркало… как худший образчик соцреализма. К черту подвиги. Пойду, допью шампанское. Фу, какая гадость. Надо было девице оставить. Если здесь такое пекло, может пожить какое-то время в холодильнике? Ого, чего здесь только нет! Меня, разве что, не хватает! М-а, а жизнь-то налаживается. Голова, кажется, включается – хватило ума балкон закрыть.

- Дай-ка я себе налью, чего-нибудь вкусненького. Что-то прохладно становиться. Где, кстати мои шмотки? Господи, я не прошу о многом, хотя бы трусы. Не могу же я, как эта бесстыжая сука, разгуливать по номеру, в чем мать родила, может халат надеть? Ага, кондишен и ее пробрал, - под одеяло заползает. Все-таки странный народ, эти бабы. Из того, что я видел сейчас в зеркале, нет ничего, что могло бы стоить хотя бы маникюра на мизинце ее ноги. Когда мне было, столько, сколько ей, я вообще полагал, что человек, которому уже исполнилось тридцать должен думать только о вечном, а тем кому за сорок, как моим родителям в то время, – можно полностью, без остатка посвятить себя науке. Кстати о ногах, так, на глазок, за их счет девица раза в полтора длиннее меня. Это как же надо любить деньги, чтобы проснуться рядом с такой образиной как я.

Я никогда, не питал никаких иллюзий по поводу своей внешности. И, надо сказать, у меня в молодости значительно большее удивление вызывало согласие девушки переспать со мной, нежели ее отказ. И, что еще более поразительно, чем старше я становился, тем реже мне приходилось слышать отказ, притом, что красивей и богаче я не становился. Увы, только сейчас я могу предположить, что мои подружки тогда, если и не любили меня, то я им хотя бы нравился … просто так. А сейчас надо порадовать, себя любимого, чем-нибудь бодрящим. Ух, уже хорошо.

С Новым годом! Что-то скучно и одиноко становиться. В конце концов, я имею право познакомиться с девушкой, столь бесцеремонно развалившейся в моей постели? Ух, какой кошмар, холодней этой задницы, только лед, который я бросил в "Виски". Какие прыжки температуры! Ой-ё-ёй, малышка видать остывает, ее надо спасать, прижать к моему толстому брюху. Ни хрена себе, потянушки с прогибушками. Какая упругая нежная грудка, животик. Ноги действительно бесконечные, даже до коленок дотянуться не могу, впрочем, мне туда и не надо. Мне надо несколько выше, еще выше, вот сюда. Ах-ты…, розовые щечки - бархатная жопка! Какая она умница, не только рта не открыла, даже реснички не дрогнули. Умница. Как были бы сейчас не кстати какие-либо разговоры, а взоры томные, и того хуже. Такое ощущение, что она все это время лежала в засаде, ожидая только моего прикосновения, что бы встретить меня во всеоружии. Еще одна женская загадка, если бы я не принял душ, от меня, как минимум, псиной бы несло. Она же благоухает. Ах, молодец, такими ногами можно и не так обхватить. Так вот оно то, что впечатлительные юноши называют блаженством! Что-то все, как в кино, но явно порнушки не хватает. А если, малышка, мы изменим направление главного удара? Ай-да кисонька, ай-д-а-а у-у-умница, только носик слегка сморщила, да нижнюю губку слегка прикусила. Ты, заслужила поцелуй, малышка. Фу, спасибо тебе, юное сокровище. Кстати о сокровище, у меня, понятное дело, полный порядок, а где я ее взял, Богу одному ведомо. Вот, черт, забыл, а они у меня где-то были… Один черт - поздно. И после этого находятся мерзавцы, утверждающие, что я всё на сто ходов вперед просчитываю.

- Просыпайся, богиня утренней зари, уже не только утро, но и Новый Год. С праздником!

- Доброе утро, Ефим Семенович… С Новым годом!

- Ты меня еще господином Олигархом назови! У меня создалось впечатление, что мы с тобой достаточно давно и тесно знакомы для того, чтобы перейти на "ты".

- Вы сами просили, что бы утром я Вас назвала именно так, а на брудершафт мы потом выпьем.

- Ах, ты моя умница, все помнишь, все знаешь, и тост мне твой нравится. Ты, что будешь пить, как говорил классик, в это время суток?

- А что есть?

- Всё!

- Тогда бокал шампанского, если можно, полусладкого.

- Ты еще "Советского", скажи? Впрочем, как я тебя понимаю…, но слаще брюта, только сухое "Бордо".

- Пусть так. За что мы выпьем?

- Ты, предложила на брудершафт.

- Но это предложили Вы и позавчера.

- Наверно придется выпить, иначе от твоего "Выканья" не избавишься!

- Вот и умничка (какие у нее приятные губки…, везде). Я понимаю, что безмерно стар, в твоем представлении, но я тебя прошу, пока мы хотя бы трусы не надели, давай на "ты". Договорились. Вот и ладушки.

 

- Идиотская ситуация, девушку надо как-то называть, "Лапочка" это хорошо, но, по-моему, для нее будет обидно. А по первому впечатлению у девочки не самый противный характер, и обижать ее не хотелось бы. Боже, что скажет моя мама, если узнает, что ее Фима, сначала трахает девушку, а затем, стесняясь, пытается с ней познакомиться. Хотя стеснительность, сколь причудливые формы она у меня не приобретает, надо признать, не самое обезображивающее меня качество. Пусть хоть так.

- Ты не будешь возражать, если я приму душ.

- Нет, конечно, заказать, что-нибудь на завтрак?

- Не знаю, как хочешь.

- А ничего фигурка, очень симпатичная девочка. Она встала, а на простыне осталось пятно – продукт моей недавней интенсивной деятельности, от которого она и спешит, судя по всему, избавится. Черт, выбора не остается, придется у нее деликатно узнать подробности последних двух дней. Судя по ней, провалами памяти она не страдает и похмельем тоже. А надо сказать, что своевременное совокупление в сочетании с выпитой рюмкой может вернуть, человека к жизни, спасибо тебе, Господи, и за то, и за все остальное.

- После душа ты еще прекрасней. Пока тебя не было, я измучил себя вопросом, куда подевалась, вся наша одежда.

- Тебе не терпится перейти на "Вы"?

- Да нет, холодрыга - собачья.

- Вчера, ты сказал, что бы я свои трусики и все остальное, положила в левую часть письменного стола, а твои, в правую, чтобы трудней было найти. По твоему мнению утром, нас это должно было раскрепостить.

- М-да, раскрепостило дальше некуда. Надену-ка я пока халат. Нам доставили завтрак и надо попросить, что бы они занялись нашей одеждой.

- Молодец, набросила халатик, и без всяких понуждений занялась всем сама. Странно, душа в тело вернулась, а воспоминания не нахлынули.

- Умница, спасибо, я был бы тебе еще больше признателен, если бы ты рассказала мне все с самого начала.

- Сначала было слово…

- Надеюсь, это ты так шутишь?

- Да нет, не шучу. Сначала было твое слово. Ты его дал мне. Ты о нем помнишь?

- Нет, конечно! Я не помню даже, как тебя зовут! И откуда я, и ты здесь взялись, я даже не помню кто я!

- Ну, об этом ты сразу честно сказал, что я могу себя не называть, так как ты все равно не запомнишь.

- Так я уже был пьян до полного изумления, когда мы встретились?

- Нет, ты был абсолютно трезв, иначе я не была бы с тобой.

- Блин, час от часу не легче, ты все запутала еще больше, где я тебя снял?

- Ты меня не снимал, я согласилась быть рядом с тобой, после того, как ты дал слово.

- Что-то мне трудно становится с тобой разговаривать. Ты можешь спокойно и рассудительно мне рассказать, как мы здесь оказались.

- Но, Вы мне рта раскрыть не даете. Задаете вопрос, и не слушаете ответ.

- Дай-ка я еще чего-нибудь вкусненького налью, а то без поллитры нам не разобраться. Ты что-нибудь будешь?

 

- Черт мне на голову послал эту девку. Чего я там ей наобещал, старый дурак, надо побыстрей это выяснить, подсчитать, во что это выльется и выпроводить ее поскорее. На шлюху она не похожа, разве, что очень дорогого пошиба, скорее умалишенная, средней руки, с такими особенно тяжело. Я знаю…, я на одной из них был женат.

- Вы рискуете опять набраться до бесчувствия.

- Вот это точно, перебор, Малышка, ты мне не жена, и уж тем более не Президент, и, даже не мама, чтобы меня воспитывать. Я перебивать не буду, постарайся ввести меня в курс дела.

- Когда мы с Вами встретились, вы попросили меня, чтобы Вы все о самом важном вспомнили сами, иначе всё потеряет смысл.

- Черт, и ты говоришь, что я был трезвый, да я с трудом имя свое вспомнил, и то потому, что ты его назвала.

- Вот об этом Вы меня и просили. И были Вы трезвы, но печальны!

 

- Блин как можно рассказывать, не сообщая никакой информации. На это способны, даже не все бабы. Вот моя другая бывшая жена, была конкретна как налоговый инспектор. Меня в свое время поразило, как она пересказала суть "Войны и мира": Формирование противоречий социально-личностных взаимоотношений на фоне развивающегося общественно-политического кризиса начала 19 века, в преломлении авторских нравственно-философских сентенций. Может не совсем полно, я бы добавил столетний дуб и небо Аустерлица, но я понял, что, услышав ее пересказ, я никогда бы не прочитал эту книгу. Эта девица, нечто иное. Однако надо вспомнить последний, самый яркий эпизод. Эпизод – ярче не бывает – встреча с Президентом.

- У меня была важная встреча, но нажраться в той компании было весьма проблематично, мне не предложили даже чая. Этот "теперешний", не то, что "давешний".

- Вы хотели, мне рассказать о самой главной встрече, Но я не знаю, с кем Вы встречались, и о чем говорили.

- Что-то, разговор наш не клеится. Я встречался с Президентом, но обсуждать это с тобой не полагаю разумным. Дай мне лучше ручку и бумагу, я напишу благодарственное письмо в твое "Эскорт агентство".

- Когда Вы были трезвы, то придерживались другого мнения. Вашу последнюю реплику, если Вы не преследуете цель оскорбить меня, я истолкую, как попытку вспомнить, где мы с Вами встретились.

- Боже, дай мне терпение и верни головную боль! После Президента я поехал к маме, попрощаться. Решение уехать я принял сразу, еще до встречи, выйдя, я только укрепился в нем. Мама, на удивление, была спокойна, я очень боялся разговора с ней, но когда я уходил, у меня было ощущение, что мы не поняли друг друга.

 

- Блин, а девка права, не только жизнь, но и память начинает возвращаться. Какая, же она зануда, но обижать ее не стоит.

- А о встрече с Президентом, что сказать? Странная встреча все было очень мило, а стыдно только сейчас стало. Я такую хрень нес, он тоже не лучше. Удивительно и он, и я отлично понимали, что врем друг другу. Ладно бы протокольная встреча, или сказать было бы нечего…. Мы расстались с ощущением, что терпеть не можем друг друга.

Ты знаешь, мне сейчас пришла мысль в голову, моя проблема, не только в том, что я ни кого не люблю, кроме матери, разве что. Проблема в том, что вся гамма моих чувств к окружающим, умещается в диапазоне между "презираю и ненавижу". До сегодняшнего дня я считал – это совершенно нормальным, объясняя это тем, что я "перерос" народ меня окружающий. Не так давно я был такой же как они, но нашел же в себе силы. Это все вранье, что мой успех дела случая, если его не искать, к нему не стремиться, то ничего не случиться. Работать Надо!

Но, ведь, и меня никто не любит. Налей мне чего-нибудь. Спасибо. Возьмем, например мое ближайшее окружение от топ – менеджеров, до охраны и прислуги, в лучшем случае они меня терпят. А ведь все кормятся с моей руки, и не хило кормятся, поверь мне, и, при этом, искренне ненавидят меня. Хотя я ни кому из них, ни чего плохого не сделал. Я плачу им взаимностью, но по меньшей ставке – я их презираю.

И только сейчас до меня доперло, почему они меня ненавидят. Парадокс! За то, что я им плачу деньги, а они за эти деньги выполняют нужную для меня работу.

Я ненавижу народ, если он "целиком". Особенно терпеть не могу тех, кого принято было называть "трудящимися". Именно эта непуганая сволочь просила о "повышении цен" и "переносе праздников". Я слишком долго прожил в стране, где вся гнусность творилась, либо по просьбе, либо с молчаливого согласия "трудящихся".

В каждом отдельном представителе, при старании, можно найти, какие-нибудь приятные черты, а в массе своей? - Быдло. Ну, простой пример. Не вдаваясь в подробности, я оказался в умирающем совхозе. Люди жили как скоты, хозяйство все разворовали и пропили. Школа – когда-то десятилетка, развалина с двумя учителями, когда-то приличная поликлиника с одним полупьяным акушером-подрывником. Поверь, кошмар еще тот. Мое внимание привлек маленький оборвыш. Он подошел к машине,- мы перекусывали на скорую руку. Посмотрел на нас. Взгляд волчонка. "Мужик – спросил он, - хлеб, это пирожное или еда? - Еда, конечно – Так почему же мне его жрать по праздникам дают?".

Я ни когда не был сентиментальным. У меня на сентиментальность нет денег. Сентиментальность – это роскошь нищих. Я купил этот совхоз, потому что он через два года отбил все вложенные в него деньги. Но в глубине души, очень глубоко, я полагал, что облагодетельствовал и этого мальчика, и его родителей, и весь этот поселок. Восстановил школу, из поликлиники сделал больницу, церковь построил.

Черта с два! Что же я получил?

Во-первых, для меня было совершеннейшим откровением, что никто, кроме баб, разве что, работать не хочет, даже за очень приличные деньги. Я попал в замкнутый круг. Мужиков повыгонял с работы после двух месяцев экспериментов – после первой зарплаты вся деревня дружно запила, после второй, выйдя из запоя, устроили митинг. Бабам платить нормально не могу – мужья все пропивают. Деньги приходится платить с таким расчетом, чтобы едва хватало, остальное выдается в виде пайков, трудодни…, блин. Конечно, нормальные люди и получают, как положено, но таких раз, два и обчелся. Во-вторых, сейчас в хозяйстве работает половина баб, половина таджиков. И все у них сейчас хорошо потому, что их объединяет великое чувство – они ненавидят меня. И я их не люблю, и презираю. Потому, что эта сволочь, не желает понять, что я без их сраного совхоза проживу, а они опять будут жить, как скоты. Да, черт с ним с эти совхозом!

Возьмем этого говнюка Стаса, акушера-подрывника, ведь какой парень был. В Богом проклятой деревне, изловчился, в то еще время, кандидатскую защитить! Докторскую писал! Доктором и профессором уже я его сделал, равно как и своим врачом. Его единственной заботой, почти десять лет – было то, чтобы я загнулся именно от его диагноза. И, если первые годы, он свято верил, что я помру от проникающего, сквозного ранения в голову и не очень донимал меня, то сейчас, он, зараза, меня только от свинки не лечил. Чего гаду не хватает? У него целая клиника, при моем холдинге, в которой лечатся все сотрудники всех моих фирм, сторонняя клиентура, живи, казалось бы, и радуйся. Но нет! Он меня тоже ненавидит, но конкретно за то, что я, слава, тебе Господи, пока здоров.

Даже Протокольный отдел, который создан, можно сказать для того, чтобы лизать мою жопу, и тот люто ненавидит меня, и ни разу не упустил, ни одной возможности предоставить мне самому таскать чемоданы и наливать себе стакан, если я хоть на йоту отступлю от установленных мной же правил.

Их в ненависти ко мне объединяет одно, всепобеждающее пролетарское чувство, они хотят, чтобы все было, а меня не было…

Кстати о стакане, малышка, налей мне того же, что и в прошлый раз. Вот спасибо. Не мучь меня, скажи, как тебя зовут?

- Еще не время, продолжайте…

- Что еще сказать. На меня работает почти десять тысяч человек, это очень много! И все они в лучшем случае относятся ко мне НИ КАК! Они приходят ко мне нормальными людьми, но проходит короткое время и коллекция сволочей пополняется. Можно так сформулировать вопрос. Почему, к чему бы я ни прикоснулся все превращается в дерьмо, как у того, богами проклятого, царя Метакса? С той лишь разницей, что его прикосновение все превращало в золото, а мое в дерьмо. Согласись не нормальные отношения между людьми, которые кормят друг друга. Я осознаю, что живу за их счет, а они не хотят понять, что кормлю их я, а если понимают, то начинают еще больше ненавидеть.

Еще хуже отношения в нашем кругу. Все то же чувство, с той лишь разницей, что когда ненависть выплескивается через край – мы убиваем друг дружку, как сакраментальные скорпионы в известной таре.

Нет, что ты, сам я не убивал ни кого, и, даже не заказывал, но мог бы предостеречь, но не делал этого, хотя нет, один раз пытался. Вот видишь, вот этот, украшающий меня шрамчик - это благодарность за мое благородство. Он был романтик, и хотел стать "владычицей морской", но почему-то решил, что я не предупреждаю, а угрожаю ему. Чтобы рассеять сомнения он сам меня заказал. Тогда меня спасла даже не охрана, а сам Господь Бог. Этого урока мне хватило. В следующий раз я промолчал…, и на моем бренном теле новых украшений не появилось.

Меня неоднократно упрекали, что холдинг я купил за гроши, и "не совсем" честным путем. Чистейшей воды клевета. Кто посмел сказать, что я его купил? Я его украл! Да украл, не у Родины, ни у народа, а у Них.

Взял и спёр по их же правилам, которые они подготовили под себя, а тут я, как черт из табакерки, хап…, и нету. Они неделю в себя прийти не могли. Все мычали, что-то невразумительное в телевизор. Но было уже поздно, поезд тю-тю. Я даже не боялся, что меня, по доброй традиции, шлепнут, потому, что все так было на виду, что мне даже кирпич на голову не имел право свалиться, потому, как, аж сам генпрокурор зонтик держал. И что? Я этот холдинг, разорил, разбазарил, пропил? Ведь нет, он процветает и дает сумасшедшую прибыль, но дает ее мне, а не им. Честно говоря, надо быть незаурядно талантливым идиотом, что бы разорить такую фирму – я не идиот. А вот этого мне простить не могут. Ни там, ни здесь.

Сейчас поймал себя на мысли, что очень хочу в твоих глазах выглядеть белым и пушистым. Но, увы, ты видела меня без халата.

Давай, чего-нибудь перекусим. И налей мне, и себе тоже. Что-то хреново у меня на душе, хреново. Вот, умничка, первое, что я подумал, когда увидел такое сокровище в своей постели, это то, что девушка с такими внешними данными должна обладать замечательным характером. Я рад, что хотя бы в этом не ошибся. Я до сих пор стесняюсь тебя, и хочу быть лучше, чем есть на самом деле.

- Опять врете! Подумали, Вы, скорее всего, нечто другое. Как Вам удалось, сохранить в себе такую юношескую застенчивость.

- Вот и ты заметила. Я сама скромность! Опять ты "Выкаешь", давай снимем халаты и выпьем еще раз на брудершафт!

- Я не смогу так цинично надругаться над Вашей застенчивостью.

- А разве мы не за этим сюда приехали?

- Нет, не за этим!

- Ну, давай вместе мою застенчивость преодолеем. Ты уже достала меня своими "Вы".

- Нет, спасибо, я лучше воспользуюсь результатами предыдущего тоста.

- Ну, ты, Радость моя, даешь, кстати, где мы?

- Еще не время…

- Ты замучила меня своими тайнами. Не делай из тайны секрета. Я сейчас выйду и узнаю все у охраны.

- А, нет охраны…

- Как нет охраны? Я последний раз был без охраны в туалете у мамы, два дня тому назад.

- Не веришь, посмотри.

 

- Девка точно чокнутая. И куда делась охрана, или я сам чокнутый? Надо узнать, чего я ей наобещал, на трезвую голову и побыстрее расставаться, ее общество начинает меня тяготить.

- Ну, я думаю, самое время перейти к моим обязательствам. Не знаю почему, но тебе я верю, что давал их, находясь в трезвом уме и твердой памяти. Потому, даже не подозревая об их содержательной части, подтверждаю, что готов их выполнить.

- Это очень хорошо, что Вы хозяин своего слова, но Вы рассказали о подчиненных, о коллегах, и начали говорить о власти.

- Все понял…. Все понял, черт тебя подери! Ты журналистка!!! Вот блядская порода людей! Надо же быть такой сукой, я понимаю, когда девка лезет в постель за деньгами, за карьерой, за чем угодно, черт возьми! Но не могу понять Вашу поганую породу! Ради того, чтобы в твоей сраной газетенке было написано "В постели с Олигархом - праздничный репортаж нашего специального корреспондента", ты мне здесь задницу и передницу подставляла?

А все для чего? Для того, чтобы я потом всю жизнь отмывался!!! Для того, чтобы этой газетенкой, на следующий день, полстраны жопы подтирала, а я до седых волос на заднице, в твоем дерьме оставался!!! Ненавижу! Пшла вон, тварь!!!

- Ой, Вы не поверите, мы вместе уже третий день, и за все это время, независимо от своего состояния, Вы ничего подобного себе не позволяли. Более того, скажу, Вы производили впечатление человека, который таких слов просто не знает. А если и знает, то никогда не позволит употребить их при даме.

- Ты не понимаешь по-хорошему? Пусть нет охраны, так тебя администрация сейчас выкинет.

- Я даже не знаю, как Вам доказать, что я не журналистка…. Ведь, без доказательств Вы мне не поверите?

- Нет, конечно.

- Тогда включите голову. Если бы я была, из тех, не спорю, что есть и такие, которые своим передком…

- И не только передком…!

- …хорошо, и задницей прокладывают себе дорогу к тиражам и популярности, разве стала бы я три дня метаться с Вами по планете. Мне Ваше мнение о власти было бы безразлично, поскольку, что бы Вы не сказали, я о ней думаю в два раза хуже. А все потому, что живу и под властью, и под Вами, и вы меня вместе имеете по полной программе, а не так нежно, как сегодня утром. Если бы я была "желтой журналисткой", то меня интересовал бы только один достоверный факт, - на какой половинке и какой формы на вашей уважаемой жопе находится родимое пятно. Все остальное я, уж накропала бы сама и дня два, как гуляла бы на гонорар. Подумайте. Если все выпитое опять не вытеснило из организма Вашу бессмертную душу.

 

Прости, читатель, не хочется вмешиваться, но жаль упускать случай. Пока Олигарх обдумывает услышанное, хочу внести некоторые пояснения. Из романа удалены все имена и названия фирм, все, что могло бы бросить тень на кого-либо, или что-либо. Олигарх прямо скажем, человек не объективный, да и я грешен. Меня интересует сама концепция взглядов, человека, взирающего на жизнь с противоположного полюса.

Единственного, кого не удалось вывести из-под удара – это Президент. Ему уже солоно досталось и, чувствуется, еще солоно придется. Это лишний раз подтверждает - Он самый беззащитный из нас.

Я, откровенно говоря, хотел выбросить эпизод с "журналистикой" или как-то смягчить его, но меня настолько поразила реакция Олигарха на одно лишь подозрение на принадлежность девушки к этому, лично мной уважаемому, цеху, что я решил не только не выкидывать, но даже не редактировать его. К тому же девица, не принадлежит, как я понял, к исчезающей категории тех представительниц прекрасного пола, которые, закатив глаза, падают в обморок при слове "пиписька". Все, извини, читатель, я и так злоупотребил твоим вниманием.

 

- Ты меня не убедила. Налей еще. Но некий резон в твоих словах есть. Извини, если незаслуженно обидел…

- То есть, это надо понимать так, что если бы я была журналистка, то все что Вы сказали, остается в силе?

- Да, я еще кое-что могу добавить к сказанному.

- Простите, а как это сочетается с тем, что Вы сами являетесь владельцем нескольких газет, и не только.

- Откуда ты знаешь, что у меня есть СМИ?

- Ну, а кто этого не знает? Разве нет?

- У меня нет "желтых газет". И я никаким образом не влияю на них, уж тем более, не являюсь цензором. Вы, девушка, наверное, не представляете, того, что мой день расписан по минутам до самой ночи. И я свихнулся бы, если бы занимался тем, что прочитывал всю хрень, которую печатают, пусть даже мои, газеты.

- Ты, перешел на "Вы". Что же наверно это правильно. А, скажите, в Ваших газетах, есть, пусть не главные редакторы, а простые журналисты, которые разделяют мнение Ваших конкурентов, а не Ваше?

- Ты, идиотка? Действительно, так прикидываться дурой не может ни одна журналюга! Если бы ты, хотя бы один день проработала в газете, то знала бы, что в первую очередь, газета – это коллектив единомышленников, объединенный одной идеей. С другой стороны…. Вот ты, взяла бы директором лесопилки маниакального поджигателя?

- Насчет поджигателя – это сильный ход, поэтому директорами Ваших лесопилок работают фанатичные пожарные.

- Опять же, я не занимаюсь подбором кадров, есть службы управления персоналом. Вы поймите, эта целая империя, и я, несмотря на то, что являюсь ее хозяином, такой же маленький винтик, как и все. С той лишь разницей, что ответственности и обязанностей на мне лежит несопоставимо больше, чем на остальных.

- Мы с Вами вступаем на опасную стезю, на эту тему, чувствуется, Вы можете рассуждать сутками. Давайте, все-таки перейдем к власти.

- Что тебе далась эта власть.

- Мне она и на фиг не нужна, это твоя идея, рассказать о "важном". А главным ты, надо полагать, считаешь власть.

- Слушай, ты перестанешь морочить мне голову? Сколько можно!? Я ни трезвый, ни пьяный не мог заказать у первой встречной девчонки интервью на три дня.

- Ну, два дня, положим, ты не БЭ ни МЭ сказать не мог. И я не первая встречная, ты просто забыл обо мне.

- Фарс плавно перерастает в мелодраму. Ты еще скажи, что ты моя незаконно рожденная дочь! Нет, ты мой сын, и хочешь взять у меня денег на операцию по смене пола!

- Ты говоришь глупости. Ты должен все вспомнить сам. Ты просил об этом.

- Перестань меня мучить. Я же сказал, что последнее, что помню – это встреча с Президентом и матерью. Все, дальше как отрезало. Я вижу тебя первый раз в жизни, я допускаю, что наобещал тебе с три короба, и, клянусь, все выполню, чего бы это мне не стоило. Но я не помню, эти два дня, я не могу объяснить свои идиотские решения и поступки. Можешь мне не верить, но со мной такое впервые в жизни. Я нажирался до беспамятства, не считая этого, всего два раза в жизни. Первый раз на выпускном вечере, по молодости, по глупости. Второй раз, тоже на Новый, но 1992 год. И оба раза я, конечно, чудил, но, чтобы так?! В остальное время, я себя даже выпившим припомнить не могу. Я веду здоровый образ жизни, занимаюсь спортом, я работаю как вол, пожрать даже не могу по-человечески, из-за чертовой диеты!

Хватит, ты меня достала. Я не хочу ничего вспоминать. Мне наплевать на эти забытые дни. Я сейчас сяду в самолет, и просто вычеркну их из своей биографии. И тебя тоже.

- А вот об этом ты мне не говорил. Напротив, ты сказал, что не подвержен истерикам, а закатил уже две, если я со счета не сбилась. Я даже не знаю, как поступить, с одной стороны, я не нанималась утирать сопли взрослому мужику. При этом ты ведешь себя по отношению ко мне, мягко говоря, кое-как. Ты знаешь, других скотов, кроме тебя я в жизни не встречала, но я не думаю, что после общения с тобой, еще кто-нибудь может серьезно обогатить мое представление о такой категории людей.

С другой стороны, ты дал слово и я по условиям сделки должна быть с тобой до конца, пока ты все не вспомнишь. Но, как я понимаю, ты решил кинуть…, на сей раз себя самого. Ну, что же – это твой выбор.

- Ни черта не понимаю. В чем твой интерес? В том, чтобы я наговорил кучу гадостей, вспомнил, как нажрался и очутился здесь, и какое-то слово данное тебе. И что тогда? Будут выполнены какие-то условия какой-то сделки.

- Ну, в общем и целом, все так.

- Хорошо, я не понимаю, почему это тебе интересно, но изволь. Я уже говорил, что встреча прошла в пустую, единственный результат это то, что "Там" отнесутся с пониманием к моему отъезду. Этот разговор был нужен и мне и ему, но мы оба не использовали данный нам шанс. Ни он, ни я первыми не протянули руку друг другу. В упрощенной форме, если бы я ему сказал, что я вор (он и без меня это прекрасно знает), а он бы мне сказал, что готов, несмотря на это, разговаривать со мной как с порядочным человеком, то возможно какой-нибудь разговор и состоялся. А так…

Отбросив всю шелуху, главная задача государства состоит в том, чтобы при условии соблюдения мной неких законов и правил, оно гарантирует мне соблюдение этого же остальными гражданами. Ты полагаешь, я не понимал, что представляет собой эта приватизация, или Президент не понимал. Все всё прекрасно осознавали, и молча согласились на правила игры.

Но эти правила стали менять по ходу игры, а в дураках оказаться ни кому не хотелось. В карманы чиновников посыпались сумасшедшие деньги. Чиновник – это человек лишенный возможности заработать хоть рубль. Он его может, либо украсть, либо получить в виде взятки. Украсть это и грешно и стрёмно, а хочется. И чиновник придумал откат – ворую и рискую я, а он позволяет за солидную мзду мне это делать. А взятка… Ты знаешь, почему охотники уничтожают любого хищника, каким бы он ни был редким, если он попробовал человечины? Потому что, отведав халявного и вкусного, зверь отказывается жрать что-либо другое. Так и чиновник, получив единожды столько, сколько он за три жизни законно получить, не сможет, не ударив при этом палец о палец, не нарушив ни один закон, кроме Божьего, никогда не будет соблюдать законы и правила! Он будет их постоянно раскачивать, менять толкование, только бы спровоцировать меня на то, чтобы давать и снова давать. А поскольку морды у нас у всех не в пушку, а в шерсти и перьях, то те, кто пытаются рыпаться оказываются черт знает где, в обществе полусумасшедших девиц. А власть, власть нужна для того, чтобы защитить себя, любимого, от государства и его граждан. Прекратить этот беспредел может лишь наличие совести у всех участников этого кошмара. А у кого она есть?

- Я, думаю, что совесть есть у каждого, весь вопрос какая.

- Глупости ты все говоришь. Ну, что я все условия выполнил? Что дальше?

- Это не мне решать.

- О, Боже, когда я проснулся, мне было легче! Что еще я тебе не рассказал? О том, как заехал попрощаться с мамой.… Так это тебя не только, не касается, но и не интересно.

…Мама всегда остается мамой. Это единственный человек на планете, которого я по-настоящему люблю. И, как это не парадоксально, единственный человек, которому от меня ничего не надо, кроме того, чтобы я просто был. Она просила, чтобы я не уезжал, отдал все и остался, говорила, что мы ни когда не увидимся, если я сейчас уйду. Я сказал, что это глупости, что я уже купил билет для нее, жены, сына. И они спокойно меня подождут в нашем доме, пока я закончу свои дела и приеду к ним. А вместо того, чтобы заниматься делами я уже третий день кувыркаюсь с тобой.

Вот теперь все. Дальше только похмелье и ты, как платное, надо полагать, приложение к моей головной боли.

- Нет не все. Ты не рассказал о нашей встрече.

- Ну, это не проблема. Я встал, принял душ, выпил, шампанского, увидел в своей постели симпатичную девицу, трахнул ее. И вот уже полдня пытаюсь узнать, как ее зовут, развлекая яркими воспоминаниями о моей тусклой жизни.

- А что было между двумя этими событиями?

- Я, поцеловал маму, вышел из дома… Все.

- А с кем ты разговаривал, пока спускался на лифте.

- Да ни с кем! Уж не с тобой – это точно!

- Ты не помнишь, или не хочешь говорить?

- Ты, мне лампу еще в глаза направь, и спроси на кого я работаю.

- Хорошо, спрошу по-другому, о чем ты думал?

- Я могу сказать, о чем я сейчас думаю.

- Нет, тогда…

- Тогда…, тогда я просил у Бога, чтобы он, даровал моей матери здоровье и жизнь. Об этом думает каждый человек, у которого есть мать! Что еще?

- А еще, о чем ты просил.

- Я просил, что бы он выполнил мою просьбу, чего бы то мне не стоило! А поскольку у меня ни черта нет, из того, что Его могло бы заинтересовать, я просил его, за каждый прожитый день моей матери, вычитать два дня моей жизни. И обещал, что прощу и возлюблю самых заклятых врагов своих, оптом, списочным составом!!! Но тогда тебя еще не было!!! Ты только сегодня заняла почетное первое место в этом списке. Но упрекнуть ты меня ни в чем не можешь! Правда, я тебя сначала возлюбил во все дыры, а прощаю только сейчас! Но, я, думаю, для Господа последовательность не принципиальна! Все хватит, поехали в аэропорт. Все самое важное я вспомнил! Об остальном поговорим по дороге.

- Ну что же. Все условия соблюдены, свое обещание ты выполнил. Прощай!

- То есть как, прощай? То, что ты окончательно свихнулась, я вижу – и это твое личное дело. Но ты решила прихватить и меня в свою безумную компанию – вот здесь я против! Какие условия? Какие обещания? Ты в своем уме! Впрочем, у кого я это спрашиваю?

- А ты еще не догадался?

- Нет, черт побери!

- А ты подумай.

- Хватит загадок!

- Я подскажу тебе. Твоя мама умерла сразу, как ты вышел из дома.

- Ты, что несешь, откуда ты можешь это знать?

- Подумай…

- … Ты, хочешь сказать….

- Да.

- Но, почему тогда жив я?

- Кто тебе сказал?

- Но ведь условием было… , что за мою жизнь Он продлит жизнь матери!!!

- Он готов это сделать.

- Так пусть делает!!!... Ты можешь мне сказать, почему она умерла.

- Да. Ты – единственное, что удерживало ее на планете. Ты ушел, и ее не стало.

- Но пусть она будет. У меня есть сын…

- Она не сможет жить без тебя, а сын… Через полгода твои компаньоны, с молчаливого согласия твоего сына и твоей жены отравят твою мать. Сказать почему…

- Сам знаю…

- Ты все еще хочешь, что бы она жила?

- …

- Может, ты хочешь вернуться?

- Зачем?

- Ну, как зачем, через три месяца разорят твоего приятеля, удивительно, но он у тебя есть, правда такой же мерзавец как и ты, и тебе удастся перекупить основные активы…, а еще через полгода…

- А можно, чтобы мы остаток жизни провели вместе? На тех же условиях.

- Можно, но тогда не через полгода, а сразу после покупки активов компании ты умрешь, как ты и говорил от проникающего ранения…, а твоя мама умрет от горя.

- Ну и сделка…

- Ты сам этого хотел…

- Этого? Ты шутишь!

- Не шучу, ты шел к этому всю жизнь. Ты делал все, чтобы было так и ни как иначе. Я пыталась тебе помочь, но ты никогда меня не слушал…

- Тебя?

- Да меня, или ты все еще меня не узнал?

- Еще минуту назад, я полагал, что ты моя смерть. Разве нет?

- Ну… подумай, давай подскажу, кроме твоей мамы из твоего окружения никто не подозревал о моем существовании.

- Ты, что моя Совесть? Быть не может, если она у меня когда-то и была, то должна быть каким-нибудь заморышем, или дряхлой старухой, а ты даже очень ничего!

- За это надо благодарить твою маму и тебя. Твои родители воспитывали тебя порядочным человеком, хотели, чтобы у тебя была красивая душа и чистая совесть. А ты мной практически не пользовался.

- Ты про сегодняшнее? Ну, извини, не знал.

- Да, ладно, ты первый раз грязно надругался надо мной, когда нам не было и пятнадцати…

- Ты что говоришь? Я первый раз переспал с девушкой в девятнадцать. И не известно еще кто кого трахнул.

- Ты тупеешь на газах. Вспомни, тебе было почти пятнадцать, когда ты пригласил одноклассницу в кино, скопил денег, целых 75 копеек. Мама тебе, не подозревая о твоем богатстве, дала рубль. По тем временам ты полкласса мог в кино отвести. Когда ты одевался, то случайно, как мне потом объяснял, попал рукой в карман отцовского пальто. Ну, что вспомнил?

- Я об этом никогда не забывал, я в своей жизни совершил массу гадких поступков, но об этом помнил всю жизнь. Я тогда достал из кармана рубль. И мы все деньги прокутили в кино. Ты мне житья не давала, даже, когда я тайком, через месяц подложил скопленный мной рубль на место, ты все равно не давала мне спокойно жить.

- А что было потом, ты помнишь?

- Потом мы заключили с тобой сделку. Первую сделку. Ты же сама согласилась!

- Впервые слышу о добровольном изнасиловании. Может мне еще извиниться?

- Потом ты стала более сговорчива…

- Это, что? Упрек?

- Если хочешь, да.

- Что ж это удел всех падших. Ты вел себя со мной как со шлюхой, а потом просто перестал обращать на меня внимание, как будто меня вовсе нет.

- Не могу сказать, что тяготился твоим отсутствием.

- Помнится, не так давно, ты сам упрекал других в отсутствии совести.

- Ну, у этих прожженных мерзавцев, совесть конструктивно не предусмотрена, либо она настолько грязная, что ее уже не чем не отмыть. А ты у меня чистенькая, утром душ приняла.

- Да. Я выполнила свою задачу! И теперь, действительно чиста.

- Что-то, ты опять стала говорить загадками.

- Ни каких загадок. Тебе приходилось когда-нибудь слушать такое выражение: "Совесть замучила". Наверняка слышал, так я пошла дальше…, я убила тебя.

- Можешь даже не продолжать, я знаю за что. Но при чем здесь мать.

- Все эти годы ее мучила ее Совесть за то, что она воспитала мерзавца. Она очень страдала от этого. Вспомни, она ни разу не взяла у тебя деньги, и не принимала ни какой помощи. Но она очень тебя любила, а ты просто разрывал ей сердце. Она взывала ко мне, просила, чтобы я хоть как-то на тебя повлияла. Увы, я ничего не могла сделать. Я уже и не надеялась когда-нибудь поговорить с тобой. И, вдруг, ты сам обратился ко мне…

- Не говори глупости, я к Богу обращался.

- Наглость твоя границ не имеет. Ты подумай, ты самому Господу – сделку предложил. Осталось только акционерное общество создать. Но Бог милостив, он услышал твою просьбу, и мою… тоже услышал. И вот мы здесь.

- Так, что же нам теперь делать?

 

 

- Так, что же нам теперь делать? Станислав Михайлович?

Молодой реаниматор, вопросительно посмотрел на профессора.

- Теперь? Теперь, Александр Иванович, мы с чистой совестью можем отключить искусственную вентиляцию легких...

 

Занавес.