Звякнул дверной колокольчик.

Тамара Германовна оторвала взгляд от томика Шопенгауэра и сняла очки.

В дверях, отряхивая зонт цвета мокрого асфальта, стоял высокий бладхаунд. Его крупную атлетическую фигуру окутывал черный кожаный плащ, а на голове красовалась широкополая шляпа.

«Клинт Иствуд, нет, скорее, штандарте-фюррер Штирлиц», - подумала Тамара Германовна. «Интересный мужчина!» - она незаметно сбросила видавшие виды тапочки и сунула ноги в лакированные лодочки.

- Ну, и погодка сегодня! - сказал бладхаунд, с широкой улыбкой подходя к стойке.

- Льет, как из ведра, - подтвердила Тамара Германовна, нервно теребя Шопенгауэра.

- «Parerga und Paralipomena», - прочел незнакомец, взглянув на обложку. – Хм, одно из моих любимых. Как там, в восьмой главе: «Физические истины могут иметь много внешнего значения, но им недостает внутреннего», - чуть смежив веки, промолвил он, приятно удивив Тамару Германовну. Не часто встретишь привлекательного мужчину, цитирующего твоего любимого автора.

- Вячеслав, - незнакомец протянул руку, и Тамара Германовна заметила, как округлились мускулы его предплечья.

- Тома, - смутившись, ответила она и быстро добавила, - вам на паспорт или художественное?

- На паспорт, но, если можно, художественно - пошутил Вячеслав и оба рассмеялись, точно старые друзья.

- Проходите в студию, пожалуйста. Вешалка - в углу, зеркало - справа, - пригласила Тамара Германовна, щелкая кнопкой выключателя.

Сняв шляпу и плащ, бладхаунд остался в элегантном костюме-тройке.

- А у вас тут уютно, - заметил он, доставая из жилетного кармана миниатюрную расческу и поправляя пробор.

- Благодарю. Прошу, присаживайтесь, - Тамара Германовна включила фото-прожектор.

Вячеслав занял место на стуле и поправил галстук.

- Подбородочек чуть-чуть повыше, - бархатным голосом фотографа с двадцатипятилетним стажем сказала Тамара Германовна, фиксируя штатив и ныряя под покрывало. – Улыбочку!

Вячеслав послушно улыбнулся.

«Какое приятное лицо», - подумала Тамара Германовна и нажала кнопку фотокамеры.

 

- Когда можно забрать? – спросил бладхаунд, вставая и надевая плащ.

- Завтра после трех будет готово, - несколько разочарованно ответила Тамара Германовна. - Рубль шестьдесят, пожалуйста. Ваша фамилия? – она бросила на Вячеслава свой фирменный взгляд из-под опущенных ресниц.

- Тиханов.

Сердце Тамары Германовны трепыхнулось, а ниточки бровей поползли вверх.

- Это вы?!

- Простите? – не понял бладхаунд. – А! Нет-нет, просто однофамилец, вернее тезка. – До завтра! – Вячеслав улыбнулся и, надев шляпу, вышел. Снова звякнул колокольчик.

Тамара Германовна выключила оборудование, села за стойку и, сменив лодочки на тапочки, раскрыла книгу.

Читать не получалось. В голову лезла музыка Микаэля Таривердиева на слова Роберта Рождественского: та-а-та-та, та-та-та-а, та-та...

Тамара Германовна достала из косметички пудреницу и посмотрелась в зеркало.

«А ведь я еще ничего», - она взяла пульт и включила телевизор.

- Что общего у кентавров, ангелов и обитающих в тропических странах песчаных блох-саркопсилл? – спросил ведущий у игроков. – Прошу, отвечает Анатолий Вассерман.

- Шесть конечностей.

Тамара Германовна щелкнула кнопкой пульта.

«А ведь я и вправду ничего. Есть во мне что-то... ангельское...» - подумала она и загадочно улыбнулась, глядя на зонт цвета мокрого асфальта.