***

Рябой капрал, поправляя сбившийся на шее женский пуховый платок, надсадно закашлял и, царапая стальными подошвами окоченевших ботинок льдистую тропинку поста, посеменил вдоль покрытой сантиметровым слоем инея колючей проволоки... Изредка, кидая рассеянные взгляды на открытое пространство замерзшего русла реки, баварец на ходу закрывал глаза и представлял себя дома. Где ты, милая Гретхен?! Как далеко родной отцовский домик, покрытый веселенькой оранжевой черепицей… После этого его ресницы обычно начинали непроизвольно подрагивать, и здесь не надо было мешкать – быстро протереть глаза тряпкой, иначе мгновенно застывавшая на местном морозе влага неприятно колола глаза. Проклятая Россия, проклятые холода!

– Не спать, капрал! – пронзительный голос оберлейтенанта Гельмута фон Гросса попал точно в ухо Ганса: – Иначе партизаны наделают из твоей кожи ремней и отошлют парочку в подарок на Рождество твоей пухляшке Гретхен…

Офицер беззвучно рассмеялся, наблюдая, как часовой смешно переваливаясь, посеменил намного быстрее, и крикнул ему вслед: – За нами Германия, солдат! Фюрер гордится тобой! Приказываю усилить наблюдение!…

Оберлейтенант фон Гросс гордился своей службой на благо великой Германии. Отпрыск старинного знатного рода часто слышал семейные предания о том, как его предки враждовали с племенами славян. Причем в рассказах деда Отто германцы всегда становились победителями. И сейчас, в лютый русский мороз подчеркнуто затянутый в черный кожаный офицерский плащ, фон Гросс представил себя рыцарем в холодном стальном панцире, обозревающем сквозь прищур хозяйских глаз покоренные земли…

Немец посмотрел на часы: через пятнадцать минут очередное явление германского экономического чуда промчит на всех парах несколько десятков тонн германской технической мощи…. Для фон Гросса стало своеобразным ритуалом наблюдать, как мимо проходили составы с задернутыми брезентом контурами танков, самоходок, гаубиц… При этом почему-то не хотелось думать, почему эти машины остаются где-то там на востоке. Причем, остаются навсегда…

 

***

Подходы к мосту немцы просвечивали авиационными прожекторами. Огромные пятна желтоватого света медленно ощупывали барханы спрессованных сугробов вдоль всего русла речушки, затем внезапно перекидывались на растущий невдалеке лесок, потом же, словно соревнуясь в яркости со звездами, серебрили снег вдоль полотна «железки».

Сливаясь масхалатами с молоком одного из снежных сугробов, разведчики больше часа пролежали в снегу. Опасаясь, попасть под свет прожекторов, Василий дал команду товарищам, – в группе минирования вместе с ним были «братья-славяне» Иван и Остап – ждать. Чего-чего, а это разведчики умеют делать хорошо.

Потянувший со стороны немецкой караулки дымок донес до них приторный запах молотого кофе и горьковатый – паленой шерсти… В нескольких километрах раздавался лай одичавших деревенских псов. В лесочке на правом берегу реки сонно пропела свою печальную песенку совка, с левого берега ей тут же отозвался довольным уханьем оголодавший филин, видимо, поймавший в морозном зазеркалье зазевавшуюся мышь…

Для фашистов эти звуки неотличимы от окружающего мира, для диверсантов – условный сигнал. Василий понял, что группы огневой поддержки заняли позиции на обоих берегах, готовые в случае провала операции отвлечь огонь врага на себя, а в результате выполнения плана – как можно сильнее проредить свинцовым дождем ряды оккупантов…

Кстати, отметил он про себя, движение прожекторов подчинено определенному ритму: река–лес–дорога. Значит, необходимо рассчитать время, и, когда внимание «циклопических глаз» будет обращено не на реку, надо действовать…

Сантиметр за сантиметром они преодолели стометровку до массивной опоры старого моста. Каменная кладка с щербинами выкрошившихся каленых кирпичей, видимо, несколько лет назад была укреплена металлическим углопрокатом. Не спеша, разведчики установили взрывчатку и, протянув за собой провод, так же по-черепашьи поползли обратно…

 

***

Гельмут фон Гросс ждал приближения бронепоезда с затаенной радостью. Этот состав словно доносил до него запах родных земель. Задолго до появления в воздухе стали слышны сидящие в подсознании знакомые звуки. Когда же из заснеженного леса показался тусклый глаз стального монстра, оберлейтенант оправил кожаный плащ, выровнял козырек офицерской фуражки и, погладив огрубевшей от мороза кожей большого пальца тяжелый рыцарский крест, – награда фюрера, – стремительно вскинул правую руку в приветствии:

– Хаиль Гитлер!

Махина локомотива, обдав его своим горячим дыханием, паром и запахом трущихся деталей, пронзительно прокричала грубым гудком свое понятное лишь немногим приветствие, приветствие в котором Гельмут фон Гросс услышал голос фюрера:

– Молодец, офицер! Хаиль Гитлер…

Ради этого стоило жить. И воевать.

Внезапно бронированная гусеница натуженно задрожала… Не понимая, что происходит фон Гросс с безумной улыбкой на лице, забыв опустить руку, смотрел, как мост, который он, немецкий офицер с большим гарнизоном в подчинении, отмеченный самим фюрером, поставлен охранять, летит вместе с поездом буквально ко всем чертям…

Скрежет рвущихся вагонов заглушили мощные взрывы – сдетонировали артснаряды. Словно новогодние петарды на десятки метров разлетелись тяжелые бочки чистейшего авиационного керосина, уже в полете брызгая на все огненным дождем… Запах горящего мяса смешался с гарью растерзанного поезда…. Тяжелые железнодорожные платформы летали над путями словно щепки, опрокидывая свое содержимое на оставшихся в живых фашистов. Через несколько секунд все было кончено.

Пошатываясь, фон Гросс сунул в рот ствол именного парабеллума.

 

***

Разведчики уходили быстро. Яркое зарево за спинами, казалось, грело души. Восстанавливать мост фашистам придется очень долго. В лучшем случае, на это уйдет несколько недель. Железнодорожная ветка не сможет целый месяц питать людьми, техникой, горючим и продовольствием не одну гитлеровскую дивизию, А, значит, станет чуть полегче своим…

Эйфория от удачно проведенной операции не позволила разведчикам забыть об осторожности. Через час сквозь рваную проседь облаков выглянула незваная луна. Идти путем, которым пришли, стало рискованно. Сверившись с картой, они пошли другой дорогой…

***