Enter

 

Монеты звезд,

закинув в ночь,

В кулисе неба

бог

укрылся.

Софит луны

бросает луч

На город мой -

богу не спится.

Он декоратор

и режиссер.

Игра его

воображенья –

Жизнь.

Весь мир театр,

А мы в нём -

Лишь декорации движенья.

 

Level 1

 

Ночь.

Город стошнило электричеством в улицы.

Город мой

Пьяно качается в лунной бредне,

Дымом куря в пышнозвёздое небо.

Этого дыма не знает

Душа

моя

Трогательней.

 

Сколько

Жёлто-неоновым бисером

В клумбах районов высажено огней!

А мне

Идти

вот

В лабиринте ночного Питера

Улицей –

Чёрной сажи темней.

 

И казалось бы:

“Эта улица мне знакома

И знаком этот низенький дом…”

Только вот:

Тени нынче лежат по-другому;

По иному

Асфальт

отражает шагов моих звон.

 

И ни горем,

Ни болью

не выпита

Ночь -

Такая же,

как все.

Только сердце сжалось,

Забилось в трепете -

Когда…

 

ВДРУГ!

 

ХРАМ!!!

 

Храм показался во тьме!

 

Что это?

Откуда?

Как это?

Страх

ржавым скрипом содрогнулся

Где-то в парадных сонных.

Храма такого,

(да и никакого другого),

Здесь не было!

В лунном мерцанье стою

Видением парализованный.

 

Храм,

Как грозный властитель,

Склонил надо мною

Тень своего фасада.

Хмуро надвинулась стен вековая мощь.

Химеры

B беззвучном клёкоте

Срываются с колоннады.

Всё в нём

призвано

Вызывать в человеке дрожь.

 

К такому, бывает, придёт человечишко,

Боль свою, как ребёнок, сожмёт в кулачёк,

Станет в поклонах иконы жалобить;

Поп

Отпустит грехи ему

И он

Счастливым бежит дурачком.

 

Ммдааааааааааа …

Вот так дом божий!

Не церковь –

А само Люциферово логово.

 

Присмотрелся сквозь темень -

Вдруг вижу:

У входа движение!

У входа люди!!

Много людей!!!

И идут ещё!!!!

 

Что за паломничество

В час полуночный?

 

Кто эту массу сюда призвал?

 

Чу! А у массы

лица

Злостью выперчены.

На массе волчий высечен оскал!

 

Тaaaaaaак осторожненько…

Эти опасные.

Я лучше в сторону…

 

Молчать.

Молчаааа…..

ВДРУГ

Из витража

СВЕТ

В витраже

Гримаса

Какоготонамыленногобородача

 

Что за дикости?

Что за бардак такой?

 

Гляжу:

Ещё одно –

Дым клубится над колокольней!

 

Смотрю испуганный на бородатого:

О, ни х… себе!!!!

Бородач огромный!

 

В этаком теле

тонн, эдак, сто!

(А то и все двести вместятся).

Ростом – гигантский -

Под самый свод!

Он над всем прочим высится.

 

Вот это детина!

Вот это да!

Кто народил то такого?

А?

 

Тела рельеф по Гераклу вылеплен.

Мышцы хранят в себе стали твердь.

Шарф

Косматой его бороды

Вился до самых колен.

Имя одно ему –

Голиаф!

 

Но вгляделся я в строгость его синих глаз

И в лице его грозном

Прочёл я, что-то отеческое.

И стало ясно мне –

Это бог!

Бог

нас!

Созданный

по образу

И подобию

человеческому

 

Кто я

в руках вседержителя?

Жалкий грош в миллиардном его казначействе.

И вот

Я –

Раб,

Созерцаю сейчас своего повелителя

Участником дикого действа.

 

(Действо -

Странного свойства)

 

Бог, огромный,

Весь в мыльной пене,

Сидя в гигантском банном тазу,

Мылит свою могучую шею

И что-то бормочет про:

«Тула-лу-лу»

 

Бог моется!

Экая невидаль.

Властно качает своей головой.

Прочее всё

тлен и гниль!

Всё перед ним беспомощно,

Как камень беспомощен перед водой.

 

Паром

кровавым

всё помещение занято.

На алтаре разведён костёр.

А над костром,

в котле,

Закипает варево

И видно мне –

Кровь

в нём!

Кровь

в таз

Подливают ангелы.

 

Кровь

пролитая в смутах воин.

Войн за веры,

царей,

отечества,

За гроб господень

И господский стол.

 

А перед богом резвятся Евочки,

Друг друга мылят и хлещут веничками.

На них, с физиономией банковского клерка,

Апостол Пётр глядит терпко.

 

Бог,

расправив плеч размах,

Как басанёт,

что посыпалась

штукатурка

На

фрескАх:

«А ну-ка девы! Кончай боловАться!

Поддайте пару!

Айда париться!»

 

И девы, взвизгнув, пустились в круг

Парить бога и боговых слуг.

 

Во всём храме царит безумие:

Пар клубится, крик стоит,

Мира по стенАм течёт.

А бог смеётся, бог кричит:

«Поддай пару!

Поддай ещё!»

 

И раскрылись ворота храма,

Потянулась во внутрь толпа,

Что у входа меня встречала,

Испугался которой я.

 

Мрачным шествием мимо бога

Люди молча идут к алтарю;

На ногах гремят оковы,

На руках несут жертву свою.

 

Одержимые!!!

Этой ночью судной

Червь сомненья прокрался

в души закрома.

«Стойте,

люди! –

В себе кричу им, -

В этом боге живёт обман!

В этой вере нет и капельки Веры!

В этой вере лишь страх и порок!»

 

Вот опять открываются двери:

Осуждённые мнут порог.

Среди них я вижу мыслителей.

Вижу Бруно, Саванаролу.

Всех их гонят священнослужители

На костёр духовной свободы.

 

И горят в том костре проститутки,

Вместе с ними горит Толстой.

А бог всё «нюхает душ незабудки»,

Бог от крови совсем хмельной.

 

Разошёлся в разнузданном веселье.

Борода –

растрепанная тина.

Прочим

так же весело –

Катаются на каруселях,

Фантазируют на предмет сотворения мира.

 

Херувимы, налившись бражкой,

В ля-миноре псалмы затянули,

О том, как спутались поп с монашкой

И про господа там же помянули.

 

Всё здесь пляшет дикарским племенем:

Бьют разгульную колокола.

Ангелочки, играя временем,

Перелистывают года.

И несётся в бешенной скачке

Перед взглядом миров круговерть.

Я

взволнован!

На эмоции

растрачен!

Чувств не выразить!

Слов

не высказать мне!

 

Level 2

 

***

В созвездье Город свет погас -

Там спят чужие люди.

И ночь, округлив лунный глаз,

Глядит в их сны.

Ночь любит

Чужую тайну подглядеть,

Дождём её оплакать.

И нервным током будет течь

В тела её прохлада.

 

О, люди! Знают ли они

Великой боли тайну!?

Их жизнь – иллюзия мечты.

Их смерть – мираж печали.

 

Они чудны! Стремленья их –

Смесь благочестия и оргий.

Что могут знать

они –

Лишь пыль

В руках небесных технологий!

Ведь боль великую познать

Дано не каждому из смертных.

То боль из болей!

Суть одна!

Одна на всех –

живых и мертвых!

 

 

Здесь

В переулке прокаженном,

Где жизнь свалила весь свой хлам,

Стоит,

ни в одном окне не отраженный,

Луной облитый,

Призрак-храм.

И весь

великой тайной освещённый

Он,

подняв под небо купол свой,

Будто иглою граммофонной

Крестом упёрся в звёздный свод.

 

В светилах тех

Иная жизнь мерцает,

Словно

Там время прекратило бег.

И вечность,

блеском звёзд,

Даёт нам знак условный,

Что наша жизнь –

всего лишь вспышка,

Миг!

 

И вот,

в блестящем этом скопе,

Как будто

что-то

шевельнулось вдруг!

Искрой, черкнув по небосклону,

Звезда упала!

Свет её потух!

 

Но вот она ОПЯТЬ!

И снова

Затёрлась в свете фонарей.

Вот промелькнув по водостоку,

Свечёй зажглась в чьей то руке!

 

Свет её ближе!

Ближе!!

Ближе!!!

За ним мелькнула чья то тень…

Не разобрать…

Но вот

я вижу -

Идёт со свечкой человек!

 

С орбиты пал в земное лоно,

Лучом сразив электричеств блеск.

Не человек!

Гомункул!

Вот он –

Обитатель фантас-

магорических бездн!

 

 

Спалил

фонарь

последний

город,

А этот

Свечку

жжет

и жжет.

Как будто в колбе,

сфера словно,

Сквозь ночи мглу лицо плывёт.

 

И мне лицо это знакомо,

(или знаком лишь силуэт?)

Где я мог видеть эту форму?

(не в фотохронике ль газет?)

Нет!

Оно являлось отраженьем

Из глубины зеркал!

Да!

И с меланхолией в движеньях

Оно смотрело на меня.

Я

Вспомнил этот взгляд железный

На бледнокожем полотне,

В рубцах страданий полновесных –

Я видел это всё во сне!

Но сон тот позабылся вскоре,

Обыденность взяла своё.

Но вот оно!

В ночном просторе!

Из гущи памяти пришло.

 

Вот звук шагов. Одежды шелест.

Лицо приблизилось ко мне.

ГЛАЗА –

безДна!

В них свечки отблеск.

Вот тела силуэт во тьме.

 

Это отшельник!

Вид аскета.

(Впрочем,

аскетов

прежде

не видел

я),

На нём балахон чёрного цвета,

Пояс,

на поясе четыре гвоздя.

Вот он прошел, меня не заметив,

С тенью мешаясь, нырнул в темноту.

Вновь проявился,

и шаг свой замедлив,

Кротким движением

дверь

В храм отомкнул.

 

Скрежет!!!

Чудовищно,

громко

Прорвал тишину.

Режет

Свет

ночную

тьму.

 

Всё шире и шире…

Свет бьёт по глазам.

Течёт по асфальту,

Ползёт по домам.

Отшельник –

вижу –

в проёме стоит.

Вдруг что-то толкнуло

идти

за ним.

 

Сердце в груди

оборвалось

с дрожью.

Иду к нему,

иду осторожно.

Шаг за шагом, крадусь к дверям.

Вдруг!!!

Скрежет!!!

Дверь заперта!!!!

 

 

…однако…

 

 

И снова ночь

глаза залила.

И снова в сердце

вкралась тень.

Но любопытство

ум скрутило…

В стене окно!!!

К окну!

Скорей!!!!

 

Level 3

 

Муха –

Нет на земле назойливей тварей!

Они досаждают и людям,

И прочим.

Из мира реальных вещей

Прокралась в моё подсознание…

Впрочем…

Что с неё взять?

Ведь она по незнанью

Попалась в мой бред Вальпургиевой ночи.

 

Муха,

С той

стороны

окна,

Мирно присела,

нервируя взгляд мой.

Затем,

оторвавшись от глади стекла,

Бросилась в петли кривых траекторий.

С пространством борясь

крутизной виражей,

Муха под сводами храма петляет.

Тварь беззаботная!

Знать ли дано ей,

Где она нынче!?

НАД КЕМ ЛЕТАЕТ?!!!

 

…

Публика, волчий утратив оскал,

Смотрит на бога и свиту пугливо,

А бог, дирижируя страхом в ней, сам

Властно глядит и мочалит спину.

 

Евочки богу плетут венок

Из веток древа добра и порока.

К ним приласкался какой то чувак,

Пьяно кричал:

«Авраам-пророк –

Я!»

Но тут же его перекликнул другой:

«Что ты вопишь?

Дурак голосистый!» -

Сверху,

отрубленной

головой,

Громко сказал Иоанн Креститель.

 

(Я уточню, чтобы было понятней:

Вверху, под куполом храма сего,

Ваня заведовал голубятней)

 

Но старый в пылу своём не унимался,

Он бил себя в грудь, ребёнками клялся.

«Я, – говорит, - всех больше на свете

Нашего Господа Бога чту».

 

«Однако ж, – и тут Иоанн подметил,-

Ты вместо сына заклал овцу!»

 

«Да что ты знаешь!? – входя в раздражение,

Авраам Фарыч рычал с возмущением. –

Тебе ли судить о моих поступках?!!»

 

Но тут из толпы раздалось:

«Преступник!!!»

 

И ещё раз:

«Преступник!!!»

 

Шорох волной побежал по присутствию.

Но вскоре всё стихло до последнего свиста

и…

Уже в тишине

раздалось вновь:

«Преступник здеееееееее………….

………сь!»

 

 

Бог, насупив седую бровь,

Грозно спросил:

«Что за мерзавец?»

Но крик продолжался:

«Господин Бог!

Преступник тут!!

Преступник в зале!!!»

 

(На середину выбежал допотопного вида человечек

С быстро бегающими глазами)

 

«Я его первый…

Первый!!!

Увидел.

Тот!

Со свечёй!

У входа!

Держите!!!»

 

И снова шорох по толпе пробежал,

Сделался гулом.

Гул нарастал.

Толпа содрогнулась.

Случилась давка:

 

«Спокойней товарищи!»

 

«Куда по ногам то?!»

 

Но вот разошлись. Шум спал на шелест.

Я вижу,

стоит

Знакомый отшельник,

Но только лицо его стало знакомей.

Кто ж он такой?

Маяковский!

(что ли?)

 

Но бог перебил мою мысль, спросив:

«В чём обвиненье?

В грехах

каких?»

 

Ч е л о в е ч е к:

 

«Ну как же,

господи?

Это же он!

Тот, кто учинил перед пасхой погром!

Это злодей!

Варрава!!

Безбожник!!!

 

(к отшельнику)

 

Сам пришёл?

Теперь не отвертишься –

Ты наш заложник!»

 

(Человечек в раболепных поклонах стал суетиться перед богом)

 

«Несправедливость! Властитель Мира!

Лукавый в души вложил затменье.

В тот день, на Пасху, в Иерусалиме

Народ над верой свершил сужденье!

 

Этот Варрава, он был оправдан.

Он чудом спасся от приговора!

Вместо него же был смерти отдан

Святой учитель! и Сын Твой! Боже!

Душа Варравы облита кровью!

На нём проклятье для человеков!

Пока жив он –

нам нет покоя!

Но он явился из тьмы веков

сам!

 

К тебе Владыка я припадаю,

На суд твой правый я уповаю.

Отдай его нам!

Мы вмиг исправим

Ошибку эту

священной казнью.

???»

 

Толпа разъярилась,

От слов зверея:

 

«На Голгофу его!»

 

«Распять злодея!»

 

«Точно!

Писанью верьте,

На нём кровь наша!»

 

«Повинен смерти!!!»

 

 

Но бог не внимал им.

В его,

вдруг потухших,

синих глазах

Тенью

разлилась,

С неукротимою болью тоска.

 

Его обступили священники,

Науськивать стали: виновен мол.

Шептали ему о спасении

Человечества… –

Но не слушал бог!

Затем подошли апостолы.

Те тоже шипели свои слова,

Что-то на счёт апории

и

Логического конца…

 

НЕ СЛУШАЛ БОГ!!!

Казалось,

забылся он.

Во взгляде томилась мука.

Даже вскипевший до крайности гомон

Не расшевеливал в боге слуха!

 

Но вот,

Лицо владыки очнулось от боли.

В глазах

вновь огонёк блеснул.

И властным движеньем ладони

Он

с присутствия шум

смахнул:

 

«Довольно вам

воплями глотки рвать!

Снова жаждите крови вы?!

Казнить хотите опять?!

Да что вы за люди?!

Земные черви!

Жестокостью вашей весь мир изношен.

Вы

наделили меня бессмертьем,

Что бы вершил я суд свой божий?!

Довольно!

Вы можете только жрать!

Вас беспокоят лишь прибыль да убыль

Большего вы

не желаете знать!

В душонках ваших любовь прокисла

И источает свой жуткий смрад.

Видите –

Ночь Вальпургиева в окнах повисла? –

Я

приготовил для вас маскарад.

 

И тут толпа шарахнулась в сторону.

Под мукой страха издала хруст!

У бога из-

за

спины

намыленной

Змеёю извился чёртов хвост.

 

Б о г:

 

«Как говорил мне мой старый знакомый,

В ночь обращавший день тенью плаща,

Быть человеком, что быть насекомым

Под пыткой коварной судьбы-палача.

В шумах городов изласкали свой разум

Ересью наспех сложенных фраз.

Не вас ли в тюрьмах травили газом?

Не вы ли сами пускали тот газ?

 

Внемлите ж мне скудодушные твари:

Ночью, крещенной именем зла,

Я вам открою семейную тайну:

Варрава мне сын!

Один!!

Навсегда!!!»

 

Дробь его голоса ударила в стёкла.

Тревога в груди моей наросла.

Сердце в живот упало замертво,

Туда же по нервам душа стекла.

 

Там, за окном, сумасшествия бездна.

Рассудок мой нервно дрожал.

Меч откровенья в словах тех блеснул

И убежденья во мне сломал.

 

Варрава – сын господа!

Высокое званье!

(Да,

Но кто же

в ответе за гибель Христа?

Люди?

Да!)

 

Гляжу –

Из под отшельника тень ускользает,

Сама отделилась!

Сама пошла!

 

И вот,

уже

в толпе затерялась,

С другими смешалась в ногах.

Вот, пробежав вдоль балюстрады,

Вдруг

затаилась в образАх.

 

И там

глядит

с высокомерьем

Глазами

некого

старцА.

И только света преломленье

Мне выдаёт её движенья

В овале строгого лица.

 

Варрава,

Ничуть не заметив той метаморфозы,

Богу в глаза

Со спокойным дыханье глядит.

А в глазах этих боль

Наливалась в огромные слёзы,

Гигантские слёзы

отцовской любви.

 

И молвил бог:

 

«В груди моей теснится плачь,

Когда в глаза твои гляжу я.

Сын мой!

Взгляд твой так горяч,

Что слёз поток едва сдержу я!

Я ждал тебя.

Я знал, что ты придёшь.

Ты не задул огонь своей свечи?

Похвально.

Поди ж ко мне,

Давай с тобою, смерив дрожь,

В объятиях друг друга заключим.

Пусть видят все, как радость велика

Отца за сына, сына ж за отца».

 

 

Но только бог к аскету руки протянул

Как тот

Движеньем своих глаз его опешил.

Варрава

с головы

рукою

Капюшон

стянул

И молвил речь,

И вот что я услышал:

 

«Брось этот вздор!

К чему мне милость твоих объятий?

Ты видишь,

Как

Вера в тебя

Сытой слюной

Алчно блестит на губах бюрократий.

 

Сквозь толщу годов

Кричи –

не прокричишь!

Кто виноват?

Кого призвать к ответу?

Все эти века

Я

Преодолевал гравитацию души,

Казнённую твоим заветом.

 

(Pause)

 

Там,

на холме

Вместо меня умирал человек:

Вот гвоздь из его ладони;

Кровь его

Буйным потоком в долине лет

Сточила камень всякой воли.

 

Хитрец…

Ты словно ртуть

Готов принять любую форму.

Устами книжников своих

Предположенья обращаешь в суть,

А раболепство в догму.

Куда не глянь

Везде твоя рука.

Ты червь желаний

Властных и покорных.

Ты можешь быть рукой стрелка

И в тот же миг,

Сраженной жертвы болью.

 

Ты царь иллюзий!

Ты бог лжи!

Ты камень предкновенья!

Но тают смыслов миражи.

Ты сон людей,

Ты их забвенье!

Могучим же воображеньем

Был вызван ты из пустоты.

 

Но вот теперь –

Ты – сама власть!

Ты – идол их!

Ты самодержец!

Ты горн в кровавой бойне каст.

И, упиваясь кровью всласть,

Они кричат:

In God we trust!

И их ничто не сдержит.

 

Твой образ вшит в сознанье масс.

Ты сам себе

и атеист

И инквизитор.

Закон – уста.

Система – глаз.

А руки – тысячи забритых.

 

Ты адоптирован под всё,

Что только может изменяться.

Ты гибок,

Ловок,

Ты хитёр.

Ты любишь перевоплощаться.

 

А человек всё тот же ляп,

Ему б поспать, попить, поесть.

В нём борются с десяток “Я”,

А побеждает смерть!

 

И ты – оплот его надежд

О вечности, о рае, наслажденьях.

Так множат полчища невежд

Пророки, обещав спасенье.

 

Ты в услуженье богачам.

В любой закон внося поправки,

Мораль меняешь, как перчатки,

Даруя счастье сволочам.

А нищий тот же сотни лет.

А нищий так же гнёт хребет.

Он раб системы!

Жрёт дерьмо,

Влача постыдное ярмо,

Он исполняет твой завет!

Кричит порой, что бога нет! –

Он в слепоте своей нелеп.

 

О небо, как же он нелеп!

Нелеп

нелеп

нелеп

нелеп…

 

Сковав в религии умы,

Ты правишь человечьим стадом.

Поёшь о рае, грозишь адом.

Не избегаешь и хулы.

Манишь манком о вечной жизни.

А между этим человек,

Живя в плену условностей,

Возвёл свои наклонности

В величину высоких истин.

 

И вот ты – Истина!

Ты БОГ!

Ты был бы свят в своей непогрешимости,

Когда бы

не явился

миру Тот,

Кто мог стереть тебя!

Стереть своей решимостью,

Отчистить душу навсегда

От лицемерия добра.

 

Да!

Он был дерзок.

Да!

Он был крут!

Что даже самый ловкий плут

Не смог бы поколеблить дух

В Его глубокой мудрости!

 

Вся сила в Нём – бесстрастие и кротость.

Он нетерпимость,

страх не признавал.

И ни одним пороком

не смог ты сердца тронуть

Его.

Он в добродетели

повинность узнавал.

 

В глазах Его – ни радости, ни горя.

И разногласий не было в безветренной душе.

В Его обширном сердце был причал покоя

Для путников, затерянных в судьбе.

 

Но что толпе голодной колосья Его веры?

Толпа – сточная яма! В неё чего не кинь,

В ней всё сгниёт

и смрадом

своим она овеет,

Затянет, как болото, в топь своих глубин.

 

Но крепость Его воли сломила напор страсти,

Его неколебимость внушила тебе страх!

Толпа приговорила Его тогда к распятью,

А ты ещё боялся за свой возможный крах.

 

И вот твоё решенье:

Для своего спасенья

Меня явил ты миру,

Из сердца, изгнав дрожь.

А в ночь на воскресенье

Ты ум мой ввёл в забвенье,

А в руку вложил нож.

 

Твой нож в моих руках -

ВОТ ПРЕДТЕЧА

Всем мукам человечьим!

 

И вот,

Ты дал им этот выбор.

Ты,

как хирург,

уверен

В своём непростом ремесле

 

Ты ж так прекрасно видишь

Души человечьей изгибы;

А в них,

В этих изгибах,

Слыло предпочтение мне!

 

Ведь каждый из них в чём-то немного насильник,

Даже самый закоренелый добряк

В сердце своём где-то прячет тайник,

В котором хранит он

Холодную злобу

ножа.

 

Точный расчёт!

Браво!

Бис!

Партия!

 

Но и на этом ещё не закончил ты.

Ты предал меня,

Своего сына!!

Анафеме,

Гибель святого

изобразив

Для людей

в идоле.

 

И в новые веры тут понесло человечество,

В новые бойни и столкновенья культур.

Какой же прогресс -

От язычества к язычеству?!

Где всякий святой оплёван,

А плюющий в него оракул?!

 

Гммм…

 

Но не этим душа озлоблена.

Червь обиды точит мой ум,

На то,

Что жизнь моя стала символом

Всех человеческих мук.

 

Ты любовью своей одаривал:

Дал жену мне, дал дом, пенсию.

Но, когда воин тело Его прокалывал,

От стыда своего было тесно мне.

 

Грудь сдавила плита отчаянья,

Когда видел я тающий взгляд.

В этом взгляде любовь неслучайная

Угасала, не вернуться назад.

 

В этом взгляде, полном стремления

К высшим истинам, выше чем ты,

Я нашёл для себя откровение

Беспристрастной и чистой любви

 

(К л ю д я м)

 

Не прочесть ни в едином писании,

И в религиях вам не найти

Сверхдуши Его описание.

Нету слов в этом мире таких!»

 

 

Тут речь оборвалась.

Повисло молчание.

Кто-то в толпе

Издал мычание.

А бог

Сверлил пространство взглядом чистым.

Чуть крякнул

И

Заговорил

Голосом мясистым:

 

«Да, да, да, да…

Любовь!

Как многогранно это слово!

Как много смыслов в него пытались заключить!

Как мир старо.

И всякий раз так ново,

Когда столкнешься с ним

И в сердце бьют ключи…

Да, да…

О, человек!

Он многослоен тоже.

И в тех слоях,

Такая тина чувств!

И каждое по-своему тревожит,

И всякое туманит его ум.

В нём вечно будут жить порок и добродетель.

И будут спор вести

Реальность и мечта,

Но в этом споре верх

Одержит лишь свидетель

Игры его страстей –

Мудрейшая судьба.

Но что же есть судьба,

Как не закон причины?!

А человек –

Причина всей своей судьбы!

Я подарил тебя ему,

ЕДИНСТВЕННОГО СЫНА,

Чтоб спасся человек

От Той тлетворной правды!

 

Ты порицаешь лицемерье в нём,

Мол, человек

далёк от совершенства?!

Ты восхваляешь взгляд Христа

и мне

Кричишь о неизведанном блаженстве.

Позволь тебя спросить,

Что ты ввиду имеешь,

Когда твердишь мне: «беспристрастная любовь»?

И сам ли ты не меньше лицемеришь,

Невыразимое пытаясь объяснить

Потоком своих слов?

 

(pause)…

 

…но дай и я тебе скажу

немного

О том,

Как человек,

Живя в житейском море,

Пытается лавировать душой в его просторе.

И соки жизни в буре чувств не расплескать.

Он разрушаясь,

Стремится побеждать!

 

Весь человек,

каков он есть,

Лишь сумма сил

Противоречивых.

Смиренный ангел,

Буйный бес…

Добро & Зло,

как мир,

несокрушимы!

 

В нём ум стремится к постиженью

Незримых таинств бытия.

Зубря таблицы умножений,

Он тщится добрести до дна

Сквозь суету.

В бытийной мути

Ум жаждет знания о сути.

Но,

допустим:

Незнания расторгнут круг.

И что теперь?

Неу-

довлетворённое тщеславье

Скребёт в груди

и требует признанья

Сих выдающихся заслуг.

 

И снова человек на перепутье.

И вновь сомненья сердце крутят.

И новое желанье в нём

Растёт.

И множится притом!

 

Или возьмём,

к примеру,

эго.

 

Что это? С чем его едят?

(эго)

А эго –

это центр человека!

Кто крепок им

того не сокрушат

В иерархической системе,

Где почесть воздают тому,

Кто твёрд в сырцах,

В себе уверен,

И чувство жалости не свойственно ему.

 

Но человек везде один и тот же,

Один дурак, в другом ума чуть больше.

И в целом, он в своих стремленьях

Ничуть не изменился в поколеньях.

 

Гармония! –

Возможна ли она,

Когда о добродетели свирепствует душа,

А тело, мучаясь в истоме вожделений,

Страдает жаждой наслаждений?

 

Ты говоришь: «толпа»?!

Толпа инертна.

Но каждый мнит себя вселенной центром.

И всякой цели придаётся вес,

Лишь если в ней есть личный интерес.

 

Как тесен мир для человечьей страсти!

И каждый хочет ведь,

Живя среди других,

Свою явить им индивидуальность.

И сытым быть,

Да чтоб не хуже остальных!

 

И всё бы было ничего,

Да только вот, блин, в чём загвоздка:

Всё в мире относительно! Увы!

Там, где одни обгладывают кости,

Другие в изобилии еды.

 

Так не возможно разделить ресурсы,

Чтоб поровну всего хватило всем.

И люди вынуждены, в общей своей массе,

Сжирать друг друга в битве за тотем,

Что их оберегает от воздействий

Безжалостной и грубой нищеты,

Которая растопчет, только попадись ей,

И самолюбие, и гордость в пыль!

Так было всюду и во все века.

Я говорю тебе о деньгах.

 

В своём стремлении к богатству

Бывает так наивен человек.

Лишь тот заслуживает счастья,

Кто волей твёрд и духом креп!

 

В ожесточённой схватке с светом,

В борьбе за власть и гонорар,

Нельзя быть честным человеком!

«Честь», «честность» - разные слова.

 

Но тот, в ком есть искра таланта,

В ком гений истинный живёт,

В ком дух и плоть друг с другом ладны,

Себя над миром вознесёт.

И будет он судьбы властитель,

Житейской бездны покоритель.

А обитатели сей бездны

К нему учтивы и любезны.

И всякий хочет с ним в знакомство

Вступить, чтоб чужой славы солнце

Лучом приятно пощипало

Тщеславье жалкого вассала.

Ведь гениев один на миллион!

Талантливых… ну пускай тыща.

Всем остальным же быть дано

Толпой и стадом в лоне пастбищ.

 

Ох, тяжело же быть в толпе,

И в ней живя, добыть известность,

И счастья кус урвать себе,

Используя посредственность.

 

Посредственность -

Вот их порок!

Вот цитадель несчастья гордых!

Она в довольно быстрый срок

Из человека выжмет сок

Его иллюзий.

 

Но проворных

Ничто не сдержит в этой гонке

К успеху и благополучию.

Те ядом хитрости и злости

Парализуют душу.

И

Они уже у знати в ложе:

Они банкиры,

Они вельможи.

А тем, кто смирен, слаб умом,

Тем путь один – махать кайлом.

 

И так, мы видим:

Общество разделено

На тех, кто Над

И тех, кто Под.

Одним дано жить пресмыкаться,

Другим же жизнью наслаждаться.

Но те и те по своей сути,

И облику всего лишь люди.

И все они в одном едины:

Они страшатся тьмы могилы!

Всех их пугает неизвестность.

Они боятся! Страх – их честность!

Страх –

вот истинная власть!

Вот их закон и справедливость.

 

Но есть для смертных утешенье:

Вера в бессмертие души –

Источник сил и вдохновенья

Для покорения вершин,

Любых в пределах мирозданья.

Вот верный путь для созиданья!

 

А я –

обитель их надежд.

Я – третья сила,

Сдерживающая равновесье

В борьбе людей за власть в поднебесье.

 

Во мне

Найдёт любой из них

Приют, судью и господина.

Богач, бедняк и труженик,

Передо мною все едины!

 

Я – архивариус их тайн.

Я ведаю сердец биеньем.

Все чувства, что в них обитают,

Они готовы мне доверить.

 

(к п р а в е д н и к а м)

 

О, праведники!

Вас не тревожит шум страстей,

Вы путники в пустыне чувств.

Пост сердца вам на радость дней,

И пена слов не сходит с уст.

В своих хранилищах души

Всю мира скорбь скопили вы.

Вы жаждите

Слить макрокосмом свою жизнь,

Но разума охват для истины ничтожен.

К кому ж

Вы обращаетесь в мольбах своих?»

 

П р а в е д н и к и:

 

«К тебе Великий Боже!»

 

«О, блудницы и прелюбодеи!

К каким вершинам наслаждений

Стремится дух ваш, сладострастьем опьянённый?

Каждый из вас,

В пучине наваждений,

На одиночество судьбой приговорённый.

В ком

Переполненное чувством сердце

Найдёт, в конце концов, успокоенье

Бушующим страстям?

В чьём

лице

Вы обретёте мир и покаянье?»

 

Б л у д н и ц ы и п р е л ю б о д е и:

 

«О, Господи!

В Тебе

и во Твоём Сиянье!»

 

«Учёные!

Вы в нетерпенье тайны пелену сорвать

Со лжи окружной и доступных истин.

Дыханье глубины вас заставляет трепетать

Пред столкновеньем с новой формой мысли.

Но всякий раз, вникая в суть вещей,

Ваш ум, томимый жаждою познанья,

Метается, как белка в колесе,

Читая формулы подобно заклинаньям.

С кем спор ведёте вы?

Кого опередить стремитесь?»

 

У ч ё н ы е:

 

«Тебя!

Тебя!

Тебя Властитель!»

 

(Б о г в т о л п у)

 

«К кому,

Биясь в агонии конца,

Последний выдох свой,

Исполненный надежды,

Шлёт тяжелобольной,

Бросая на уста

Всю силу чувств не пережитых прежде?

 

Мне!

 

Солдаты,

Врач среди чумы,

Все те, кто смерти бросил вызов

Во славу Родины,

В борьбе за чью-то жизнь;

Имя моё для них, как призыв!

 

Варрава! Сын!

Я иллюзорен?»

 

В а р р а в а:

 

«Да».

 

«Но, что за польза в правде,

Что тебе открылась?

Пойми же, наконец,

Вся их надежда,

Вера вся!

Для человечества

Во мне отождествилась.

 

А ты

ему –

моё благословенье.

В этом и есть весь смысл предпочтенья.

 

Куда бы проповедь Иисуса увела,

Когда бы им не дан был этот выбор?

Каким мерилом измерялась пустота,

Где нет понятий, нет сторон, нет сердцевины?

 

Постигнуть истину, не каждому дано.

Аскета путь

толпе,

увы,

заказан.

Способных единицы!

И те, ложась на дно,

На ось немыслия навинчивают разум.

Дисциплинируя свой мысленный поток,

Они находят в сердце светозарный ток.

Но для толпы,

для масс

 

 

 

Всё это

не

по-

ня-

тно!

Толпа жуёт слова

И цифры всяких алгебр,

Где умствовать сплошное наслажденье.

А красота

Подобна провиденью!

 

Не усложняй их жизнь своим открытьем.

Оставь вопрос об Истине закрытым.

Для обывателей естественное право:

Семья, потомство, для кого-то слава.

Им не доступна глубина твоих суждений.

Их путь – страдание в стихии наслаждений.

И по судьбе разбрасывать дела

В стремлении к вершинам бытия».

 

В а р р а в а:

 

«Ты лицемер!»

 

Б о г:

 

«Оставь.

Варрава,

милый!

Жизнь это сон,

В ней все виденья лживы».

 

В а р р а в а:

 

«Ты этой лжи достойная оправа!»

 

Б о г:

 

«Ты всё такой же шалопай,

Бунтарь и мытарь.

Право!

Любовь и ненависть твой ум совсем скрутили.

Века тебя ничуть не изменили».

 

В а р р а в а:

 

«На этот раз я весь поток кипящий,

Готов обрушить с силою разящей

Не на людей –

мой бунт не против власти.

Тебя сгубить дерзаю своей страстью!

Чтобы как Он –

Растерзан, но освобождённый,

Я с Истиною стал отождествлённый!»

 

Б о г (поведя бровью):

 

Тщета!

Наивно верить,

Что гневом можно душу исцелить.

Ты, опьянённый болтовнёй Еврея,

Злой на весь мир, что ты не смог постичь

Того, что для тебя не постижимо.

Но страсть твоя,

Она, как сам мир, лжива!

Всмотрись поглубже в логику вещей:

Кто сеет ложь, тот жнёт сор миражей.

Умерь свой пыл.

Для всякого стремленья

Задать сначала нужно направленье.

И тем сложнее путь преодолеть,

Чем цель абстрактней. Но если разглядеть

Лежащий пред тобою мир получше,

То ты увидишь,

Что Истина и Ложь единосущны!

Свобода это тоже рабство.

Любовь и преданность – обман!

Лишь ТАМ,

Где не действительны понятья

Иллюзии развеется туман.

 

ТАМ нету «тут», ТАМ нету «там».

ТАМ нету «нет», ТАМ нету «да».

ТАМ бога нет,

Вселенной нет.

ТАМ исчезает человек.

Но ты то!

ТЫ!!!

Ты - кровь и мясо!

Зачем тебе исчезнуть в пустоте?

Из небытья явился разум

И канет вновь в небытие.

Но для чего опережать событья?

Зачем спешить в бескрайности предел?

Знать то, чего не знаешь –

Нет бесполезнее открытья!

Семья и дом,

Вот лучший твой удел!»

 

В а р р а в а:

«Слова, слова. Опять слова!

Для всякой вещи есть определенье.

От слов кружится голова

И нарушается пищеваренье.

Ты много мудростей наплёл,

Но сути так самой не понял:

Мне скучно жить в застенках слов,

Стереотипов и теорий!

Мне ненавистен знаний груз,

Которым ищут примененье

В быту вещей,

И блеском фраз

В своём лоснятся самомненье.

 

Житейство?

Пройденный этап!

Брак – обществу жестокая повинность!

В каждом супруге распят раб,

Что быту жертвует свободу и невинность.

Брак –

Невыносимое ярмо,

Где «любящие» спят спиной друг к другу.

Где ложь целительное средство.

Уснуло сердце –

Бдит желудок.

Не слышен боле страсти шум.

И, в целом, жизнь сплошная проза:

Ремонт, курорт, ТВ, Фэн-Шуй:

«Закройте крышку унитаза!»

 

Нет. Не по мне.

Хоть прелесть есть.

К примеру дети,

но пока они грудные.

Любить, заботиться о них

И в этом жизни смысл видеть.

Но, что потом?

Они растут.

Со временем становятся взрослее.

И вот,

Они уже нам лгут

И верят в собственное мненье.

Крепчает нрав,

Твердеет дух,

Желанья год от года всё порочней.

И отношения меж двух

Различных поколений не так прочны.

 

Наивно очень верить в то,

Что дети наше продолженье.

В них тоже есть своё…

Ну, типа…

Свой личный взгляд…

Свои сужденья.

И если очень напирать

На них,

То в этом мало толку будет.

Мудрей всего суметь принять,

Что дети – совсем другие люди!

И этим людям, как обуза

Их старики седы-обрюзглы».

 

(smeshno)

 

Б о г:

 

«Ха! Ха! Ха! Ха!

Ну что ж,

Ты это мне достойно показал.

Ха! Ха! Ха! Ха!

Так, стало быть, всё дело в скуке?

И ты стремишься доказать,

Что воздух можно поймать в руки.

 

Ха! Ха! Ха! Ха!

 

Твоя вскипающая кровь

Свидетельствует в пользу слов

Моих.

Ты человек!

Таков, какой ты есть.

Не менее, не боле.

Но, словно рыба пойман в сеть

Метафизических теорий.

Ты бьешься фразами об лёд непониманья,

Хватая жабрами урывчатые знанья.

 

Ты человек!

И выше не пробиться!

Чтоб богом стать,

То нужно им родиться!

Ну, кто ты есть в своей бесславной вере?

Под балахоном твоим кроются сомненья.

И крик стекает по щеке

В янтарной капсуле-слезе.

 

Ты человек!

И в этом ты бессилен!

Взлёт чувств

твоих

Паденью равносилен.

Ну, что ты можешь изменить,

Меня, пытаясь истребить?

В кого,

Чтоб Истину познать,

Ты собираешься стрелять?!»

 

(pause)

 

В а р р а в а:

 

«Мои глаза разбиты…»

 

…

Как вдруг,

Умолкли голоса.

Вскипела сера в ладане.

Варрава

с

своего

пояса

Гвозди взял

И вложил в ладони.

 

Яростный взмах руки

В движенье одном застыл.

Варрава,

гвоздём,

другим

Глаза свои пронзил.

 

!!!

 

Тут людей охватила паника.

Воздух, казалось, стал плотней.

Наэлектризовался.

У меня спёрло дыхание.

Земля задрожала.

Толпа зажалась,

Испугано глядя на свиту всевышнего.

Всевышний

сам

Осклабился.

Великая мука исказила лица всех присутствовавших.

Тени начали сгущаться.

Из щелей просочился зелёный газ.

Тут

с неба

донеслась

до меня

музыка.

М у з ы к а:

 

«Злые духи в келье ночи

Зубоскалят и смеются.

Их движения пророчат,

Беды грозные прольются.

 

Мир дрожит под пыткой страха,

Жертвы выбраны уже.

Кто в душе своей был жалок,

Будет смертью поражён.

 

В сердце кто своём скрывает

Злобу, зависть, скупость, лень,

Сам себя тот обрекает

На сгорание в огне.

 

Вьётся к небу дым плавилен,

Пепел сыпется к земле.

Мертвецы, ожив в могилах,

На гробах летят к луне.

 

Всё, в невежестве погрязнув,

Обратится в прах и тлен.

Умирает Богодьявол.

Умирают все,

все,

все,

все…»

 

Крооооовь!!!!!

 

Тени с полов поднимались…

 

Бооооооль!!!!!

 

…и в людях они растворялись.

 

Криииииик!!!!!

 

Бог, распадаясь на части,

В миг

Стал -

одна непонятность.

 

В глазах людей бурлила пена,

А тошнота их рты кривила.

И сталь гвоздей на всём ржавела,

И храм ржавел,

ржавел, и гнил он.

 

ВДРУГ!

Всё поржавело.

В миг

Всё пропало!

И,

Словно из жерла,

Из

Канализации

Тянулось,

Мааааленькоетакое оооблачко

Сизого пара.

 

Из под земли сочился газ.

Варрава мёртв.

Свет от свечи его погас.

Из-за нависших над городом туч

К земле струился лунный луч.

 

Луна!

Обширна и кругла.

Она

В объятия свои взяла

Расслабленное тело.

Тут, струйкой пара проплыла

Над ним нагая дева.

И вновь разверзлися миры,

Сокрытые от суеты

В щелях порогов

И в гуще окон.

Крадётся к небу серый дым…

Гляжу:

Чудовищем большим

До тела тянется балкон.

 

Эфир!!! О, царь веществ!!!

Расширь мне мира грани!!!

Маячат тени злых существ

Во тьме МОИХ исканий!!!

 

Вон, тело в лунный круг летит,

Обмякло и красиво!

Луна восторженно горит,

Горит красноречиво!

 

И посылает мне свой свет,

Холодный,

да забавный.

Передо мной,

в лучах

стоит

Тень мёртвого Варравы.

 

Т е н ь:

 

«Лети, мой друг, под сень успокоенья!

Твой пылкий дух теперь освобождён.

И ненависть твоё уединенье

Не озарит своим огнём.

 

Всё, что подвержено распаду – распадётся!

Всё, что исчезло – возродится вновь.

Но над тобою больше не сомкнётся

Ни купол неба, ни поверхность вод.

 

Твой мир теперь не сон, но безмятежность.

Твоя обитель нынче – пустота.

Ты в том пределе, откуда льётся нежность

В людские гордые сердца.

 

Прощай, мой друг!

Ты растворился?! Что же?!

А мой удел, лишь слиться с темнотой.

Заря уже на горизонте брезжит –

И мне пора исчезнуть за тобой».

 

Esc

 

Светало.

В проулке дворник мёл метлой.

Рос шум автомобилей.

Запёрлись в кудри облаков

Верфей седые дымы.

 

Дома простужено глядят

В пустые ямы улиц.

Скрестили в небе провода

Косые петли путаниц.

 

По окнам заметался свет

Встающего светила.

Пропала ночь.

Растаял бред.

Идёт прохожий мимо.

 

Лицо его скривил злой рот.

В висках набухли вены.

Это рабочий.

Идёт на завод,

А может уже со смены.

 

 

 

The End