-Что, дед, пиво кислое? Воевал бы похуже - пил бы баварское.

(подслышано у пивного ларька)

 

Мы тогда с ним не на шутку разругались из-за пива, и я, осердившись, поволок ящики к резервному "гнезду".

Ишь, пивовар, хренов, - думал я, - за "Жигулевское" ему обидно. За всю страну не вспоминает, а "Жигулевского" не уступит.

К слову сказать, мы с ним часто ссорились. Мне казалось, - неуживчивым человеком был Николай Архипыч. Хитреца и прижимистость крестьянская в нем часто брали верх. Думал я, что к нему в расчет и попал вторым, чтоб идейность поднять. Архипыч с удовольствием и наставительно рассказывал только про куйбышевские пивоварни, не замечая насмешливости вопросов товарищей, на остальные темы отшучивался многозначительными прибаутками, будто знал что-то неведомое для других. Даже на политпросвете вопросов не задавал, с комиссаром обычно беседовал недолго. А в тот вечер был молчалив. Сползал со взводным на задний пригорочек, и вернувшись, велел к полуночи переползать потихоньку на запасную позицию, мол к утру командиры "горячего" ждут, а позиция "фрицами" пристрелена. А как ей быть не пристрелянной, когда степь вокруг, и кроме мятого щитка нашего "максима" глазу зацепиться не за что? На том и порешили: как стемнеет, будем менять дислокацию. А пока темнело, и лежали мы укрывшись шинелками на жесткой цимлянской травке, решил я его про хмель расспросить.

Но он глянул на меня и глаза отвел. Тут я ему и ляпнул про баварское пиво. Что на меня нашло?

Уже жалея, что затеял разговор, возвращался я, тащить "максима", выставленного на задний скат окопа, когда немец приступил...

Вторая мина легла в метре от Архипыча и засыпала пулеметную точку.

Какая по счету досталась мне, я уже не узнал.

А пива я тогда еще не пробовал.

 

Возвращаться в себя не хотелось. Тело состояло из несчитанных воющих ран, мысли разливались огнем в неизвестные стороны, мучительные краски лезли в глаза. Каждый звук лупил по ребрам и почкам. Доктор с теплыми и мягкими руками трогал пульс, что-то говорил, а я пытался слушать ртом и отвечать ушами... Я подолгу лежал, наивно прячась от мучений за видимостью сна, но ждал этих касаний, чтобы, открыв глаза, увидеть хоть что-то хорошее. Доктор был единственным, кто не причинял боли. Даже небритый красноармеец, вливавший мне какой-то навар в неплотно сжатые губы, заставлял шевелиться испуганное горло. Потом, когда я пытался ходить, я все равно не мог поверить, что это плен. Тогда я ни во что не мог поверить. Меня еще не было.

 

Осознал я себя и мир вокруг, только когда услышал про Баварию. Знакомое слово шевельнуло неясные образы, и во всем теле проснулась давно заглушаемая усталостью боль. Я переспросил полицая, и он лениво объяснил, что с Полтавщины не только девок, но даже чернозем увозят в полон, - трудиться на баварских полях. А пиво я впервые попробовал только через два года, в лагере под Вентспилсом.

 

Красную Армию добивали где-то за Уралом. Москва и Ленинград были уничтожены, раз в неделю кто-нибудь из нас, удавленный кошмарным выбором перед строем военнопленных и под строгим взглядом господина помощника начальника лагеря, убивал своих товарищей. В тот раз табуретку выбивал я. Когда ноги Виктора перестали судорожно царапать доски помоста, я опустился на землю и стал ждать, что сейчас умру. Но вместо смерти ко мне подошел неопрятный круглолицый охранник и стал поднимать на ноги, чтобы отвести в барак. В руке его я увидел бутылку. Пиво было баварским, и я со смиренным ужасом понял, что больше нет ни Куйбышева, ни пивоварен, ни "Жигулевского", которое мы все мечтали попробовать отступая по ростовским и цимлянским степям.

 

Особист, по странному стечению обстоятельств, не обладал воображением, и не мог себе представить чем, кроме угрозы смерти и побоев, можно "заставить" человека совершить предательство. Я встречал таких на этапах. Они никогда не понимали, кто заставлял их писать доносы и анонимки на самих себя. А "Жигулевского" я попробовал только через десять лет, после амнистии, когда с дочерью Архипыча ездил в станицу Староорловскую, показать, где похоронен ее, пропавший без вести, отец. Много позже, мотаясь между Женевой и Гамбургом, где мои бригады монтировали оборудование, довелось пить пиво даже в самом Мюнхене.

 

А пива я вообще-то не жалую.

 

08.12.2004.