Это очерк о моём двоюродном брате, который под рубрикой "Люди Крыма" был опубликован в "Крымской газете" 9 августа 1994 года. Позднее, я вывел его в своём романе-признании "... стал бы уголовником"...Сегодня Михаил Крицер - солист ансамбля под руководством Заслуженного деятеля искусств Украины Владимира Ким...С Владимиром Кимом я тоже знаком и, когда нибудь напишу и о встречах с ним...И, если вы завтра-послезавтра, в одной из стран забугорья, прочитаете на афише о выступлении ансамбля под руководством Владимира Кима, вы познакомитесь и с Михаилом Крицером вживую...

 

 

 

--------------------------------------------------------------------------------

 

 

 

Люди Крыма.

"Крымская газета", 9 августа 1994 года. 151 (529)

 

ЛЮБЛЮ, КОГДА ОН ШУТИТ

 

 

Слесарь, изобретатель, художник,певец

 

 

Я люблю этого человека, как брата родного! Я люблю его седую бороду, его улыбку - когда он улыбается, светится лицо. Я люблю, когда он шутит, когда поет, подыгрывая себе на гитаре... Сколько себя помню, столько же помню и его - наши отцы вместе тянули срок в местах отдаленных, а мы со своими матерями, братьями и сестрами мыкали горе возле них. Было это в бывшей Карело-Финской ССР, в городе заключенных Сегеже.

Я рассматриваю фотографию, напечатанную в газете "Сегежский бумажник", и читаю надпись под нею: "Изобретатели нашего комбината" и длинный перечень фамилий. Среди изображенных на фото имена главного инженера целлюлозно-бумажного комбината им. И. В. Сталина, главного энергетика, главного механика... Длинный-предлинный список изобретателей, а замыкает его "слесарь Михаил Крицер".

Как же очутился на этом снимке среди "главнокомандующих" этот пятнадцатилетний замухрышка в ватнике?

А все очень просто: этот шкет изобрел, точнее, сделал своими руками автомат для сшивания углов в бумажных мешках. Специалисты всего Союза говорили, что автоматизировать этот процесс нельзя, а "слесарь Михаил Крицер" этого не знал, потому и добился...

А потом великое множество "соавторов" помогли сделать чертежи, опубликовать в патентных сборниках и протолкнуть в серию.

Замечу, "автомат Михаила Крицера и Ко" помог высвободить множество женских рук от этой каторжной работы - на Бумкомбинате женщин, проработавших больше двух лет на процессе сшивки углов, называли кривобокими, у них деформировался позвоночник!

И когда Михаил Крицер приехал в Севастополь, а случилось это в 1956 году, я его тут же, по знакомству - рабочих мест в городе было в то время маловато! - устроил на Морской завод им. Серго Орджоникидзе.

Моя очень даже хорошая знакомая, Таисия Сергеевна Прохорова, работавшая в то время в профкоме завода, помогая ему устроиться, говорила мне:

- Миша,-я, конечно, помогу тебе ( вместе с Таисией Прохоровой, мы сотрудничали в "Славе Севастополя"), но ты не подсовывай какого-нибудь тунеядца.

И та же Таисия Сергеевна в течение многих лет при встрече говорила мне: "Спасибо тебе за такого рабочего. Он же может все, все!"

 

Михаил Крицер - сейчас личность достаточно известная. Его фамилия на слуху у многих. Это он многие годы пел в хоре завода и в дуэте с Алексеем Трояном. Это их голоса звучали с экранов телевизороа и в концертных залах Петербурга, Москвы, Киева, Симферополя... Пел он и в знаменитом ансамбле "Морская душа"...

 

Вот я написал "пел", и мне вспомнился один эпизод из его жизни.

Однажды увидел бородатый детина, как Михаил Крицер гирями пудовыми на спортплощадке ворочает, и, взяв на гитаре аккорд, - у бородатого и поддатого парня через плечо висела гитара, - сказал, цедя слова через губу: "Сила есть, ума не надо!".

А "ручки" у Мишки Крицера пудовые, что гири. И он этими лапищами осторожно снял с бородача гитару и прошелся пальцами по струнам, Ожила гитара, вздохнула по-человечески. Казалось чудом, что эти грубые, с вкраплениями машинного масла и металла пальцы, извлекают из струн удивительную мелодию. Вздохнул Михаил:

- Хороший инструмент, душевный...

А бородатый-поддатый, вмиг протрезвевший, только и смог сказать:

- Никогда бы не поверил, что с такими, - кивнул он на руки, - граблями и... на гитаре...

 

Должно быть, он многому не поверил бы.., И тут самое время рассказать об одном эпизоде из рабочей жизни Крицера на Морском заводе.

Нужно было срочно отремонтировать "нижнее продувание котла". Расстояние между стенкой котла и железным полом - триста - миллиметров, отверстие маленькое. А под котлом мрачно, жутко и сыро. При крупногабаритной комплекции Крицера, в отверстии и застрять недолго.

Конечно, Михайло мог сам и не лезть, он давно уже был бригадиром,

можно было послать кого-нибудь и поуже в талии, да только тут не одна фигура важна, но и знания к тому ж.. Полез Крицер, установил . "продувание", а когда с трудом вылез, шепнуп своему напарнику:

- Ни за какие коврижки больше в такую дыру не полезу! Преисподняя, да и только!

Между прочим, после этих заявок, он еще не один раз побывал под котлом... Надо - железный закон производства...

Михаил Крицер, как тонко заметил один писатель, талантлив во все стороны. Его картины побывали на многих выставках самодеятельных и профессиональных художников, занимая на них не раз призовые места; а его автопортрет - как символ современного человека! - куплен севастопольским художественным музеем.

Идут годы, серебряные нити, вплелись в бороду- эк я красиво выразился! - и выкрасили бороду в белых цвет...

Недавно он вышел на пенсию. Вот где настанет раздолье для отдыха!...

В дверь постучали - кого там ещё черти принесли?! Не до гостей мне сейчас..Открываю - Михайло Крицер в дождевике и с этюдником, в котором, кроме красок там разных и бутылочка припрятана.

- Пошли, тезка, на этюды!

- Так ведь - дождина! Куда ты меня тащишь?

- В Херсонес Таврический, дождь сейчас кончится. ..Давай, давай!.. Шевелись, у кого деньги завелись!

Ззглянул в окно ливня, действительно, уже не было, ливень превратился во въедливый противный дождичек, но все равно не спасало положения - погода явно не для прогулок. Но, я знаю, отвертется от него не удастся.

- Пошли! Чтоб тебя дождь намочил!..

Древняя дорога выводит к пустынному берегу. Мелкие черные крабишки оккупировали все щели в камнях и при нашем появлении испуганно шарахаются в воду. Крицер разворачивает огромный зонт-навес и пристраивает под ним мольберт.

- Буду писать колокол!

Метрах в пятидесяти от нас, на фоне полуразрушенного храма, на каменных основаниях висит колокол старинного литья. Черно-зеленый от времени, стянутый железными скобами, он неподвижен. И никакие порывы ветра не в силах его пошевелить. Колокол без языка. Язык спрятали, чтобы праздная рука не прикасалась к нему, не создавала ненужного звона.

- Не мог подождать лучшей погоды?

- В хорошую погоду, сам знаешь, этот колокол не раз мне позировал, а сейчас хочу запечатлеть его на фоне расвирепевшего моря.

Михаило выдавливает на палитру краски, смешивает их. Прищурив глаз, кладет первый мазок. Кисточка в его огромных лапах прячется. Как он вообще управляется с такими нехудожественными "граблями"?!.

Застыли волны на холсте, но кажется - еще мгновение, и они поглотят колокол, никакие каменные сваи не удержат его. Да что там сваи, того и гляди, берег рухнет от неистовых ударов.

- Последний день Помпеи? - показываю на холст.

- Не волнуйся о колоколе, он стоял и стоять будет.

- Все-таки красочки бы повеселее положил, а то мрачно, аж жуть.

- Это можно, это в наших силах...

И его кисть среди мрачных туч ищет светлую прореху... А я, человек, испорченный литературными ассоциациями, подумал: даже в тревожные наши дни светлая прореха просто обязана быть. Иначе очень тяжело будет жить!