– Антонина Алексеевна, давайте, подброшу до дома! Уже поздно, темно… Скользко…

– Что Вы, Лерочка! Я аккуратненько дойду… Полонезом!

Выделяя кокетливо – пОлОнЭзом… - и бабульки смеются, представляя, как Тоня идёт этим «полонезом» по ночной улице.

Тоне – восемьдесят семь. Какой тут полонез… Но отказывается от машины. Сама дойдёт. Я знаю.

Было ей двадцать три. Война началась. И Коля её ушёл, конечно, на фронт. Тоня в Ленинграде оставалась, потом эвакуация… Переезды, чемоданы… Дай бог себя не растерять – не до прочего. Куда уж – сберечь вещи из своей мирной жизни… Сегодня здесь, а завтра – кто знает, куда забросит… Пока оборону держим – живём… А вдруг что… Линия фронта – неустойчивая штука… Сегодня здесь ещё спокойно… Да как – спокойно… Разве что над головой не стреляют… А это уже считаешь – спокойно.

Вот и шли – сорок второй, сорок третий… Что рассказывать? Жили как-то. Здесь, там…

Сорок пятый. Пролетели – как один. А тянулись-то, казалось – десять, двадцать лет… Оглядывается Тоня – что было? Пролетели…

И снова в Ленинград. В школу работать – русский язык и литература… И опять пошли, полетели…

С Колей так и потерялись. А что там… Редко кто находил друг друга. Тоня искала, конечно. В списках погибших не значится. Да что – списки… Всех разве перепишешь?

И она собрала себя заново и зажила… И – полетели…

Замуж не вышла. Как же – замуж? Был Коля, нет Коли… А всё же – не пойдёт Тоня ни за физика Рому, ни за соседа Геннадия Сергеевича – хороший человек, поможет всегда, если вдруг что… Как не помочь одинокой женщине? Но пока Колина фотография на серванте, на вязаной салфеточке стоит, не выйдет Тоня ни за кого. А фотография будет – всегда.

Шли, летели… Пятидесятый, пятьдесят первый… Меняется всё кругом. Вожди меняются, а фотография стоит. Шестьдесят первый – человек в космос – а фотография на салфеточке… Друзья-подружки, школа, заботы… Весело жила Тоня – весёлая девочка, женщина, учительница, Антонина Алексеевна…

Уже не девочка. Шестьдесят седьмой на дворе.

И пришёл её Коленька. Коленька? Николай Эмильевич пришёл. Разве такое во сне приснится?

У Николая Эмильевича семья. Жена Марина, двое детей… Уже внуки не за горами… Деда Коля станет он… Ан не станет!

Тонечка, весёлая Тонечка, каждый день пыль вытирала с фотографии, вытряхивала вязаную салфеточку. А тут – живой Коля… Искал, говорит, все эти годы… Тебя одну люблю… Война проклятая раскидала нас, но мы-то сами свою судьбу творим! Искал… Нашёл…

А Тонечка – Антонина Алексеевна…

– Я твою семью рушить не хочу и не буду. Раз так сложилось, так тому и быть. И быть нам, Коленька, друзьями до конца дней... В гости, может, когда зайдёшь… Чаю попьём…

Слезинки не уронила – девочка-Тонечка… Да уж не девочка… Стальная Тонечка… И проводила любимого, единственного за порог… Замок защёлкнула. Замешкалась вроде в прихожей – плачет? Да что вы! Так… просто…

И пошла свои сочинения проверять… Скоро выпускные… Весна…

И Коленька тоже пошёл. По лестнице, по улице, опять по лестнице… Домой. Марина на работе, дети – кто где…

На Фонтанке Коля жил – дом старый, потолки высокие. Пришлось лестницу ставить – тащить из коридора – а уж годы немалые… Дотащил. Поставил.

И верёвку затянул, как учили… Скользящей…

А Тоня сидела над тетрадками, красной ручкой отчёркивала… Отчёркивала… Отчёркивала! А плакать над тетрадками нельзя – упадёт слеза – расплывутся чернила… Разве Антонина Алексеевна так может? Вот и не плакала.

И на похороны своего Коли – ходила ли, нет ли… Я не знаю…

Сидят бабульки – у Муры юбилей - восемьдесят. Шампанского глотнули – много ли им надо? Смеются, вспоминают весёлую молодость… И я сижу с ними. Про Тоню только знаю – это… Про Тонечку…

– Антонина Алексеевна – ну давайте, подвезу!

– Да я, Лерочка, полонезом…

Полонезом…