Жанна Дарк, Орлеанская Дева, говорила, что Голоса святых, направленных к ней Богом, повелели ей освободить Францию. Мы не можем судить, что это были за Голоса. Мы не знаем, были ли они вообще или их выдумала мечтательная девушка. И всё же один Голос бесспорно был. Голос беспокойной совести самой Жанны, Голос её горячего сердца.

* * *

Пролог.

25 октября 1415 года, Франция, 60 км к югу от города Кале, рядом с деревней Азенкур.

 

В северной Франции осень была уже в разгаре, и в воздухе ощущалось приближение зимы. Крестьяне деревень Азенкур и Транкур с опаской поглядывали на проходившие невдалеке войска. Французы? Англичане? Невелика разница. Всё едино - грабители, мародёры, насильники, только что некоторые из них на знакомом языке говорят, но и от них лучше быть подальше.

Было холодно и промозгло. Накануне вечером и ночью лил дождь, и теперь по полю вблизи Азенкура можно было пройти разве что по щиколотку в воде. Именно так - в холоде и сырости, по щиколотку в воде - шли на сближение две враждебные армии: английская, короля Генриха Пятого, и французская - под командованием коннетабля Шарля д'Альбре, первоначально намеревавшегося ограничиться оборонительным сражением с целью выхода к Кале. Почти шесть тысяч англичан, главным образом лучники, противостояли более чем двадцати тысячам французов, среди которых было немало кавалеристов. Французы не сомневались, что численный перевес снова, как во времена Бертрана дю Геклена, принесёт им полную победу, и кости дерзких захватчиков из Альбиона останутся навсегда лежать здесь, на этом поле. Король Генрих, однако, полагал иначе. Он очень рассчитывал, что не подведут его ветераны шотландских и французских кампаний, охотно делившиеся опытом с желторотыми новобранцами, польстившимися на лёгкую добычу. Не без оснований полагал он также, что промёрзшие железные доспехи французов скорее повредят им, чем спасут от английских стрел и мечей.

Зоркий глаз Генриха сразу заметил ошибку - казалось, безобидную - в построении французов. Избегая затопленных мест, они расположились последовательно тремя линиями так, что между ними пролегали обширные незанятые участки, хотя каждый стоявший впереди отряд находился в поле зрения того, который находился сзади. Большая часть кавалерии расположилась в резерве - позади основной массы войск. С флангов каждый отряд был как будто прикрыт лесом. В отличие от коннетабля, Генрих не рассчитывал на резервы. Вся его небольшая армия была собрана в единый кулак, который должен был сокрушить самонадеянного неприятеля, несмотря на его численный перевес. И всё же Генриху не хотелось атаковать первым. Лучше предоставить это противнику. Французы осторожничают? Значит, надо их немного подразнить. Он поднял руку, призывая к всеобщему вниманию:

- Солдаты! Вперёд - тысяча ярдов! И сразу вколачивайте колья в землю!

Англичане осторожно побежали вперёд, шлёпая по лужам, соблюдая строй, придерживая колья, но не выпуская оружие из рук.

- Стоп! Дальше ни шагу! Колья - в землю!

Колья легко вонзились в размокшую, податливую почву. Конница не пройдёт!

Вызывающее поведение противника дало эффект. По рядам продрогших в бездействии французских рыцарей пробежал ропот волнения:

- Годоны продвигаются! Чего мы ждём? Командиры, дайте сигнал в атаку!

Не прошло и минуты, как на коннетабля насели сразу несколько капитанов-кавалеристов:

- Ваше сиятельство, прикажите атаковать! Мы сомнём их!

Коннетабль не сразу уступил:

- Куда вы рвётесь? Не видите - лучники перед вами? Земля мокрая, как вы атакуете?

- Поверьте нам! Мы сможем, это нетрудно! Мы разобьём их, как наши отцы побеждали!

Д'Альбре недовольно качал головой. Отцы под командованием дю Геклена - да, побеждали не раз, даже Англию чуть не захватили, но вот прадеды и деды - при Креси и Пуатье... И именно из-за проклятых лучников с их частоколами. Но разве можно было устоять против порыва отважных бойцов? Англичане выглядели такими скученными, озябшими, промокшими и запыхавшимися...

- Хорошо... Трубите в атаку.

Покрытое лужами поле огласилось громким чваканием тысяч конских копыт, боровшихся с притяжением коварной мокрой глины. Англичане натянули и подняли луки:

- Пли!

Хмурое небо на считанные мгновения покрылось безобидного вида палочками, так похожими на соломинки, которые, словно в задумчивости, сперва поднялись, а затем повернулись и направились вниз, обрушиваясь на опрометчивых кавалеристов. Раздались крики боли людей, ржание лошадей, грохот падения закованных в доспехи тел на мокрую землю. Лужи окрасились первой кровью.

- О, нет!

Происходило то, что не могло не случиться. Ещё ни один кавалерист не вступил в бой, а большая часть конного отряда была уже уничтожена. Уцелевшие в замешательстве повернули. Вслед им полетели новые стрелы.

- Пехота, вперёд!

Шарль д'Альбре сам повёл в атаку первый отряд пехотинцев - может, незадачливые кавалеристы хоть ненадолго отвлекут врага...

Нет. Конники, ещё несколько минут тому назад так рвавшиеся в бой, теперь не только не атаковали, но уже мчались назад, смешав свои ряды и угрожая опрокинуть своих же пехотинцев. С трудом коннетабль остановил их бегство. Его солдаты уже были под английскими стрелами. Но вот...

Первые ряды французской пехоты всё же обогнули колья и уже вступили в бой с противником. Англичанам пришлось оставить бесполезные теперь луки и взяться за мечи и топоры. Закипела жаркая рукопашная схватка. Король Генрих видел, что его солдаты начинают отступать под давлением превосходящего противника. Но ведь бой ещё не завершён...

Генрих сам повёл в бой свой отряд - но не вперёд, а немного вправо, обходя французов с фланга. Обнаружив себя в окружении лучников, противник дрогнул.

- В плен брать только богатых, рыцарей! Остальных - рубить на куски! Раненых добивать сразу!

Схваченных французских рыцарей немедленно отвели в тыл и наскоро заперли в бараках, в которых накануне ночевали английские солдаты. Англичане, покрытые кровью своих жертв, неспешно рубили упавших, беззащитных противников. Бой окончен? Генрих был в этом вовсе не уверен. На помощь к первой, разбитой линии французской пехоты уже двигалась вторая. Сражение закипело с новой силой. Неужели придётся отступать? И что же - отпускать пленных? А то ещё вдруг они вырвутся из бараков, нападут с тыла...

- Бараки с пленными поджечь! Позже наберём других!

Повторять команду не пришлось, несмотря на погоду, покрытые соломой бараки почти сразу заполыхали один за другим. Из них неслись крики ужаса и боли обречённых, беспомощных людей...

За неоправданную жестокость, проявленную по отношению к раненым и пленным, французский народ прозвал победоносного короля Англии Генриха Пятого "азенкурским мясником".

 

Глава 1. Голос легенды

Домреми, Лотарингия, весна 1420.

 

- Батюшка, а почему Господь согласился, чтобы его распяли?

- Господь принял муку ради искупления грехов людских, Жаннетт. Только поэтому.

- Но ведь Господь всесилен? Почему он не придумал что-нибудь другое для спасения людей?

- Пути Господа неисповедимы. Значит, он решил, что так правильнее всего.

Жанна с сомнением посмотрела на распятие. Иисус Христос вовсе не выглядел довольным тем, как с ним поступили. Одно только - как гвозди в руки и ноги вколачивали... бр-р, больно до чего.

- Батюшка, а почему, в таком случае, погибла Святая Екатерина?

- Она погибла за веру нашу, дитя моё. Враги хотели, чтобы она отреклась от христианской веры, она отказала им, вот с ней и расправились.

А вот Луи-Школяр рассказывает, что Екатерину хотел взять замуж правитель Александрии, но получил отказ, потому что она не хотела за язычника. Она, наверное, была очень красива. Правитель нанял языческих мудрецов, чтобы они разубедили Екатерину, и она долго спорила с ними. В учёном споре она победила, тогда её заточили и стали мучить, а когда она всё равно не сдалась, её казнили. Бедная Святая Екатерина. Правда, она после этого попала в рай. В раю хорошо. И всё-таки... её очень жалко. И Святую Маргариту тоже жалко, ведь и с ней так же поступили.

- Батюшка, а разве это правильно, что Екатерину и Маргариту, таких хороших, добрых и красивых, так жестоко мучили и убили?

- Их жертва была угодна Богу, Жаннетт. Своим страданием они приблизились к нему. Господь безмерно пострадал на распятии, и все лучшие люди тоже страдают.

Страдают - лучшие? Но вот Луи-Школяр рассказывал на днях, как он видел однажды в Париже казнь ведьмы. Её сожгли живую. Она так кричала от боли... даже слушать рассказ Луи - и то страшно. А уж видеть это... А каково ей было терпеть? Вчера вот - обожглась я о свечку, ужас как больно, кажется, нет ничего хуже. А как же ей пришлось на костре? Получается, что и она - лучшая? Ведьмы и еретики, которых сжигают на кострах... лучшие из людей? Не следует спрашивать об этом отца Фронта, а то вдруг он рассердится на Луи... вот в прошлый раз ему нагорело - только за то, что пытался объяснить мне и брату Жаку, что такое буквы.

- Жаннетт, а почему Катрин не приходит с тобой ко мне?

Ой, неудобно как. Катрин ведь сейчас неподалёку, опять упражняется в бросании камней. Совсем ещё крошка, а уже всяко умеет... Отца Фронта она терпеть не может, правда, дразнить его не решается, просто избегает.

- Батюшка, сестричка Катрин ещё слишком мала...

Отец Фронт вздохнул и укоризненно покачал головой. Как жаль, что младшая дочка Дарк не желает брать пример со старшей в благочестии и целомудрии...

* * *

- Но когда повели Гиневру на казнь, храбрый сир Ланселот внезапно напал, бросился на стражников, опрокинул их, подхватил прекрасную королеву на коня - и увёз её прочь!

Луи-Школяр в упоении рассказывал очередную легенду о рыцарях Круглого Стола. Сёстры Дарк, выгнавшие стадо на луг возле леса, с раскрытыми ртами внимали ему. Так здорово он рассказывает... как много всего знает. А отец его был настоящим рыцарем, вроде Ланселота, на войне побывал... и его убили бургундцы. И маму Луи тоже убили. Бедняжка... сирота.

Майское солнце приветливо согревало землю, приходившую в себя после зимней стужи. Заливались трелями птицы. Рядом с детьми лениво развалились три здоровенных сторожевых пса - Толстяк, Рык и Хвост, - а чуть поодаль щипали свежую зеленеющую травку овцы. Лес невдалеке мягко шелестел листвой под лёгкими дуновениями ветра. Так не верилось, что в это время где-то идёт война, мучают и убивают людей...

Первой опомнилась Катрин:

- Послушай, Школяр, а ты не врёшь? Так складно всё рассказываешь. Что ни случится - храбрый рыцарь непременно приходит на помощь, одолевает злых и спасает красавицу. А почему же никто не придёт прогнать англичан? Почему они делают что хотят, грабят и убивают?..

Жанна видела по лицу Катрин, что та вовремя прикусила язык - не стала напоминать Луи про гибель его родителей. После короткой паузы, однако, сестрёнка зашла с другой стороны:

- И ещё объясни: ведь этот Ланселот - англичанин, верно? Как злой король Генрих?

Луи смешался. Вот этого он не знал наверняка. Но надо же поддержать свой авторитет:

- Почему это - англичанин? Он был... шотландцем. Шотландцы все хорошие. Да и среди англичан не все плохие.

- Не все? А почему же тогда хорошие англичане не остановят плохих, не прогонят злого азенкурского мясника?

Луи стало не по себе. Ох уж эта Катрин, до чего трудные вопросы задаёт... лицом так похожа на сестру, а колючая, будто ёжик.

- Понимаешь, Катрин... французы сами должны для этого сделать многое. Великий волшебник Мерлин, друг славного сира Ланселота, предсказал, что от беды Францию спасёт девушка... пришедшая из Лотарингии. И родится эта девушка вблизи дубового леса.

Обе сестры невольно посмотрели на шелестящий листвою дубовый лес.

- Жаннетт! Смотри - волк!

Прежде чем Жанна взглянула в ту сторону, куда указывала сестра, Толстяк вскочил, оскалился и зарычал, ощетиниваясь. Следом за ним дёрнулись и два других пса. Все трое помчались к лесу, откуда вынырнул тощий после зимней голодухи серый разбойник. Катрин громко закричала и, вытаскивая из складок юбки ножик и рогатку и подхватывая на ходу камни, бросилась вслед за собаками. Жанна и Луи опешили, не зная, присоединиться ли к Катрин...

Жанна машинально оглянулась - с другой стороны подкрадывались два других волка... нет, три... четыре! Четверо хищников приближались к стаду, зайдя со стороны деревни, пока собаки увлеклись погоней за их собратом, который так хитро отвлёк на себя всеобщее внимание!

- Луи, смотри, волки! Целых четверо! Катрин, верни собак, скорее! Катри-и-ин!!!

Луи растерянно смотрел на приближавшихся оскалившихся серых зверюг. Разве возможно двоим детям справиться с ними? Но Жанна уже рассердилась и позабыла о страхе. Она схватила длинный посох и, пренебрегая опасностью, рванулась к лесным разбойникам:

- А ну - прочь отсюда! Быстро!

Волки в растерянности застыли на месте. Всего-то одна девочка против них - четверых... Однако Жанна, не давая им опомниться, быстро подбежала к ближайшему зверю и замахнулась на него палкой. Тот отпрянул, скалясь и рыча...

Наверное, волки быстро пришли бы в себя и растерзали ребёнка, но в это самое время, заливаясь лаем, на них уже мчались Толстяк и Хвост, а Луи, придя в себя от неожиданности, подхватил несколько камней и, пусть не так умело, как Катрин, запустил ими в того зверя, который заходил на Жанну сзади. Спустя несколько мгновений серые мародёры уже уносили прочь ноги, поджав хвосты. Луи и Катрин, тяжело дыша, смотрели им вслед, собаки всё ещё скалились, оглядываясь, не подбираются ли другие разбойники, а Жанна уронила палку и затрепетала всем телом. Страшно...

* * *

По дороге в деревню девочки уговорились не рассказывать родителям о нападении волков. В любом случае - их недосмотр, да и кто поверит, что волки так поумнели, что додумались отвлекать внимание людей ложным нападением?

Однако дома их ждал совсем другой разговор.

На лавках сидели молодые женщина и мужчина, а рядом с ними двое маленьких чумазых детей - мальчик и девочка, казавшиеся чуть младше Катрин. Лицо мужчины выглядело усталым. Женщина... когда повернулась, оказалось, что она прижимала к груди совсем крошечного ребёночка - возможно, совсем недавно родившегося. Изабель, мать Жанны и Катрин, готовила ужин, отец Жак, с сумрачным видом сидя за столом, выслушивал рассказ беженцев, а братья ещё не вернулись с рыбалки. Сёстры, едва войдя в дом, тихонько присели на лавку и стали прислушиваться к разговору. Вскоре стало ясно, что гости - беженцы... беженцы из Нормандии. Отец семейства, которого звали Франсуа, участвовал в защите города от годонов и был ранен. С трудом избежал он плена и гибели. По его словам, сразу после захвата города англичане устроили публичные казни пленных. С тех пор повешения и обезглавливания в Руане не прекращались. Стоило кого-то из английских солдат выловить мёртвым из Сены - и годоны тотчас принимались хватать без разбору десятки прохожих на улицах, объявляли их заложниками, а затем казнили. Смерть грозила также за непочтительные высказывания об английских властях, неуплату податей, за уклонение от службы в армии годонов и многое другое. Руан кишел соглядатаями, люди стали шарахаться друг от друга.

Семья Франсуа шла три месяца из Нормандии в Лотарингию, значительную часть расстояния преодолела пешком. По дороге их ограбили разбойники, затем умерла свояченица Франсуа, которая ещё в Руане заболела после того, как её изнасиловали солдаты.

Франсуа рассказывал негромким, спокойным голосом, плохо сочетавшимся с содержанием его речи. Его жена баюкала младенчика и казалась чем-то встревоженной. Дети Франсуа сидели тихо и неподвижно, голодным взглядом следя за манипуляциями Изабель. Наконец, Жак Дарк шумно вздохнул и несильно ударил ладонью по столу:

- Ладно! Можете пока оставаться у нас. Решайте: будете работать - нам руки нужны, а рты нас не пугают. Голодать не будете. А вот бездельников мы не терпим.

Франсуа понурился под тяжёлым взглядом хозяина:

- Д-да... конечно, я готов работать. Я многое умею. Сделаю всё, что прикажете!

- Ну - вот и договорились!

* * *

Я бреду по дороге под пасмурным небом Англии. Я не знаю точно, куда иду, но меня ведёт ощущение близости того, кого мне необходимо найти.

Вот он - рыцарь в серебристых доспехах, с белым оружием, на белом скакуне. Его невозможно не узнать.

- Сир Ланселот! Пожалуйста, не сердитесь на меня! Я - всего лишь простая девочка из деревни Домреми, но мне необходимо поговорить с вами! Вы очень нужны мне и моему народу! Сир Ланселот, мою страну губят и разоряют годоны, злые англичане! Их много, они сильны, и мы не можем с ними справиться! Сир Ланселот, помогите нам, пожалуйста!

- Жаннетт, маленькая Жаннетт! К сожалению, я не в состоянии прийти к вам на помощь! Вы должны справиться сами со своей бедой!

- Мы не можем, Сир Ланселот! У нас нет оружия! Наших мужчин некому повести в бой!

- Жаннетт! Ты уже знаешь пророчество Мерлина: Францию спасёт девушка, пришедшая из дубового леса Лотарингии! Не тот ли это лес, рядом с которым вы так часто пасёте овец?

- Сир Ланселот... о ком вы говорите, о какой девушке? Ведь не обо мне? Сир Ланселот... это вы... или...

- Нет, Жаннетт! Я не Ланселот. И всё же ты меня хорошо знаешь. Мы часто встречаемся с тобой... в церкви.

Святой Михаил-Архангел... Вы снизошли до обращения ко мне...

- Святой Михаил... как же так... ведь я - всего лишь ребёнок... простая девочка.

- Именно так, Жаннетт. Францию спасёт простая девушка, пришедшая из дубового леса Лотарингии. Таково пророчество.

- Но... может быть, речь идёт о другой... простой девушке? Не обо мне?

- А о ком же тогда, Жаннетт, если не о тебе? Слишком легко - сказать себе: простых девушек много, речь идёт о другой, я ни при чём, моё дело - пастбище, прялка, уборка, позже - семья. Куда труднее признать, что только ты можешь выполнить то, что не удаётся никому. Главное - поверь в себя. Пойми, что если ты этого не сделаешь, то ни у кого не получится. И вот тогда, Жаннетт, действуй без страха и сомнения. Ты сможешь, ты спасёшь Францию. Я, Святой Михаил-Архангел, обещаю это тебе. Смелее, Жанна из Лотарингии!

Внезапно откуда-то вблизи послышался женский плач. Образ Ланселота - Святого Михаила-Архангела тотчас растворился в небытии улетающего сна. Жанна проснулась. Плакала женщина - та, которая пришла с Франсуа.

Жена Франсуа плакала оттого, что только что умер её крошечный ребёнок.

 

Глава 2. Орлеанская Дева

Шинон, Франция, весна 1429.

 

- Какое у вас красивое платье, Дева Жанна!

Семилетняя Агнес, воспитанница королевы Иоланды, с восхищением смотрела на Жанну, которая не без волнения окидывала взглядом свою фигуру в высоком зеркале. Да, платье было и вправду удивительно красиво. Ярко-синее, оно аккуратно облегало фигуру Жанны, в то же время оберегая её целомудренность. Под стать замечательному платью были туфельки синего атласа, на невысоких каблучках, к которым девушке пришлось привыкать несколько дней, и теперь она, приподняв подол, с удовольствием рассматривала своё отражение. Ещё недавно Жанна опасалась, что её тёмно-каштановые волосы, изрядно остриженные перед отъездом из Вокулёра, произведут на дофина не лучшее впечатление, но теперь и этого можно было не опасаться: за время поездки в Шинон и ожидания аудиенции они успели отрасти. Пусть не до прежней длины, и всё же вполне достаточно, чтобы сделать из них изящную причёску, способную достойно украсить семнадцатилетнюю девушку с красивой стройной фигуркой и миловидными чертами лица.

Похоже, предсказания Голосов начали сбываться. Ах, эти Голоса...

С тех пор как Жанна впервые заговорила во сне со Святым Михаилом-Архангелом, она некоторое время держалась, не желая превращаться в девушку из легенды. И то сказать - как поверить в собственные сны и мечты? Но если эти сны повторяются день ото дня... Если в церкви, в отсутствии посторонних, приходят к ней Святая Екатерина, Святая Маргарита, а нередко и тот же Святой Михаил-Архангел, такие реальные, что кажется: протяни руку - и осязаешь их... Мечты? Выдумка? Здравый смысл подсказывал - да, Жаннетт, это не более чем твоё воображение. Скажи им "нет" - и они исчезнут, рассыпятся, больше никогда тебя не потревожат. Но вот их исчезновения Жанна вовсе не желала. Почему? Неужели так хотелось самой осуществить предсказание Мерлина? Возможно, и так. И вместе с тем... ах, как жаль, что за все эти годы так и не появилась какая-нибудь другая девушка, которая бы взялась исполнить легенду, чтобы можно было, вздохнув с облегчением, вернуться к мечтаниям, привычным для девочек-подростков. И пусть бы даже она, эта другая девушка, не была из дубовых лесов Лотарингии - что за дело? А если бы и не девушка, а смелый рыцарь, так похожий на Ланселота... или вовсе не схожий с ним... Всё-таки изгнать годонов - дело рыцаря, а не девушки, что бы об этом ни говорил волшебник Мерлин. Но нет, никто другой не пришёл на помощь Франции, а бедствия её становились всё злее день ото дня, и уже огненное дыхание их обжигало временами Домреми...

Жанна хорошо помнила тот день, когда она уступила собственному воображению. Ей было тогда тринадцать лет. Она сказала самой себе, а может, и настоящей Святой Екатерине: хорошо... я попробую... постараюсь. И всё же уступать до конца не хотелось. Легенда легендой, но Жанна обещала себе... или Святой Екатерине - "всего лишь" короновать дофина Карла. В конце концов, именно король должен защищать свой народ от чужеземных захватчиков. А если короля пока нет - согласна, должен же кто-то помочь дофину. Должен кто-то, а кроме меня некому. После этого пришлось готовиться к выполнению миссии. Были уроки "рукопашного боя" под мудрым руководством самого могучего и прославленного в этом деле бойца Домреми - сестрёнки Катрин. Были беседы с отцом Фронтом - о Боге, его избранниках, о жертвенности. В то же самое время, положа руку на сердце, Жанна совсем непрочь была в один прекрасный день вдруг услышать от какого-нибудь вестника: радуйтесь все, наша доблестная армия разбила годонов, дофин Карл коронован, Бургундия признала его власть. Вместо этого пришло горе в когда-то благополучный и тихий Домреми: нападения мародёров и бургундцев, грабежи и убийства, от которых приходилось спасаться в крепости Нефшато. Вот и уроженцы Домреми становились всё чаще и чаще похожи на тех беженцев, которых ещё так недавно снисходительно встречали у своих дверей.

Как будто кто-то свыше подталкивал Жанну к осуществлению обещанного...

И однажды Голос сердца, принявший облик Святого Михаила, молвил: Жанна! Пора! Твой час пришёл. Теперь, спустя месяцы после этого, она с трудом верила - полно, со мной ли это было? Я ли отказала Эдмону, лучшему жениху Домреми, который уже имел согласие моих родителей, обрадованных тем, что жених заранее отказался от приданого... а потом выиграла суд в Туле, отменивший мою с Эдмоном помолвку... Я ли покинула отчий дом, едва не получив на прощание родительское проклятие... возможно, от него, а также от жестоких побоев спасло только вмешательство Катрин... А затем были бесплодные попытки добиться понимания у сира Робера де Бодрикура в Вокулёре, и неожиданно для самой себя в отчаянии я вдруг закричала ему, что, пока он отгоняет меня, Франция терпит новое кровавое поражение... Мне и в голову не приходило, что в те самые минуты, когда я произносила эти слова, шла Селёдочная битва под Орлеаном - и французы снова были разбиты. Едва узнав об этом поражении, он заподозрил меня в колдовстве, и лишь моя покорность его духовнику убедила сира Робера поверить мне, снарядить меня в путь, дать охрану и рекомендательное письмо к королеве Иоланде. Затем - долгий и трудный переход по Бургундии с отрядом из семи человек, которыми командовал Жан де Мец... заговор трёх солдат, желавших выдать меня бургундцам... я тогда в отчаянии крикнула им, что грех предательства ведёт к гибели... Я-то имела в виду гибель души и вечные муки ада. Откуда мне было знать, что почти сразу после этого зачинщик свалится в колодец и захлебнётся там на глазах обоих своих сообщников - и мои слова о его гибели приобретут иной, такой неожиданный для меня самой, вполне отчётливый смысл, слишком убедительный для каждого в отряде?

И вот теперь - аудиенция у дофина, которой наконец-то добилась его тёща, королева Иоланда. Как она говорит - добилась не без содействия орлеанцев, которым весьма несладко приходится в английской осаде и которые очень непрочь принять посланницу Небес - разумеется, во главе крупного отряда и с обозом продовольствия. Да, платье великолепно... как жаль, что не его я собираюсь носить отныне. А почему, собственно? Если получится то, ради чего я здесь, короную дофина, отправлюсь домой в Домреми, а перед отъездом попрошу добрую королеву Иоланду подарить мне это платье насовсем. Так хочется покрасоваться в нём дома... Между прочим, Эдмон вовсе не противен, и после осуществления миссии - почему бы мне не пойти навстречу тому, чего он добивался в Туле? Вот он удивится: без всякого суда! Правда, до этого нужно прогнать годонов от стен Орлеана, а потом ещё открыть дорогу дофину в Реймс. Сир де Мец говорит, что короновать Карла можно и в Сен-Дени, и всё же все согласны, что лучше Реймс. Там с давних времён коронуются на престол французские дофины - значит, и Карлу туда надо. И... конечно, не это главное, и всё-таки... от Реймса рукой подать до Домреми. Да, но как справиться с годонами? Не знаю... Но ведь я не одна буду этим заниматься, со мной будут солдаты, храбрые рыцари, опытные капитаны, которых только нужно убедить, что победа возможна, а дальше уж у них получится всё как следует. Между прочим, надо попробовать уговорить англичан уйти по-хорошему. Что, если получится? Ведь если меня услышат хорошие англичане, может, они постараются убедить, заставить плохих. Так не хочется, чтобы лилась кровь...

- Жанна! Ну как, ты готова? Выглядишь отлично! Смотри, не перепутай: король сидит на троне, все остальные стоят перед ним... и ещё... есть одна особенность у короля...

Ой, какая неприятная особенность. Лучше бы её величество Иоланда не говорила мне об этом. Хотя... я ведь всё равно вот-вот узнаю сама. Как-нибудь перетерплю. Ведь, кроме него, спасти Францию некому. Постараюсь поменьше смотреть на дофина Карла.

* * *

- Её величество королева Иоланда!

Ничего удивительного, что церемониймейстер даже не упомянул Жанну, хотя именно ради неё прибыла королевская тёща. Подумаешь, какая-то деревенская девчонка без роду и племени. Правда, именно на неё, Жанну, тотчас уставился весь двор дофина Карла. Уж очень хороша эта безродная девчонка...

Увидев, как все окружающие уставились на неё с любопытством, Жанна, и без того ослеплённая обилием свечей, совершенно растерялась. Где королева Иоланда? Ведь только что она была здесь, рядом. Ушла куда-то в сторону, к придворным. И что теперь делать? Наверное, подойти к дофину? А где он? Ах да, на троне. А где трон? Как он выглядит? Королева Иоланда сказала, что на нём дофин сидит, а все придворные стоят почтительно вокруг. Но тут все стоят! Стоят вокруг меня, а не этого непонятного трона! Стоят вокруг меня - и рассматривают!

Жанна покраснела, вконец смутилась и сделала движение вправо. Толпа придворных с готовностью расступилась перед ней. Куда идти? Может, они меня пропускают к трону? Жанна сделала несколько неуверенных шагов в том же направлении... и едва не наткнулась на молодого человека с землистого цвета лицом, который с потрясённым видом смотрел на неё:

- Как вы узнали меня, дитя моё?

Ой! Кого это я узнала? Кто он такой, этот человек?

Ох... Вот она, та самая особенность, о которой говорила её величество. Так это... дофин Карл???

Жанна услыхала, как по залу прошелестел громкий шёпот:

- Она узнала короля! Переодетого! Невероятно! Как ей это удалось?!

Так это и вправду - дофин?!

- Ваше величество... я...

- Вам указали на меня ваши Голоса?

Откуда он знает про Голоса? От королевы Иоланды? Может, не стоило мне рассказывать ей о них? А как бы иначе я объяснила свою просьбу?

- Д-да... ваше величество...

А кто этот человек рядом с дофином, такой похожий на него, но значительно более приятного вида?

- К вашим услугам, дева Жанна! Я - герцог Алансонский, брат короля!

К моим услугам - брат дофина?! Ой, здорово!

- Как это приятно, ваше высочество! Чем больше королевской крови примкнёт к нашему делу, тем лучше для Франции!

Здорово это я сказала! Самой нравится!

- Ваше величество! Мне кажется, вы не должны доверяться этой девушке!

Кто этот человек, так уверенно обращающийся к дофину? Выглядит как служитель церкви... важная особа... архиепископ? Ой.

- Дитя моё, что же ваши Голоса хотели передать мне через вас?

Что я должна теперь сказать? Что мне нужно в армию? Попросить, чтобы он познакомил меня с капитанами? Уговорил их поверить мне? Нет... кажется, сейчас ему нужно услышать что-то другое. Что-нибудь неожиданное, удивительное. Как мне быть? Для начала - нужно выиграть время.

- Ваше величество, благородный дофин! То, что я обязана сообщить вам, предназначено только для ваших ушей! Мы должны остаться с вами наедине!

Хотя, по правде, именно с ним мне бы хотелось общаться меньше, чем с кем бы то ни было другим из присутствующих. Вот если бы с его братом...

- Да, дитя моё. Пожалуйста, пройдите со мной в капеллу. Господа придворные, прошу вас, оставайтесь здесь, отдыхайте, развлекайтесь!

Что, что бы такое сказать? Ну, Голоса, выручайте! О, вот: отец Фронт говорил, что в старых церквах под алтарями непременно клали что-нибудь этакое...

- Ваше величество! Голоса повелели мне передать вам, что вы, а не английский король Генрих, - подлинный наследник французского престола! Доказательством этому станет то, что ваши люди найдут.. под алтарём в церкви святой Екатерины в Фьербуа!

Голоса, не подведите, умоляю вас! Святая Екатерина, пожалуйста! Ничего умнее мне в голову не пришло. Лишь бы там оказалось хоть что-нибудь достойное внимания.

Жанне показалось, что на дофина её слова произвели сильное впечатление. Карл вздрогнул, провёл рукой по лицу...

- Хорошо, дитя моё... сегодня, нет, сейчас же мои люди поедут в Фьербуа. Вот только... простите, но... архиепископ требует, чтобы вас проверила церковная комиссия. Это произойдёт в Пуатье. Они хотят знать, что это за Голоса, которые вас направили ко мне. Вы ведь не возражаете?

Мамочка моя! Час от часу не легче. Ещё не известно, с чем вернутся слуги короля из Фьербуа, а тут ещё комиссия. Хотя - нет худа без добра: комиссия начнёт меня проверять, все забудут про Фьербуа, и... Да, но как мне быть на этой самой комиссии, что ей говорить, как объяснять? Не скажу ведь я им, что придумала Голоса. Придётся как-то выкручиваться. А может, ко мне и вправду приходят святые Екатерина, Маргарита и Михаил? Ведь я их вижу, слышу так явственно... И как я опишу их комиссии? Откуда мне знать, как они должны выглядеть? А может, именно так, как они предстают передо мной... Ведь и комиссия едва ли это знает! Не видела же она этих святых! Решено: расскажу им, как я вижу Голоса во сне... в церкви...

- О, ваше величество, разумеется, я не возражаю! Пусть меня проверяют столько, сколько нужно!

Но лучше чтобы побыстрее. Королева Иоланда говорит, что орлеанцы не могут долго ждать.

* * *

Жанна сладко спала рано утром два дня спустя после её встречи с дофином Карлом, когда мимо окон покоев королевы Иоланды проскакали всадники на взмыленных лошадях. И почти немедленно со стороны апартаментов дофина донёсся взволнованный крик:

- Ваше величество! Прибыли гонцы из Фьербуа! Под алтарём в церкви святой Екатерины обнаружен старинный меч! Возможно, что это - меч, принадлежавший самому Карлу Великому!

* * *

Окрестности Орлеана, май 1429

 

- Видите ли... мадмуазель... если мы проведём армию к Орлеану мимо позиций годонов, то они ведь нападут на нас!

Капитан Дюнуа, батард Орлеана, снисходительно, как и полагается при обращении к несмышлёному ребёнку, пытался объяснить Жанне, почему нельзя вести армию в осаждённый город по правому берегу Луары. Почему нельзя по левому, Жанна поняла сама, сразу, едва только увидела главное укрепление англичан на том берегу - Турель, прикрывавшую мост через Луару от французских войск. Сходу, с марша такую крепость не возьмёшь, но... значит, надо идти по правому берегу! Там, где у англичан главные силы! Жанна не могла скрыть своё раздражение:

- Я вас не понимаю, Дюнуа! Ведь мы здесь именно для того, чтобы сражаться с англичанами! Они нападут на нас - отлично, дадим им бой на открытом месте, не придётся штурмовать их бастионы! Вы сами говорили мне, что на этом берегу их вдвое меньше, чем наших воинов!

- Да, но... армия не готова к бою. Много месяцев наши солдаты не видели побед. Они просто разбегутся в страхе при виде одного-единственного годона!

- Дюнуа, мне очень жаль, что вы так думаете о своих солдатах! Дайте им шанс! Если вы не собираетесь немедленно стать англичанином, уважайте тех, кто готов биться с врагом! Я знаю своих солдат! Они готовы сражаться и погибнуть ради свободы Франции!

Жанна знала, о чём говорила. В то самое время, когда на протяжении трёх недель её в Пуатье допрашивала церковная комиссия, под знамя Девы стихийно собирались тысячи добровольцев. Многие из них не имели при себе никакого оружия, опыта боёв, другие обладали тем и другим и охотно учили новобранцев. Удивительно, но местные жители охотно давали солдатам еду и одежду. Занятая делами комиссии, Жанна не имела возможности часто встречаться с теми, кто шёл под её командование, но тем приятнее ей было время от времени видеть их - всё более многочисленных и организованных. Осознание этой силы придавало ей уверенности на церковных допросах:

- Если Бог желает изгнать англичан из Франции, зачем тебе солдаты?

- Чтобы показать Богу, что Франция сама тоже хочет для себя свободы! Дело солдат - сражаться, а дело Бога - дать им победу!

- Покажите знамение, которое подтвердит, что вы и впрямь направлены Богом!

- Отправьте меня с армией в Орлеан, и вы увидите столько знамений, что хватит на века!

Помимо допросов, Жанне ужасно надоели многократные процедуры изгнания бесов. Вроде бы ничего неприятного или болезненного, но занудно и отнимает время. Наконец, злосчастная комиссия разрешила Жанне возглавить армию. К этому моменту численность добровольцев, собравшихся под её знамя, превышала все остальные французские войска, вместе взятые, и назначение девушки главнокомандующим армией стало просто признанием очевидного факта. Однако это же обстоятельство кололо глаза другим французским капитанам, и в первую очередь Дюнуа Орлеанскому. В свою очередь, Жанна быстро поняла, что ни Дюнуа, ни большинству других командиров она доверять не может: обманули же они её, приведя армию к Турели вместо Орлеана. Раздосадованная девушка решила взять командование в свои руки, по крайней мере, до прибытия в Орлеан, предоставляя остальным капитанам либо присоединиться к ней, либо убираться восвояси:

- Значит, так, Дюнуа! Я веду армию к Орлеану правым берегом! Хотите идти со мной - милости прошу!

Дюнуа раздражённо пожал плечами. Вот дура деревенская. Один раз удалось ей проскочить в Орлеан, провезти продовольствие под носом у небольшого английского отряда - она и возомнила о себе. Значит, сейчас всё и закончится. Англичане атакуют, французы разбегутся, на этом история похода Девы Жанны завершится.

Некоторое время они ехали молча впереди войска, Ла Ир, Буссак и Рец следовали за ними. Дюнуа невольно оглядывался назад: надо же, какая длиннющая колонна - даже хвоста её не видать. Убедила-таки французов Дева Жанна пойти за ней. Только этого мало, надо ещё уметь сражаться и побеждать. Это вам, мадмуазель, не стадо пасти на лужайке.

Вот уже показались впереди английские укрепления.

- Ну, что? Разворачиваемся в боевой порядок?

Жанна молчала, погружённая в размышления. Дюнуа подождал ответа, оглянулся на других безмолвных капитанов, затем пожал плечами: пусть девчонка делает что хочет, раз уж всем наплевать.

Всё ближе и ближе английский бастион... Вот уже видны солдаты на стенах... пушки... возле пушек - канониры с зажжёнными факелами... А глупая деревенская девчонка словно и не видит, что перед ней. Сейчас начнётся...

Армия Жанны Дарк шла без единого выстрела мимо английских укреплений, словно не замечая их. Слышались топот конских копыт, фырканье лошадей, звон доспехов и оружия да скрип телег. И англичане застыли в своих бастионах - словно парализованные.

Жанна не могла знать, что спустя несколько веков военный приём, невольно использованный ею во время движения армии в Орлеан, получит наименование "психическая атака".

* * *

Святой Михаил... Святая Екатерина... Святая Маргарита... Завтра - решающее сражение. Мы будем биться за Турель. Помогите мне, пожалуйста! Я так мало знаю... Мне не удалось убедить англичан уйти добром, из-за этого едва не погибли два моих гонца - люди, которые доверяли мне. Пришлось сражаться. Впервые я увидела, как в бою льётся французская кровь. Это произошло из-за меня... из-за того, что орлеанцы поверили мне. Едва только армия вошла в город, они под командованием Дюнуа напали на бастион Сен-Луи - и их отбросили... Я опоздала: когда я приехала туда, уже были убитые и раненые французы. Правда, мы немедленно снова перешли в атаку и почти сразу поднялись на стены... Святая Екатерина, это ничего, что я кричала солдатам "кто любит меня, за мной!"? Это ведь не грех гордыни? Я просто знала, что иначе нас побьют, а милой Франции уж и без того досталось... А потом вдруг появились годоны со стороны западных укреплений, нас едва не окружили... Это было очень страшно, мне вдруг показалось, что я снова рядом со стадом, на которое нападают хитрые волки - один отвлекает внимание, другие подбираются сзади... Пришлось отправить ополченцев с пиками навстречу врагу, годоны остановились. И вдруг оказалось, что бастион Сен-Луи уже взят. Так странно, неожиданно! И приятно... победа... Я сама такого не предполагала. Потом выяснилось, что никто не ожидал, и даже сам Дюнуа... а зачем же он повёл людей в бой, если не верил в победу? Не могу я этого понять. И всё-таки самое страшное было позже... когда я увидела убитых англичан... их было так много. И на моих латах была их кровь... Господи, вразуми, что мне делать? Я не хочу, чтобы погибали англичане, даже если они плохие! Но ведь иначе - гибнут французы! Неужели только так и возможно? Потом очень похоже было у бастиона Огюстен на левом берегу, нас едва не опрокинули англичане, вышедшие в контратаку. Хорошо - моя гвардия с копьями остановила их. Даже удивительно: двадцать человек - против сотни, а то и больше... и годоны неожиданно встали, как вкопанные. А тут подоспели Ла Ир и де Рэ, мы бросились вперёд - и вдруг опять оказалось, что бастион взят, бой окончен... я и не заметила, как это произошло. А что будет завтра? Такая страшная эта Турель. Как Солсбери сумел её взять? Уму непостижимо. А ещё удивительнее - то, как он погиб: говорят, от шального выстрела, который нечаянно произвели мальчишки, игравшиеся с одной из пушек на стене Орлеана, когда канониры ушли, чтобы перевязать раны.

Как мы будем брать Турель? Не знаю. Но ведь не взять её - нельзя!

Мои Голоса! Пожалуйста, помогите мне! Научите, что делать! Я не знала, когда шла в Вокулёр, что мне придётся самой командовать армией! Я не готова к этому! Я всего лишь слабая, необразованная деревенская девушка! Почему, почему никто не хочет помочь мне?

* * *

Утром 7 мая 1429 года французские войска под командованием Орлеанской Девы вышли на штурм Турели - главного бастиона англичан на левом берегу. Первый удар французы наносили по высокой баррикаде, подпорной стене, защищавшей форт с его наиболее слабой стороны, обращённой к Орлеану. Защитники Турели, словно заворожённые, смотрели, как к ним приближаются тучами солдаты противника, прикрывшиеся щитами. Французы придвинули пушки и принялись обстреливать защитников баррикады. Те пытались отвечать, но их артиллерия была намного слабее. Баррикада разваливалась на глазах, англичане гибли десятками. Французы принесли осадные лестницы, и начался штурм баррикады. У англичан словно появились новые силы, они обстреливали атакующих и швыряли в них камни - обломки полуразрушенной стены. Каким-то чудом смогли они отогнать штурмующих. И вдруг перед ними появилась девушка в серебристых доспехах, державшая в руках белое знамя с шёлковой бахромой. Та девушка, о которой столько твердили в последние дни их соратники. Та самая Дева Жанна, которая поклялась короновать ублюдка Карла. Та, которая колдовством провела восемь тысяч солдат в Орлеан, в тот же день захватила Сен-Луи, а затем и Огюстен - и их защитники оказались совершенно беспомощны перед чарами этой ведьмы. Неужели её ничем не проймёшь?

Сотни стрел из луков и арбалетов обрушились на семнадцатилетнюю девушку. Мгновение - и метко посланная одним из арбалетчиков железная стрела пробила её доспехи, поразив ключицу.

- Захватить ведьму - живой или мёртвой!

Сэр Уильям Гласдейл, командир англичан в Турели, лично командовал солдатами, бросившимися на вылазку - к истекающей кровью Жанне. Над ней закипела жаркая схватка. Англичан удалось отбросить, французы отнесли Жанну в сторону, сняли с неё доспехи. Плача от боли, девушка сама вынула стрелу, и ей наложили повязку на рану.

На этом битва за Турель окончилась. По крайней мере, так показалось торжествующим англичанам. Французы уныло покидали территорию перед баррикадой, отвозили в сторону пушки. На верху баррикады послышался смех, победоносные англичане дразнили жалких бездельников, неспособных ни на что без своей ведьмы. Победа...

С чем сравнить ужас англичан, когда они увидели только что сражённую колдунью с рукой на перевязи, снова призываюшую своих солдат на штурм?

Неужели с ней невозможно справиться?

Защитники крепости не успели опомниться, а французы уже лезли тысячами на стены. Хуже того, со стороны моста появился другой отряд орлеанцев, который поджёг деревянный мост, соединявший баррикаду с крепостью. Защитники баррикады оказались отрезаны. Англичанам в фортах на правом берегу оставалось только смотреть в ужасе на гибель своих товарищей - помочь им было уже невозможно. Французы, разозлённые предыдущими неудачными стычками этого дня, не брали пленных, если за них не заступалась Дева Жанна. Потеряв большую часть своих людей на баррикаде, защитники Турели уже не могли ничего противопоставить штурмующим. Солнце ещё не начало закатываться, когда остатки гарнизона Турели сдались.

На этом история осады Орлеана завершилась. За девять дней деревенская девушка из Лотарингии сделала то, что за девять месяцев не удалось опытным французским командирам. Единственное, что оставалось теперь капитану англичан сэру Джону Тальботу, - это увести своих уцелевших солдат прочь от Орлеана и его грозной спасительницы. Именно так он и поступил: в течение ночи его войска тихо покинули уцелевшие форты, бросив не только припасы и артиллерию, но также своих больных и раненых товарищей, которым теперь оставалось надеяться только на то, что французская ведьма будет к ним куда добрее, чем их собственные командиры.

Так оно и оказалось.

* * *

- Приветствую вас, ваше преосвященство!

- Здравствуйте, ваша светлость! Добрый день, милорд!

- Шутить изволите, ваше преосвященство? Разве могут быть сейчас добрые дни?!

- О, милорд, я вас понимаю! Вы, несомненно, имеете в виду то, что произошло под Орлеаном?!

- Именно это. Какая-то девчонка... пастушка... Это не только одно из самых тяжёлых и унизительных поражений английской короны, но и самое непонятное!

- И попахивает колдовством... не так ли?

- Вы полагаете, ваше преосвященство, Дева Жанна - колдунья?

- В этом я не уверен. Но вот еретичка она - вне всякого сомнения!

- Еретичка? Но ведь ваши коллеги проверяли её благонадёжность в Пуатье и остались вполне удовлетворены!

- Самое огорчительное - то, что эту глупость поддержал ректор Парижского университета. Это потому, что меня там не было. Однако не всё так плохо, материалы процесса в Пуатье могут куда-нибудь исчезнуть... если того захочет архиепископ Франции. Впрочем, он пока, увы, к этому не готов. Но всё может измениться.

- Она и колдунья, будьте уверены! Она заворожила всех французских солдат! Они с радостью умирают, защищая её!

- Если бы только французские солдаты... Ваша светлость, ваше преосвященство, всё обстоит намного хуже: почти каждый английский командир мечтает захватить Деву Жанну в плен - и взять её замуж! Вся английская армия только и знает, что твердит о её необычайной красоте, уме и отваге!

- Ну, знаете... если так, то я не удивляюсь тому, что произошло под Орлеаном. Да, это колдовство, бесспорно. Но и ересь тоже. Вопрос - что вы собираетесь делать? Вы можете взять её в плен и передать мне, церкви, для вынесения обвинительного приговора за ересь и колдовство? Будьте уверены - она получит всё, что ей причитается! Её пепел будет выброшен в Сену! Если понадобится вынудить её к признанию, я прикажу её пытать!

- Боюсь, что у нас слишком мало сил для этого. Потери Англии под Орлеаном были очень велики. Я просил его высочество милорда Бедфорда собрать в Англии людей - сколько получится, но вряд ли и это поможет. Дева Жанна окружена всеобщей любовью надёжнее, чем стенами крепости.

- Великие завоеватели говорили: осёл, нагруженный золотом, возьмёт любую крепость... Может, и не стоит нам так уж возражать против коронации ублюдка Карла? В конце концов, чем он сможет нам помешать. И давайте не будем забывать, что архиепископ Франции - всего лишь человек...

 

Глава 3. Луара - река крови

Долина Луары, июнь 1429.

 

Капитан Дюнуа, любимец прекрасных дам, батард Орлеанский, мрачно смотрел на проходившие перед ним в направлении крепости Жаржо войска. Просто какое-то сумасшествие. Эта девчонка... Может, правду говорят, что она волшебница? Ведьма? Или, хуже того, святая? Ведь это уже не война вовсе. Испокон веков мы воевали просто: собрали солдат, дали одно-два сражения, победили или проиграли, заплатили жалование войску, распустили большую его часть, получили выкуп за вражеских пленных, заплатили за своих - и по домам до следующего похода. А теперь что происходит? После чудес, случившихся под Орлеаном, армия только растёт с каждым днём. Жалование солдатам задерживается - а их это не волнует. И при этом не грабят. Ведут себя, будто в церкви... хотя - где, когда это французские солдаты с почтением относились к церквам? А вот поди ты - теперь так оно и есть. И ни малейшего принуждения, никаких наказаний, собственно, нет для нарушителей. Ни повешений, ни даже порки. Кто проштрафился - того попросту выгоняют из армии, отбирают оружие... впрочем, таких случаев было с начала похода два или три. Солдаты будто в ангелов превратились. И местные жители радостно дают продукты и фураж, принимают к себе раненых и больных. Где, когда такое было? Пастушка... впрочем, нет, теперь её так и не назовёшь, графиня Лилий, да и герб у неё - почти королевский. Так пожелал Карл - на радостях, когда девчонка вернулась из-под Орлеана. И выходит, что теперь она по своему титулу уступает только герцогам. Нет, это сумасшествие. Безумие, охватившее и французов, и англичан. Теперь уже годоны как огня боятся вступать в бой. Как только видят приближение армии пастушки, то бишь графини Лилий, так сразу уносят ноги, бросая пушки и обоз. А что творилось в Орлеане вечером после взятия Турели! Королей так не приветствуют. Все жители выбежали на улицы, всё было освещено факелами, орлеанцы плясали, вопили от радости, старались дотронуться до доспехов своей Девы, её вороной лошади. Жаль, Карл этого не видел, его радость от снятия осады крепко поубавилась бы. Ведь эта Дева, если вдуматься, сейчас кого угодно на трон посадить может. Захочет - объявит себя королевой, армия встанет грудью за неё, простолюдины с ума сойдут от восторга.

Гм... а ведь это мысль. Надо подумать, как бы преподнести её при случае моему венценосному родственнику. Глядишь, и успокоится сумасшествие.

* * *

- Поверьте, Жанна, мы не сможем взять Жаржо штурмом! Это даже не Турель! Здесь гарнизон - немногим меньше нашего войска! Сюда отступила большая часть тех годонов, которых мы прогнали из-под Орлеана! Ими командуют Суффольк и братья де ла Поль, которым не занимать военного опыта. И пушек у них хватает. Самое правильное, что мы можем сделать, - осадить Жаржо и спокойно ждать, пока у годонов закончатся продукты. - И маршал де Буссак со значительным видом поднял палец:

- И вот тут-то их численность сыграет с ними роковую шутку! Они начнут голодать и умирать! Настанет день, когда они поднимут белый флаг и на коленях приползут к нам в плен! Суффольк хочет переговоров с Ла Иром, надеется заключить перемирие на две недели - очень хорошо, это верный признак их слабости!

Жанна как будто внимательно слушала маршала, но её лицо не выдавало никакой реакции.

- Жанна, пусть вас не обманывает лёгкость, с которой вы вчера взяли предместья! Вам просто повезло! Ещё немного - и вас могли захватить в плен!

Жанна не стала отвечать, что ей самой вчерашний бой вовсе не показался лёгким. Англичан удалось быстро отбросить - это да, но схватка была очень напряжённой. А вот перспектива долгой осады крепости вовсе не радует. Луару следует очистить от годонов немедленно, значит - только штурм.

- Мне очень жаль, маршал. Велите готовиться к штурму.

Как, это всё? Самоуверенная девчонка! Так старательно втолковывал, объяснял ей - и всё напрасно...

Тем временем Жанна была озабочена расстановкой артиллерии. По её приказу, сразу по несколько орудий в каждом месте устанавливались так, чтобы подавить ту или иную пушку на крепостных стенах. Когда этого удалось бы достичь, пушки следовало перевозить дальше, туда, где неприятельский огонь ещё был чувствителен.

Прошло совсем немного времени, и всё было готово, обе армии притихли перед боем.

Жанна взмахнула шпагой, и французская артиллерия дружно ударила по крепостным стенам. Английские пушки не остались в долгу. Пороховой дым окутал окружающее пространство, от грохота канонады у людей закладывало уши.

В дыму сражения англичане не видели, как на мосту, ведущему к крепости с другого берега Луары, появился небольшой французский отряд, тихо убравший нескольких часовых, которые, отвлечённые шумом битвы на противоположной стороне, слишком поздно заметили опасность. Без единого выстрела он подошёл к незащищённому участку стены, где некому было отбить нападение, и вскоре осаждающие были уже внутри английских укреплений.

Тем временем, на другой стороне - там, где кипел основной бой, - английская артиллерия была уже подавлена, и начался штурм стен. Англичане, обескураженные неправильным поведением противника - как же так, атаковать одновременно отовсюду, это не принято! - пытались сопротивляться, сбрасывая камни на осаждающих, и Жанна была легко ранена. Однако вскоре осаждённые обнаружили противника у себя в тылу. Не разобравшись, они решили, что имеют дело с большим отрядом, и началась паника. Гарнизон бросился к мосту. Жанна не стремилась воспрепятствовать их бегству, и большая часть англичан вскоре нашла спасение на другом берегу.

* * *

Господи... как же это страшно... Святая Екатерина, вы, Святой Михаил и Святая Маргарита, ну почему нет другого пути к свободе и миру? Почему мы должны сражаться и убивать? У этих людей, погибших сегодня здесь, на поле Патэ, в родной Англии остались семьи, вдовы, сироты...Зачем, почему всё это происходит?

Когда вчера капитулировал гарнизон Божанси, мне казалось, что можно будет обойтись без крови. Я уже думала - ещё немного, и англичане сядут на корабли и вернутся к себе домой. А сегодня...

Можно ли было обойтись без атаки? Если бы англичане просто попросили нас дать им уйти, я бы разве отказала? Да мне ничего другого не надо! Живите спокойно в своей родной стране, и будем дружить через пролив! С какой радостью уехала бы я домой...

Когда Ла Ир сообщил мне о соединении Фастольфа с Тальботом и остатками гарнизона Жаржо, даже жутко стало. Подумалось - вот, снова они постараются устроить нам Пуатье, Креси. Я даже не видела ещё ни разу их страшные частоколы, но Ла Ир так ясно объяснил, что там происходит... И мне вдруг сразу стало понятно, как надо действовать. Просто - кавалерийская атака, раньше, чем подойдёт наша пехота. Правда, я рассчитывала, что Ла Ир всего лишь отвлечёт англичан, не даст им построить частокол, а тут и мы подоспеем. Даже была такая мысль - и пусть они уйдут, как из Жаржо, вот и хорошо. А получилось совсем не так. Ла Ир застал их врасплох, да ещё засаду лучников сразу обнаружил. Когда мы подошли, уже воевать было не с кем. Ла Ир поступил жестоко? Нет ведь! У него не было другого выхода! Англичан было очень много, и они готовились к нападению! Как ещё должны были поступить наши кавалеристы? По крайней мере, тех, кто не сопротивлялся, оставили в живых. И всё же это слишком страшно - залитый человеческой кровью холм. Тысячи погибших людей. Враги? Они теперь мертвы, значит, уже не враги. Просто - люди, которых мы убили. Мы убили их вынужденно, не стремясь к их смерти, но они всё равно мертвы, и кровь у этих людей так же красна, как у нас. А ведь придётся ещё убивать. Сколько? До каких пор? Ну почему англичане не хотят уйти по-хорошему? Хоть я как капитан и не должна так думать... хорошо всё-таки, что Фастольф успел увести часть своих людей. Может быть, наконец-то они сами, по доброй воле покинут Францию.

Английские пленники... Бедные, несчастные люди. Испуганные, дрожащие, не понимающие нашего языка, опасающиеся мести. Многие среди них ранены... кстати, надо проследить , чтобы им предоставили необходимый уход. Как это страшно - оказаться в руках смертельных врагов... Я бы и рада отпустить их, и никакого выкупа не надо, но только вот - как бы они не взялись снова за оружие. Сэр Джон Тальбот... грозный лев, как орлеанцы прозвали его. Никакой он не лев. Просто - усталый, немолодой уже человек, покрытый шрамами от былых ран. Неужели это он едва не уморил голодом большой город? Не могу в это поверить. Не похож он на злодея, нет же!

Господи, прости павших! Даже если они грешили - прости их! Мне страшно думать, что они, погибшие в бою, не получили возможность покаяния и воссоединения с Тобой.

Что же мне делать дальше? Луара стала французской. Дорога на Реймс, к коронации дофина открыта. Скоро я буду дома. Мне впору радоваться?

* * *

- Ваше преосвященство! Как вы поживаете?

- Заходите, ваша светлость... Плохо, всё очень плохо. Вы, конечно, знаете, что случилось на Луаре. Когда мы месяц назад разговоривали с вами, казалось, хуже быть не может, а вот... Больше у Англии нет армии. Проклятие, кажется, я связался с неудачниками!.. Да простит мне Господь резкие слова.

- Но ведь я слышал - герцог Бедфорд собрал новую армию?!

- "Армию"? Пять тысяч молокососов! И против них - двадцатитысячное войско этой девки-колдуньи! Что мальчишки смогут сделать там, где не справились опытные ветераны? А Бедфорд... когда, после Патэ, заседал его военный совет, капитаны рыдали в голос. Такого Англия ещё не знала. За полтора месяца потерять три армии! Лишиться того, что было завоёвано в течение пятнадцати лет!

- Помилуйте, ваше преосвященство! Мне рассказывали, что сэр Джон Фастольф увёл с собой две тысячи человек?

- А, правда. Они удрали с поля боя, как последние трусы. Сейчас в Англии их будут судить... во всяком случае, Фастольфа.

- Ваше преосвященство, не отчаивайтесь... Возможно, у меня для вас утешительная новость. Девица Жанна не будет наступать ни на Париж, ни на Руан. Люди Карла убедили её сначала короновать его.

- Короновать - дофина Карла? Где - в Реймсе? Я вас не понимаю: чему вы радуетесь? Ведь она пойдёт походом по Бургундии! Неужели вы надеетесь её остановить?

- О, нет. До Реймса она дойдёт, вне всякого сомнения, и Карла коронует. Но вот потом... Главное - мы рассчитываем, что успеем укрепить Париж. Если она не сможет захватить столицу Франции, Карлу придётся вступить в переговоры с нами, а значит, армия будет распущена. И вот тогда...

- И тогда девица останется без своего сброда. Вы сможете взять её и передать мне. Не так ли?

- Вы совершенно правильно поняли меня, ваше преосвященство!