Семен Венцимеров.

Журфак.

Часть шестая. Дворец на Моховой

 

 

Книга первая. Крутые ступени

 

Предисловие к части шестой

 

 

 

Опять сентябрь, опять журфак...

Мы в стройотрядовских штормовках –

И это, право, пе пустяк –

Гляди на нас – на сильных, ловких,

 

Уверенных в себе людей

Ты, первокурсник-салажонок.

Ежу понятно: мы мудрей...

Завидуйте – и нам вдогонок

 

Всходите на парадный марш...

Мы тоже по нему апервые

Восходим, но отныне – наш

Дворец... Мы здесь следы живые

 

Великих – и портреты их

Находим... Вот -- на нас взирают...

О, первокурсник! Здесь твоих

Еще способностей не знают –

 

Ты их смелее проявляй

Себе и обществу во благо...

И – важно: преодолевай

Лень и инертность... Да и брагу,

 

Себя жалея, позабудь...

Мы, прилетев из стройотряда,

И здесь работали чуть-чуть,

Втащив туда, где баллюстрада

 

Под оком Господа блестит,

Столы из флигелька, где прежде

И мы имели бледный вид,

Но доблестно служа надежде,

 

Весь претерпели первый курс...

Теперь-то нас не сдвинешь танком.

Ведь мы уже вошли во вкус.

И в каждом что-то есть от Данко:

 

Сердца, как факелы горят...

Мы на стезе на верной, братья!

Мы устремляем жаркий взгляд

Вперед и вверх – и нас в объятья

 

Сердечно, нежно приняла,

Признав своими, альма матер.

Нас ждут великие дела –

Пристраивайтесь нам в кильватер...

 

Поэма Первая. Я, Семен...

 

-- Какие новости, земляк?

-- «Луна-16» стартовала...

-- А в личном?

-- В личном кое- как –

Покуда достижений мало...

 

Разлита золотая грусть

Над сентябрями Буковины...

Опять по городу пройдусь,

Всмотрюсь в знакомые картины...

 

Мне здесь всегда недостает

Невразумительной отрады...

Ответа город не дает

На все моей судьбы шарады...

 

А впрочем, нечего темнить

И самого себя дурачить...

Я не могу себя винить

За то, что так, а не иначе

 

Устроена моя душа –

И, видно, не избыть печали...

Конечно, Тома хороша,

Но не она вошла вначале

 

Мне в душу – и еще живет

В душе заветный образ Люды...

Душа тоскует и зовет,

Хочу забыть, но не забуду...

 

На Киевскую в старый двор

Меня магнитом потянуло...

Престранный факт: до этих пор

Ни одного не всколыхнуло

 

Из давних сверстников моих,

С кем во дворе взрастали рядом,

Желанье заглянуть на миг

Во двор... А вот – встречаюсь взглядом...

 

- Ты? – Софа Гицелевич... –

-- Я...

Гляди-ка, стала важной дамой.

Малышка, что с тобою, чья?

-- Моя (смущенно)...

-- Рано мамой

 

Ты стала...

-- Рано? В самый раз...

Ведь ты в Москве?

-- В Москве... Какие

Дела здесь делаешь сейчас?

-- Я поступать помчалась в Киев.

 

Там вышла замуж, Вот сейчас

Мой курс горбатится в колхозе,

А я с дочуркой...

-- И у нас...

Колхоз, картошка...

-- На подходе

 

К нам Лиля с Кларой...

-- Вот дела!

Какими судьбами, сестрицы?

-- Пресс-конференция? Могла

Лишь чудом встреча вновь случиться...

 

Ведь вы же в Горьком?

-- В Горьком, да!

Мы с Кларой обе на инязе...

-- Я на матфаке...

-- Ты всегда

Дружила с цифрами...

-- Не сглазьте!

 

Смотрите, вот еще идут

Сафович Левка, Эмик Пресман...

-- Они так и остались тут...

-- Ну, что же... Коль им тут не пресно...

 

-- Привет, ребята!

-- Что за сбор?

-- Мы словно в детство возвратились...

-- Да, все же тянет старый двор...

-- «Куда, куда вы удалились,

 

Весны моей златые дни?...

-- «Что день грядущий нам готовит?»...

-- Кто слышал о других? Они –

Соседи-сверстники... С кем сводит,

 

Куда уводит их судьба?

-- Увы, мы о других не знаем...

-- Эй, забубенная гурьба,

До Театралки дошагаем –

 

Там будет местное тэвэ

Снимать концертик прямо в сквере...

-- Посмотрим?

-- Как и встарь тебе

Известно все в концертной сфере...

 

У скверика ажиотаж...

Народ толпится за чертою...

Прекрасный городской пейзаж

Бесценных декораций стоит.

 

Змеятся кабели кругом.

Погода неподвластна сглазу

Сияет в небе голубом

Шар солнца будто по заказу.

 

Подвешен микрофон на крюк –

Готова «удочка» к работе...

Кричат:

-- Володя Ивасюк,

Готово все... Когда начнете?...

 

-- Ансамбль?

-- Готовы!

-- Где она?

Где Лена? Лена Кузнецова!

Мы начинаем... Тишина!

Мотор! Дубль первый!

Невесомо

 

В сентябрь мелодия вплыла –

И утонул в ней тотчас весь я...

Без спроса в плен меня взяла

Простая – колдовская песня...

 

Она о тайном колдовстве,

Девичьих чарах с красной рутой...

Каштан желтеющей листве

Не дал той сказочной минутой

 

Над Театралкой шелестеть...

И песня вырвалась на волю.

Сперва решила пролететь

По-над моею головою,

 

Околдовала институт,

В котором Ивасюк – студентом,

Теперь ее уже зовут

В дома... Звенящим сантиментам

 

Ее -- распахнуты сердца...

Она в душе моей искрится...

Скажу «спасибо!» Черновцам

За песню – и опять в столицу...

 

Полуказарменный уют

Общажный стал уже привычным...

В «сокамерники» мне дают

Других... Заливистым и зычным

 

Смирнов Виталий тенорком

Смеялся собственным остротам...

Иван Калиниченко, в ком

Есть место всем мирским заботам,

 

Во всяком случае чело

В сосредоточенных морщинах...

Альбин Байорас... Ничего

О нем... В загадочных мужчинах,

 

Немногословных, как Альбин,

Секрет отыщется, конечно...

Он однокурсницей любим

Олюней, Олей, что извечно...

 

Еще известно: у него

В Литве подруга есть Неёле,

Она ему важней всего...

Сам над собой трунит:

-- Не Оля...

 

А с Олей сладилось у них,

Дошло до тесного общенья:

Проснусь средь ночки в странный миг,

Когда от шумного каченья

 

Альбина койка заскрипит...

Понятно: подвалила Ольга...

Ее нисколько не стыдит

Присутствие чужое... Только

 

С рассветом встанет раньше всех –

И шасть бегом в свою светелку...

Едва ли это вправду грех,

И мы не судим строго Ольгу...

 

Вот я в Москве... Тамары нет.

Ее мне предстояло встретить...

Жду телеграммы... Вновь рассвет

Встречаю, чтоб в тоске не сбрендить,

 

Рысцою бегая вокруг

«Зеленки» около посольства

Китайского – от всех недуг

Рецепт надежнейшего свойства...

 

Приносят телеграмму мне:

«Семнадцатого прилетаю»...

Аэропорт и время не

Указаны... И вот, гадаю:

 

Ее во Внукове встречать

Иль в Домодедове? Загадка...

Что делать, чтоб не прогадать?

Прикинем... Времени раскладка:

 

Рейс домодедовский с утра –

Туда домчу на электричке.

Потом во Внуково пора –

Автобусом, а не на бричке...

 

А к рейсу третьему успеть

Смогу лишь на такси... Подруга!

Не зная где, во сколько – встреть?

За день наколесил три круга.

 

Лишь предвечерний самолет

Любимую в Москву доставил...

Как бы то ни было – везет:

Не разминулись... Избуравил

 

Меня зрачками адмирал,

Что взял ее со мной в «волжанку».

Служивый время потерял,

Но, видно, времени не жалко:

 

Нас к общежитию подвез --

Хороший человек, наверно...

-- Спасибо за доставку, босс! --

Благодарю его манерно.

 

Кивнул не глядя, мне в ответ –

И пальцем указал шоферу:

Гляди, мол, впереди кювет –

И покатили к светофору...

 

Какой-то горестный разлад

В душе поездка с адмиралом

Оставила... Я сам не рад –

А чем-то душу измарала

 

«Волжанка» с боссом впереди,

Как-будто стыдное содеял...

И вдруг воробышек в груди

Клеваться изнутри затеял...

 

Температура поднялась

До сорока... Мозгов круженье...

Имеет стыд над сердцем власть...

Неужто потерплю крушенье?

 

На «скорой помощи» меня

Увозят в Раменки, в больницу...

Успокоительным два дня

Попотчевали в ягодицу...

 

И так несытное меню --

В больнице вовсе нет калорий...

Ну, что ж. Я это оценю.

Что ягодицы искололи –

 

И вся депрессия прошла,

Прошла температура в норму.

Диета тоже помогла:

Нутро, похоже, с недокорму

 

Блажить перехотело впредь.

Худой, как гвоздь, вернусь к наукам.

Мне, вправду, некогда болеть,

Сдаваться стрессам и докукам...

 

Соревнованья не люблю...

Но я борец... Назвался груздем...

Случайный звездный миг ловлю:

Стал чемпионом. Все там будем,

 

Конечно, если повезет...

Мое везенье – невезенье:

В команду мастеров зовет

Их тренер, дескать, коль стремленье

 

У неофита – побеждать,

Поднатаскают разным трюкам –

И буду в спорте поживать...

-- Оценки будут по наукам

 

Профессора тебе писать –

Конец всем страхам и заботам... --

Похоже, что пора спасать

Себя: завязывать со спортом.

 

-- Предпочитаю заслужить

Учебой добрую оценку.

Борьбу бросаю...

-- Брось блажить!—

Мой тренер Виктор Мастеренко

 

Пытается отговорить...

-- Но я хочу быть журналистом,

Образованье получить,

А вовсе не борцом-штангистом...

 

-- Ты пожалеешь, -- мне сулят,

Увидишь, что семестр запорешь...

Но мне не хочется назад

В борьбу. Меня премудрый Хорош,

 

Сперва, конечно, отругав,

Берет в свою простую группу...

В убеждаюсь в том, что прав:

Часами бегаем по кругу –

 

И можно думать на бегу

О чем-нибудь вполне приятном...

Побегать – это я могу –

И не пойду в борьбу обратно...

 

В учебе добрый взят разгон.

Немецкий – просто наслажденье.

Мы перелезли Рубикон

Незнанья – и теперь ученье

 

Идет на уровне таком,

Что мы пожалуй, что коллеги

С Миньковской. Правда, мы втроем

Слегка замедлены в разбеге

 

Двумя добавленными нам

Для массовости пацанами.

Непросто рядом пацанам –

Уже за первыми за нами

 

Им не угнаться... Пацаны

Стараются, но уступают

По всем статьям. А мы должны –

Под козырек, раз присылают

 

Из деканата... Кто они?

Балдежный Юрочка Петровский...

Смешной – умора! Не кляни –

По слухам. Он сынок московской

 

Какой-то шишшки... С ним – Пучков...

У Кости с логикой проблемы.

Упорен. Не из дураков.

Не может лишь держаться темы,

 

Что обсуждаема... Несет

Его всегда по огородам

К Котовскому... Всегда вразброд

С вопросом... Нет, с таким народом

 

Мы коммунизм не утвердим...

А трое первых, мы – на равных.

Ромашко – в лидерах... Глядим

С почтеньем на Сергея... В главных

 

У нас, что каждый признает.

Сергей талантлив и ответствен.

Лабутин – он вторым берет,

А я, пожалуй, первым. Честен

 

В подобном утвержденье, но

Им не себя хвалю, а Бога.

Мне от Всевышнего дано

Не по заслугам очень много.

 

К примеру память. Потому,

Я брошу взгляд в конспекты Борьки –

И знаю... Бедному ему

Пришлось трудиться аж до зорьки

 

Кошмарный текст переводя...

Я перевод его запомню –

И устно будто бы шутя

Миньковской наизусть исполню...

 

Уже все знают этот трюк...

Миньковская журит с улыбкой,

Но все покуда сходит с рук –

Ведь знаю! Если бы с ошибкой

 

Хоть раз исполнил, но мозги

Мои устроены особо:

Я словно зажимал в тиски

Страницу текста – и на пробу

 

Строку за строчкой на язык

С лежащей в голове страницы

Я перебрасываю вмиг...

Так текст не может позабыться...

 

Привычно начали урок

С обмена политновостями:

-- Жорж Помпиду подвел итог

Визита в СССР... Вождями

 

В который раз подтверждено

Двух стран взаимопритяженье...

-- Еще что где совершено?

-- От Англии освобожденья

 

Добились Фиджи наконец,

Отдельною страною стали...

-- Анжелу Девис службы спец

В Америке арестовали...

-- А в Чили должность исполнять

Достойно Сальвадор Альенде

Начнет сегодня... Пожелать

Удач ему, живой легенде...

 

Предмет, где также слышим дойч,

Дает нам Станислав Рожновский...

Он с виду – Мопассан – точь-в-точь:

Красив, усат – шляхтич Московский.

 

Он нас знакомит со страной –

Германией, с ее народом...

Дойч для него, считай, родной...

Похоже, не одним лишь годом

 

Он ограничился, в стране

Ее культуру изучая...

Вот диамат дается мне

С натугой... Память подключая,

 

Все ж не справляюсь. Отчего?

Профессор заставляет мыслить.

Вопросы едкие его

В тупик нас ставят... Я зачислить

 

Себя не мог бы в дураки,

Но с ним в дурацком положеньи

Бываю часто... Не с руки

Терять мне самоуваженье.

 

На Селезнева крепко злюсь,

Себе приказываю:

-- Думай!

Все ж поумнею я, клянусь!

Считаю все же, что Фортуной

 

Облагодетельствован тем,

Что дан мне сей наставник редкий.

С ним пуд английской соли съем –

Вопросики с подвохом, едки –

 

Зато и думать научусь...

Я научусь, в чем нет сомненья,

До пониманья подтянусь

Вопросов и найду решенье

 

Загадок, кои Селезнев

Загадывает неустанно...

Умен наставничек, нет слов,

Но я его умом достану...

 

Военка...

-- Шагом марш!Кругом!

Давно ли отшагал свое-то?

А вот по вторникам идем

Вновь строевым до поворота

 

По коридору...

-- Группа, стой!

Стоим. Военное ученье

Раз в жизни накрепко усвой –

Для экс-солдат – как развлеченье

 

Занятия по строевой...

Раз-два – и не сгибай коленку...

Здесь отдыхаешь головой...

У капитана Коваленко,

 

Что нам диктует «раз-два-три»

Я вижу на губах усмешку.

Ну что ж, служивый, претвори

Занятья и для нас в потешку.

 

Но это лишь зачин, заход...

Вторым предметом на военке

У нас военный перевод...

Вот здесь хоть отползай по стенке.

 

Учи военный лексикон –

Спецтермины и выраженья,

Жаргон солдатский... Есть резон

В зубрежке аж до отторженья...

 

Тем наши вторники полны...

От перегрузок не подохнем?

Мы сверху, снизу, со спины

Окружены вседневно дойчем.

 

Справляюсь с горем пополам...

И тут внезапно слом программы:

Не бережем мы наших мам –

У Люсиной несчастье мамы...

 

Несчастье? Мама умерла...

-- Семен, поехали в Кирсанов...

-- Само собою... Вот дела...

Купе – ловушка для соблазнов...

 

Печален повод, но тела

Давно мечтают о сближенье...

Но все ж граница пролегла

На предпоследнем рубеже... Мне

 

Еще желанней и милей

Та сибирячка-недотрога...

Редеют кроны тополей...

Октябрь... Железная дорога...

 

Кирсанов... Двор... Открыта дверь...

Свеча и гроб в убранстве красном...

Уплакалась в несчастье дщерь

Усопшей... Что ей скажешь? Ясно,

 

Что здесь бессильны все слова...

Друг другу молча покивали,

Коснулись плеч ее слегка,

Присели рядом... Горевали...

 

Наутро выносили гроб...

А однокурсницу-подругу

Заметно колотил озноб.

Я поддержал ее под руку.

 

Тамара рядышком пошла,

Поддерживая Люсю тоже.

Та явно не в себе... Дела!

Помилуй нас, великий Боже!

 

Похоронили... Был для всех

Тот день нелегким испытаньем.

Людмилы серебристый смех

Надолго смолк... Пред расставаньем

 

С Кирсановым идем вдвоем

На город бросить взгляд прощальный.

Заходим в местный гастроном...

Тамаре, горестно печальной,

 

Решил сердечко подсластить.

В витрине шоколад «Аленка».

В хвост очереди, чтоб купить,

Пристроились... В слезах девчонка.

 

-- Не плачь, -- пытаюсь ей внушить,

Легонько приобняв за плечи...

Тут бабка, как пошла стыдить:

-- Развратники! – еще не легче!

 

Та злоба вызывает страх –

Кидает бабку в исступленье.

-- А вдруг она ему – сестра?

Нашелся «адвокат», чье мненье

 

 

Не принимается всерьез...

Провинция... Вот это нравы!

Шиз мракобесия, психоз...

Куда попали, Боже правый?

 

Старухи злобно вслед глядят.

Мы покидаем «поле брани».

Те, проклиная нас, галдят –

Наслушались грязнейшей дряни.

 

Провинциальная мораль –

А в сущности – дьяволиада...

-- Ну, что, Тамара, не пора ль?

-- Пора! Сбегаем прочь из ада...

 

-- Ребята, быстренько меня

Об обстановке просветите:

В газетах полная фигня

Без комментариев валите,

 

Все новости... Что Би-Би-Си

Минувшей ночью сообщала...

Про Сахарова? Гран мерси,

Ты только изложи сначала...

 

-- Ну... Образован комитет

Прав человека... Академик

Его возглавил...

-- Ну, привет!

Не знаешь, кто ему подельник?

 

Соратники, конечно есть.

Но их ученый прикрывает,

Гэбэшники готовы съесть –

Себя конторе подставляет...

 

Ну, вот, экватор перейден.

Уже и сесссия маячит.

В ткань повседневности вплетен

Случайный эпизод: судачит

 

Иван,сосед мой о друзьях-

Индусах: помогли с английским

Не то бы он попал впросак...

-- От них журнал принес... Вглядись, кем

 

Гордится Индия...

А кем?

-- Да йогами! – Статья о йоге,

Конечно, интересна всем,

А мне – особенно... В итоге –

 

Присваиваю тот журнал...

Ведь с йогою ищу я встречи

Давно... Так сильно я желал

В ученье, что живет далече,

 

Себя поглубже погрузить –

И вот в журнале фотоснимки:

Ничто сильнее поразить

Меня не может – и завидки

 

Берут: на снимках тощий Йог

Так изгибает руки-ноги!...

И я бы так, наверно, смог...

И я себя курочу в йоге

 

Пашимонтану по утрам,

Падмасану пытаюсь делать,

Мясного больше хоть бы грамм

Не ем... Но, правда, больше бегать

 

Не удается по утрам...

Бег, значит, будет на уроках

У Хороша... Не передам:

Неделек несколько коротких –

 

И получаю результат:

Уже я кое-что умею...

Мне кажется иль вправду так:

Я поразительно умнею:

 

Соображается быстрей

И понимается толковей...

Умнею, точно – ей-же-ей:

Мои мозги из тока крови,

 

Когда стою на голове,

Хватают больше кислорода –

И вроде бы по УКВ

Вдруг прямиком без перевода

 

В озвученные словеса

Я принимаю чьи-то мысли....

Вот это йога! Чудеса!

Ребята, вы, чтоб не закисли

 

В неразумении, за мной!

Вы с утреца промойте ноздри

Солоноватою водой –

И повторите раза по три

 

Из пранаямы номера

И асанами разомните

Сегодня лучше, чем вчера,

Суставы... Юность сохраните,

 

Здоровье, силу, ясный ум...

Я счастлив с новообретеньем

Суставов гибких, ясных дум...

Делюсь со всеми... Мне с сомненьем

 

Григорий притащил журнал,

Что предназначен молодежи

Из сел...

-- Чтоб ты поизучал:

И здесь о йоге...

-- Йога? Тоже? --

 

А ну-ка... Точно! Здесь Зубков,

Доцент-индолог МГУ-шный,

Знаток восточных языков,

По виду старый и тщедушный, --

 

Такие асаны гонял!

В журнале этом просто школа

По хатха-йоге! Мэтру внял –

И разучил довольно скоро

 

Зубковский комплекс... День за днем

Упорно практикую йогу...

На самочувствии моем

По миллиметру, понемногу

 

Вседневно ощущаю въявь

Разительные перемены...

За эту радость, сердце, славь

Ученье древнее... Антенны

 

Вдруг размурованных мозгов,

Хватайте знания быстрее...

Спасибо, Редди и Зубков:

Теперь вперед смотрю бодрее.

 

Учиться легче стало мне.

И с полуслова понимаю

Профессоров быстрей вдвойне

И вдвое глубже проникаю

 

В идеи, их же развивал

Наш революционный гений,

Воздвигнутый на пьедестал

Божком для новых поколений.

 

И селезневский диамат,

Включая все его приколы,

И все предметы, все подряд,

Мне после той, зубковской, школы –

 

Игрушки... Сашка удивил,

Мне книжку подарив о йоге.

Ее по случаю купил

Он в «Дружбе»... Как-то на пороге

 

Возник он с самого утра,

Когда в сиршасане торчал я...

-- Перевернуться не пора? –

Но я дышал, храня молчанье.

 

Тогда он сунул мне под нос

Йогиню на обложке книги...

Ногами чуть его не снес:

-- Ну, Иваненко, ты великий!

 

-- Возьми. Подарок. От меня.

С полсотни асан. На болгарском... –

Я книжку изучал три дня.

Она – в издании прекрасном –

 

Такое показала мне,

Что не освоишь и в полгода...

Но я с той книжкой – на коне!

Она при мне, когда с восхода

 

Я начинаю экзерсис –

И что-то новое пытаюсь

Скопировать на пробу из

Тех, новых асан... Зря стараюсь?

 

Нет, просто познаю себя...

Теперь мне ведомо: осилю

Любые асаны, терпя,

Одолевая гипоксию...

 

-- Вот славно! СССР дает:

«Луна-17» прилунилась –

И запустила «Луноход»

На спутник... Янкам обломилось...

 

Тем часом в комнате у нас

Прибавилось жильцов внезапно...

Привлек журфаковский Пегас

Рабфаковцев. Возможно, завтра

 

И оседлают скакуна

Приготовишки-работяги...

И ранее была тесна

Общага. А теперь в общаге

 

Еще теснее... Вот и к нам

Борис Егоров из Рязани

Подселен пятым... Парень сам

Маленько не в себе... Глазами

 

Нас, второкурсников, жует,

Как мартыханов в зоопарке,

Подначек от студентов ждет,

Но нам не до того – в запарке

 

Извечной... Ну, не без того:

Уже ему внушить успели...

-- Материя вервична...

-- Во! --

Ошибка! – мы ему запели, --

 

Все, что ты видишь, -- миражи...

Сознание – оно первично...

-- Материя!

-- Так докажи!

Мы видим, бьется хаотично

 

Мысль в черепушке у него,

Но школы селезневской нету –

И не докажет ничего...

-- Ну, Боря, думай! Эстафету

 

Журфака мы передадим

Тому лишь, кто умеет мыслить... --

Вдруг стал Егоров нелюдим,

Изрядно пареньку подкислить

 

Сумели слабые мозги...

Однажды не пришел к ночлегу,

Исчезли вещи... Из Москвы

Уехал...

-- Ладно, хоть «телегу»

 

Не написал... –

Прислал письмо.

Нас не винил. Он объяснился:

Что жить так впроголодь не смог,

Как жили мы... Ну что ж, сложился

 

У парня свой житейский путь...

Но также написал Егоров,

Что мы смоглм перевернуть

Его мозги в тех жарких спорах,

 

В которых в шутку, не всерьез

«Идеалистов» представляли,

Чем Борю чуть ли не до слез

Мы доводили, побеждали

 

Наивный материализм

Неподготовленного парня...

-- Спасибо за науку... Из

Меня, набитого вульгарно

 

Пустыми штампами, как все,

Вы вырывали их щипцами...

Философической попсе

Теперь я враг. Всевышний с вами... –

 

Урок ему, урок и нам:

С душой чужою надо мягче

И бережнее...

-- Аз воздам, --

Сулит Господь... А как иначе...

 

-- Ура! И на Венере наш

Успешно аппарат посажен

О достиженье репортаж

Был гордым... Вдохновенным даже...

 

Тут приближается рубеж --

(Которого весьма страшусь я) –

Учебной практики... Нет, без

Поддержки Вышней я – (не шутка) –

 

Не справлюсь, как и год назад...

Молюсь: Всевышний, дай удачу...

В пространство устремляю взгляд,

Надеюсь. Верю... Чуть не плачу...

 

Вновь Игорь Нухович дает

Ориентиры нашей группе.

Куда меня теперь пошлет?

Уже холодный пот на крупе –

 

-- А вас – на шелковый пошлем

Текстильный комбинат. Устроит? --

Молчу я, лишь повел плечом...

-- Туда пойти, поверьте, стоит:

 

Мы с «Красной Розою» друзья:

Ведь там супруга Киселева –

Редактор радио – своя.

И для нее уже не ново

 

Стажеров наших принимать.

Добрейшая Елизавета

Сергеевна стажерам – мать.

И, кстати, радиогазета,

 

Которую она ведет

Неоднократно поощрялась

На конкурсах. Ну, все, вперед...

Теперь судьба моя решалась...

 

Я добираюсь на метро

До улицы Тимура Фрунзе...

Боюсь... В мозгах все «контра – про»

Болезненно стучат и трутся...

 

Кирпичный – (старый стиль) – фасад...

Редакция в полуподвале...

Глаза добрейшие глядят...

-- Меня на практику прислали...

 

Не нахожу уместных слов...

Хоть как-то объясниться надо...

-- Знакомьтесь: Геночка Белов.

Он проведет по комбинату,

 

Он мастер цеха – и певец,

Певец отличный, между прочим...

Пройдете из конца в конец...

-- А может, лучше спеть попросим?

 

-- Посмотрим, что мы тут творим,

Чем поражаем, удивляем...

-- Посмотрите – поговорим...

-- Ну, что, готовы? Погуляем?

 

Красивый ладный паренек,

Улыбчивый, русоволосый...

Его б в тэвэ на «Огонек»...

-- Посмотрим, а потом вопросы?

 

И мы шагаем по цехам...

Шелка налево и направо

Раздолье птицам и цветам

На них -- и пестрым разнотравьям...

 

А вот вползает на валы

Река широкой алой ленты...

-- Для красных галстуков...

-- Твори,

Теперь Семен... У нас студенты-

 

Стажеры каждый год подряд...

-- Вопрос: кто ткани сочиняет?

-- Вопрос по делу... Их творят

Здесь диссинаторы... Их знает

 

Буквально весь тестильный мир,

Дают на выставках медали...

И, знаешь, очерка в эфир

О них еще не выдавали...

 

-- Что ж, возвращай меня назад

В подвальчик радиогазеты...

-- Есть темы, как -- на свежий взгляд? --

Я на вопрос Елизаветы

 

Сергеевны не тороплюсь

Ответить, а Белов кивает...

-- За диссинаторов возьмусь... –

И Киселева одобряет:

 

-- Есть, кстати повод: ведь медаль

Присуждена опять в Париже.

Сама бы написала. Жаль,

Что тему отобрали... – Вижу,

 

Что это шутка... Гена вновь

Ведет меня по лабиринту...

-- Ну, вот мы и пришли. – Белов

Приводит в тесную кабинку –

 

От цеха не отделена,

И шум в ней точно дым клубится...

-- Вот здесь творите?

-- Тишина,

Покой, увы, нам только снится...

 

Я в репортаже рассказал

О диссинаторских победах,

О творчестве потолковал,

А под конец, дав шум, поведал,

 

Что не умеет комбинат

Ценить творцов чудесных тканей...

-- Неужто фордовский гигант

Позволил бы без нареканий

 

Держать конструкторов своих,

В кузнечном, например, пролете?

Их корпус, верно, светел, тих,

А боссы каждый день в заботе,

 

Чтоб дать конструкторам уют,

Ведь их таланты фирму славят.

А «Красной Розе» придают

Престиж чудесных тканей, да ведь? –

 

Создатели... Талантам их

Гран-при с медалями даются...

Идеи русских в стопках книг

Исследуются, познаются...

 

Но отчего-то комбинат

Своих художников не ценит,

Станки их в закутке теснят

А шум – мозги им с болью вспенит

 

И не колышет никого

Проблема эта из начальства...

Нет, репортажа моего

В эфире не было...

-- Нахальство

 

У парня хлещет через край, --

Сказал, мой репортаж прослушав

Директор. – Снова проиграй...

Прав, безразличие порушив

 

К делам художников студент.

Проблема требует решенья –

И выделить апартамент

Для диссинаторов... Уже я

 

Пометил: надо им отдать

Хоть «красный уголок» сегодня...

... Я ждал обструкции опять

От группы – и могли свободно

 

Меня коллеги освистать...

Но группа слушала серьезно –

И скромно похвалила, знать,

Что с кровью рано или поздно,

 

Но прорываемся к мечте –

И нашей группы одобренье –

Как катапульта к высоте,

Где обретают вдохновенье

 

Для новых подвигов пера...

А сессия прошла спокойно.

Семестр закончили – ура!

Теперя отдохнем законно...

 

-- А с Томочкой нормально – нет?

Сюжет достоин продолженья...

-- Да, развивается сюжет –

И я ей сделал предложенье...

 

Поэма вторая. Тома Юстюженко

 

Он до вагона проводил,

Но не сказал мне «До свиданья»,

Не обнимал, не наградил

Хоть поцелуем на прощанье.

 

Был угловатый и большой,

Высокий и круглоголовый...

Стоял холодный и чужой –

Мой милый, мой валет червовый --

 

В зеленой форме ССО,

Монументальный в этой форме --

(В мозгу стучало: «Вот и все») --

Стоял недвижно на платформе...

 

Секунда – и порвется нить,

Что нас соединяла раньше.

Не удержать, не сохранить.

Он в двух шагах всего, но дальше,

 

Чем полюс Южный от меня...

Смотрю в окно – и плачу, плачу...

Суровостью меня казня

И отчужденностью в придачу,

 

Он, тот, что стал уже родным,

Сейчас мне сердце разрывает...

Чем виновата перед ним?...

И сам ведь тоже изнывает,

 

Но замкнут – и молчит, молчит.

Не улыбнется, не пошутит...

Та замкнутость его – как щит...

Стоит, молчит... Еще чуть-чуть –и...

 

Так плавно тронулся вагон –

И он шагнул с окошком рядом,

Потом шаги ускорил он –

И побежал, стараясь взглядом

 

Мне что-то важное сказать...

Я бросилась стрелою в тамбур –

И он вскочил, успел обнять –

И выпрыгнул... И ладно... Там был,

 

В купе, какой-то человек...

Заметил:

-- Зря он не остался –

Я б вышел... –

Стыдно, что при всех...

Такой упрямый мне достался

 

И туповатый мальчуган...

А поругались из-за денег...

Нет, он не лез ко мне в гаман,

Не отнимал их... Добрый Сеник

 

Считал: их надо поберечь,

Дав папе с мамой передышку...

А мне купить хотелось вещь...

Вот Нина расколола Гришку,

 

А я хотела -- на свои –

Ведь отпахала же на кухне

В «стройбате», что ни говори...

Семен меня за те покупки

 

Журил, мол розовый костюм...

-- Такая тройка, итальянский! –

Семен лишь свистнул...

-- Эй, свистун,

Не нравится?...

-- Потом испанский,

 

Японский где-то продают,

А где-то даже и французский –

Все станешь покупать?

-- Салют!

Втемяшь себе в лобешник узкий:

 

Я девушка! И я хочу

В столице выглядеть столично...

Как старый дед ворчишь...

-- Ворчу?

И так ты выглядишь отлично,

 

А можно было поберечь

Родительские дивиденды... –

Ну и погыркались, сиречь,

В раздоре бедные студенты...

 

Но вот – в последний миг успел –

И помирились на дорожку...

Мой поезд по Руси летел...

Недолго поглядев в окошко,

 

На полку жесткую легла...

Укачивает точно в люльке...

Глаза закрыла... Не спала –

Подремывала... То бабульки

 

Внучат водили в туалет,

То кто-то рядышком гитару

Терзая, переврал куплет...

То кто-то тихо звал Тамару...

 

Что было, может быть, во сне...

Звучал далекий тихий голос –

И что-то глубоко во мне

Еще обиженно боролось

 

С другою частью естества,

Что радостью цвела ответно:

На голос, что Тамару звал,

Душа стремилась беззаветно...

 

Меня встречали в этот раз

Володя, Вовочка и Вова...

Володя Ярцев грустный глаз,

Прищуривал... Молчал сурово,

 

Надменно Вовка Большаков...

Неясно, отчего сердился –

Поди пойми их, мужиков...

Лишь Вовочка, мой брат, резвился...

 

Со службы ратной возвратясь,

Он шелуху той службы ратной

С души с мундиром вместе – раз! –

И скинул, на себя обратно

 

Роль младшенького натянув –

Пусть с относительным успехом –

И у него суровость скул

Мужская отвердела... Вьехав

 

В былую, вроде, колею,

Я чувствую себя неловко,

Неся московскую мою,

Что въелась в душу и головку,

 

С собою новую судьбу...

Оставив Вову и Володю

Друг с другом продолжать борьбу,

(Притом, что при любом исходе

 

Победу одержал Семен,

А двух Владимиров мне жалко) --

Покинув с Вовочкой перрон,

Садимся в пыльную «волжанку» --

 

И – на Жемчужную, где нас

Ждет с нетерпеньем тетя Тася...

Трясемся с братом битый час...

Пришлось подробно отчитаться

 

О стройотряде, обо всем –

И о смешном и о скандальном...

Без удержу клонило в сон,

А в нем звучало зовом дальним:

 

-- Тамара,... Томочка моя,...

Ну, Муха,... Козочка,... Карасик... --

Знакомый голос умилял,

Рождал в душе негромкий праздник...

 

Потом в Усть-Ламенке отчет

Держала перед папой-мамой –

И думала о парне: ждет

Со мною встречи?... Мало-мало

 

Спадал с души московский стресс,

Подпитывалась сельской силой,

Тысячетонный жуткий пресс

Развинчивался... Подкормила

 

Меня Усть-Ламенка... Спала...

Читала... Вспоминала... Даже

Не прогулялась вдоль села...

Душа моя не здесь... Когда же

 

Обратно? Вот и пролетел,

Как сон, короткий миг каникул...

Телеграфирую... Хотел

Семен встречать... Мой сельский выгул

 

Закончился... В аэропорт

Для лальних рейсов – Толмачево

Такси все тех же трех берет:

Володя, Вовочка и Вова...

 

Смеется братец и острит...

Те двое будто бы горчицы

Наелись... Большаков сердит,

Печален Ярцев... Не годится

 

Друзей-соперников дразнить...

Но мне уже не интересно.

Звенит натянутая нить

Струной высокою – и песня,

 

Сама рождается в душе –

И в ней звучит другое имя,

Оно главнее всех уже...

-- Студенточка? Филологиня? –

 

Меня разглядывал в упор

Военный в золотых лампасах...

Прическа на прямой пробор,

Колодки орденские...

-- В кассах

 

Билетов не достать... В Москву

Командированные скопом

Помчались...

-- Да...

-- А я могу

Вам доставать...

-- Так, филантропам

 

Давно не верю, генерал...

-- Я не какой-то сухопутный,

А вовсе даже адмирал...

Коньяк хотите...

-- Нет... --

Могутный

 

Глоток соседа возбудил.

Стал приставуч и беспардонен...

-- Я здесь в командировке был..

-- Прекрасно... Только с плеч ладони

 

Моих вы уберите, сэр...

-- Какой я сэр тебе? Товариш!

-- Не джентльмен?...

-- Я офицер!...

Ну ладно. Я убрал... Не сваришь

 

С тобою каши... Он-то ждет?

-- Наверно ждет уже... Встречает...

-- Счастливый... Ах, как сердце жжет...

Чужая радость так печалит,

 

Когда своей недостает... –

И замолчал, дав передышку...

Коньяк свой из бутылки пьет. --

Лицо краснеет... Мрачен... Вспышку

 

Общительности прекратив,

Стал отчужден и замкнут горько...

Мужик по-своему красив,

Успешен, видно, в службе, только

 

Несчастлив... С этим – не ко мне...

Летит над облаками «тушка».

По тайной радиоволне

Моя вбирает черепушка

 

Сигналы нежности его.

Осколочки воспоминаний:

Уже накоплено всего

Немало в общей нашей ранней

 

Истории поднакопить

Успели памятных мгновений.

... Вот вздумал дождик окропить –

И мы стремглав помчались с Сеней

 

В «Весну»... На Ленинском как раз

Настиг внезапно душ природный...

Смеемся виз-а-ви анфас,

Укрывшись от воды холодной

 

В том магазине, что открыт

Напротив института стали...

Хороший зонтик – дефицит...

Мы у стекла сплошного встали

 

Витринного. Здесь переждем.

Не хочется напрасно мокнуть,

Разгуливая под дождем...

Стоим, болтаем... Но замолкнуть

 

На миг заставил диалог

Двух сильно крашеных москвичек,

В упор мне взглядами висок

Исковырявших – двух сестричек,

 

Подружек, может – обо мне:

-- Нещак, -- сказала, -- Нефертити!, --

Одна другой – и в тишине

Все оглянулись... Что ж, глядите –

 

Не жалко... Приобнял Семен,

Всем показав: моя принцесса!

Ему приятно... Мы снуем,

Ничуть не торопя процесса

 

Судьбы... По Герцена идем...

Уже мы – не разлей водою --

Повсюду лишь вдвоем... Вдвоем

Идем по Герцена, толпою

 

Не разделимые... Толпа

Нас, точно остров, обтекает...

Мы с ним уже одно... Судьба

Тесней день ото дня сближает...

 

Но останавливает нас

Внезапно на противоходе

Мужчина незнакомый:

-- В «Айс-

Ревю» желаете?

-- Да, вроде...

 

-- Не нужно денег... Просто так

Возьмите лишние билеты

В подарок... Счастья вам!... –

Пустяк,

Но чудом маленьким согреты,

 

Мы, вправду, счастливы... Летим

В дворец ледовый... Чудо-шоу

Дают австрийцы... Мы глядим –

И радуемся: не дешевку --

 

Искусство Терпсихоры зрим:

Коньки, костюмы, шоу света,

Спортивный танец, темпоритм --

Искусство лазерного века...

 

Наш рейс в столицу не прямой.

Дают посадку на Урале...

Гуляю... Поодаль за мной --

«Лампасник»... Мне об адмирале

 

Неинтересно говорить...

Ну, тащится за мной... Напился –

Пускай проветрится... Дурить

Он не пытается... Томился

 

Без собутыльника, поди,

А мне он, я ему – не пара...

Предощущение в груди –

И тот же тихий зов:

-- Тамара...

 

Как если б кто предостеречь

Меня от глупостей старался...

Дает нам ожиданье встреч

Дар яснослышанья...

Поднялся,

 

Прорезав тучи, быстрый «Ту

132» -- над облаками

Лечу в Москву, лечу – в мечту...

Встречай – и сильными руками

 

 

Меня покрепче обними...

-- Хотите, я в Москву подброшу? –

Мне – адмирал...

Вот: меж людьми

Немало все-таки хороших...

 

Семен... Высокий и худой...

Знакомлю парня с адмиралом...

У адмирала за спиной

За руки держимся... Болтала

 

Нас «волга» -- и несла стрелой

До ломоносовской общаги...

Ну, вот и дома... С плеч долой

Все переделки-передряги...

 

Семен пока прилета ждал, --

(Признался_ -- не имел покоя, --

Стихотворенье написал,

Что сильно тронуло, -- такое:

 

* * *

 

Этой длинной дорогой, высокой, и синей и белой

Ты признайся: ко мне ль ты так долго и трудно летела?

Ты летела ко мне?

-Да!-

И я замолчу суховато,

Словно ты предо мною любовью твоей виновата.

Ты летла ко мне?

- Нет! -

Я стану ручным и покорным,

Повинуясь уму неподвластным , сердечным законам.

Дорогая земля, в ранней дымке совсем голубая,

Не гляди с высоты, голубой глубине улыбаясь,

Потому что внизу мне на голову, плечи и руки

Листья желтые падают - это к раздуке, к разлуке!

Голубая земля. И звезда в вышине голубая...

Ты не чувствуешь - твой самолет в полосе колебаний?

Это в счастье м горе бросаясь отважно и смертно

Раскачало весь мир мое слабое доброе сердце.

 

Ты летишь над землей голубым-голубым коридором,

Ни одной нидругой ты стены не комнешься в котором.

Ты летишь в поднебесье... Я жду тебя, слышишь, Тамара?!...

Твой большой самолет показался вдали из тумана...

 

...Я – дома... Рядышком – Семен --

(На третьем этаже, в соседстве...

Мужик нешуточно влюблен –

И все плотней заполнил сердце...)

 

А в нашей комнате взамен

Семеновой теперь другая...

Брюнетка-тумбочка... Кримплен...

Знакомлюсь:

-- Дорохова Галя...

 

Я в Ленинграде, в ЛГУ

Училась...

-- Почему поперли...

-- За негра...

-- А не лжешь?

-- Не лгу...

-- Раиса, точно нож на горле --

 

Твои вопросы...

-- Мы берем.

Считай, в свою семью сестренку...

Случись что – вместе пропадем,

В ЧП – не отойдешь в сторонку...

 

-- Ты, мать, сверхбдительна... Тебе

Быть детективом в уголовке...

-- Эх, вы, безмозглые»... ЧП

Уже, считай, на изготовке...

 

Мудра Раиса... У нее

Чудесный, редкий дар прозренья...

И намекает на свое –

Бывают у нее виденья.

 

Как говорится, поживем –

Увидим... И пошла учеба...

Марксизм без устали жуем

По всем, считай, предметам, чтобы

 

Идейно вырасти в бойцов

Парт-полит-супер-авангарда...

Учу, терплю... В конце концов,

Нас до инфаркта миокарда

 

Наука та не доведет...

Зато научимся учиться.

Любая в голову войдет

Наука, если приключится

 

Нужда китайский изучить,

То мы и к этому готовы...

Привыкли – и умеем жить,

До требовательной учебы

 

Мозги успешно доросли –

И мне справляться легче стало

С немецким даже – в корень зри:

Семен-то рядом... Мало-мало

 

Он помогает с языком:

Все разъяснит, попереводит...

И Миловидова тишком

Отстала... Новое заботит:

 

По вторникам теперь у нас

Военка, сиречь – медицина...

Предмет кровавый... Тут я пас:

Увижу кровь и – брык! Картина

 

Кровавой раны – не по мне.

Я тут же в обмороке долгом...

Меня пытать не надо, мне

Лишь покажи – и я иголкам,

 

Зажимам, скальпелям сама

Воображаю примененье –

И – в голове сплошная тьма –

Такое у меня строенье

 

Мозгов и в целом – естества...

Раиса рядом на военке.

Страхует, чтобы голова

Не отключилась – и коленки

 

Не подогнулись... А у нас –

Дежурства няньками в больнице --

Халаты, утки... Нет, я пас...

Подруга школьная учиться

 

Настропалилась в Томский мед,

А их там обучают в морге...

Морг – тест на профпригодность... Бред:

Я в морге? Бр-р... Поди в восторге

 

Со мною был бы институт,

Но в нем меня бы не держали,

Уж коли в обмороке тут,

А там-то... Ей, подруге Вале,

 

Лишь посочувствовать могу...

Я с горем пополам уколом

Муляж дырявлю, йодом жгу...

Нет, лучше буду «жечь глаголом»

 

Моих талантливых статей

Сердца... Но я учу и это.

Ума хватает, чтоб затей

Не замышлять – и факультета

 

Учебный план критиковать...

А с остальным со всем справляюсь

Практически всегда – на «пять»...

-- Семен, вот странно... Удивляюсь:

 

Я помню точно, в кошельке

Вчера лежали две десятки –

Видать провалы в черепке --

Сегодня лишь одна в остатке...

 

-- Бывают, знаешь, миражи:

Почудится – миллионерша...

-- А тут, хоть как ни ворожи –

Десятка лишь одна...

-- Поддержка,

 

Конечно, будет от меня...

-- А все-таки необъяснимо...

Досада мучала три дня,

Догадка подступала зримо –

 

Да только я ее гнала –

Мне верить в это не хотелось...

Неужто до того дошла?

Уже и имечко вертелось

 

На языке... Но тут беда

У Люськи: заболела мама...

-- Ведь не болела никогда,

А пишут – вот же телеграмма, --

 

Что мама при смерти... –

Лежит

В отдельном боксе... –

Все забыла,

Учеба побоку -- спешит

В Кирсанов, бросив все, Людмила...

 

В неделю дважды нам вставать

Приходится особо рано...

Физвоспитание сдавать

Для многих – труд... Мне это странно:

 

Мне нравятся прыжки и бег,

И гимнастические трюки...

Двадцатый век – спортивный век,

А я – сельчанка: ноги, руки

 

Неслабые, легко дышу,

Не то что эти городские...

Освобожденья не прошу:

Сушу над книгами мозги я –

 

Гармонизирую себя

Физвоспитанием усердно,

Порою, правда, полуспя

На тех уроках ранних... Скверно,

 

Что, если после сходишь в душ,

Определенно опоздаешь

На политэк... Привыкла уж

Румянцева, что к ней влетаешь

 

В разгаре лекции – а как

Иначе, коль от стадиона

На Ленинских горах журфак

Так расположен отдаленно...

 

У нас огромный стадион,

В спортивном корпусе трехзальном.....

Недавно главный обновлен:

Огромный, с игрищем овальным,

 

Что беговой окаймлено

Дорожкой, -- новое покрытье.

Твердят – рекордное оно...

Для нас – приятное событье:

 

Нам до рекордов далеко,

Но красное покрытье служит

И нам. Ведь нам бежать легко,

Круги наматывая... Дружит

 

Теперь со спортом и Семен...

Заметку в «Журналисте» Мадыр

О Сене втиснул: чемпион

По классике... Поздравить надо...

 

-- Победу посвятил тебе...

Торжественно ответил парень,

За то, что ты в моей судьбе,

Моей судьбе я благодарен...

 

Небесная прорвалась хлябь,

Столица залита дождями,

Уже идет к концу октябрь,

А Люськи нет... Похоже, маме

 

Не лучше, раз подруга – там...

Но вот встречаю Автандила.

Увидев, волю дал слезам:

-- В чем дело: Люська позвонила?

 

-- Есть телеграмма... Умерла...

-- Когда? –

-- Сегодня... мама Люси...

-- Поедешь? Нет... А ты б могла?...

-- Семен, мы едем!

-- Едем! –

Льются

 

Дожди... Забит народом зал...

Такие очереди к кассам...

-- Не мой, не Киевский вокзал...

Толпа такая, точно массам

 

Восточной внешности людей

Вот именно сейчас приспело

Собраться со столицы всей –

И двинуться на юг... Кипело

 

От смуглых азиатских мурз...

Вокзал -- суровая реальность –

Не скажешь: здесь обитель муз,

Зато воочью эпохальность

 

Прозришь... Потоки всех и вся

Здесь личных человечьих судеб,

Сливаются в один, неся

Народ, страну... Куда? До сути,

 

До цели общего пути

Нам, несмышленым, не добраться...

Уж нам бы как-нибуть пройти

Свою судьбу – не замараться,

 

Ее, не исказив, блюсти.

И в ложь трусливую с корыстью

С высот духовных не сойти,

В итоге обретя в корыте

 

Со свинским пойлом смысл всего...

Нас до окошка дотолкали...

-- Купейный только!

-- Ничего,

Давайте!...

-- Время – побежали!...

 

В купейный -- мы, а вся толпа

Мурз смуглолицых рвется в общий...

Вошли в купе – и пот со лба...

Ну, проводник, нас чаем потчуй!

 

Вагонный чай – он всех вкусней –

И славно утоляет жажду...

-- А каково там Люське? С ней

И я душою тоже стражду.

 

А вот Семену – хоть бы хны:

Он обнимает все азартней.

Представьте: мы в купе одни

И пуст почти вагон -- внезапной

 

Интриги поездной сюжет...

Семен давно в ажиотаже...

Бьет кровь вулканом в нем – и нет

К сопротивленью сил и даже

 

Во мне ответное растет

Незнаемое раньше нечто –

И вдруг взрывается – поет

Все естество Семену встречно...

 

Восторг, извергнутый во мне,

Стал важною победой парня...

Еще он вне меня... Да, вне,

Но озарило светозарно

 

Его объятье – я теперь

Уже его мне не отвадить...

Купейная забилась дверь...

-- Откройте! –

Стало лихорадить

 

Проводника – и прибежал

С воображеньем воспаленным...

Разочарован...

-- Что? –

Молчал...

Хотелось досадить влюбленным –

 

И досадил – и рассмешил...

Он тоже человек восточный,

Немолодой... Поди грешил

Не раз в купе...

-- Чего вам? –

Сочный

 

Прочитывался на лице –

Восточном матерок с акцентом...

-- Ну, так ответьте же в конце

Концов, чего вы нам, студентам

 

Сказать желаете, зачем

Нас оторвали от занятий?

Ступайте... Здесь все ясно всем:

Кина не будет, все, приятель...

 

Разочарован проводник

С душонкою неандертальца...

Ну что поделаешь? Язык

Бедняге показать: попялься,

 

Коль зрелищ требует нутро!

А все ж испортил настроенье...

Еще объемно и остро

Меня пронзает упоенье –

 

И затихает в естестве –

Мне хочется самой Семена

Обнять... В чудесном колдовстве

Я словно напилась озона –

 

И обновилась... Я сейчас

Другая, я познала радость.

Не в полной мере первый раз,

Но есть о чем мечтать – и сладость

 

Любви понятна стала мне...

И только стыдно перед Люськой:

Он в беде, а я-то вне

Ее страданий... Точно люлька –

 

Вагон... Подремлем... Впереди

Бессонье тяжкое у гроба...

-- Поспи немного...

-- Посиди

Здесь рядышком... –

Затихли оба,

 

Расслабились – и на тебе –

В испуге дернулась головка:

Противно резкий стук в купе...

-- Готовьтесь – ваша остановка...

 

Кирсанов – старый городок,

Малоэтаж периферийный.

Не вижу, чтобы хоть чуток

Был привлекательней с бытийной,

 

Информативной стороны,

Чем Венгерово, если честно.

Непривлекательны, темны

Все перспективы... Душно, тесно

 

Душе... В Кирсанов приезжать

Для релаксации уместно...

Аборигеном обижать

Не собираюсь – повсеместно

 

У нас провинция скучна...

И город на реке Пурсовке –

Не исключенье... Старина

Не столько в зданьях, сколько в ковке

 

Мышления на старый лад –

И это неискоренимо...

Два века жил Кирсанов-град

Пообочь жизни... Мимо, мимо

 

Неслась история стремглав...

А город бортничал, рыбачил...

Неспешной древности анклав

Стиль жизни не переиначил,

 

Не замечая кутерьмы,

Не поощряя конъюнктуры,

Не исключая из тюрьмы

Духовной – партноменклатуры...

 

Крепка в глубинке старина –

И отпускает неохотно

На волю юных, чтоб страна,

О плечи их опёршись плотно,

 

Себя вздымала и росла...

Дтсюда выбралась Людмила

Но вот – печальные дела...

Открыта дверь... Свеча коптила...

 

Гроб в центре комнаты в цветах...

Людмила – сгорбленно у гроба...

Кивает нам... Что скажешь? Ах! –

Присели рядом с нею оба –

 

И бодрствуем с Людмилой ночь...

Глаза ее красны – рыдала...

И рады б чем нибудь помочь –

Да чем поможешь? Трепетало

 

Над свечкой пламя... Ночь прошла –

И вынесли хозяйку дома –

Потоком грустным потекла

Венки вздымая от райкома,

 

От профсоюза и родни,

Райздрава и от райбольнички,

Процессия... А вот, взгляни –

Несут награды фронтовички –

 

Поры военной медсестры...

Острее Люськина утрата...

Деревьев кроны, как костры

Салюта... Люську аккуратно,

Поддерживаем с двух сторон...

Она идет, себя не помня...

Мы с нею рядом, я, Семен...

Как водится, в могилу комья

 

Руками бросили сперва...

Потом осыпали могилу

Цветами... Люська чуть жива...

Домой доставили Людмилу...

 

Ведь полагалось помянуть –

Ну, поседели, помянули –

И тронулись в обратный путь

В вагоне общем... Не сомкнули

 

На всем пути обратном глаз...

Людей в вагоне – словно в бочке

Сельдей протухших снулых – раз

На раз ведь не придется... К ночке

 

В обшагу только добрались...

Людмила позже возвратилась...

Мы от учебы отвлеклись –

Теперь горою навалилась,

 

Но нам уже не привыкать...

Нагрузки выдюжим, осилим...

Теперь и в Ленинку пускать

Нас стали... Мнится добрым стилем

 

Библиотечным козырять

На входе пропуском, внедряться,

И каталоги ковырять,

И в холлах шепотком трепаться,

 

Ступени, холлы... Длинный зал,

Зеленые рядами лампы,

Очки у многих на глазах –

Всему бы пела дифирамбы:

 

Здесь угнездиться за столом –

И конспектировать трактаты...

-- К чему пижонство? Мы ж берем

На факультете книги... Там ты

 

Лишь время понапрасну жжешь...

-- Но там такая атмосфера!

-- Ну, приобщилась – и хорош!

Нам время дорого... Химера

 

Престижа вряд ли стоит свеч...

Поехали в общагу, Тома...

-- Ну, раскомандовался! Речь

Не мальчугана, но главкома!

 

-- Не мальчика, но мужа... Так

Звучит по правде идиома...

Вот кстати... Не пора ли брак

Нам заключить с тобою, Тома?

 

-- Мне показалось или здесь

Нашелся кто-то слишком смелый?

-- Проверка слуха, ваша честь!

-- Ты не серди меня, а делай

 

Мне предложение свое

Не как-нибудь, а по всей форме...

-- Ну, Тома...

-- Прекрати нытье...

-- Хоть шпору дай...

-- Не надо шпор мне.

 

Ты от себя произнеси,

Да так, чтоб в радости зардеться...

Последний шанс даю...

-- Мерси...

Прошу твоей руки и сердца...

 

-- Вот так-то! Но не торопи

Меня, пожалуйста с ответом,

А подожди и потерпи...

Мне надо обо всем об этом

 

Подумать... Словом, подожди.

-- Я подожду... Куда я денусь?

Жду пять минуток...

-- Не шути,

Ведь я боюсь всего...

-- Надеюсь,

 

Что ты боишься не меня...

-- Того, что делают в постели,

Боюсь, по правде, как огня...

-- Вот малышня на самом деле...

 

-- Не торопи меня, прошу.

Ведь нам и так с тобою славно.

Но я, наверно, соглашусь...

Лишь подожди...

-- Ну ладно... –

Плавно

 

Доигрывается семестр...

А в нашей комнате пропажи...

Что день – то в кошельках секвестр,

Колготки пропадают... Даже

 

И с книжки Люськиной была

Солидная изъята сумма...

В сберкассу Люсенька пришла –

И поразилась: пусто в трюмах:

 

Иной по книжке получал --

(Иная ли?) – уже догадка

Близка – ведь каждый факт кричал

О той, что поступала гадко

 

С подругами... Нам стыдно ей

О мерзостях творимых баять...

Общага... Большинство людей

Нормальных – всех не стану хаять...

 

Но есть уроды, кто возьмет

На кухне чью-то сковородку

С котлетами – и вмиг смахнет,

Не подавившись ими в глотку...

 

Привычка Люську подвела:

На автомате на газетке

Писала «Журавлева», зла

Не предвкушая... Та заметки

 

Скопировала без проблем

Подруга – (понимай – воровка) –

Сберкнижку умыкнув затем,

В сберкассе расписалась ловко...

 

Такие грустные дела...

Что делать с этой вороватой?

Всю жизнь нам отравить могла...

А если не она? Проклятый

 

Вопрос вопросов ограждал

Воровку от атветных акций –

Никто ведь за руку не брал...

Вот расписанье консультаций --

 

Въезжаем в сессию опять...

Вновь испытание для нервов:

Зубрить, дрожать, ночей не спать...

Я на экзамен самой первой

 

Стремлюсь ворваться, взять билет –

И отыграть скорей свой номер...

Экзамен оставляет след

Зарубками на сердце... Кроме

 

Военки, дойча – диамат

Тревожит... Проверяет знанья

Профессор Селезнев... Виват!

Его «материя-сознанье»

 

Дихотомию я взяла,

Как крепость, штурмом. Знала четко.

Из Маркса что-то наплела,

Из Ленина... Берет зачетку...

 

На старый снимок бросил взгляд

Наш лысый мэтр...

-- Здесь вы ли, детка?

-- Я – только года три назад...

-- Вы дробненькая здесь... –

Отметка

 

Поставлена... Ну, все. Вздохну.

Отдам зачетку Рыбаковой...

-- Пока, Семен! Рукой взмахну...

Каникулы... Потом – по новой...

 

Поэма третья. Таня Альбац

 

Моя история проста:

Нас три сестры в семье московской.

Я – Таня, старшая сестра

В семье Елены Измайловской,

 

Измайловской –( красивей -- так) --

Студентки «щукинской» вначале,

Вахтанговской актрисы – (знак

И вдохновенья и печали) --

 

Радиодикторши... Она

Всем мегаполисам и весям

Так узнаваемо слышна...

А папа Марк кому известен?

 

Коллегам в номерном НИИ,

Закрытом за семью замками?

Радиофизик... Но – нишкни!

Нельзя отцу делиться с нами

 

Секретом, что причастен он

К созданию ракетной мощи.

Разведчик в прошлом... Не шпион --

Подпольшик... Как подросток тощий,

 

Он пробирался в тыл врага...

Он – настоящий, не киношный...

Нам эта правда дорога...

Отцовский подвиг чести должной

 

Был удостоен: за него

Вахтанговка Елена вышла –

Черту подводим... Итого:

Нас пятеро в семье... Как вишни,

 

Глаза – отцовские у нас...

Я старшая... А Женя с Аней –

Двойняшки... Сократим рассказ...

Чем увлекалась в жизни ранней –

 

Театром, ясно... Чем еще?

И бабушка была актрисой,

Вахтанговкой... Но запрещен

Мне путь в актерки, хоть кулисой

 

Меня и пеленала мать...

Всю «Щукинскую» атмосферу

Никак нельзя мне не впитать,

А с нею искреннюю веру,

 

Что он, театр – моя судьба...

Народная артистка Анна

Орочко:

-- Да! – Но шла борьба

В семье. Отец и мама – странно –

 

И мама! – яростно стоят

Заслоном на пути к искусству,

Не разрешают, не хотят...

Упрямо по веленью чувства

 

Пытаюсь отстоять свое...

Орочко – родственница мамы,

Меня готовит... У нее –

Жизнь, как из ибсеновской драмы...

 

Начнем с того, что родилась

Орочко – в Минусинской Шуше,

Отца и мать -- сослала власть...

А дальше – больше, дальше – лучше:

 

Крещенье... Крестные ее

Родители – вообразите:

Ульянов с Крупской... Острие

Истории в судьбе... Терпите,

 

Коль так нелепо «повезло»...

От крестных Ане в дар – икона...

И детство все в борьбе прошло:

Ведь по велению закона

 

Ей на учебу не попасть...

За «государственный» проступок

Отца – и дочь казнила власть...

С рожденья на душе зарубок

 

Оставив тьму, но закалив –

И все же с золотой медалью

Гимназию прошла... Наив

Подростка: для чего – не знаю –

 

Пошла на курсы лесников...

Но ослепительный Вахтангов

Уже искал учеников...

Он в табель театральных рангов

 

 

Еще как гений не включен,

Все впереди и у Орочко,

Но лес отставлен, отсечен,

Остался лишь театр бессрочно.

 

Сам гений с нею проходил

Роль мопасаннской Франсуазы

Из «Гавани»... Творил, лепил,

Как скульптор образ... Так алмазы

 

Искусно ювелир гранит...

Поздней Ребекку в «Росмерсхольме»

Мэтр с ней по Ибсену творит...

Она вот так же ставит роль мне...

 

Никак меня не оторвать

От наркотической заразы...

Театр арбатский смог поймать

Меня в тенета... Учит фразы

 

Профессорша произносить

Лишь с полным пониманьем смысла,

Чтоб все оттенки доносить

Аудитории... Не вышло,

 

Увы, актрисы из меня...

Подобрала к «актерке» ключик,

Приоритеты изменя,

Родня: берут, мол, самых лучших

 

В «Ровесники»... Во мне – азарт:

Себя же среди лучших числю...

Иду на радио...

-- На старт! –

Вручили «Нагру»... Чувством, мыслью

 

Мой «старшеклассный» репортаж

Я, как умела, наполняла...

Училась добывать фактаж...

Игра-работа вдохновляла –

 

И выдан первый гонорар:

Представьте, четвертной! Немало

Для восьмиклассницы... Аврал!

Потратить срочно! Я удало

 

Зову двойняшек в «Детский мир»:

-- Ну, что хотите, выбирайте!...

-- Сестрички, вы не из транжир --

Мечтали ведь о детском рае...

 

Ну, ладно... Первый гонорар...

-- А что родителям подаришь?...

-- Пусть папе с мамой будет в дар

Хрусталь!...

-- Простите... Эй, товарищ!

 

-- Желаете у нас купить?...

-- Набор бокалов упакуйте!

-- Вот счет. Извольте уплатить...

Теперь, родители, ликуйте:

 

Синдром актерский побежден,

А увлеченье репортерством

Росло... Хвалили голос. Он

Мне Богом дан... А слух? С упорством

 

Меня казнили восемь лет

Мои родители – роялем...

А слуха-то как раз и нет!

Но голосишком покоряем

 

Начальников-редакторов –

И я в «Ровесниках» в фаворе –

И репортерю – будь здоров,

Интервьюирую... Любое

 

Заданье – только в радость... Смесь

Актерства с любопытством к людям...

Я легконога – КМС

По лыжам – оттого не труден

 

И многочасовой поход

С пудовой «нагрой» по столице...

Призванье – на журфак ведет...

Казалось, вся страна стремится

 

На мой заветный факультет...

Он мой – и я не оплошала...

Наш курс – кого здесь только нет!

Красивых девушек ползала...

 

А мне природа не дала

Волшебной красоты Элины

Быстрицкой, внешность подвела...

Бровей пушистых соболиных,

 

Гипнотизирующих глаз...

Что делать? С тем, что есть, походим.

Глядишь, найдется и для нас

Любовь и счастье, для уродин...

 

Со мной всегда в одном ряду

На лекциях – высокий парень

Взгляд – как у кобры... Пропаду...

Ну, подойди же – погутарим...

 

Но он стесняется, чудак,

А первой подойти – неловко...

Вот – незадача... Мой журфак

В заботе, чтоб моя головка

 

Была забита до краев

Невыносимой дребеденью...

Истпарт, марлен... Как от репьев

Отряхиваюсь... Только мненью

 

Минвуз, а главное – ЦК,

Едва ли моему в угоду

Программу сменит... Ну, пока

Походим, поглядим... По ходу

 

Решим, что можно пропускать...

Татаринова удивляла

Она про Игореву рать

Рассказывала – вдохновляла...

 

На лекции ее ходил

Какой-то бородач престранный...

Как выяснилось, парень был

Семинаристом... И, незваный,

 

Он тихо среди нас сидел,

Но постоянно ухмылялся,

Чем сильно раздражал... Сопел,

Тряс головой – не соглашался...

 

На замечанье отвечал,

Что древне-русскую читают

Здесь примитивно... Огорчал...

А может быть и вправду знают

 

Священники поглубже суть

До нас дошедших книг старинных,

А то, как нам читают – муть?

Обидно, коли так... Глубинных

 

В моей чернявой голове

Отнюдь не происходит сдвигов –

Ведь я же выросла в Москве...

По ней побегав и попрыгав,

 

Общаясь в папином кругу

И в мамином, хватаешь знанья

Из первых рук... Пока могу

Еще участвовать в вещанье

 

Для старшекласников... Давно

В радийном репортерстве профи,

Скучаю на «тыр-пыре», но...

Он спецпредмет – попортят крови,

 

Коль станешь нагло пропускать...

Кучбора... Ну, вот это – песня,

Вахтанговка в квадрате... Встать

С ней рядом некому, хоть тресни...

 

В радиогруппе – мне близка

Татьяна, тезка, Мельниченко --

Интеллигентна и ярка...

Увлечена серьезным чем-то...

 

Журфак... Здесь все же что-то есть,

Чем напитать живую душу,

Есть кто-то, кто меня вознесть

Способен в эмпиреи... Чушью

 

Вполне могу и пренебречь –

Уже способна сделать выбор –

И отбираю, что отсечь...

Прошел – и незаметно выпал

 

Семестр – и начался второй...

Курс взбудоражен: отобрали

Ребят для «Огонька»... Игрой,

Забавой любопытной стали

 

Останкинские будни... Нас,

Девчонок, опекает Ларин

Марат... Он – оператор-ас,

Известен, даже легендарен –

 

И сразу клеиться пошел...

В команде нашей – не москвички...

Хохмач их сразу в шок привел:

-- Меняйте, девушки, привычки.

 

Копите деньги на такси:

Метро для вас теперь в запрете.

Вас всяк увидит на Руси,

И все в экстазном пиэтете

 

Начнут автографы просить,

Маньяки бросятся в общагу...

Поверьте, нелегко носить

Такон бремя славы... Сагу

 

Он вдохновенно сочинял

О нашей звездности грядущей,

И раз за разом дополнял,

Стараясь, чтоб сочнее, гуще,

 

Детальней строился сюжет...

Представьте, кое-кто поверил

В импровизационный бред...

Семестр был полностью потерян...

 

Однако был приобретен

Мной телевизионный опыт...

Разочарована: вагон

Рутины, беспорядка... Топит

 

Все творчество сплошной базар...

На радио работа четче...

-- Улыбку, девочки! – терзал

Черкасов –режиссер... Короче,

 

В жаре от киловаттных ламп

Прокопошились аж до мая...

Декан поет нам дифирамб,

Вся профессура, понимая

 

Свою ответственность за нас,

Не осуждает за прогулы...

Так и второй семестр погас...

Решила, что судьбы посулы

 

Останкинские не приму,

Хочу на радио остаться.

Не дам тэвэшному ярму

Привадить... Как на святотатца

 

Вся группа смотрит на меня:

-- Да кто ж тебя возьмет в тэвэ-то?

-- А я и не хочу... Фигня!

Каникулы... Отрада, лето –

 

И покатили впятером

В Прибалтику... Мне доверяет

Отец сиденье за рулем,

Что опьяняет, окрыляет...

 

Мотели, кемпинги дают

Нам кров ночной – и катим дальше...

Клаксоны встречные поют –

Отрада! Вот ведь угадал же

 

Мой папа! Младшие глядят

Кино в окошках видовое:

По сторонам летят назад

Озера, рощи, полевое

 

Обилье – и луга, сады...

Устанем – ради передышки

На травку сядем у воды

Перекусить... Идут мыслишки,

 

Как начала бы репортаж,

Как вдохновенно бы вещала,

Описывая сей вояж...

В одном мотеле застращала

 

Нас эпидемия...

-- Бежим,

Не то засушат в карантине --

Вдруг установят здесь режим...

Собрались быстро, покатили...

 

Рыдает Аня:

-- Вам-то что:

Вы пожили уже на свете, --

Слезами залила авто, --

А мы-то с Женькой только дети...

 

Сентябрь... Журфак припас сюрприз:

Нас оптравляют на картошку...

Досадую – судьбы каприз...

Работаем – не понарошку...

 

Дождями поле развезло...

Сплошная сырость, грязь и холод...

Но очень весело прошло

То времечко... Покуда молод,

 

Нет повода впадать в тоску...

Годимся, что своей картошкой

Зимой накормим всю Москву...

Усталость к ночи валит в лежку,

 

Но хочется еще побыть

Друг с другом рядом, посмеяться

И хором песенки повыть...

Нам (в среднем) меньше, чем по двадцать –

 

И приземленный этот труд –

Парадоксально возвышает.

Сдружился на картошке люд,

Картошка с песнями – сближает...

 

Октябрь принес второй сюрприз:

Наш тесный флигелек оставлен.

Дворец чудеснейший, как приз

За вдохновенье, предоставлен.

 

Сам Миша Ломоносов нам

Кивает утром с пьедестала...

Когда я подошла к стенам,

Торжественным ступеням, стало

 

На сердце празднично... Дворец

Поныне отзвуки великих

Умов российских и сердец,

Чьи вдохновляющие лики

 

Знакомы с детства всем, хранит...

А с неба сквозь шатер прозрачный

На нас, сегодняшних, глядит

Господь, насколько, мол, удачный

 

Теперь народ на Моховой?

Великолепье потрясало...

Но дым густой над головой

Стоял под тем шатром... «Кресало»,

 

Считай, у каждого в руках...

Внизу до одури все курят –

И на высоких потолках

Не разглядеть лепнину... Щурят

 

От дыма едкого глаза,

Кто на дух не приемлет «зелье»...

Парадоксальный факт, что – за

То зелье -- глупое «газелье»

 

Сообщество, а мужики

Журфака, в основном, не курят –

Им эта глупость не с руки –

Одни девчонки бедокурят...

 

Как снежный ком летит с горы,

Точней, как снежная лавина –

Учеба... Правила игры:

Предметов где-то половина

 

Нужна минвузу и ЦК,

А для студентов лишь обуза...

Как интересна и легка

Была бы жизнь в советских вузах,

 

Когда бы сняли с наших плеч

Идеологии нагрузку...

Нас диаматом не калечь,

Журфак, внакладку и враструску

 

Дай знаний важных для судьбы...

Прикинула, что мой английский

Вполне хорош – (без похвальбы) ---

Прошу – и, переделав списки,

 

Мне позволяют посещать

Французский со второго курса...

Возможно, навострюсь «трещать»...

Язык красивый – (дело вкуса)...

 

Военка... Нас водили в морг...

Для слабонервных – шок и трепет...

Я не сказала б, что в восторг

Пришла в театре том, но терпит

 

Сердечко... В обморок иных

Анатомичка вмиг кидала,

Особо впечатлительных...

И я в том месте испытала

 

Позывы сильной тошноты...

Да, впечатленье не из слабых,

Но я не побегу в кусты...

Не для работы, так хотя бы

 

Для жизни будущей ценны

Элементарные приемы...

И ежели вы вдруг больны,

То мы поверхностно знакомы

 

С тем, как выхаживаать больных,

Как ставить банки и уколы...

Предмет, в отличье от иных,

Что есть в ассортименте школы

 

Журфаковской, стремлюсь учить

Со всем насущным прилежаньем –

Он точно пригодится... Жить

С таким для жизни важным знаньем

 

Мне лично – важно... В остальном

Предметы мало интересны...

Чего-то учим и сдаем...

Приходится на горло песне

 

Своей всечасно наступать...

Испарт и диамат душили,

Изволь по Марксу изучать

Труд с капиталом... Притушили

 

Те знанья чистый разум мой,

Но, подчиняясь дисциплине,

Учу, стараюсь... Той зимой

Меня однажды зацепили

 

Шпиономанией... Взбрело

Порепортерить по проблеме,

Что нет посуды... И пошло:

Пытаясь разобраться в теме,

 

Иду с магнитофоном в ГУМ –

И с тем вопросом – к продавщицам...

Вдруг осознал мой светлый ум,

Что вслед за мной пошел тащиться

 

Угрюмый милиционер...

Решила – срочно закругляюсь,

Похоже, что опасных сфер

Коснулась... Словом, удаляюсь...

 

-- Пройдемте...

-- Это мне?

-- Да, вам?

-- А в чем, простите, виновата?

-- Пройдемте, все вам скажут там...

Вот угодила! Плоховато...

 

Идти – буквально два шага:

Ментовочка напротив ГУМ’а,

А в голове уже пурга

И обгоняет думу дума…

 

Меня, словечка не сказав,

Заталкивают в «обезьянник»…

Кукую – и туман в глазах…

Вот так: на кнут сменила пряник…

 

А в «обезьяннике» со мной

Бомжи и бабки-спекулянтки…

Им «обезьянник» -- дом родной…

Да, «милые» в стране порядки…

 

Толкуют бабки – что почем,

Что где купить, как сбыть быстрее…

Мой репортерский слух включен,

Идея репортажа зреет…

 

Но прежде надобно извлечь

Себя, понятно, из кутузки,

Да побыстрей – о том и речь –

К чему мне эти перегрузки?

 

Проходит час, потом второй –

Ведут допрашивать «шпионку»…

-- Нам все известно. Лишь открой

Сообщников, -- хотят девчонку

 

Мгновенно напугать, сломать…

Но мне-то ни к чему пугаться…

-- Что лыбишься, едрена мать?

Я продолжаю улыбаться –

 

И объясняю не спеша:

-- Я не шпионка, а студентка,

Корреспондентка…

-- Так, -- (шурша

Бумагами)…

Немая сценка…

 

-- Есть документы?

-- Студбилет…

-- Давай! – сержанту:

-- Уведите! --

Вновь под замком.

-- А где обед?

-- Ты, девка спятила!

-- Сидите

 

Здесь без обеда?

-- Дай-то Бог,

Чтоб провели до туалета…

Сиди, любуйся на замок

На сквозняке, а ведь не лето…

 

Ведь, главное, за что берут?

На пенсию не разживешься…

Добудешь что-нибудь, а тут –

Продашь – и как-то извернешься.

 

А настоящих-то хапуг

Они, понятно, не сажают.

Для тех любой начальник – друг,

Нас, горемычных, обижают…

 

Мытарят в клетке и меня.

Так время тянется тоскливо.

Я в заключении полдня,

А кажется, что годы… Диво –

 

За мной приходят. В кабинет

Ведут к начальнику обратно,

Где возвращают студбилет…

-- И впредь не шляйтесь тут… Понятно?

 

Еще бы! Мне такой урок

Совсем-совсем легко усвоить.

Мне б лишь быстрее за порог,

Стараюсь и шаги ускорить…

 

Ну, слава Господу, опять

Я, как воробышек, свободна…

Как мне в семействе рассказать

О том, что выпало сегодня?...

 

Вот так я практику прошла

По журналистике радийной.

И эта практика могла

Мне душу напрочь сжечь, но сильной,

 

Оказывается была

Моя душа – и уцелела.

Она не устрашилась зла…

А сердце? Сердце, да – болело…

 

Поэма четвертая. Александр Иваненко

 

...И я поехал в Ленинград –

Нужна хоть краткая разрялка,

Здесь Юра, мой ученый брат,

Гипотезы миропорядка

 

Готов со мною обсуждать.

Он физик, стало быть – философ...

-- Вопросик хочется задать...

-- Давай... Познанье – нить вопросов,

 

Запутанных в тугой клубок,

Распутывает их наука...

Итак, вопрос твой?

-- Есть ли бог?

-- Да... Видишь ли, какая штука:

 

Познанья метод – диамат

Официально признаваем

У нас лишь верным...

-- Знаю, брат...

-- Бог диаматом отвергаем...

 

Но физики – такой народ:

«Во всем им хочется до сути

Дойти...», переступив порог

Незнанья, пусть хоть нас к цикуте

 

Правители приговорят,

Однако истина важнее...

-- Простой вопрос... Короче, брат:

Да? Нет?

-- Короче иль вернее?

 

Не все так просто... Не всегда

Дихотомично разрешенье

Проблем научных... Впрочем, да...

Миропорядка изученье

 

Закономерно нас ведет

К идее: есть всемирный Разум,

Что создал мир и создает

Его ежесекундно... Глазом

 

Увидишь истину едва ль:

Она – духовного порядка...

-- Но я – о Боге...

-- Бог – централь

Религии... О Боге – гладко

 

Попы толкуют... Я не поп,

 

А физик: в терминах науки,

Сквозь мой, научный спектроскоп

Рассматриваю все докуки....

 

Всемирный Разум воспринять

Способна физика, как данность...

Вот все, что я могу сказать...

...Непросто осознать масштабность

 

Идеи... Буду думать... Брат

Сам ищет здравые ответы

На те вопросы, что стоят

Пред физикой... Раскрыть секреты –

 

(Всемирный разум сотворил

Без счета их в момент Творенья) –

Мечтает каждый физик... Был

Мой брат в преддверьи озаренья –

 

И он дневал и ночевал

У лазеров в НИИ секретном...

Боюсь, некстати приставал

К нему с вопросом, что заветным

 

Был для меня... Раскрыл секрет

Мне Юрий-брат своим ответом?

И нет – и да... И да – и нет...

Придется самому об этом,

 

Чело наморщив, размышлять...

Ну вот, опять пошла учеба...

Теперь нас будет вдохновлять

Дворец, куда мы входим, чтобы

 

Продолжить славные дела

Великих светочей России.

Их прежде, ныне нас – ввела

Судьба под купол, где взмесили

 

Отчизны гордую судьбу

Ее великие Махатмы...

На их стезе нам ту борьбу

С судьбой вести – и помогать мы

 

Должны Отчизне воспарить

В ее духовной ипостаси,

Весь мир величьем озарить...

Учиться интересно, кстати...

 

Вдогон к занятьям языком

Германоведенья уроки

Принес Тацита толстый том

Рожновский... Выбраны в потоке

 

Те, с кем особо дружен дойч –

И нам историю германцев

Наш мэтр -- (а внешне он точь-в точь –

Как Штольц... Что в нем от иностранцев

 

Помимо дойча – не пойму...

Он – Станислав, отец был – Вацлав...

Породист, стилен --- и ему

Мы подражаем -- и деваться

 

От обаянья мэтра нам

С Семеном некуда) – Рожновский

Нас возвращает к временам

Рожденья нации... Чертовски

 

Нам симпатичен Станислав...

И мы уже понять способны

Рассказ на дойче... Ниспослав

Мозги, где мысли инословны

 

Уже не невидаль – пора!

И мы – в сообществе Тацита –

Такая славная игра!

Немецким нагружась досыта

 

На факультете -- и потом

Я, и в общаге, в нем купаюсь.

Мне Юра шлет за томом том –

Все о Германии... Стараюсь

 

Все прочитать... Стезя ведет

Все далее в немецкой теме...

Судьба-то знает наперед

Что приключается со всеми

 

На каждом жизненном витке...

Вот виз-а-ви со мной профессор

Берлинский – и блокнот в руке...

Учтив и полон интереса,

 

А я вопросы задаю...

Профессор по-немецки точен.

Он понимает: интервью

Беру впервые, озабочен

 

Тем, чтобы правильно сказать

И все понять без искаженья...

Гость фразу с фразою вязать

Стремится четче... Изложенья

 

Его ответов у меня

В блокноте видя, уточняет,

Мне помогая, не темня...

Все про студента понимает...

 

На юбилей СЕПГ –

(В Москве он тоже отмечался,

Возможно, что и в ФРГ) --

Профессор-коммунист примчался.

 

Он, отвечая в интервью,

О Тельмане, конечно, вспомнил...

А я берлинца тереблю –

Пусть покажучсь ему нескромным,

 

Но если уж попал в тиски,

То пусть уж выдаст все, что знает...

Проофессор, трогая очки,

На все вопросы отвечает...

 

Так в овладеньи языком

Шагнул на новую ступеньку...

Живу врасплох – бегом, бегом –

Но на отличную оценку

 

Я не дотягиваю, нет:

Мелькают дни, сверкают ночи...

То этот, то другой предмет

Мне обрезают покороче

 

Сны: только ночью и читать...

Полно партийных поручений –

Мне о покое и мечтать

Не нажожу минут... Сомнений

 

Не порождаает голова:

На них секунд не остается...

Вокруг меня – моя Москва...

Порою все же удается

 

К родным сбежать на вечерок...

-- Займемся, что-ли пирожками?

Поможешь тесто мять, Сашок?

Мну тесто... Пирожки с грибами –

 

В Москве вкуснее не найдешь!

-- Ешь, ешь, напитывай головку.

Уж в кои веки к нам зайдешь...

Московскую командировку

 

Отец удачно получил...

Мы с ним гуляем по столице...

Мне одежонки прикупил --

И тоже подкормить стремится:

 

Зовет в «Охотничье» кафе

«На дичь»... Но мой отец – не Лелик...

Жизнь ярче аутодафе,

Я пью ее, как алкоголик –

 

И не кончается запой,

И чаша до краев налита...

Философ с лысой головой:

-- А кто, по-вашему, элита? –

 

Буравит Селезнев зрачком...

Наш семинар по диамату –

Штурм мозга... Вытащит крючком

Мэтр и забытую цитату...

 

Он осудил идеализм

С поповщиною – и внушает,

Что Бог – позорный атавизм –

-- Отсталых пережиток, -- бает.

 

-- Материя первична! – мы

Усваиваем автоматом...

В тисках душевной кутерьмы

С кем спорить – с Селезневым-хватом:

 

-- Всемирный разум есть, ага, --

Твердит научная элита...

-- До понимания пока

Мозгов невысока орбита...

 

-- Элита?

-- Есть она у нас?

А вы хотите стать элитой? –

У Селезнева колкий глаз...

Попробуй дать ответ избитой,

 

Дежурной фразой – засмеют...

Сам покуражится профессор...

Парадоксальной мысли ждут...

А политэконом-метресса,

 

Румянцева, окружена:

Сочувствием: ведь в стройотряде

Попала под каток она...

Лишь чудом выжила – и ради

 

Сочувствия на семинар

Ее – в готовности приходим...

Словесность... Уникальный дар

У Ковалева: просто вроде

 

Рассказывает о богах

Литературного Олимпа

Отечественного... Но как

Проникновенно! Мэтр без нимба:

 

Прозаизирует портрет,

Содрав хрестоматийный глянец –

И остаешься тет-а-тет

С живым поэтом... С болью глянет

 

«Невольник чести» на тебя...

Мишель свои поверит тайны...

Капризы женские терпя,

В цыганский перебор гитарный

 

Некрасов впишет «Эх, полна...»

Заслушаешься Ковалева...

Понятно, знает все до дна,

Но сверх того – и мастер слова...

 

Им сказанное – в нас вошло,

Гвоздями вбилось в подсознанье...

Из Ленинграда мне пришло –

Для вдохновения изданье:

 

Бесценный антиквариат:

«История литературы»...

И обоняние и взгляд

Та книга – раритет культуры –

 

(Весь в позолоте переплет,

Великолепный шрифт, гравюры...

«Ять» с «ером» мчаться не дает

Вскачь поперек литературы) --

 

Безмерно восхищала... Дар

Неоценимый... Но в общаге

Нашелся некто – вор, вандал –

С таким бы не скрестили шпаги,

 

А просто выгнали бы вон

Ревнители дворянской чести...

Подарок вором унесен,

А заодно – с шедевром вместе –

 

Том об СС, концлагерях –

Вкус необычный у вандала...

-- Украли книги?! – «ох» да «ах» --

Беду со мной переживало

 

Полкурса... Все теперь дружны.

Мы стали ближе и роднее.

И этой дружбе нет цены –

Все беды исцеляю ею...

 

Помочь друг другу каждый рад...

Вот я Морозовой Ирине

Сварганил классный реферат...

Мне по душе она... И ныне

 

Мы с ней гуляем по Москве,

По переулкам и заулкам...

Мне с ней покойно, как ни с кем...

Несуетно внимаем звукам,

 

Рожденным в маленьких дворах

Самой московской сердцевины...

Стоим на Ленинских горах

Пред баллюстрадой... У Ирины –

 

Таинственная грусть в глазах...

Нам стали наши мэтры ближе –

То я у Стяжкина в гостях,

То у Мишуриса... Они же

 

Себя особыми не мнят:

Мы вместе на стезе науки.

Они, Учители, пыхтят

Вздымая нас. Мы – дети, внуки,

 

Их братья младшие... Они

Честны в стремленье дать нам больше...

Родство с Учителем цени,

Душа!... Храни, великий Боже,

 

Родство по духу... Приходя

В общагу, Вакуров порою,

Когда нет снега и дождя,

На пиво кличет... Я не скрою –

 

Мне лестно это... Мы идем

В отель, что выстроился рядом

С общагой. В баре пиво пьем...

Потом гуляем... Мэтр наш братом

 

Гордится. Брат за ЦСКА

В хоккей играет... Он о брате

Рассказывает мне, пока

До Лужников идем...

-- Давайте... --

 

Нас приглашают в культпоход

Вомперский и его супруга:. –

-- Вас Томский-академик ждет,

Другие из того же круга.

 

Уж коль стараетесь творить

Со смыслом и метафорично,

Искусством душу озарить.

Вы приглашаетесь... ..

-- Отлично! –

 

Нас в Академию она

Художеств привела всей группой

На вернисаж – и сверхценна

Та встреча с теми, кто под лупой

 

Исследовал в картинах жизнь

Элиты нашей и глубинки...

Мгновенье правды задержись!

Да, здесь Картины – не картинки...

 

И, тем походом вдохновлен,

Творить решаю курсовую

О светотени... Поражен

Иофис:

-- Мастер! –

Он-то всуе

 

Не станет никого хвалить.

Профессор всех критичней, строже...

Но вот – изволил одарить

Лишь словом – но оно дороже

 

Похвальных грамот... А помог

Решить задачу Пархомовский:

Принес мне с «блицами» мешок:

-- Держи весь «арсенал» отцовский! –

 

Я то, что надо, отснимал,

Поигрывая светотенью...

Сберег все «вспышки», не сломал...

Я так чувствителен к доверью –

 

И никого не подведу...

У Стяжкина, к примеру, в лабе

Я хоть всю ночку проведу

В проявке, ясно – не в забаве –

 

Доверье полное... Вот так!

В общаге я, как прежде, старший –

И на военке... Нас журфак –

Не на торжественные марши

 

Шлет на военку... Здесь опять

В дойч погружают с головою...

Я старший. Значит подавать

Команды – мне... Ору и вою,

 

Как злобный унтер-офицер,

Прилаивая с клацем:

-- Ахтунг!

Хальт! Штилльгештанден! Цу Гевер! --

Несу ответственную вахту...

 

Уже и сессия видна...

А тут звонят: при смерти мама...

К Засурскому...

-- Не жду ни дня,

Я еду тотчас! И ни грамма

 

Не сомневаюсь: он поймет...

Он понял...

-- Ладно, досдадите

Потом... Езжайте...

Самолет

Летит, как пьяный... Посадите

 

Хоть где-нибудь... Над Волгой – шторм.

Уфа одна и принимает.

Погоды подходящей ждем.

Летим.

-- Что с мамаой? –

Брат вздыхает.

 

Не отвечает Вячеслав.

Молчание страшнее вздоха.

Страх душит, до костей пробрав...

-- Неужто все настолько плохо?

 

-- Ей, Саша, срочно кровь нужна...

Я сдал...

-- Поехали... Я донор! –

Мы с мамой рядом. Тишина.

Я рядом с ней, моей Мадонной...

 

Из вены в вену кровь течет...

Молю: Господь, спаси родную,

Слеза горючая печет...

Я рядом днюю и ночую...

 

Что сделать? Чем еще помочь?

-- Коль нужно, снова кровь берите! --

Мне день не в день и ночь не в ночь...

-- Любой ценою, но спасите! –

 

-- Опасность миновала. –

Врач

Глядит сурово.

-- Из студентов?

-- Ну, да...

-- Теперь-то что, не плачь...

Скажу тебе без сантиментов:

 

Вы, сыновья, ее спасли...

Все, будет жить, не сомневайся...

Без вас мы б вряд ли что смогли...

-- Увидеть можно?

-- Пообщайся --

 

Недолго только... И при ней,

Не надо слез, улыбку – шире...

-- Сын...

-- Мама! Ты мне всех родней.

Всего нужнее в целом мире,

 

 

Чтоб ты здоровою была...

-- Но там же сессия... Отстанешь...

-- Ну, это мелкие дела,

Решу в процессе их... Ты встанешь –

 

А остальное – ерунда...

Жизнь предложила нам экзамен...

Теперь ты, ма, живи всегда!

Я голову склонил – и замер...

 

Поэма пятая. Люся Журавлева

 

Мне стройотрядом стал архив,

Где подшивала документы.

Перелопатив весь массив,

Москве – гуд бай! Спешат студенты

 

Домой – в родные города,

Я – соответственно – в Кирсанов...

Не лето – сказка! И вода

В реке тепла... Полет сапсанов

 

Стремителен, а облака,

Как хлопья белоснежной ваты...

Ворона – добрая река

Встречать рассветы и закаты:

 

Палатки, лодка, свет костра...

Плотва, лещи, и караси, и

Уха густая из ведра –

Простые радости России,

 

Подаренные мне отцом...

А с мамой – мчим в Чембар, Тарханы –

С духовностью – к лицу – лицом:

Духовной мощи великаны –

 

Белинский с Лермонтовым. К ним

Везет задумчивый автобус...

Ах, что имеем – не храним.

Не то бы был российский глобус

 

В музеях светлого мирка,

Где вызрела Литература.

Два сохраненных островка –

Чембар, Тарханы – как микстура

 

Для одурманенной души...

Чембар. По-новому – Белинский.

Здесь, в старопензенской глуши

Еще сохранены картинки

 

Уездной жизни... Старый дом,

Провинциальный, деревянный.

По лестнице крутой подъем.

Каморка... Нет, понятно, ванны...

 

Простецкий небогатый дом

Пристанище семьи Белинских...

Лет до четырнадцати в нем

Жил книгочей великий, низких

 

Реалий жизни крепостной

Душою чистой не приемля,

Он жил высокою мечтой

О справедливости... Колебля

 

Устои вещею строкой,

Воспитывал литературу...

Но это – после... В городской

Народной школе местный гуру,

 

Что был в науки посвящен,

Дал разумение подростку.

В гимназии Виссарион

Доел учебную окрошку –

 

Готовясь в университет...

Да, он, Белинский, наш предтеча –

Литературовед, эстет,

Великий публицист, с кем встреча

 

Грядет – его не обойдешь,

Литературу изучая

И журналистику...

Галдеж

Туристов смолк... И воспечаля

 

Поэта горькою судьбой,

Встречают летние Тарханы...

Дом в три фронтона, столбовой...

Парк и часовня... Так дворяне

 

И жили в прошлые века...

Часовня для Мишеля -- склепом...

И нескончаема река

Потомков за духовным хлебом...

 

Московский университет

Мишелю был духовным домом...

Бессмертное «Погиб поэт,

Невольник чести...» -- в горле комом...

 

Я Лермонтовские стихи

Любила с детства. Он мне близок...

Хожу, смотрю... Глаза сухи --

От горя слез источник высох,

 

А сердце плачет... В сердце боль

У всей России не стихает.

И дуб, посаженный тобой,

Мишель, от горя засыхает...

 

Рентгеннограмма: там, в гробу

Видны на снимке эполеты

И пуговицы... На судьбу

Недобрую растут поэты

 

В России. Их, живых, беречь

Не научилась мать-Россия...

То было лето странных встреч

И размышлений... Гипоксия

 

Общажная одолена,

А будто воздуха нехватка:

Грудь странной болью стеснена...

Но дни каникул без остатка

 

Уплыли – и в Москву качу...

Гуляют сквозняки в вагоне –

Семестр с ангины не хочу

Начать, но царапушки в горле

 

Сильней... В общагу доползла

Уже в жару... Привет, ангина!

Сказать полслова не могла...

Да, с неприятного зачина

 

Семестр отсчитывает дни...

Меня, больную, на картошку

Все ж не послали – оцени:

Сочувствия и в них немножко

 

Я обнаруживаю... Им

Дана, понятно, разнарядка,

Но с горлом огненным моим

У них случилась бы накладка –

 

И я в общаге остаюсь...

Она пуста, все на картошке...

Заглядывают бабки:

-- Люсь,

Микстурку выпей... Я из ложки

 

Пью, содой горло полощу...

Мой стрептококк от соды чахнет...

Сон: что-то в погребе ищу.

Сырой землею резко пахнет.

 

Я стала землю соскребать...

Решилась бабушкам на вахте

Мой странный сон пересказать...

Перекрестились на словах те:

 

«Я стала землю соскребать...»

-- Сон предвещает смерть кого-то... –

Кого? Я стала размышлять.

И душу обожгла забота:

 

-- Ну... деду девяносто лет...

Наверно он... А кто же – кроме?

-- Дед обитает с вами?

-- Нет...

-- Тогда – не он, а кто-то в доме...

 

Позднее постучали в дверь:

-- Вы Журавлева? – Телеграмма... --

Прогнозам бабок верь – не верь,

Читаю:

«Умирает мама...» --

 

И я помчалась на вокзал...

-- Аорта лопнула у мамы. –

Отец мне сдержанно сказал. --

-- За что? За что?

-- Удары кармы –

 

За кривду предка, темный грех –

Расплата, -- молвил горько папа. –

-- Сама-то праведнее всех,

А дед – кровавого сатрапа –

 

Слуга...

-- Как все произошло?

-- Мы вышли из кино. Азартно

О фильме спорили... Тепло...

Она вдруг:

-- Плохо мне, -- внезапно –

 

И падать... Подхватил, понес

В больницу на руках:

-- Спасите! –

Там за нее взялись всерьез:

Анализы, рентген...

-- Везите

 

Не медля, – главный приказал, –

На стол!

-- Аорту ей зашили...

Сама считает, что... финал...

-- К ней можно?

-- Можно... Положили

 

В отдельную палату... Весь

Врачебный персонал в заботе...

Ведь столько лет трудилась здесь.

Самоотверженно работе

 

Вся отдавалась до конца...

-- Ну, как ты, мама?

-- Вот, попалась...

Ты, Люся, береги отца...

Вот не дождусь – такая жалость

 

Диплома дочери...

-- Зачем

Себя заранее хоронишь?

Поднимешься на радость всем...

-- Нет... От меня-то не заслонишь

 

Всю правду: я иных врачей

Побольше в этом понимаю.

Иссяк моей судьбы ручей –

Как данность это принимаю.

 

Прервется вскоре жизни нить –

Никто же на Земле не вечен...

А в чем меня похоронить –

Запомни, Люся... --

Быстротечен

 

Часов прощальных резкий бой...

-- Поставьте мне в палате койку...

Я, мама, буду здесь с тобой...

-- Со мною тяжко ведь...

-- Нисколько!

 

-- Умчалась, бросив факультет...

-- Зато тебя-то я не брошу...

-- Невольно всем добавлю бед...

-- Вот оклемаешься, дай Боже! –

 

А остальное – ерунда...

На факультете все с понятьем...

-- Ты все же позвони туда.

Пора ведь приступить к занятьям...

 

Я позвонила... Мать права:

У групы практика во ВГИК’е...

-- Езжай, дочурка, ведь Москва

Слезам не верит, да и книги

 

В библиотеке получи...

А обо мне не беспокойся:

Отец же рядом, и врачи,

И Галя... Вновь насквозь я

 

В простуде... Вновь плохой вагон,

Но не о том моя тревога...

Бог всемогущ... Молюсь, чтоб он

Мне маму сохранил... Дорога

 

Велит помыслить о судьбе...

Таким счастливым было лето...

Господь, верни твоей рабе

Молю, здоровье!

Нет ответа...

 

Я с практикой разобралась –

И в мой Кирсанов мчусь обратно.

Октябрь слезлив... Над ним зажглась

Листва пожаром... Неотвратно

 

Умрет увядшая листва,

Но ведь весною возродится.

И изумрудная трава

В луга, конечно, возвратится...

 

Несправедливо: человек

От нас уходит без возврата...

Непрошеною влагой век

Внезапно давняя утрата

 

Напоминает о себе,

Былую растревожив рану...

Нельзя ли без утрат в судьбе,

Господь? Они всегда так рано

 

Уходят, те, кто всех нужней,

Те, без кого нам жить немило,

Кто всех дороже и родней...

Неправильно устройство мира...

 

А мама... Жить бы ей и жить...

Ей скоро будет сорок восемь.

Хочу подарком ублажить.

Что подарить? Возьмем и спросим:

 

-- Чего бы ты хотела, ма?...

-- Хочу увидеть Автандила –

Потолковала б с ним сама...

Я в тот же вечер говорила

 

С любимым...

-- Приезжай, -- зову...

Он восемнадцатого точно,

Покинув шумную Москву,

На день рожденья мамы срочно

 

Приехал...

-- Мама – Автандил...

-- Пожалуйста, оставь нас, дочка...

От мамы он не выходил

Ко мне невыносимо долго...

 

А у меня сердчишко вскачь

Пустилось в долгом ожиданье...

Решительно в палату врач

Вступает... Там они – в рыданье...

 

Врач – Автандилу:

-- Марш за дверь!

У Автандила слезы льются...

-- Хороший парень. Вот теперь

Я за тебя спокойна, Люся...

 

Я убедилась: любит. Мне

Теперь и умирать не страшно...

Иди к нему... Я в тишине

Одна побуду... Очень важно:

 

Мне Автандил пообещал,

Что сделает тебя счастливой... --

Я проводила на вокзал,

А день был сумрачный, тоскливый.

 

День явно радость похищал

И горькое давал предзнанье:

Печаль и слезы предвещал...

И с Автандилом расставанье

 

Казалось – словно бы навек...

Мою усугубляло долю:

Уехал близкий человек –

И я наедине с бедою...

 

За что, – я силилась понять, –

Мне это Божье наказанье?...

А девятнадцатого мать

Уже лежала без сознанья...

 

Нам всем казалось, что вчера

Ей несравненно лучше было –

Но вот внезапно в пять утра

Ее лицо навек застыло:

 

Двадцатого она ушла...

Дала Тамаре телеграмму,

Всем родичам – и мгла легла...

Как привезли в квартиру маму,

 

В сосновый уложили гроб,

Украсили его цветами

И свечи запалили, чтоб

Светлей в гробу лежалось маме,

 

Воспринимала как сквозь сон,

Во мраке все, в густом тумане...

-- Ты, Тома? Кто с тобой?

-- Семен...

-- Спасибо! Подойдете к маме? –

 

Она любила Тому... Жгла

Тупая мысль: она любила,

Жила... Отныне все на «--ла»

О маме... Все с ней только было

 

И ничего не будет впредь –

И будет всеми позабыта...

Как горько: жить – и умереть...

Вот школьная подруга Рита

 

Приехала... Она теперь

В саратовском училась педе...

Открыта настежь наша дверь...

Готовы всем помочь соседи...

 

Пришло немало горожан:

Весь город знал ее: лечила...

Иной в больнице сам лежал

Иль навещал кого-то... Было...

 

Воспоминаний горький свет...

Съезжались родичи... Рыдали...

Здесь бабушка...

-- Вот, мамы нет...

У маминой сестры, у Гали

 

Черным-черно лицо... Скорбит...

Я похороны помню плохо...

Портрет на холмике стоит

В цветах... Закончилась эпоха...

 

Простилась с мамой... Мамы нет...

Я это сердцем не приемлю:

Кто выслушает, даст совет?

Легла навек в сырую землю...

 

Все уезжают... Ну, и мне

Пора вернуться в альма матер...

Несется поезд по стране...

А по усопшей Божья матерь

 

Скорбит... А дальше – тишина...

Любимый встретил на вокзале.

Душа была как ночь черна...

Другой бы выдержал едва ли,

 

Он, Автандил, терпел мои

Капризы, взрывы черной злобы...

На факультете, чем могли,

Помочь старались... От учебы

 

Был невелик в то время толк:

Сижу на лекции – не слышу...

Обложкой толстой книги – щелк! –

И в списочке себе открыжу –

 

Мол, прочитала... В голове

Нет и следа от этой книги...

Какой был год, что я в Москве

Едва ль осознавала... Дики

 

Афиши: для чего театр,

Кино, концерты, моды, стили...

Передо мной один стоп-кадр:

Портрет на маминой могиле...

 

Боль в сердце остым коготком

Царапала при каждом вздоре...

Мне на два месяца профком

Путевку дал в профилакторий...

 

Здесь кормят, лечат – и дают

Шиповниковый чай для сердца...

Живу одна – не достают

Подруги праздно... Скучно, серо

 

Живу... Отрадой – Автандил...

Он стал дороже мне и ближе...

Он приходил и уходил...

При нем – и боль не сильно лижет

 

Обиженное сердце... Он

Надежной сердцу стал опорой...

Семестр прошел, как страшный сон...

Я напрягалась до упора –

 

И как-то сессию сдала...

Привычно двинула в Кирсанов...

Там трое суток не спала –

Дом полон миражей-обманов:

 

То половицы заскрипят,

То будто слышу шепот мамин,

То словно добрые глядят

Глаза из темноты... Дурманит

 

И запах мамы... Ею дом

Наполнен все еще до края –

И мне невыносимо в нем...

И я, от миражей сбегая,

 

Потупя скорбную главу

Из дома ухожу... Кирсанов

Мне чужд отныне. И в Москву

В общагу еду... «Дон жуанов»-

 

Заочников холодный взгляд

Мой замораживал, как гелий...

По стенке обойти хотят,

Я, видно, мнилась им мегерой –

 

Мне что за дело... Автандил...

Звонил из Грузии... Отрадно:

Его отец благословил

Взять в жены русскую... И ладно...

 

Поэма шестая. Александр Самылин.

 

Бывает, что победа, пик

Ломается единым махом –

Ты с лету ухаешь в тупик,

Итожа безнадежным крахом.

 

...Семидесятый год, весна.

Судьба на крыльях поднимает.

Я полон сил, и даль ясна,

И Люба нежно обнимает...

 

Сокольнический старый парк

Нам дарит с ней уединенье...

Вкус поцелуев на губах –

И «...дум высокое стремленье»...

 

Мне обещается легко,

Что там, куда зовет дорога –

(Я Любе щекочу ушко,

Не прерывая монолога ) –

 

Не позабуду этот час

И восхитительную нежность,

Объединяющую нас,

Бездонную небес безбрежность...

 

Листва внимает шепотку:

– Эй, остудите жар желаний!

Парк столько слышал на веку

Признаний, клятв и обещаний –

 

И он не верит ничему:

-- Уймись, наивная девчонка!

-- Но почему?

-- Да по всему!...

Портфель хранит английский Бонка –

 

(Бонк, впрочем, кажется – она) –

И кондуит мой с подорожной...

Портфелю – миллион цена

Коль потеряю – невозможно

 

Представить, как мне дальше жить:

Ведь без бумажки ты – букашка:

Бумаги – не восстановить...

-- Заглянем? –

На пути – «стекляшка»...

 

Берем бутылочку вина,

Непритязательной закуски...

Глаза у девушки без дна –

Невольно я с портфельной ручки

 

Снимаю руку, чтоб ее,

Любашиной, руки коснуться...

А за окошком воронье

Раскаркалось... Стаканы, блюдца

 

На столиках... Толкает в зал

Тележку толстая бабища --

И матерится. Я сказал:

-- Не сквернословьте. Здесь же пища, --

 

Ее сильнее разозлив.

Толкает к нам свою телегу –

И тряпкой – шорк! – вино разлив...

-- Молчи! – Любаша просит, негу

 

Даря мне взглядом и рукой...

Молчу, тону в глазах девичьих.

В душе и радость и покой...

А за окошком споров птичьих --

 

(Вороньих) -- изменился грай:

В нем словно бы звучит досада,

А Люба вдруг:

-- Не уезжай! –

Со вздохом и слезами, взгляда

 

Глубокого не отводя.

В глазах алмазами – слезинки...

-- Ну, что ты? Только нам «дождя»

Не достает... Густеет зыбкий

 

Весенний вечер за окном...

Мы о Словакии судачим,

О Братиславе...

-- Ну, допьем?

Кто пожелает мне удачи

 

В чужой, хоть близкой нам, стране?

-- Да, выпьем за твою удачу...

-- Пойдем?

-- Пойдем!

Внезапно мне

Отшибло дух – и чуть не плачу:

 

Портфель!

-- А где же мой портфель? -

В нем проездные документы...

Портфеля нет... Куда теперь?

Мне в братиславские студенты

 

Без документов не попасть...

К прилавку...

-- Ничего не знаем,

Не видели, кто мог украсть...

Что ж не следили? Закрываем,

 

Простите, жалко, но помочь

Беде, увы, ничем не можем...

Бедой терзаем, в эту ночь,

Убит потерей, уничтожен,

 

Глаз на мгновенье не сомкнул

На подоконнике в высотке...

Такие шутки Вельзевул

Горазд устраивать... Нечетки

 

Мыслишки... Я, считай, убит...

И я б с собою сделал что-то...

Но Любочка со мной... Не спит...

Ее вниманье и забота

 

Не позволяют мне вразнос

Пойти – уверенность внушает

С надеждой...

-- Кто же мог, -- вопрос, --

Украсть портфель мой? – докучает...

 

Но зажигается рассвет –

И я в отчаянии еду,

Кляня себя, на факультет,

Докладывать, как я победу

 

В позор с бедою превратил...

-- Ты жив? –

Престранный сей вопросец

Предощущенье породил,

В то, что Всевышний – Щитоносец

 

Высоким промыслом своим

Меня сегодня не оставит...

Я, верно, Господом храним...

Люд православный свечки ставит,

 

А я, десятку подзаняв,

Купил с конфетами коробку –

И с ней – в Сокольники... Загнав

Себя, бегу... Вступаю робко

 

Здесь в милицейский райотдел...

-- Нашли под кустиком бумаги...

Добавил, понимаешь, дел:

Вы тут – разини, растеряхи –

 

А мы – ищи, спасай вам честь...

Английский, записная книжка...

-- Бумаги из ОBиР’а есть?

Ну, слава Господу!

-- Мальчишка!

 

Нам слава, милицейским... Мы

Из книжки выбрав телефоны,

Себе добавив кутерьмы,

Друзьям твоим звонили, стоны

 

Твои желая прекратить...

- Портфель-то все-таки украли

В Словакии другой купить

Смогу, надеюсь...

-- Трали-вали

 

Кончай. Бумаги получил –

И значит, будь здоров, не кашляй...

-- Я тут гостинец вам купил...

-- Ну, молодец! Вот так бы каждый...

 

Я испытал подобный стресс

До той поры лишь в раннем детстве,

Когда я за грибком полез –

И оказался вдруг в соседстве

 

С большой гадюкой... Спас отец...

Вот так меня судьбы качелька

Швыряет из конца в конец...

Есть место – Старая Рачейка

 

На Волге – Сызранский район...

Вон там я Божий свет увидел,

Попроще скажем – был рожден...

Та деревенская обитель –

 

Учительский казенный дом –

(Заветная души ячейка) –

И Волга-матушка при нем...

Что знаю: Старая Рачейка

 

Почти четыре сотни лет

Народу и стране известна:

В архивах отыскался след...

Судьба деревни интересна.

 

Когда, осваивая вширь,

Просторы, к Волге шла Россия,

Московский знатный монастырь,

Свои угодия расширя,

 

Основывает два села...

Одно из них Кузмодемьянским –

По церкви паства назвала...

Потом его мирком крестьянским

 

Рачейкой стали называть

По имени притока Волги,

Поздней – определенье дать

Пришлось – и стала Старой... Взгорки

 

Мне памятны лесной страны.

Рачейский бор – живое чудо –

Дом волжской золотой сосны,

Черничники, грибы в полпуда,

 

Серебряные родники

И скалы-останцы седые –

Рай для туристов вдоль Луки

Самарской... Древности живые –

 

Лесные травы: бурачок,

Тимьян, пырей, очиток едкий...

В распадке – чистый родничок...

Геолог обнарудит редкий

 

На обнаженье – минерал...

Леса кленовые, дубравы

Разят красою наповал,

Березняки для русской славы,

 

Ольшаники и липняки...

Но главное богатство – сосны –

Двувековые старики

Встречают осени и весны,

 

А их смолистый аромат

Впиваешь полной грудью жадно...

У нашего села стоят

Удельные леса отрадно,

 

Что означает: государь,

Царь-батюшка -- лесов хозяин...

Не оттого ли их, как встарь,

И ныне берегут? Не знаем...

 

Есть тайные места в бору.

Растут по высохшим болотцам,

В овражках – в глубине, в яру

Посланцы севера... Сдается,

 

Что сохранились здесь они,

На кромочке лесного юга,

С тех пор, когда отполз Ледник...

Среди берез, крушины вдруг нам

 

Брусничка подмигнет глазком

И низкорослая черника...

Мы на «охоту» с кузовком

Вдвоем шагаем...

-- Погляди-ка, --

 

Подсказывает мне отец,

Какой груздочек поджидает...

-- Вот и дождался наконец...

В местах заветных обитает

 

Таежный великан – глухарь,

А с ним – и рябчики, тетерки –

Их много больше было встарь

В тех потайных местах у Волги...

 

Самарская Лука... В упор

Былое взглянет из тумана:

Мчит конница во весь опор:

Хан Тохтамыш – на Тамерлана –

 

(А может – и наоборот) –

Друг друга здесь атаковали –

Теперь-то кто их разберет...

Отсюда с Ермаком шагали

 

Казаки покорять Сибирь...

Зовут Швейцарией Поволжья

Высь гор, даль Волги, неба ширь,

Утес... Пещеры у подножья...

 

Пещеры навевают жуть:

В них, бают, Разин прятал скарб свой,

А если поодаль взглянуть,

То рядом по Луке Самарской –

 

Ширяево, где «Бурлаков»

Писал Илья Ефимыч Репин...

Да здесь в любом из уголков

Легко историю зацепим...

 

Рачейка Старая моя,

Моей истории начало...

Как оказалась здесь семья?

Она, Рачейка увенчала

 

Потери буреломных лет...

С кого начать? О ком поведать?

Один – дороги строил дед,

Второму довелось отведать

 

Того, что классовой борьбой

В деревне – славили совдепы.

Той покореженной судьбой

Все близкие мои задеты.

 

Последний из двадцатых год

Был для Самылиных обвальным.

Семья в Мордовии живет...

Сосед в стремлении похвальном

 

Пробрался к деду в огород:

-- Слышь, Тимофей, бери семейство,

Коней – в упряжку – и вперед –

Беги: совдеп готовит змейство:

 

С рассветом будут выселять

Как кулака и кровопийцу

Прочь из Малькова – и ссылать

В Сибирь... Беги, надуй убийцу!...

 

Но не поверил Тимофей

Игнатьич этой вести жуткой...

-- Да разве ж я кулак? Детей

Будить не стану... Глупой шуткой

 

Соседа показалась весть...

Потом жалел, что не поверил...

-- Решил совдеп семью известь:

С петель сорвали утром двери,

 

Полуодетыми во двор

Прикладами со злобой гнали

Совдеповцы – на воре вор,

В вагон товарный запихали...

 

И покатили по стране

Несчастные переселенцы...

Есть генетически во мне

Печаль тех дней... Дядья-младенцы

 

В дороге испустили дух

От недокорма и болезней...

В печали схоронили двух...

Но было крепкости железной

 

Семейство -- выжило в тайге

Приенисейской... Промышляли –

Копали золото... Тоске

Бездельно-пьяной не давали

 

Власть над собою обрести...

Отец успел закончить школу

С отличьем... Тимофей грустил:

-- Учить бы дальше надо Колю...

 

Но наступили времена

Еще жесточе и кровавей...

-- Сегодня началась война...

От выбора отца избавив...

 

Алел от взрывов горизонт,

Фашист над миром правил тризну...

Пошли Самылины на фронт –

Спасать нелепую отчизну.

 

Обратно не пришли с полей

Кровавых два отцовых брата,

«А превратились в журавлей...»,

Как Марк Бернес пропел когда-то.

 

Отец мой по полям войны

Шагает впереди пехоты...

Атаке смертники нужны –

Идут на смерть штрафные роты...

 

В одной из них и он бежал

С плитой стальною за плечами.

Чтоб огневой усилить вал,

Те роты смертников включали

 

И минометчиков... Отец

В худой обувке отморозил

Зимою пальцы ног...

-- Вконец

Солдат отвоевался... Бросил

 

Солдата жребий в институт

Учительский, потом в Рачейку...

Учительствует Коля тут.

И время создавать семейку...

 

Ушедший от военных бед,

Он, божьей волей математик,

Окончил Куйбышевский пед...

Невест кругом! Хоть впору гнать их...

 

Учительствовала в селе

И Люда Качина -- Людмила

Ивановна... Она в котле

Войны отчизны мощь крепила.

 

Студентка... Куйбышевский пед

Вполне успешно завершала.

Брони для них, студенток нет...

Морозом и дождем дышала,

 

По воле грозного вождя

Трудясь на авиазаводе

На Безымянке, от дождя

И снега не укрытом... В ходе

 

Самоотверженных трудов –

Добавьте и дожди с морозом

Плюс голод... Результат таков:

Поражена туберкулезом.

 

Одна из множества тех лет

Обычных для страны историй.

В стране стрептомицина нет...

-- Одна надежда: санаторий

 

Лесной поможет исцелить. --

Листок латынью весь расчеркан...

-- Придется пару лет пожить

Меж сосен...

Старая Рачейка,

 

Мой первый на земле рассвет...

Поближе к сыну перебрался

И Тимофей Игнатьич, дед –

И накрепко обосновался

 

С семьей Самылиных в селе...

Дед основателен, с харизмой –

И потому -- всегда – в седле,

Везде авторитетом признан

 

И на начальнический пост

Пусть самый малый – назначаем...

Простой мужик, но он не прост.

В нем силу духа отмечаем

 

И цепкий по-крестьянски ум...

И вот в Рачейке он зав. складом

И каждому в деревне кум...

-- Ведро гвоздей, Игнатьич, надо...

 

-- Что ж, по-соседски подсоблю,

Когда еще лесной заводик

Построят... Помогать люблю

Друзьям... Идет за годом годик,

 

Завод не строится, зато

Вокруг село похорошело

И обновилось...

-- Что да кто?...

-- Да Тимофей Игнатьич!...

-- Дело!

 

Строй дом. Столяркой помогу. --

Себя, понятно, не обидел

Поставил дом назло врагу...

Врагом совдеп, как прежде, видел...

 

При доме -- хлев. А в нем одна –

Зато какая! – коровенка.

Собой невзрачна, невидна,

Но для больного и ребенка

 

Не сыщешь лучше молочка:

Всего семь литров в день давала,

Но кружку выпил – и пока! --

Тотчас наешься доотвала...

 

В нем трав душистых аромат

А масла -- чуть не половина.

Для санатория хотят

Лишь это – в нем же витамины! –

 

Брать для болящих -- молоко –

И забирают все до капли –

Вот так ценили высоко...

Для тех, которые ослабли.

 

Оно любых лекарств ценней...

Само – природное лекарство –

Одолевало – всех сильней –

Болезни трудных дней коварство...

 

Дед заложил прекрасный сад...

А почва – сплошь песок, представьте...

Но вот – и яблони стоят

И вишни... Дедов труд восславьте:

 

Как он ту почву удобрял,

Как перекапывал весною,

Как поливал и прививал,

В предзимье укрывал – и зною

 

Свободы летом не давал...

Сад благодарно поднимался,

Весною цвел, благоухал,

А дед еще сильней старался...

 

Был роста маленького дед,

Но силищи неимоверной...

-- За склад мне светит десять лет,

Пора уже сбегать, наверно...

 

И вот -- однажды дед исчез,

Растаял напрочь, испарился...

О чем шумел Рачейский лес?

Уж он-то ведал, где укрылся

 

Мой необыкновенный дед...

На складе – дедов старый ватник,

А больше ничего и нет.

Но каждый дом и палисадник

 

Нес обновления черты

Уверенного оптимизма...

Разор совдеповской тщеты,

Антинародного марксизма,

 

В Рачейке дедом побежден...

Сельчане благодарны были...

-- А где же, понимаешь, он?

Но вскорости в селе забыли...

 

Понятно, помнили в семье

Хоть в розыск и не объявляли...

Как нехватало деда мне!

При мне тех дел не обсуждали...

 

Но раз отец газету взял

Привычно, что пришла к кануну

Большого праздника... Листал

Небрежно «Волжскую коммуну» --

 

И вдруг остановила взгляд

Отца короткая заметка...

-- Вот это батя! Ну и хват!

Подумайте – нашелся дедка!

 

Газета славила его,

Бугра поволжских лесорубов

И лесосплавщиков...

-- Чего

Вновь натворил?

-- Да он сугубо

 

Порадовал «родную» власть:

План лесосплава чуть не вдвое

Вдруг перевыполнил ей в масть...

-- То он одно, а то – другое...

 

-- Представьте, даже награжден:

Кругляш «За трудовую доблесть»

За лесосплавный труд вручен...

-- Ну, погулял – имей же совесть!

 

Вези, сынок, его назад

С медалью или без медали –

Пусть обихаживает сад...

Отцу короткий отпуск дали –

 

Поехал на перекладных

Нашел барак на верхнем складе

В нем двадцать мужиков. При них,

И самогонка... Встречи ради

 

Дед бате выпить предложил,

Но удивлен особо не был,

Так, словно б с ним в разлуке был,

Час только...

-- Сильно власть разгневал?

 

-- Давно забыли о тебе,

Завод построен... Сад заждался...

-- Мой сад? Ну, это да... Теперь

Уже и сам я собирался...

 

Что ж, отправляемся назад

В Рачейку, чтобы по присловью

Там обихаживать мой сад –

И кушать маслице коровье...

 

Лежат у берега плоты,

Уже увязанные к сплаву...

-- Отец, а как две нормы ты

Здесь выполнял?

-- Нашел управу –

 

Придумал, как быстрей вязать

И к сплаву выдалась сноровка...

-- Медаль-то взял?

-- Нельзя не взять

Страна отметила. – Трактовка

 

Явлений у него своя –

Сугубо незамысловата:

-- Все делай, чтоб твоя семья

Была здорова и богата...

 

И если каждый так без сна

Потрудится семейства ради,

То будет сильною страна...

А уважение к награде

 

Имею... Власть – она уйдет,

В горниле будущих иллюзий

Песком рассыплется, падет

Во славу новых революций...

 

Но будет, будет жить страна,

Уйдя в незнаемые дали –

И не забудут имена

Тех, кто носил ее медали...

 

Я рос на чудо-молоке,

На фруктах дедового сада...

Синела Волга вдалеке,

Могучий бор скрывал от взгляда

 

Другие села, города...

Но мир неспешно расширялся.

Четыре года мне... Тогда

Впервые я переселялся...

 

Мы поселились в Жигулях,

Где все историей повито:

Утес из песни – Шелудяк,

Где, говорят, доныне скрыто

 

В пещере – Разина добро...

Сюда Володенька Ульянов

Сплавлялся... Здесь кидал в ведро

Стерлядок волжских без изъянов...

 

Ох, Волга, русская река,

Ты сто веков страну кормила...

Твоя Самарская Лука

Сегодня для страны и мира –

 

Объект вниманья. Здесь идет

Преображение природы.

Всю мощь речную в плен возьмет

Гигантская плотина... Воды

 

Накопят силу перед ней –

И бросятся вертеть турбину...

Для электрических огней

Даст ток турбина, чтобы было

 

Во всех домах страны светло,

Чтоб и заводам всем хватало,

Чтоб элетричество дошло

До самых дальних сел, достало

 

До деревенских клубов, школ,

До магазинов и пекарен...

Я тоже в первый класс пошел...

Учительнице благодарен:

 

Все разъясняет – и могу

С отцом беседовать, как равный...

Идем с ним – я почти бегу –

В лесок по грузди... Груздь здесь славный:

 

Кадушку шляпкою прикрой –

И скроется под ним кадушка...

Их солим, чтоб поесть зимой

С картошкой... Вот она – опушка...

 

Навстречу выбежала к нам

Толпа подросточков-сосенок...

Эй, рыжий, кем ты будешь сам?

Щенок?

-- Да это же лисенок!

 

Ему я хлебца протянул –

Он обежал нас – и в сторонку.

Там кто-то будто кашлянул...

-- Мать знаки подает лисенку...

 

Веселый, рыжий – убежал...

А на душе повеселело...

Он хвостик, словно флаг держал

И в ноги нам бросался смело...

 

Искать грибы учил отец...

-- Гляди под хвойною подстилкой:

Груздь мокрый – он большой хитрец –

И смотрит на тебя с ухмылкой,

 

Когда ты в шаге от него

Проходишь, не заметив, мимо...

Так не добудешь ничего...

Чтоб он явился ясно, зримо,

 

Подстилку чуть пошевели,

Но осторожно – хворостиной –

И вот он – вышел из земли –

Такой солидный... Ну, прости нас –

 

-- Назвался груздем – лезь в ведро?

-- И погуляй немного с нами...

-- Еще один глядит хитро...

Здесь на полянке с валунами

 

Наверно, много их найдем...

Под камнем вот они – ну, славно...

Вдруг батя грозным шепотком:

-- Сынок, ко мне быстрей... Но плавно...

 

Ко мне быстрей – и не шуми..

Я понял: надо подчиниться...

-- Что, батя!

-- Тихо! Вот, возьми! –

Дал в руку палку мне... Струится

 

По валуну оживший шланг...

Отец по голове гадючьей

Ударил...

-- Отойди на шаг,

Чтоб гада было бить сподручней...

 

Он бил змею, я добавлял...

Меня спасло Господне чудо

И послушанье: он позвал –

Я отошел... Иначе – худо:

 

Змея бы клюнула меня –

Отец бы не донес живого...

Вот так внезапно среди дня

Предоброго – коснулись злого...

 

Красивые у нас места.

С иными не сравнить местами.

Жизнь деревенская проста:

Ходил на лодке с мужиками,

 

Стерлядку сетью добывал,

Варили на костре ушицу –

Вкуснее в жизни не едал...

Как сказано, пошел учиться,

 

В поселке новом, нефтяном

На Солнечной Поляне. Мама –

Директор школы – два в одном...

Пришлось науки грызть упрямо...

 

Читать-то я умел давно...

Бабуля – та, что маме – мама,

Что книжки лучше, чем кино,

Доказывала, в чем обмана

 

Я не усматривал, зане

Так Ольга Федоровна сказки

Читала вдохновенно мне,

Такие находила краски,

 

Что жаждал я скорей начать,

Сам, перелистывая книжки,

В них все словечки прочитать...

Уж коль захочется мальчишке,

 

То тут и дело решено...

Шла наша школа-двухэтажка

По Жигулевскому РОНО...

Учиться мне отнюдь не тяжко...

 

Лежит поселок меж холмов,

Змеится по холмам дорога...

Картина Репина – нет слов!

А ниже нас синеет Волга,

 

Песчаный остров пополам

Вдоль русла нашу Волгу делит...

Картину эту по утрам

Я вижу день-деньской... Недели

 

Идут, а месяцы бегут –

И я уже в четвертом классе...

Нас в город Жигулевск зовут

Опять переезжать... На трассе

 

Судьбы водительницей – мать.

Ее повысили в карьере

До зав. роно. Переезжать

Приходится. По крайней мере

 

Сулит мне город Жигулевск

Обилье новых впечатлений,

Друзей, в манерах стильный лоск,

Разнообразье приключений...

 

Ох, Жигули, вы, Жигули –

Былинный уголок российской

Слезами политой земли,

Моей державы евразийской.

 

Здесь много сотен лет назад

Была булгарская держава,

Но Батыевых орд накат

Она, ломаясь, не сдержала.

 

В земле находят посейчас

Стрелой пронзенные скелеты.

Здесь жили люди раньше нас...

Как восприемник эстафеты,

 

Стараюсь вычитать из книг,

Нас на Земле опередивших,

Крупицы памяти о них,

Здесь, в Жигулях когда-то живших,

 

О корабелах, рыбарях,

Серодобытчиках, селянах,

Рубивших сосны в Жигулях...

О забубенных атаманах.

 

Проездом дважды побывал

Здесь Петр Великий, император...

Здесь Разин с братией гулял...

Благоволивший к ним, пиратам,

 

Народ их имена хранит

В былинах и подблюдных песнях

Зовет туристов, как магнит,

Наш город... Городов известных

 

Непритязательней, так что ж:

И здесь свои приоритеты

И боевая молодежь,

Свои герои и поэты.

 

Сам город – очень молодой.

Он даже и меня моложе,

Рожденный стройкой мировой,

Первостроителям дороже

 

Сверхзнаменитейших столиц...

Село Отважное –истоком

И Моркваши... Глядел с божниц

Спаситель милосердным оком,

 

Когда в году сороковом

Нефтяники на вахту встали...

-- Мы Жигулевском назовем

Поселок нефтяной, -- сказали...

 

Позднее он в себя вобрал

Старинные – в округе – села...

Гидростроителей аврал –

И «по путевке комсомола»,

 

Как все газеты нам твердят,

Здесь обнесли «колючкой» зону...

Бьет пропаганда невпопад –

Неверьем недомыслью злому

 

С ухмылкой отвечал народ...

Ложь – большевистская идея...

Вот так живем за годом год

Во лжи вонючей...

-- Кто я, где я? –

 

Напрасно будет вопрошать

Достойный человек с душою,

Такого надо настращать,

Невразумительной паршою

 

Идеологии закрыть

От здравомыслия и правды,

Отравой лести подкупить...

На все большевики горазды...

 

Когда на стройке был аврал,

То зэки жили в котловане...

Напор плотину прорывал –

Багром их трупы доставали –

 

И в ямы... Столбики стоят.

На них лишь цифры на табличках.

Такой нерадостный парад –

Они молчат на перекличках,

 

Закрыты личные дела,

Родным неведомы могилы...

Власть их свободу отняла,

И жизнь, что значит: перегибы...

 

Но встал на правом берегу,

На севере Луки Самарской

Мой Жигулевск – и я могу

С звкрытыми глазами град свой

 

Вдоль обойти и поперек...

Он, нефтяной и гидростройный

Учил меня и мне помог

Подняться до судьбы достойной...

 

«Чугункой» город сопрягли

Позднее с областной столицей...

Те рельсы для меня легли,

Чтоб легче мне к мечте стремиться...

 

Когда вселились в городок,

Один в нем домик трехэтажный.

А рядом – «комсомольский» блок –

На вышке часовой отважный,

 

Прожектора по вечерам

Посверкивают по колючке...

Газеты продолжают нам

Толкать все те же штучки-дрючки,

 

Но мы же здесь – и нам видней,

Кто строит ГЭС под автоматом.

И не понять до края дней

Недоумением объятым

 

Нам, жигулевцам, для чего

Безумная та ложь варилась?

Кому нужна была, кого

Обманывала, кем творилась?

 

От этой глупой кутерьмы

Смеялись люди и кривились...

В том трехэтажном доме мы,

Приехав в город, поселились.

 

А намечалось, что Хрущев,

Приехав запускать турбину,

Побудет в нем среди трущоб...

Не стал... Явился на плотину,

 

Потряс руками – и назад...

А мы живем в хрущевском доме,

В тринадцатой квартире... Град

Иных своих достоинств кроме,

 

Особо отличался тем,

Что в нем селили политзэков –

(Я видел их, знавал) – совсем

Интеллигентных человеков...

 

Один – хирург Ованесян,

«Десятку» отбыл, но забитым

Не стал... И он людей спасал...

Когда отец с аппендицитом

 

Попал к нему на стол, отца

Хирург мне возвратил здоровым,

Что буду помнить до конца

И восславлять сердечным словом.

 

Я шел из класса в класс легко,

Слыл озорным и беззаботным

Я бегал, прыгал высоко,

Разряды собирал, со спортом

 

Дружил: пинг-понг и волейбол

Мне дарят резкость и прыгучесть,

А рост приводит в баскетбол,

Где развиваю меткость... Участь

 

Звезды... Я ловко фехтовал

Под восхищенный визг девчонок.

Еще я пел и танцевал –

Высок и гибок, станом тонок.

 

Всегда был в центре школьных дел:

Я провожу литвикторины,

Олимпиады... Наш пострел

Везде поспел... Чтоб не был длинным

 

Россказ, детали опущу,

А сразу к школьному итогу

Тебя, читатель, подтащу...

О том, что мне торить дорогу

 

В серьезный доведется вуз,

В семье задумались авансом.

И подготовки к вузу груз

На всех делили, чтобы шансам

 

На поступленье заложить

Из знаний прочную основу,

Решили школу превратить

В сверхшколу... Возвратилась снова

 

Из бюрократного роно

Мать в завучи -- в седьмую нашу...

В районе зная всех давно,

Крутую заварила кашу,

 

Позвав в седьмую за собой

Всех лучших, со всего района...

Был в школе путч, но краткий сбой

Мать одолела, неуклонно

 

Гнала ленивых за порог,

Бездарных псевдопедагогов...

Наш новый физик – светоч, бог, --

Виталий Бетьев... Так он много

 

Всего нам сверх программы дал!

Не зря учитель школки местной

Народным – по заслугам – стал:

Уж так, как он любил предмет свой...

 

Носители других наук

К вершинам также поднимали...

-- Так, почему сачкуешь, друг? --

Ленивых мы в спортивном зале

 

Пороли сами, не хотя

Терпеть безмозглую обузу...

К заветной цели нас ведя --

К Москве, образованью, вузу --

 

Здесь задали такой подъем,

Что вскоре все олимпиады

Выигрывали мы втроем:

-- Кто победил?

-- Гадать не надо:

 

Седьмая впереди...

-- Опять?

-- Ну, да... Поди перемастачь их...

-- Кто точно, можете назвать?

-- Самылин, Тюрин и Вертячих...

 

-- Вот гады! Их не обойдешь.

То Тюрин первый, то Самылин...

-- Учитесь дучше, молодежь!

-- А школа-то у них... Забыли?...

 

Да, школа четко нас вела

За руку – прямиком в студенты.

Мне много и семья дала.

Она скупа на сантименты.

 

Два математика в семье

Сыночка с двух сторон терзали –

Несладко приходилось мне.

Такой был тренинг, что едва ли

 

Еще кого-нибудь в стране

Так интенсивно муштровали...

Год поступленья выпал мне

Не лучший... Вместе поступали

 

В том шестьдесят шестом году –

(Внедритесь мысленно в сюжет вы:

Минпрос устроил чехарду.

Его эксперимента жертвы –

 

Мы) – бедные выпускники

Одиннадцатых долгих классов –

Учебы годы так тяжки –

(В Москве источник всех маразмов) –

 

И те, кто десять в том году

К удаче (мнимой) завершает.

Такую всем минпрос беду

Устроил – году год мешает..

 

Мечтаю: ГИТИС... Может – лит? –

Престижно, ярко, интересно.

Ведь не дурак, не инвалид...

-- А конкурс там? Не сто на место?

.

Решаю поступать в МИФИ,

Который основал Иоффе.

Здесь крепкие нужны мозги,

Но и готовят крепких профи

 

В столицу двигаем втроем:

Вертячих, Тюрин и Самылин.

В МИФИ мы с Женькою идем,

Вертячих лыжи поднамылил,

 

Физтех готовясь штурмовать...

Но Тюрина комиссовали,

Не допустили здесь сдавать.

Поехал поступать в Самаре....

 

Мы с тезкой вышли на вираж –

В физтехе он, я -- на Каширке.

Экзамен письменый – зондаж

По математике... Ошибки

 

В примерах делать я отвык

Давно – готовился немало,

Перерешал с десяток книг...

В столицу прикатила мама

 

Морально сына поддержать...

На все про все хватило часа...

Но был один пример... Решать

Берусь, а он все не решался.

 

Что подвело? Глаза? Очки?

К несчастью принял плюс за минус –

Пример я списывал с доски...

Я, кажется, умом подвинусь –

 

А не решается пример...

И так и эдак – нет решенья.

Анализ сделал – я умел –

А он лишь умножал мученья.

 

Команда: время всем сдавать.

Я вышел к маме:

-- Будет тройка!

Мне хочется вопить, стенать –

Молчу. Кусаю губы только.

 

Но к счастью, это был МИФИ.

Итог за письменный подводят

Здесь после устного...

-- Графи! –

Экзаменатор. Он выводит

 

Мне формулу, а у меня

Уже готов синхронно график...

-- Давай еще! – по всем гоня

Сложнейшим темам... Крепкий навык

 

Не подкачал. Перерешал

Две дюжины задач аллюром.

Профессор жмет, но не дожал.

Струится пот по шевелюрам...

 

-- Так... Брошу в письменную вгляд...

Понятно... Перепутал знаки...

-- Я, видите, подслеповат...

-- Жди, я в комиссию...

Бедняге

 

Отшибло на мгновенье дух,

Когда он выдал мне зачетку...

-- Вот. Девять баллов. Понял, друг?

-- Спасибо! Хоть пляши чечетку...

 

На физике такой же стиль:

Гоняет экз по всей программе,

Я отбиваюсь. Что есть сил...

-- Вот вектор сил на диаграмме,

 

Движение пойдет куда?

Задачек дюжину решаю...

-- Костюмчик ваш проверю?

-- Да. –

Пусть проверяет. Не мешаю.

 

Шпаргалок не было и нет

Мне экз подбрасывает темы.

Давно ответил на билет...

Видать, по правилам системы

 

Кого-то должен завалить –

Меня назначил в кандидаты?

-- Давай-ка графики чертить...

Штук пять я выдал...

-- Стоп! Куда ты?

 

А я на графике шестом

Гиперболу повел инвертно...

-- Стоп. Остановимся на том...

Довольно помытарил, верно?

 

Хохочет лысый толстячок

Встал, по плечу меня похлопал

В зачетке выписал крючок,

Махнул мне, дескать, чтобы топал...

 

Отлично! –

Вот я и студент.

И я неизмеримо счасттлив –

Удавшийся эксперимент...

А буду ль так всегда удачлив?

 

А тезка балла не добрал.

Вертячих двинется в Самару.

Однако это не провал –

Альтернатива есть провалу:

 

Он может просклизнуть вполне

С оценками Москвы – в Самаре...

Конечно, Сашку жалко мне,

Но мы судьбу не занимали –

 

Она у каждого своя...

Со мною радуется мама,

Самылинская вся семья,

А родичей у нас немало...

 

Дед Тимофей приветы шлет,

Дядья – Евгений, Анатолий...

Рачейка Старая зовет...

Туда, как в летний санаторий,

 

Я прежде часто наезжал

Гостить у разгильдяя-деда...

С годами стало деда жаль...

Его неспешная беседа

 

Тех горьких не касалась бед,

Что пережил в жестоком веке...

Ах, старый дед мой, добрый дед –

Пергаментные щеки, веки,

 

Короткий, с хрипотцой, смешок...

Мы с ним друг друга понимали...

Он скажет:

-- Молодец, Сашок! –

Как будто выдаст мне медали!

 

Разросся старый дедов сад...

На зависть всей Рачейке Старой

Пирамидально шелестят

Вкруг дома чуткою заставой

 

С весны – красавцы-тополя...

А в небе – журавлиный клекот...

Меня от стольного Кремля

Зовет Рачейка издалека...

 

Был случай: дед зимой замерз –

Несчастный случай приключился.

Упал, расшибся, долго полз,

Не выдержал и обмочился.

 

На операции потом

Просил:

-- Но только без наркоза!

Ремнем свяжите иль бинтом –

Так режьте!

-- Если б толко кожа...

 

Но это – мочевой пузырь –

Болезненное сильно место...

-- Коль что – подсуньте нашатырь,

Но режьте так. Я сдюжу. Честно!

 

Тем летом был у них в гостях,

Проведывал больного деда...

-- Подрос. Но тонковат в костях,

А у меня теперь диета:

 

Ни пить нельзя ни есть нельзя,

Нельзя ни мокнуть мне ни сохнуть, --

Твердят врачи. Но это зря:

Что остается? Только сдохнуть.

 

Назло им долго поживу...

Давай-ка, Саня, в огороде

Вдвоем подергаем траву...

Где бабка? Отвернулась вроде...

 

Со стоном вилами подддел,

Навоза вывернул охапку

И отвалил в сторонку дед.

И я увидел в ямке кадку.

 

Дед выдернул из кадки чоп,

Налил... Светла его улыбка...

-- Хлебни-ка! За здоровье чтоб...

Смородиновая наливка

 

Добрей заморского вина...

Пей, внук, до дна! Душе не вчуже...

И снова кринку до полна:

-- Чтоб жить и дальше нам не хуже...

 

Когда я начал понимать,

Как непроста судьба-злодейка,

То стала глубже занимать

Меня и Старая Рачейка.

 

Дознался я, что корни здесь

Российских граждан именитых,

Ученые болшие есть,

Герои, к счастью, не забыты.

 

Возьмем пример. Член-корр Смирнов,

Спец в механической науке.

Он из рачейских пацаанов,

На месте голова и руки...

 

А вот – Герой СССР

Теплов Сергей свет Тимофеич.

Землячества другой пример,

Вернее – просто славы светоч

 

Он Днепра под пулями врага

Преодолел на утлой лодке...

Вдвойне нам память дорога:

Знал дело наш волгарь в пилотке.

 

Но есть иные имена,

О коих с болю вспоминаем.

За что казнила их страна?

По правде до сих пор не знаем.

 

Сорокалетний Евдоким

Иевлев и Иевлев Павел,

Иевлев Яков, близкий им...

Тридцать седьмой их к стенке ставил.

 

Ашурков в этом же году

Был осужден к расстрелу тройкой...

Чем на себя навлек беду?

Видать не виноват нисколько...

 

Я выбрал классный факультет –

Сверхважный, суперактуальный.

Я оказался тет-а-тет

С задачей просто нереальной:

 

Как автоматику ввести

В то производство, что отстало

И электроникой спасти,

Что больше никому нимало

 

Давно не нужно... И сама

Та автоматика нелепа,

А электроника с ума

Сведет: такой давно не треба...

 

Разлад в душе. Разлад в мозгах.

Решил по оптику задачу.

В картине Гранина никак

С ней сладить не смогли... Но плачу

 

Неявно, толь ко про себя:

Романтика в кино фальшива.

И о судьбе своей скорбя

Раздумываю, как бы живо

 

Фарватер жизни поменять,

Но это совершить непросто:

Студенческое жаль терять

Житье... Как в океане остров,

 

Так я на лекциях в МИФИ...

Зато общественная жилка

Велит: порадуй. Удиви!

Меня попробуй удержи-ка

 

От КВН-ов, вечеров

От диспутов и конференций...

Пишу заметки – будь здоров...

С учетом этих преференций

 

Меня многотиражки ред

Раскалывает как орешек:

-- Какой ты физик? Полный бред?

Без всяких там орлов и решек

 

Определяю: на журфак!

Давай-ка, дуй отсюда, старый.

Журфак и точка. Только так.

Ты – пламенный гуманитарий...

 

Он, экс-фельетонист «Труда»

Якимов Юрий свети Михалыч,

Добавил:

-- Коль решишь туда,

Найдем ходы – и не провалишь

 

Вступительные – на пари!

Ходы я знаю и подходы...

Да – нет? Считаю: раз, два, три...

-- Да!

-- Верно! Ты ж теряешь годы...

 

Короче: слушайся меня,

Меняй коня на переправе.

Отныне, не теряя дня,

Шагаешь к журналистской славе...

 

Я только пару раз моргнул –

И нахожу себя в Подольске...

Сменив коня, сюда скакнул,

А переправой – то ли доски,

 

То ль бутафория, картон...

И я мозги в тревоге парю:

Не подведет ли Юрий? Он

Ведь мог лапши навешать парню.

 

Там храм физических наук,

Здесь – кочегарка на заводе.

На номерном. Нашелся друг –

Еще один. Устроил. Вроде

 

Отсюда не берут в войска.

Мне б хоть немного продержаться,

Хотя бы чуточку, пока

Я буду за журфак сражаться.

 

Гудит в котельной чудо-печь,

За нею Шурик дрючит Машку --

(Здесь место для интимных встреч) –

Она:

-- Того желаю Сашку:

 

Эй, длинный, приходи ко мне!...

Не реагирую. Я с Анной

Карениной наедине,

Сей дамой искренней и странной...

 

Якимов, кстати, не подвел...

Где нужно, выстелил дорожку,

Где нужно, вычистил, подмел...

И, в общем, не подставил ножку

 

На всем ухабистом пути

Мне ни один экзаменатор...

-- Плыви, мой друг, шагай, кати –

Я гарантирую фарватер...

 

Надежна личных связей власть –

Ведь я не заплатил ни пенни...

Вот выкликают имя...

-- Влазь!

Я влажу и стою на сцене.

 

И мне уже другой декан

Вручает новую зачетку...

Здесь я сплясал бы и канкан –

Якимов дело сделапл четко...

 

Я счастлив. Но на этот раз

В себе я и в судьбе уверен.

Журфак, спец группа – высший класс!

И я отсюда не намерен

 

Вплоть до диплома уходить...

Но... Человек располагает...

Господь же волен нас судить,

Кому захочет – помогает...

 

Иная мудрость: жизнь есть лайф –

Пока для нас неактуальна.

Учусь – и мне учеба в кайф,

К сачкам – презренье... Все нормально.

 

Татаринова – русский стиль

В согласии с ее предметом...

Ну, Куча – это водевиль,

Подчас с трагическим сюжетом.

 

-- Вы, душ ловец, ступайте вон! --

Буравский ошельмован Кучей...

С ней позже подружился он...

А ведь она и до падучей

 

Студента может довести –

Непредсказуемо капризна...

Марлен... Ой, мама, не грусти –

Шизеем дружно от марксизма...

 

На практике рождал шедевр...

Направлен я на «Серп и молот»...

Тут надо применить маневр –

И всех бросать то в жар, то в холод...

 

Придумал: бойкий монолог

О сталеварше дней военных

Подкрасить песней, чтоб не мог

Никто эмоций сокровенных,

 

Услышав песню, удержать...

«Священная война» годится...

-- Эй, дайте слушать, не мешать!

Все слушают... Такие лица

 

У одногруппников сейчас,

Как будто их судьба бросает

В священный бой... Покинув класс.

Семен в расстройстве... Раскисает...

 

«Отлично» -- мне, ему лишь – «хор.»,

Но «хор.» достаточно условный,

С натяжкой... «Тройка» -- приговор:

Бесперспективен... Этот скромный

 

Итог, по правде говоря,

Семеном был вполне заслужен:

На очерк замахнулся зря...

Но ничего, бывает хуже.

 

Урок, надеюсь, будет впрок.

Семен зажат, закомплексован...

Солдатский кирзовый сапог

В него как будто запрессован,

 

Хоть искра божья, вроде, есть...

Показывал стихи. Плохие...

Но я не стану в душу лезть –

Ждут самого дела лихие:

 

Иновещанье каждый год

В Москве устраивает конкурс.

Кто испытание пройдет,

Усядется вверху на конус,

 

Что означат – победит,

Ждет зарубежная дорога...

Мне неизвестный индивид,

Имея власть, решает строго.

 

-- Послать туда из МГУ –

Самылина! Захлопнул папку...

Мне приказали – я бегу

На Пятницкую, взяв в охапку

 

Портфель...

-- Ваш пропуск?

-- Вот! –

Вхожу –

И понимаю: мне не светит:

Такие парни! Я гляжу –

Здесь каждый в Левитаны метит.

 

А, кстати, Юрий Левитан

Здесь тоже... Главная персона

Какая-то Петрова там...

-- Кто знает – кто она. Петрова?

 

-- Не знаешь Лидию? Даешь!

Георгиевна все решает.

Она посмотрит – бросит в дрожь...

-- Чего дрожать-то?...

Приглашает

 

Теперь комиссия меня...

Я отвечаю на вопросы.

Поскольку ясно: все фигня,

То не пугают перекосы –

 

Я загибаю, как хочу,

С Петровой даже препираюсь,

Слегка над Юрием шучу,

Над Левитаном... Не стараюсь

 

Его к себе расположить –

Ведь все равно пройдут другие –

И сон им в руку... Я прожить

Смогу отлично и в России...

 

Отсуетились – убежал...

-- Поставьте птицу: был в той буче.

Нет, мне никто не обещал,

Что еду я. Другие лучше...

 

Я отчитался – и забыл:

Ну, мало ли куда послали...

Журфак носился и бурлил...

Внезапно в деканат позвали.

 

-- Самылин, победитель – ты!

Два варианта есть на выбор:

О Праге ли твои мечты?

О Братиславе ли?

-- А вы бы

 

Что посоветовали мне?...

Ну, в Праге нынче трудновато

Советским. Трудности вполне

Чувствительны...

-- Тогда не надо....

 

В Словакию летит состав...

Туннели, перевалы, горы...

Глядеть в окошко подустав,

Подремывал под разговоры

 

Соседей... Вслушивался... Речь

Понятна лишь на два процента...

Рубеж незнанья пересечь

Быстрее нужно, без акцента

 

И без ошибок говорить –

За этим послан за границу...

Послали журавля ловить,

Но не отдам я и синицу:

 

Я буду сессии сдавать

И на журфаке вместе с ними,

С кем удостоился начать...

С проспекта Маркса побратимы,

 

Я вовсе вас не предаю –

Я ваш посланник в Братиславе.

И в этом миссию мою

Я понимаю, значит, вправе

 

Себя, как ранее, считать

Журфаковцем, вам однокурсным...

Приехали... Должны встречать...

-- Я – Толя... Показался грустным

 

Меня встречавший персонаж –

Москвич и местный третьекурсник...

-- Давай-ка, поднесу багаж...

Он, Будочников, был искусник

 

По усвоенью языков:

Его словацкий -- эталонен ...

Вот я и дома... Дом таков:

Огромный комплекс... Я не склонен

 

Действительность лакировать,

Но здесь приятней, чем в московской

Общаге серой обитать:

Еду здесь с пищею столовской

 

Советской тоже не сравнить...

Суммирую сплошные плюсы...

Но нужно, главное, ценить,

Что я -- Советского Союза

 

Доверенный амбассадор.

И порицать его не вправе...

Я – порицаю? Это вздор!

Что рассказать о Братиславе?

 

Раскопки ясно говорят –

(Учены дошли до сути) –

Уже семь тысяч лет назад

На этом месте жили люди –

 

Охотились, а из воды

Сомов вытаскивали с рвеньем...

Позднеее кельты здесь следы

Оставили... Их поселеньям –

 

Две тысячи и больше лет...

Выкапывают биатеки –

Монетки – древних кельтов след...

В земле все четко. Как в аптеке...

 

А римляне – на смену им –

Уже из летописей знаем.

Здесь Герулиту древний Рим

Поставил стражем на Дунае.

 

Правитель Рима повелел

Здесь виноградарство поставить...

Сам услаждался и хмелел –

И все желал вином потрафить.

 

А пятый – Новой эры -- век

Славян приходом отмечаем

Из Прикарпатья... Против всех

Союз был ими заключаем –

 

Его возглавил мудрый Сам --

Первоосновою державы...

Когда он канул к праотцам,

Союз распался... Новой славы

 

Славянам добыл Святополк –

Создал Моравскую державу...

Построен замок был, но прок

От цитадели мал... Потраву

 

На славов угры навели –

И на века обосновались

В прекрасном уголке земли...

В хронографе упоминалось

 

В том девятьсот седьмом году

Слова о Брезалауспурке –

О Братиславе... На беду –

Германцы, наглые хапуги,

 

Венгерский требуя престол,

Пожару город предавали

Раз, может, десять или сто.

Славян жестоко притесняли.

 

Шестнадцатый кровавй век

Дал граду новое значенье.

Турецкий варварский набег

Державу угров ввел в смятенье –

 

Армада дикая гнала

И с той армадой нету сладу –

Власть королевская дала

Из Вены деру в Братиславу.

 

На протяженье трех веков

Дунайский Прессбург был столицей...

Здесь понастроили дворцов...

И храмов...Яркою страницей –

 

Период Царствованья в нем

Марии – ( И она ж – Тереза) –

Град расширялся день за днем

И украшался... Город – греза!

 

А после наступает спад.

Он снова стал провинциальным...

Лишенный привилегий град

Покинут знатью... Был обвальным

 

Процесс упадка... Но потом

Наполеоновские войны...

Сам город тоже под огнем

Французов побывал... Достойны

 

Упоминанья факты, что

Век девятнадцатый дал граду

Толчок к развитию зато:

Заводы, поезда... Досаду

 

Принес графьям сорок восьмой

Отменой крепостного права.

А первой мировой войной –

Чехословацкая держава

 

На карту мира внесена,

Когда империя распалась.

Под новым именем она

Впервые миру показалась

 

Как Братислава... С той поры

Под этим именем известна...

Той политической игры

Не понимаю, если честно:

 

Два варианта предложил

Словакам «милосердно» фюрер...

-- Решайте: я б вас расчленил... –

Словак уныло взор понурил...

 

-- Не то попробуйте сложить

Свою, словацкую державу.

Могла б столицею служить, --

Он называет Братиславу,

 

Небрежно Прессбургом, как встарь...

Конечно: разделяй и властвуй...

Словацкий плебс, лови момент,

А за подачку благодарствуй,

 

Низкопоклонствуй перед ним,

Усердствуй в зверстве и фашизме,

Страна Словакия... Глядим,

Дивимся: видно были в шизе

 

Вогнавшие страну в соблазн

«Альтернативного» фашизма...

Нет, точно выпали в маразм...

Лекарством нации от шиза –

 

Освобюодительный поход

Советской армии на запад в Европу ...

Победный сорок пятый год,

Кирдык фашисту-мизантропу,

 

Коммунистический комплот –

И, отколовшись от Европы,

Страна в вассалы попадет

Советам... Прихвостни, холопы

 

«Вождя народов» взяли верх –

Уж нам-то методы известны:

Хватали под гребенку всех...

ГУЛАГ, коль даже он и местный,

 

Он все равно кошмар, ГУЛАГ:

По произволу ошельмован

И сгноен в лагере, как враг,

Забит, затравлен, четвертован

 

Морально каждый, кто хотел

Той, довоенной благодати,

К свободе духа тяготел...

-- Где. Кстати. Дубчек?

-- Угадайте...

 

В ответ на слабенький повтор,

Того. Что было в Будапеште,

Пришел Варшавский Договор...

С удавкой пламенной надежде

 

Хотя бы на социализм

С лицим гуманным, человечьим...

Опять ГУЛАГ, опять:

-- Колись!

Выкладывай валюту, вещи...

 

Конечно, в Чехии острей,

Но и в Словакии хватало

И взглядов злобных, и камней...

Но, если в целом, вдохновляла

 

Учеба... Поглощал язык,

Что с русским схож, но отдаленно...

Ян Станислав давал азы

Славистики, душой влюбленный

 

В историю своей страны

В филологическом разрезе,

Что нам и нужно, мы должны

Сперва в языковом ликбезе,

 

Поздней уже на высоте

Достойной университета,

Освоить знания все те,

Чтоб позабытого поэта

 

Словацкого не хуже знать,

Чем знал восторженный профессор...

Меня не надо подгонять:

Я от учебного процесса

 

Пьянею: радостно шагать

Крутой тропою обретенья,

Люблю науки постигать...

С отрадой сердца каждый день я

 

Вступаю в университет...

Он, кстати, носит имя чеха...

Тот чех, стяжавший пиетет,

В ребенке видел человека

 

И научил людей учить –

Ян Амос, сын слявян, Коменский

Свой век сумел опередить,

Сверкнул сияющей кометой...

 

Великолепный Горски парк

Весною в яблоневом цвете –

Бесплатным расширеньем благ

Студенту в университете...

 

В том парке – кампус, где живем,

Вблизи – мемориальный Славин

В честь наших, павших под огнем...

В том, что в итоге обезглавлен

 

Фашистский упырь, воля их,

Шести в земле лежащих тысяч

Геройских земляков моих,

Сказалась... На граните высечь

 

Шесть тысяч доблестных имен –

Долг нашей памяти и чести,

Чтоб жили до конца времен,

Вступили бы в сердца и песни...

 

Ян Станислав был русофил,

Героев крастнозвездных славил,

Меня, похвастаюсь, хвалил,

В пример словачкам часто ставил.

 

Их двадцать семь, а я один,

Совсем как падишах в гареме...

Я со швейцарочкой «ходил»

И с итальянкой... Делу время,

 

Но молодость берет свое –

Чудесные мои подружки

Умели скрасить мне житье...

Стараюсь, впрочем, жить по-русски.

 

Я в консульстве не гость, а свой...

Здесь студиозусов советских

Десятка три – и мы толпой

В совхозах помогаем местных,

 

Ажиотажим местный люд

Субботником, на дискотеке

Студенты фору всем дают...

Жизнь бьет ключом, живем в разбеге...

 

Но вот экзамены сданы,

Но это для меня – полдела...

Москва...

-- Я с вами, пацаны

Иду на сессию...

Звенела

 

От перегруза голова,

Но нет мне в МГУ поблажек...

Строга, взыскательна Москва...

Ко мне взыскательнее даже,

 

Чем Братислава... Но сдаю

Экзамены вполне успешно...

Ну, надо повидать семью –

И я на Волгу мчу поспешно...

 

Поэма седмая.Нина Медведовская

 

Если редко ты унывал

И Высоцкого напевал,

Никогда не краснел как рак

Вообще не дурак.

Если парень ты с головой,

Если думаешь головой,

Я совет тебе дать могу,

Поступай в МГУ.

 

Если можешь занять гостей,

И язык твой лишен костей,

Если только ты не из тех,

Кто идет на физтех,

Если любишь вино и мат,

И не слышал про сопромат.

Я скажу тебе тет-а-тет:

Есть один факультет.

 

Если будешь туда сдавать.

Постарайся на всех плевать

И науки штудировать,

Не ложась на кровать.

Будь вынослив как футболист.

Не зазнайся, как медалист

Не дрожи, как осины лист,

Будешь ты журналист.

 

Будешь сутки шагать, не спать,

Чтобы кляузу там написать.

Будешь долю свою ругать,

В бога душу и в мать.

Чтоб минула тебя напасть,

Чтобы заживо не пропасть,

Я совет тебе дать могу:

Не ходи в МГУ...

 

Песня, считающаяся на журфаке фольклорной. Но автор ее известен. Это Григорий Медведовский...

 

Выходит, Гришка позабыл

Свое «нетленное» творенье?

Его он живо смастерил,

Заняв мелодию для пенья

 

Из кинофильма «Вертикаль»,

Что мигом превратилась в шлягер,

Взял простодушно, как дикарь

То, что понравилось... Мик Джаггер

 

Проблемы сходные решал:

Сперва перепевал Маккартни

И Леннона... Не сразу стал

Всегда аншлаговым, плакатным

 

А впрочем, кто в Союе знал

О нем, что признан полубогом?

ЦК нам знать не позволял

О «Роллинг Стоунз»... И о многом

 

Другом не слышали тогда...

Когда войска союзных армий

Вступали в Прагу... Навсегда?

Мы с Гришкою под общей кармой

 

Вдруг оказались: у меня

Снесло башку... Любовь-каналья –

Нет вроде на нее ни дня:

Своя в разгаре шла баталья:

 

За поступленье на журфак...

Вот тем-то абитурным летом

Григорий выдал сей «форшмак»...

Что был сложившимся поэтом,

 

Едва ль кто вправе утверждать,

Но многое умел Григорий,

К примеру – шуткой угождать,

Был мастер сочных аллегорий,

 

Анекдотической игры

С вторым, четвертым, пятым смыслом...

Ведь мы – детишки той поры,

Когда страна с огромным пылом

 

Валяла дружно дурака,

Под рев оркестров выбирая

В царьки – убийцу-старика –

Из одного его, сдирая

 

Со слова «выбирать» -- любой,

Здоровый смысл, давая право

Смеяться миру над собой...

Достойна ль ты сего, держава?

 

Ну, а в уменье обхохмить

Себя самих – в нас нет предела...

Мог и Григорий подкузьмить –

Подпольщик озорного дела...

 

Смеясь, я Гришку, не шутя,

Определила в ряд героев –

Смехунчиков, в любимом чтя

Отвагу -- зеркало кривое

 

Носить личиной до конца,

Все язвы в нем отображая,

И смелость автора-бойца,

Ораторской возомножая...

 

По счастью, наши с ним отцы

За нас проблему зла решали

В масштабе мира: как бойцы

Со злом вселенским воевали.

 

Мой не глядел за горизонт:

-- Вперед – и он бежит в атаку...

Фашиста не возьмешь на понт,

Ему такую выдай драку,

 

Чтоб несся, точно от собак...

Отец собрал на грудь медали,

Дымя махорочкой -- (табак –

Лишь офицерам)... Уважали

 

Фронтовики «иконостас»:

-- За Будапешт, ... За Вену... Прагу,

За Бухарест! Европу спас,

Но должен был явить отвагу,

 

Япошкам мстя за Пирл-Харбор

И память крейсера «Варяга» --

На одного-то -- перебор...

Но Бог хранил, вела отвага

 

Солдата Барченко домой,

В ту Талалаевку, откуда,

Он в путь отправился земной,

Куда живым вернулся... Чудо!

 

Он в предвоследний год войны,

Когда село освободили,

Вступил, как все вступить должны,

В шеренги краснозвездной силы...

 

А прежде выпало ему

Узнать фашистский новый «орднунг»...

-- Не пожелаю никому:

Парней, девчат полуголодных

 

Фашисты стали угонять

В свой рейх на каторжную долю...

Раз из колонны смог удрать...

Стреляли вслед – он выбрал волю...

 

Из эшелона дважды сбег,

Скрывался под копешкой в яме...

Узнал бы кто – и выдать мог...

И только поздними ночами

 

Сестренка младшая к его

Сторожко пробиралась схрону

С водой и хлебом... Никого

По счастью не нашлось, кто сходу

 

Фашистам сдал бы паренька...

А Сашу, старшего из братьев –

Армейского политрука,

Точь-в точь Иуда – на распятье –

 

Сдал недругу лихой сосед...

А Саша жил с семьей во Львове.

Как началась година бед,

Надеясь уберечь от крови,

 

Дочурок в отчее село

Привез... Но враг насел так споро...

Он здесь застрял – и вот нашло

Его предательство – и свора

 

Фашистов ринулась к нему –

И расстреляла без заминки,

Осиротив его семью...

Когда военные тропинки –

 

(Отец протопал пол-Земли,

Чтоб в Талалаевку вернуться) --

Его обратно привели,

Не дал он родичам загнуться,

 

Заботился о них, как мог,

Единственный в семье мужчина,

Кормилец и защитник... Строг

Отец ко всем... Ясна причина:

 

Послевоенная строга

Вся жизнь... Расхлябаность – тосклива...

О Талалаевке строка:

Чиста деревня и красива.

 

Здесь славный, обедневший род

Полетика – хохлацкой шляхты

Держал именье... За народ

Страдать мечтали... Ну, и в шахты

 

Сослали, в тайном уличив

Сочувствии цареубийцам –

Бунтовщикам – и род почил:

По геральдическим таблицам

 

Судить --- так роменская ветвь

Под корень срезана царизмом:

Давался лишь такой ответ

На увлеченье романтизмом

 

Тех обновленческих идей,

Которые сжевали позже

Потоки целые людей...

Как ты позволил это, Боже?

 

Из них, Полетиков, была

И бабушка моя по маме.

Такие, стало быть, дела...

Все в нашем мире – вверх ногами:

 

Сапожника из Гори сын,

Семинаристик непутевый,

Любимчик Ленина –грузин,

Бандит, агент охранки клевый...

 

Казалось, что могло связать

Кошмар всех снов с семьею нашей?

Нашелся тот, кого спасать

Навеки поздно... Полной чашей

 

«Любовь» диктатора – (Господь! –

«Минуй нас пуще всех печалей»

Кровавого царька «любовь»...) –

Изведал он... А мы молчали:

 

Царило страшное табу:

Подслушает, что повторяют

Здесь имя жертвы – и в гробу

Варнак перевернется... Бают,

 

Что и оттуда враг живых,

Боясь раскрытья мерзкой сути,

Откликнется на каждый чих...

О нем толкуя, втрое будьте

 

Предусмотрительны в словах...

Однако ж нужно, чтобы знали...

Довлеет над убийцей страх...

Случайно ль и в Кремле искали

 

Раскрытья позабытых тайн...

Ключи к подспудной сути мира

Разыскивали, чтоб дизайн

Перекроить легко и мило –

 

Как мыслилось большевикам...

Того ж доискивался фюрер...

У наших – Феликс дальний храм

Велел найти – и брови хмурил:

 

Он в гимназистские года

Читал о Шамбале в Варшаве...

Но, помнится, еще тогда

Мужи науки возражали,

 

Иронии давая ход...

Но сильно погрузился Бокий

В оккультное... А вдруг найдет

И вправду Барченко истоки

 

Вселенской силы?... Уж тогда

ЧК – и так уже всесильной –

Неодолимой навсегда

Мощь станет... Мощью изобильной

 

Структуре легче подавлять

Ей неугодные явленья,

Врагов режима выявлять,

Творя, без страха и сомненья

 

Над оными суровый суд,

Суд строгий, революционный...

-- На всякий случай занесут

Пока пусть Барченко в шпионы...

 

Но без последствий – лишь пока...

Не ведал Александр Васильич,

Для коего была рука –

Открытой книгой, сон страшилищ

 

Каких случайно сам прервал,

В какие закопался дебри,

Какой себе наколдовал

Судьбы? Казалось, лишь намедни

 

Он начал знанья собирать,

Что к нам дошли от Атлантиды...

И вот – придется пострадать:

Энкавэдешником подшиты

 

Все откровенья моего

Двоюродного деда Саши...

Приговорили – и его

По обвиненью в шпионаже

 

Стрельнули во дворе тюрьмы...

Семьи преданья фрагментарны:

Был с Бехтеревым, -- знаем мы...

И мы Семену благодарны:

 

Семен в поэме «Мэтр» создал

Его портрет на фоне века,

Все крохи сведений собрал,

Увековечив человека...

 

Племянник мэтра, Михаил,

Из сельской Барченковской ветки.

Из Талалаевки он был,

Что на Черкащине... Отметки

 

Ему поставила война

Медалями на гимнастерке...

Большая плачена цена –

И из души его не стерты

 

Войны кровавые следы...

И он, в отместку энтропии,

Мечтает возрождать сады...

Они друг друга полюбили,

 

Отец и мама – земляки –

С Черкащины, хотя соседства

Не ведали... Сады, ставки

И звезды страшненького детства:

 

(Голодомор и большевизм)...

От Талалаевки верст восемь –

Христиновка, где начались

Дороги мамины... Испросим

 

Для них у Бога долгих лет...

Райцентр и станционный узел --

Христиновка... В романах нет –

(Укор литературной музе) –

 

Поселочка простых лачуг...

Он, правда, упомянут в драме.

Ведь здесь родился Корнейчук.

Он, значит, Гале, нашей маме –

 

Земляк... А встретилась с отцом

Уже в аграрном институте,

Что в Умани... Боец -- бойцом –

И Галя... Оба той минуте,

 

Что их друг к другу привела,

Всю жизнь, поныне, благодарны...

У Господа свои дела –

И вот: их взгляды лучезарны,

 

Над ними ореол любви --

И вот – идут по жизни рядом,

Сердца в синхроне... Век живи,

В них, излучаемая взглядом

 

На всех и каждого любовь...

Любовь идет своей дорогой –

И ей, судьба, не прекословь,

Любовь! Саму судьбу растрогай!

 

Крепка учебных планов власть.

Вот практика у них. Послали

Их вместе... Там я родилась,

В селе, что Шаровкой назвали...

 

Хмельниччина... Кругом сады...

Там я смотрю на свет впервые.

Родители собой горды:

Студенты, оба молодые –

 

А вот у них уже и дочь...

Я кое-что про Умань помню –

И ты неверьем не сурочь:

Тотчас деталями наполню

 

Картину: в гости мамин брат,

Мой дядя прикатил с гостинцем –

Цветным драже... Они сидят

В застолье скромном... Мне сидится

 

Отлично тоже – на полу,

Вокруг газеты... Я играю:

Драже веселое беру –

И по газеткам рассыпаю...

 

Так хорошо: вокруг меня

Цветные шарики – красиво...

Картину давешнего дня

Мне память сохранила живо...

 

Но вот: закончен институт...

Два новодельных агронома

В Россию посланы, чтоб тут

На севере, вдали от дома

 

Внедрять отличные сорта

По точным правилам науки...

В какие посланы места?

Великие – слыхали? – Луки?

 

Центр области, а сорок верст

От них – Жегалово-деревня...

Над речкой Куньей россыпь звезд,

Вокруг леса... И словно время

 

Давно там задержало ход...

В хозяйстве опытном трудились

Мать – агроном-семеновод

И садовод-отец... Вселились

 

В барак, где множество семей.

Наш вход – с торца. Входили в сени.

Они же – комната гостей

И кухня. Примою на сцене

 

Огромнейшая в ней плита.

Стол у окошка. Загородка

С проемом в комнаты... Проста

Печь русской кладки и громоздка.

 

За печкой мой стоял топчан.

Я к ней, когда болели зубы,

Прижмусь щекою – и тотчас

Боль уходила... Жизнелюбы

 

Отец и мама так в своих

Серьезных опытах увязли,

Что я весь день одна, без них.

Не озорую. Я ни ясли

 

Не посещала ни детсад.

Тихонечко сама играла...

На печке книжечки лежат.

Я вспоминала, что читала

 

Мне мама. Помню до сих пор

Две неказистые книжонки,

Мне открывавшие простор,

Неярки, непарадны, тонки –

 

«Аленушкины сказки» -- раз! --

Их Мамин-Сибиряк придумал.

И Андерсена сказки – класс!

Жаль, отрвалась на три дюйма

 

Страница... Братьев-лебедей

От злого колдовства спасая,

Мечтая превратить в людей,

Крапивой руки обжигая,

 

Им вяжет Лиза день и ночь

Рубашечки из той крапивы...

Сама бы рада ей помочь –

Страница порвана... Могли б вы

 

Сейчас хотя бы рассказать.

Чем завершилась эта сказка?

Я года в три уже читать

Сама пыталась, но опаска

 

У папы с мамой, что дитя

Испортит ранним чтеньем глазки...

Но с четырех уж не шутя

Сама себе читала сказки...

 

Семья неплохо поднялась:

Была корова, маслобойка...

А я ответственная – страсть!

Во всем помочь стремилась бойко...

 

Мне -- три... Вот мамочка вальком

Белье раскатывает споро...

Пойду-ка помогу: тайком

Сорву с кустов все помидоры –

 

И все как есть обобрала...

А им бы дозревать пол-лета...

-- Что, мама, сильно помогла?

-- Сильней никто не смог бы это...

 

А папины часы-трофей –

Из сочно-рыжего металла,

Работу дав команде всей

Семейной, ловко закопала

 

В песочек... Я была в гостях

У бабушки... Вот здесь случилось...

А впрочем, ерунда, пустяк –

Из золота, скажи на милость!

 

Их не сумели отыскать –

Так и лежат в песке поныне...

О чем еще вам рассказать?

Моей «корриде»? Мама Нине

 

Недела платьице... Оно

В цвет переспелого арбуза...

Что суждено, то суждено...

Цвет вообще-то дело вкуса,

 

Но вкус особый у коров.

У нас их две: мамаша Липка

И дочка Майка... Будь здоров –

К несчастью горькому ошибка

 

Едва семью не привела...

Мы шли на пастбище к коровам...

Речушка мелкая текла –

Мы к ней шагали полем ровным

 

Примерно с километр... Потом –

По мелководью через речку

Перебрались... Идем – с добром...

И тут... Пришлось бы ставить свечку

 

Души моей за упокой:

Цвет платья рассердил корову:

Вдруг стала землю рыть ногой,

Потом пришел черед и рогу:

 

Меня поддела – и лечу,

И больно падаю на камни...

В испуге даже не кричу

Хотя неласково бока мне

 

Ушибла Липка... И ее

За дерзость отдали на мясо...

Такое вот житье-бытье

Досталось... Есть подобных масса

 

Иных примеров... Подарил

Отец термометры-игрушки...

Один до ста размечен был –

Приложен к печке... Как из пушки

 

Был грохот... Градусник – вразлет...

И шарики кругом из ртути –

Кому еще так повезет?

Вот так я дохожу до сути...

 

Явлений, фактов, новостей –

Приобретаю важный опыт...

Не счесть ребяческих затей –

А маме -- только платья штопать...

 

Я помню, март был сер и стыл

А я сидела на заборе

И почки липы ела... Был

Ажиотаж. И –

-- Горе, горе! –

 

Рефреном слышалось в толпе.

Я в дом. А в доме плачет мама.

Портрет усатый на столе

Зачеркнут черной лентой... Драма...

 

Казалось всем, что рухнут вмиг

Теперь основы мирозданья.

-- Он был отец наш. Был велик, --

Шептала мама сквозь рыданья...

 

Потом в деревню Мокряки

Меня определили в школу...

Уроки, школьные звонки –

Ребята, девочки... Пешком я

 

Туда с портфелем две версты

Неспешно шлепала по лужам...

Невероятной красоты

Ледышки с луж, да только нужно

 

На ту их сторону взглянуть,

Что вниз обращена обычно,

Из лужи взяв. Перевернуть...

Топ! Хряп! – Разбрызгала... Отлично...

 

Нас, первоклассниц, с сентября

Лен дергать в поле посылали...

Из носа капает сопля –

Дерг-дерг – хозяйству помогали...

 

Учительница у меня

Строга... Она, Елизавета

Свет Капитоновна, ценя

Успехи в чтении, за это

 

Меня примером ставит всем...

А у нее – коса – короной...

То, что с собой дают, не ем.

Хлеб с маслом и вареньем... Ровно

 

Двухслойный сложен бутерброд...

Вот Петька с Витькой Симоненко

Облизываясь смотрят в рот...

-- Поешьте, мальчики, маленько,

 

Но, чур! – меня не выдавать!

В костюме лыжном цвета ряски

Из школы вдоль ручья шагать,

Попутно сочиняя сказки,

 

Ледышки тиская в руке...

Их «тортиками» называла...

Их добывая, в ручейке

Себя однажды искупала,

 

Вся в школу мокрая пришла...

Учительница, Кузнецова,

От воспаления спасла...

Сняла все мокрое... Здорова

 

Из переделки той плохой

Я вышла... Вмиг Елизавета

Мальчишку шлет к нему домой

За одежонкой... Я одета

 

В сухое, сунута за печь –

И там контрольную работу

Пишу... Но мудрости извлечь

Я не сумею из всего-то...

 

Тот жизненный этап семьи

Закончился восьмого марта.

Концерт был в клубе. Все мои

Конечно здесь. Полна азарта,

 

Я -- Маргариты Алигер

Трагическое так читаю,

На самый праздничный манер,

В мажоре голоском взлетаю:

 

Была под Москвою повешена Зоя

И сын Александр убит наповал...

 

И тем Жегаловский этап

Семейство наше завершило...

Был на телегу брошен скарб,

Свет мама в кухне потушила –

 

И в путь. Мы едем вшестером...

Теперь я – старшая сестрица:

Наташу с Валею берем,

Что ухитрились здесь родиться...

 

Вошла шестою к нам в семью

Максюня, женщина-карелка,

Что нам, девчонкам, жизнь свою

Всю посвятила... Встретишь редко

 

Такое знанье языка,

По сути дела неродного

Ей, русского... Была легка

С ней жизнь... Столь значимого много

 

Я получила от нее...

Мы укатили под Калинин,

В поселок Сахарово... Всё

Почти, как прежде... Так же ливни

 

Расквашивали все пути...

Но плюсы были кой-какие...

Судьба, стремление зачти

Мое читать упорно книги...

 

Фельдмаршала Гурко надел –

Хозяйства опытного база...

Фасад с колоннами глядел

Чуть свысока на всех вполглаза.

 

Здесь принимал своих друзей.

Прославленных героев Шипки

Их постаревший вождь. И всей

России сей дворец и липки

 

Известны, чтимы были встарь.

Владелец вел хозяйство мудро.

Героя привечал и царь.

Встречая летом в парке утро,

 

Фельдмаршал обходил свое

Не столь уж малое поместье.

Вникал в крестьян житье-бытье...

Для воинов увечных, вместе

 

С которыми громил врага,

Устроил здесь приют фельдмаршал...

Нам эта память дорога.

Не позабыть, как зимним маршем

 

Балканы с воинством прошел.

Стал вехой славы Филипополь,

Вождь в трепет янычар привел,

Освободив Андрианополь –

 

И этим выиграл войну,

Врагу не оставляя шанса...

Когда бы в эту лишь одну

Герой баталию вмешался,

 

Достоин славы на века.

Но воин послужил отчизне

Не только силою штыка...

Он много лет достойной жизни

 

Начальствовал по городам...

Сперва в Санкт-Петербурге – вице...

В Одессе – губернатор... Там

Своей персоной в ранг столицы

 

Он южный город поднимал,

Дарил своей частичку славы...

И ту же службу исполнял

Достойно во главе Варшавы...

 

И сын Иосифа Гурко,

Владимир, генерал отважный.

Служить России нелегко

Едва она из битвы страшной

 

Со славой выйдет из одной,

Как снова враг у горизонта

Грозит кровавою войной...

Он был командующим фронта

 

На первой мировой войне,

Достоин славы был отцовской,

Служа царю, служил стране...

Но властью ленинской, бесовской

 

Был ошельмован, а отец,

Покойный выброшен из склепа...

Как ты позволил им, Творец,

Творить бесчинства? Глухи, слепы

 

Духовно шустрые братки,

Что лишь на мерзости горазды...

На новом месте все деньки

Воспринимала я, как праздник.

 

На первый взгляд – и здесь село.

С Жегаловом же нет сравненья.

Житье отличное пошло.

В колоннах давнее строенье –

 

Научной станции форпост...

Фельдмаршала библиотека

Усильями ученых рост

Духовный предлагала деткам.

 

Я, на стремянку заберясь,

Ныряла в книги с головою.

Я предаю себя во власть...

Бальзаку, Диккенсу... Живою

 

Водой на Душу Пушкин льет

Очарованье строк волшебных...

Библиотека мне дает

Намного больше, чем учебных

 

Книг обязательный набор...

Я на каникулах водила

В детсадик младшеньких сестер...

Мне восемь, лишь четыре было

 

Валюше, средней, Натке – два...

Идем из дома спозаранок –

Жужжат шмели, растет трава...

Сопрано звонкое зарянок,

 

 

А в лужах – танец лягушат...

И я сестричек лишь к обеду

Вводила гордо в детский сад...

Им супчик, кашку и котлету...

 

Мне книжку сунут:

-- На, читай!

Уже домой не отпускали.

Потом галчата пили чай –

И после мы домой шагали...

 

Ах, мой мир детства – книжный мир,

Где гидом – добрая Максюня.

И ей без книги свет немил.

Она, как добрая колдунья,

 

Отодвигает горизонт,

«Войну и мир» мне раскрывая...

На день рождения везет

Она меня в музей, взывая

 

К моей отзывчивой душе,

Своей душою озаряла...

Ищите женщину – шерше

Ля фам... Высокое начало

 

Всегда, по-видимому, к нам

Ко всем является от женщин:

От бабушек и наших мам,

От нянь со всем их мудрым, вещим

 

Сияющим богатством душ...

Не вспоминаю папу с книгой.

Он занят. Но для дочек уж

Их покупал всегда... Интригой

 

Был интересен эпизод:

Он премирован мотоциклом –

Ему завидует народ...

-- Махнем не глядя! -- Высшим смыслом

 

Наполнен этот странный шаг:

Коллега был библиотекой

Отмечен... Знавший толк в вещах,

Был рад не рад, что может с этой,

 

Ему ненужной кучей книг,

Расстаться... «Иж-юпитер» лучше!

Отец, выменивая их,

Имел в виду волшебный ключик

 

 

К образованью дочерей.

И в этом он не просчитался...

И брата старшего детей

Он в люди вывести старался:

 

Сначала выбил паспорта,

Потом устроил на учебу...

За всех ответственный – черта –

Не худшая, согласны? Чтобы

 

Образованье племяшам

Досталось, поселял их с нами,

Еще не позабывший сам

Студенческую бедность, щами,

 

Картошкой с мясом, молоком

Подпитывал ребят прещедро...

Есть кров с едою – и легко

Идет учение, безбедно...

 

Мой брат двоюродный Сергей

Был первым, кто торил дорожку

В наш техникум для нашей всей

Родни, а койку, чашку, ложку

 

Находят все у нас в дому –

И это длилось две декады.

И нет отказа никому.

Племянники и внуки рады

 

Агрономической стезе

И сахаровской атмосфере.

В меню эклеры и безе

Их не входили, но кипели

 

Здесь страсти творчества. Могли

Научной мысли озаренье

Впитать от рыцарей земли,

От лучших получать ученье...

 

А бабушка, отцова мать,

Закрепощенная колхозом,

Все продолжала жилы рвать

На свекле... Выжжены навозом

 

Все руки-ноги у нее...

Вот обвиненье большевизму:

Бабули жалкое житье

Его к жестокому фашизму

 

Приравнивало. Суть одна:

Пренебреженье человеком,

С народом собственным война

Лицом к лицу с двадцатым веком...

 

В раздумьях уходила в парк...

Длиною в километр аллея...

Там грач весенний -- черный шпак

Мне каркал с ветки... Там, белея

 

Стволы берез внушали мне

Что мир хорош – в ответ на всхлипы...

А от березок в стороне

Их затеняя, встали липы...

 

Они со мною говорят.

Они внушают мне смиренье,

Грез исполнение сулят –

И просится стихотворенье

 

О парке и весне на свет...

Как жалко, что библиотеки

На станции сегодня нет:

Небрежность? Или для потехи

 

Поджег какой-нибудь урод

Дом боевого генерала?

Дом деревянный был – и вот

Сгорел... Конструкция пылала

 

Свечой... Пожарные спасти

Хотя бы книги попытались.

Бросали сверху... Разнести

Сельчане по домам старались,

 

Но удалось спасти лишь часть...

А дом сгорел до основанья...

Кусок судьбы моей украсть

Смог тот, кто уничтожил зданье...

 

Зеленый Диккенс... А Бальзак

В обложке рыжей... Старый Пушкин...

Их нет... Несчастье! Как же так?

Мои любимые подружки –

 

Те книги, что могла читать

В библиотеке на стремянке...

Теперь могу лишь вспоминать...

Кто мог бы ждать такой подлянки?

 

Отец – директор ОПХ...

Он отбивается от «членства»...

-- Зачем мне «членство», чепуха!

Я верю в знаний верховенство...

 

Дожали... И когда его

Бюро райкома в кандидаты

«Крестило», лучше ничего

Не выдумало. Как куда-то

 

Сослать подальше, чтоб совхоз

Отсталый вел в передовые...

Семья расстроена до слез –

И вот мы без отца впервые:

 

Он в «Оршинском», где глухомань,

Мы в Сахарове... Так и жили

Лет пять в разлуке... Рвань и пьянь –

Партбоссы папе удружили –

 

Он тяжело переживал

Админрутины бестолковку,

Все близко к сердцу принимал.

Знал, алконавтов перековку

 

Немыслимо осуществить...

Ценой разбитого здоровья

Сумел он все-таки скрепить

Совхоз несчастный потом с кровью...

 

А я тихонечко росла,

Училась, книжечки читала,

Какие раздобыть могла...

Их, как пирожные глотала.

 

Одиннадцать мне было лет,

Когда страна читала «Битву

В пути»... Тогда, казалось, нет

Смелее книги... Как молитву,

 

Друг другу вслух читали мы,

Взывавшие к душе фрагменты,

Что нас из внутренней тюрьмы

Вытаскивали... Мне моменты

 

Казались важными вдвойне,

Где о похоронах тирана

Писалось... Вспоминалось мне,

Как это было... Вспомнить странно,

 

Как горевала вся страна

Оплакивавшая садиста,

Рыдала мама... Ох, темна

Душа народа-фаталиста...

 

О Сахарове... Да, село.

Но с четким элитарным стилем.

И близко город и могло

Смотреть телепрограмы... Сдвинем

 

Поближе стулья – и глядим...

И нам Бернес речитативом...

Послевоенным, молодым

Поет о том, как быть счастливым

 

И на войне и без войны,

Беречь друзей, любить и верить...

И этим песням нет цены,

Их обаянье не развеять

 

Годам и модам никогда...

Отец мой обожал Бернеса...

О чем бишь это я? Ах, да –

О Сахарове... Политеса

 

Придерживалась не всегда –

Дралась с мальчишками куражно.

Не отступала никогда...

А вот училась – это важно –

 

Всегда отлично... Есть у нас

Большая каменная школа –

Десятилетка... В добрый час

Стараюсь, чтобы без укора

 

Из класса в класс перешагать.

Мои любимые предметы –

(Что каждый мог бы угадать) –

Литература, русский... Вдеты

 

Они в сознание мое

И в подсознанье, как фундамент...

В России долгое житье

Хохлизмов речевой орнамент

 

Не выветрило у отца...

-- Пойду дровишек порубаю...

Так и «балакал» до конца...

Я кашу школьную хлебаю,

 

Из класса в класс перехожу,

Из пионеров в комсомольцы...

С одним детдомовцем дружу...

-- Ты, Нина, сколько лоб ни морщи,

 

А нет ходов. Выходит – мат!

Ура! – И снова Радик Шуркин

Меня, обыгрывая, рад...

Он и учил меня фигурки

 

По клеточкам переставлять...

А выиграть не дал. Зараза!

Восьмой закончила на «пять» --

Некстати козни наробраза:

 

Десятилеточку в селе

Он объявляет восьмилеткой...

Как удержаться мне в седле

Образовательном? С отметкой

 

Высокой среднею берут

Для продолжения учебы

В Калининскую школу... Тут

Два года мне трудиться, чтобы

 

Вручили добрый аттестат...

Учусь, активничаю, мыслю...

На конкурс горстку шлю стишат –

Дементьев возглавлял комиссию –

 

И мне огтветил: дескать, рад,

Что интерес к стихам питаю,

А остальное – невпопад...

Уже в девятом классе знаю,

 

Что поступаю на истфак –

Мечтаю быть искуствоведом...

Все выходные натощак

Сижу в библиотеке... Кредо:

 

Все по программе твердо знать –

И сверх программы все, что можно...

Так радостно, учить, читать...

И вдохновляешься неложно:

 

Ведь здесь, в тверском собранье книг,

Сам дедушка Крылов трудился,

Ту мудрость черпая из них,

Которою потом делился

 

Со всеми, значит и со мной...

Приходит лето аттестата,

Год, значит. шестдесят шестой –

И я – в столице... Ох, ребята!

 

В искусствоведы все хотят,

В особенности дети мэтров

И разных боссов... Невпопад

Осинка тщится между кедров

 

Себе местечко присмотреть...

Был первый блин, как должно, комом...

Сдала на тройки... Ладно, впредь

Успешней буду... Всем знакомым

 

Пришлось. Конечно, дать отчет –

И это тоже испытанье:

И сам провал огнем печет,

А пуще этого – дознанье...

 

Не все однако плохо, нет:

В столице завелись подружки

Из Ровно обе... Дружбы свет

Поможет нам сорвать заглушки,

 

В себя поверив, победить...

Друг дружку в письмах вдохновляем,

Стремимся в вере укрепить,

Упорно приуготовляем

 

К второй попытке, а пока

Тружусь как пчелка лаборантом

На полной ставке в ОПХ,

Чтоб стать себе самолй гарантом...

 

Попытка номер два дала

Чуток поболе пониманья:

Светлана на журфак прошла,

Мои ж усилья и страданья

 

Увы, не вознаграждены.

И я несолоно хлебавши

Вернулась в Сахарово... В сны

На МГУ-шный шпиль попавших,

 

Он проникает вновь и вновь...

И только горячей стремленье

Прорваться и сильней любовь...

Необъяснимое явленье...

 

Приходит шестдесят восьмой

Тревожный год для всей Европы,

Но опьяненная Москвой,

Устремлена... Мои все тропы

 

Ведут к высотке... В этот раз

И я отважно атакую

Журфак, превозмогая сглаз,

Ту крепость, мощную такую,

 

Легко на этот раз беру...

А параллельно попадаю

В объятья Гришки... В ту игру

Впервые в жизни я играю...

 

Мне попросту снесло башку...

А он, к несчастью, провалился,

Впал в депрессивную тоску –

И в Мелитополь удалился...

 

Я рассудила: вот и все –

И, в общем, не было печали.

Он был – и ветром унесен...

Но, оказалось, лишь в начале

 

Я общей с ним большой судьбы...

На Ломоносовском общага...

В кастрюльке термобигуди....

-- А что готовите, девчата? –

 

Артур, наш угандийский друг

Напрашивается на ужин...

Такое не придумать вдруг –

Хохочем... Мы живем – не тужим....

 

Смешные песенки поем,

Мол, расцвела сирень в садочке,

А ты пришла – (и мы придем) –

К нему в сиреневом платочке...

 

Мы в выходной к Москва-реке

С площадки смотровой спускались,

А там в дежурном челноке

Спасатели... Они старались

 

Моим «гвардейцам» угодить...

«Гвардейцами» Сердюк с Берковским.

Уже «Гренадой» знаменит,

Еще не стал вполне московским,

 

Хоть и вошел в авторитет...

Кивает Виктор – и спасатель,

Мне рыжий протянув жилет,

Мотор заводит... О, Создатель!

 

Потом меня позвал в поход –

К Лосиным топаем озерам...

Он песни славные поет...

В них нет ни пошлости ни вздора...

 

...На Маркса длинный переход...

Летит народ как оглашенный.

Мужик-вещатель продает

«О верных и неверных женах»...

 

«Вставною челюстью Москвы»

Калининский проспект построен...

На все не хватит головы...

Проверь, Журфак, чего мы стоим.

 

Немецкий – каторга моя...

Вот немка: толстый грубый свитер –

И офицерского ремня –

(С него солидный возраст вытер

 

Давнишний элегантный лоск) –

По свитеру идет полоска...

Она сминает нас как воск...

Кошмар, как на картинах Босха...

 

Поднимет – и не дав сказать,

Сажает...

-- Группа не готова!

Считала главным – ужасать.

И в этом ужасе полслова

 

Я и на русском языке

Была промолвить не способна...

Немецкий проходил в тоске –

Не стоит вспоминать подробно.

 

Тыр-пыр Ученова вела

Занудно-наукообразно.

Едва ли что-то мне дала.

Я напрягалась всяко-разно...

 

Проникнуть в Ленинку стремлюсь --

Здесь не понравилось: рутинно...

Под вечер просто с ног валюсь:

Эх, где домашняя перина?

 

Что значит «плюнуть с бороды

На лысину»? Не догадались?

Попробуете? Нет, труды

Не удались, хоть вы старались.

 

Ответ: от Маркса перейти

На Ленинский проспект. Занятно?

Господь, студентикам прости

Грешки... Озоровать приятно...

 

Словечки в жгут скрутить хитро,

Чтоб смысл особый воплощали...

А «Университет» -- метро

Мы, как обычно, озвончали

 

Куплетом бодрым, что у нас

Четырнадцать минут до старта...

В вагон шагнем... Ну, точно! Раз –

И – «Ленинка»... Полны азарта

 

Несемся в тихий флигелек,

Где разбегаемся по клеткам...

Диплом заветный так далек,

Так трудно нам, усталым деткам...

 

Нередко с нами на метро

Засурский едет жо журфака...

Наш общий папа, наш патрон,

Еаш царь и бог – в метро? Однако!...

 

Валерка Хилтунен, малыш,

С немыслимым авторитетом...