Культура в России зачахла. Это сногсшибательное открытие для себя Илья Ведерников сделал после просмотра передачи "Окна", в которой изменивший муж кричал Нагиеву о том, что в театре, куда его силком однажны отвела жена, не было даже приличного буфета. Илья с грустью вспомнил шикарный буфет театра Советской Армии, в котором он частенько с удовольствием просиживал все спектакли, начиная от "Буденовского вальса на конях с лошадьми" и заканчивая последним театральным шедевром театра СА "Перестройка в сплоченном строю пехоты, расформированной в связи с демократизацией дивизии им. Котовского". Из буфета обычно Илья уходил под самый занавес, в обнимку с душевным сторожем Митричем, в приподнятом настроении, приобретя в разговоре со сторожем немалый запас культуры. Митрич до войны служил боцманом и его боцманские выражения глубоко западали в душу Илье новым культурным слоем.

 

Русскую культуру немедленно нужно было спасать, и Илья задумался. По телевизору показывали нашумевший сериал "Прорвемся, опера!", Илья рассеянно поглядывал на экран, где опер Вася Рогов радостно доставал из трусов трехлитровую банку соленых огурцов, заботливо зашитую туда любимой тещей, как вдруг лицо Ильи преобразилось и он чуть не закричал "Эврика!!!", невольно уподобившись Архимеду.

 

"Опера!", - осенило Илью. Русскую культуру от окончательной гибели сможет спасти только новая опера, и Илья тут же включив компьютер, засел за либретто. Тему оперы ему подсказал хороший и многоопытный его друг Александр, тема была актуальна и важность ее на данный момент не вызывала ни у кого никаких сомнений. Первоначальный вариант названия выглядел так: "Окот дромадеров в Тверской области", Александр название одобрил и, дав несколько ценных указаний, благословил Илью.

 

Илья работал как одержимый. Тема настолько вдохновила Илью, что, спасая культуру России, он не жалел сил, совершенно не щадил себя. Он вскакивал посреди ночи и начинал бешено стучать по клавишам, отчего все соседи объявили ему бойкот и перестали с ним здороваться. Илья перестал кушать верблюжатину. Жертвы, на которые он шел ради русской культуры, повергали в трепет всех верблюдов средней полосы России. Илья настолько вжился в образ, что сжевал любимый кактус своей тещи, отчего та немедленно отнесла все кактусы соседке, полагая что на время. Илья стал плеваться, подражая тверскому дромадеру, сквозь зубы, отчего его зауважали бомжи и президенты фирм со светлым будущим и темным прошлым. Но не смотря на титанические усилия Ильи, работа все же продвигалась медленно...

 

И Илья воззвал! Крик его был немедленно услышан в Голландии, перелетев через Германию, точнее через Берлин, где тоже был услышан, но тот, кто услышал горячий вопль Ильи в Берлине, был осторожен и предпочел до времени отмалчиваться. Только Саша, как мог, морально поддерживал Илью в горе его творческого тупика.

 

Из Голландии, не медля, прилетело сообщение с утешениями от Валерии Андерс и мягкосердечного Ханса. В сообщении своем Валерия сочувствовала Илье и предлагала помощь в написании либретто. Илья словно заново родился, выход был найден, тупик оказался миражом, а оазис всплеска творческих сил - явью. "Плач одинокой верблюдицы", ария, талантливо и вдохновенно написанная Валерией, спасла оперу от неминуемой гибели, и Илья восторжествовал. Появились новые задумки сюжета, даже стала вытанцовываться кое-какая музыка. Об опере каким-то образом прознал весь мир, деятели культуры стали интересоваться творческими достижениями в работе над либретто и частично над музыкальным сопровождением, как ни старался Илья и весь, образовавшийся вскоре, творческий коллектив в лице Александра, Валерии и Ханса, а позже, Сола, Исера, Зураба и Сандро, а также уважаемых Марии, Виолы и Екатерины, держать все наработки над оперой в строжайшей тайне.

 

Прослышав о работе над оперой, ЮНЕСКО срочно объявила этот год годом Моцарта, чтобы не остаться в стороне от основных событий в музыкальной жизни планеты. Из Комитета по делам культуры России посыпались телеграммы с запросами об опере, но Илья напускал туману и отвечал на них уклончиво: "Графиня изменившимся лицом лежит в пруду тчк". Получая ответы от Ильи, члены Комитета недоумевали. В Твери срочно учредили Верблюдком, который засыпал резолюциями все тверское руководство. Посыпались жалобы на неурожайность саксаулов и предложения по производству силоса из верблюжьей колючки, морозоустойчивые сорта которой немедленно украсили все, отведенные под озимые ржи, площади гектаров.

 

Наконец, из Берлина осторожно подал свой голос некто Верник, предложив изменить название оперы в свете реалий перестройки. Он предложил заменить слово "области" на слово "губернии". Его предложение большинством голосов было принято на Совете по созданию творческих условий для Ильи. Новое название оперы стало звучать так: "Окот дромадеров в Тверской губернии". Это звучание усиливало связь времен. Верника, как он ни пытался увильнуть, тут же избрали в Оперком.

 

Неожиданно, среди ясного февральского дня, Илью вызвали в Министерство Культуры Латвии. Министр культуры была смущена, но держалась официально и строго:

 

- Ми хотели бы, чтобы музыку к вашей опере написал НАШ композитор, -

 

и она с хитрецой посмотрела на Илью. Илья вопросительно-ожидающе уставился в очаровательные глаза министерши. Та, выдержав паузу, продолжила мысль:

 

- Ми хотели бы, чтобы эту музыку написал вам наш Раймонд Паулс.

 

Илья, закашлявшись от волнения, прохрипел:

 

- Это огромная честь для меня и для всего Совета по созданию оперы.

 

- Тогда, - заключила министр, - я считаю, что вопрос с вами решен и мы можем подписать договор с вами о ПЕРВОЙ постановке оперы в нашем Театре Оперы и Балета, -

 

и тут же вручила Илье текст договора, в который была вписана весьма круглая сумма. Илья хоть и был человек мужественный, но при виде договора, а главное, цифры в нем, чуть не упал в обморок. Министр, видя его реакцию, улыбнулась доброжелательно и сказала:

 

- Надеюсь, ми с вами еще встретимся, и даже может быть, ми подумаем об ордене "Трех Звезд" для вас за заслуги перед Латвией. А теперь до свиданья и успехов вам.

 

Кланяясь и пятясь задом, он так и не заметил, как вышел из монументального здания и сошел вниз по гранитной лестнице. Только полицейские провожали его внимательными взглядами, удивляясь странному посетителю, вернее его странному выходу.

 

Илья бегом, не чуя под собой ног, прибежал домой и кинулся к компьютеру. Нужно было срочно заканчивать работу над оперой и передавать материал либретто Раймонду Паулсу. Латыши любят точность и аккуратность. Необходимо было срочно созывать Оперком. Милая и обаятельная Валерия тут же предложила всему творческому коллективу собраться у нее, в Голландии. Дело в том, что огромный сарай, который Ханс приспособил под грабли и вилы, а также другие инструменты, включая серп и молот к нему, тайно вывезенные Валерией из России, простаивал уже второй год, и возможность поселить там членов Оперкома была привлекательна, в плане последующей сдачи сарая в аренду под жилье менее обеспеченным голландцам, многочисленным выходцам из Курдистана и Марокко. Это сулило немалые прибыли и Валерия пребывала в хорошем расположении духа.

 

Идиллию экстренного сбора Оперкома чуть не разрушил Верник, затребовав себе отдельный туалет с видом на Гамбург. Валерия пообещала, а Ханс приволок старый унитаз в самый дальний угол сарая и огородил его картоном, наклеив против унитаза этикетку с Кельнского пива. К встрече подготовились основательно, за горами моркови и баклажан нетрудно было разглядеть кусочек дырявого сыра, засунутого в разинутую пасть дохлой селедки, которую хозяйка демонстрировала с неподдельной гордостью и называла королевской.

 

Александр прибыл как всегда первым, и доставая из широких израильских штанин темные бутылки с Агдамом, живо интересовался наличием в доме стаканов. Пока хозяйка искала граненый сосуд, Александр успел выпить бутылку из горла. К вечеру подоспели все члены Оперкома, даже Верник. Илья, пошатываясь от "усталости" тут же пустился в пространную беседу с Александром, подмигивая тому и показывая на привезенную им огромную стеклянную бутыль с мутным содержимым, заткнутую тряпкой. "Неужели КРУТКА?!", - восхищенно вопросил Александр, "А то!" - отвечал заговорщицки Илья. К утру Илья с Александром, обнявшись в сарае, допевали последнюю арию к опере. Можно было с чистой совестью отдавать либретто композитору. Все с удовольствием принялись хрустеть сырым шашлыком, где на шампурах поочереди были нанизаны морковки и баклажаны. Верник тайком обгладывал королевскую селедку и, морщась, занюхивал ее сыром.

 

Русская культура была спасена.

 

2006.02.03.