Воздух буквально разрывался от треска, словно поблизости одновременно раздирали миллионы лоскутов. Истребитель промчался по взлетно-посадочной полосе и резко взмыл вверх, сверкая двумя кратерами работающих на форсажах двигателей. На старт рулили еще несколько машин, а остальные с натужным ревом запускались на ЦЗТ. Никто толком не слышал друг друга, и приходилось постоянно кричать. Многие техники за долгие годы службы так и не смогли привыкнуть к реву реактивных двигателей и закладывали лампочки в уши, чтобы хоть чуть-чуть поберечь барабанные перепонки.

Лейтенант Железнов, совсем еще молодой человек около двадцати двух лет, высокий блондин с несколько ребяческим лицом, весьма гордился тем, что не особо реагировал на проклятый шум и никогда не использовал эти своеобразные беруши. Правда, обычно лейтенант не снимал шлем. Вот и теперь, выдернув вилку шлемофона из розетки на корпусе крылатой машины, он в очередной раз проводил свой истребитель в полет, по традиции коснувшись рукой крыла. Считалось, что тогда самолет обязательно вернется. Техник осмотрел оборудование около колонки, закрыл инструментальный ящик, поправил чехлы и шланг, небрежно брошенный спешившим после вылета на обед солдатом-механиком, и спокойно зашагал с бетона на травку.

Привычным взглядом он окинул обступившие аэродром бесчисленные сопки, среди которых каким-то чудом расположилась довольно обширная долина, где удалось найти достаточно места для сложного сооружения. Сопки густо поросли тайгой, и молодой офицер вдруг подумал о диких зверях, которых ежедневно распугивает шум ревущих турбореактивных двигателей. Впрочем, зимой хищники становились гораздо смелее, и не раз у самой стоянки эскадрильи техники по утрам обнаруживали огромные следы лап тигра.

Растянувшись прямо на травке, Железнов попытался вздремнуть минут десять, однако из этой затеи ничего не вышло: начальник ТЭЧ звена Сенькин поджег сухую траву прямо под ногами техника, а когда тот перебрался на другое место, повторил шутку. Потеряв терпение, Железнов сел на водило рядом с другими офицерами, однако неугомонный Сенькин пристроился с другой стороны, и край водила, словно качели, поднялся вверх. Железнов матерно выругался и пересел на другое место. Сенькин продолжал шутить в том же духе, и уже многие начали сердито ворчать: «Семен, кончай фигней страдать, что за детство в жопе заиграло! Понаберут детей в армию, потом мучайся с ними!» Наконец, шутник успокоился. Но тут уже Железнов подмигнул соседям, все трое одновременно встали, и противоположная половина водила, на которой расположился Сенькин, мгновенно опустилась вниз. От неожиданности офицер кувыркнулся в траву, только ноги взметнулись вверх. Раздался громовой хохот, который не заглушил даже взлетавший очередной истребитель.

Отомстив своему непосредственному начальнику, Железнов отправился в домик под ПУ ИАС (пункт управления инженерно-авиационной службой, который называли также «курятником»), где техники отдыхали между вылетами.

-У тебя лампочки в ушах перегорели! - крикнул он по пути старшему технику группы авиационного оборудования Рыбалкину, задумчиво курившему у входа в домик, но тот только отмахнулся от замшелой шутки.

Мало кто отличался такой щепетильностью, как Рыбалкин: в помещении накурили до одурения. В дыму раздавались громкие удары костяшек домино по столу, встречаемые громким смехом и витиеватыми ругательствами. Железнов умышленно не закрыл дверь, чтобы хоть немного проветрить комнатушку, однако это вызвало бурный протест:

-Эй, ты, в трамвае рожденный! А ну закрой дверь, не слышно ни х.. с их разлетом!

Железнов с трудом нашел место на лавочке рядом с лейтенантом Хитрецовым, техником группы САУП. Это был такой же молодой офицер, однако на полеты в полку попал впервые: в этом году он окончил высшее военное училище, тогда как его ровесник Железнов после среднего уже успел отслужить в части два года. Хитрецов, среднего роста крепыш с довольно заурядным круглым лицом и темными волосами, казалось, отрешился от всего происходящего. Даже сигарета в его зубах потухла. Вдруг он оживился, глянул вверх, достал из одного из бесчисленных карманов технического комбинезона блокнот и быстро сделал там какие-то пометки.

-Так, Володя записал: "Лампочка пыльная!" - громко прокомментировал Железнов.

Все вокруг негромко засмеялись, однако Хитрецов не собирался отмалчиваться.

-А как ты сумел это прочитать, Паша? – ехидно поинтересовался он. – Ты в своем «велосипедном училище», где «вроде учился», хоть буквы-то запомнил?

-Васильковское АТУ выпускает х…ту! – поддержал Хитрецова кто-то из доминошников.

Железнов никак не прореагировал на бородатую шутку, оставил лейтенанта в покое, закурил и принялся подтрунивать над техником самолета из своей эскадрильи Беспятовым.

-О чем думаешь, Юрик? Нет, нет, не говори, я знаю! О п…! Ты всегда о ней думаешь!

-Ну и что? – лениво откликнулся Беспятов. - Только ты ошибся, Паша! Я не об одной думаю, а сразу о нескольких.

-Ну и молодец, думай! Меня сейчас больше другое интересует. Юрик, что же ты так подвел со своим кактусом! Говорил же главный синоптик, когда ехали на аэродром, что будем летать как миленькие, так оно и есть. Солнышко светит, на небе ни тучки. Погодка миллион на миллион, так и шепчет - летай не хочу! А ты - кактус, кактус!

-Паша, не е.. мозги. Раз роса на кактусе выпала, все равно дождь будет, вот увидишь. Лучше подумай, как под ливнем самолет будешь чехлить и на стоянку отгонять.

Железнов беспечно махнул рукой, бросил окурок в так и не закрытую дверь и постучал по столу, «записываясь» в очередь на домино. Однако сыграть ему не удалось. В домик заглянул инженер полка по вооружению майор Горбунков, который был назначен сегодня старшим инженером полетов, и мрачно скомандовал:

-Всем строиться на ЦЗТ!

К этому моменту наступила блаженная тишина: разлет в основном завершился, и почти все самолеты были в воздухе за исключением двух только что приземлившихся спарок, вокруг которых деловито суетились техники первой эскадрильи, заправляя машины керосином, кислородом и азотом. Горбунков приказал инженерам эскадрилий провести перекличку и через пять минут получил от каждого четкий рапорт, сколько человек в наличии и чем заняты отсутствующие. Последовала команда «разойдись», и техники с ворчанием, тихо проклиная бестолковое построение, побрели кто обратно в домик, кто полежать на травке, а некоторые сразу к колонкам - готовиться к встрече самолетов: при заправке в 50 процентов полет длился от силы пятнадцать-двадцать минут. Инженера второй эскадрильи Горбунков попросил задержаться.

-Уточните, где у вас старший лейтенант Терещенко и прапорщик Огурцов.

-Огурцов пошел в ТЭЧ, а Терещенко поехал на стоянку за зарядным устройством, чтобы заправить пилоны.

-Когда поехал? На чем? - встрепенулся Горбунков.

-Да минут пятнадцать назад, на своей ПСТОшке, «УАЗике». А что случилось?

-Когда появится, немедленно его ко мне, а потом, наверно, к Мишечкину. Тот с воздуха увидел ПСТОшку на колхозном помидорном поле и какую-то фигуру в черном комбезе. Велел мне разобраться.

-А вот, кстати, и он!

Как раз в этот момент автомобиль появился на ЦЗТ и затормозил на стоянке спецавтотранспорта. Из кабины выбрался старший лейтенант Терещенко, молодой офицер лет двадцати семи из группы авиационного вооружения. В руках он держал чемоданчик с зарядным устройством. Невысокий и коренастый, он был чрезвычайно хозяйственным мужиком: на речке у стоянки эскадрильи всюду расставил капканы на ондатр, зимой охотился на зайцев и даже с обычных серых крыс, которые попадались в ловушку в каптерке, зачем-то снимал шкуры. Шутили, что он их красит под мексиканского тушкана или шанхайских барсов. Злословили, что и с мышей он снимает шкурки и шьет теплые портянки, хотя никто не видел ни портянок, ни ободранных мышей, тогда как освежеванные тушки крыс постоянно валялись за эскадрильским домиком, и кто-нибудь при виде очередной жертвы Терещенко шутил: «Кто парня раздел?» Так что майор Пожарцев нисколько не удивился рассказу Горбункова. Было известно, что однажды Терещенко оказался проездом в Москве, и там его прямо на улице схватил какой-то режиссер с «Мосфильма», которому срочно понадобился статист для эпизодической, без слов роли злодея-кулака с обрезом. Хотя режиссер был очень настойчив (внешность офицера показалась ему весьма колоритной), застенчивый Терещенко наотрез отказался от съемок, но после того, как он опрометчиво поведал об этом случае, над ним постоянно подшучивали в курилках.

Узнав от инженеров, в чем дело, Терещенко сразу приуныл.

-И когда только ты все успеваешь? - удивлялся Пожарцев. - Двадцать минут отсутствовал, уже и помидоров где-то за тридевять земель наворовал, и командиру полка на глаза попался. Иди теперь, отдувайся.

Инженер нагнулся к технику и что-то пошептал ему на ухо. Тот безнадежно кивнул и, опустив глаза, грустно поплелся через ЦЗТ в класс предполетных указаний учебного корпуса. Однако через десять минут вернулся совсем в другом настроении. Все техники эскадрильи, не занятые на встрече самолетов, с интересом поджидали проштрафившегося сослуживца.

-Ну как, Андрюха, хороших получил п....лей?

-Да нормально все! - весело ответил Терещенко. - Я сказал, что ключи от квартиры искал. Потерял там, когда в прошлое воскресенье полк на уборку помидоров выгоняли. Спасибо, Семеныч идею подбросил, сам бы стоял и молчал, как рыба об лед.

-И что, Мешочек тебе поверил?

-Не знаю, виду не подал. Посмеялся только и велел ключи во время полетов не искать. И говорит еще словами из песни: «Мне сверху видно все, ты так и знай». В другой раз обещал половины тринадцатой лишить. И надо же ему было ту ПСТОшку с самолета разглядеть! На полосу бы лучше смотрел.

-Мешочек мужик нормальный, справедливый, хоть и с придурью, - авторитетно заявил Железнов. - Кстати, о песнях! Я, когда в позапрошлом году сюда приехал, сначала в общаге нашей жил. На 7 ноября с Гномиком (помните, студент у нас здоровый такой в эскадрилье служил, уволился весной) хорошо так посидели в комнате, потом пошли на ужин в столовую. Выходим, темно уже, поем себе потихоньку: «Четвертый год нам нет житья от этих фрицев...» Тут мужичок какой-то мелкий в черном комбезе пристроился, не видно ни хрена, только лысина при луне блестит. Взял Гномика под руку и идет так тихо с нами. Дошли до общаги, песня как раз закончилась. Гномик говорит: «А ты, лысый, что не поешь?» Тут дверь в общагу кто-то открыл, свет на лицо упал - мать честная, Мишечкин! Разозлился, как черт, командует: «За мной, ё....е двухгодичники!» А меня обида взяла, что к студентам причислил. Говорю: «Мне-то зачем идти, я кадровый». А Мешочек: «Тем хуже для тебя, расп....й!» Повел нас на губу. Гномик сразу в камере расположился, развалился кое-как на койке. В общаге, помните, он себе топчан здоровый сколотил, на кровати ж не помещался. А я сдуру еще какие-то права начал качать, дескать, революционный праздник, даже милиция пьяных не забирает, потому как всенародное ликование. Мишечкин только рукой махнул: «Здесь оба проспитесь и завтра утром ко мне на ковер» А Гномик из камеры спокойно так спрашивает: «На персидский что ли?» Мешочек вообще разозлился, аж затрясся, плюнул и ушел. Но на другой день отошел, нормально разговаривает. Я ему говорю, что сам здесь, жена дома, квартиры нет, что делать? Вот и выпили с тоски. Так на другой же день квартиру дал, на втором этаже, как летчику. Гномику вообще советовал оставаться в армии. Только тот чихал на это. Как приказ пришел, на службу сразу х.. навалил, сидел в общаге и квасил. Любой бы так сделал, а про студента что говорить! А тут некому ДСЧ заступать. Приходит в общагу Пожарцев, просит: «Ну что, Гришкин, в последний раз ДСЧей сходишь?». А Гномик ему: «Во-первых, не Гришкин, а старший лейтенант запаса Гришкин, а во-вторых, Пожарцев, садись, ё..ем. А ДСЧей кто-нибудь другой сходит!» Тот потом ходил, плевался, дескать, в деканат напишет. А Гномику-то по х.. тот деканат, он уже выпускник, инженер. Так что Пожарцев на той же жопе и сел.

Многие уже слышали эту забавную историю, но все еще раз от души посмеялись. В небе показались самолеты, которые предстояло обслуживать после посадки. Из домика вышел Беспятов и молча показал на горизонт. Там появились едва заметные черные тучи.

-Технику и свинье смотреть в небо не положено! - отчеканил Железнов. - Прекратите анализировать погоду! Для этого есть специально подготовленные люди.

Он довольно удачно спародировал высокое начальство, и все снова засмеялись.

-"Техники с тревогой смотрели в небо. Неужели отобьют полеты?" - с серьезным видом процитировал Рыбалкин недавнюю заметку в окружной газете, насмешившую всех до слез и вошедшую в «анналы».

-Между прочим, когда я к Мишечкину заходил, он телефон раскалял, что-то насчет погоды, - сообщил Терещенко. - Может, Юркин кактус не соврал, "союзник" уже где-то поблизости.

Минут через двадцать все самолеты были на ЦЗТ. На горизонте заметно почернело. Зато настроение техников, напротив, сразу улучшилось в предвкушении досрочного окончания летной смены. Напротив, летчики нервничали и чертыхались.

-Ускорить заправку пятьдесят четвертой спарки! - нечленораздельно прохрипел динамик на ПУ ИАС.

-Сначала х.. изо рта выньте! - посоветовал Сенькин, зная, что в «курятнике» его не услышат. - Сейчас возьмем ведра и пойдем ускорять заправку. Как Горбунков на полетах старший, вечно подает ценные команды, как тот прапорщик из анекдота: «Товарищ прапорщик, остановите поезд!.. Поезд, стой! Раз, два!»

Из учебного корпуса вышел командир полка с заместителем по летной подготовке, и оба решительно направились к спарке на доразведку погоды. Тучи приближались все быстрее. Кабина самолета закрылась, взревели двигатели, и после пятиминутной газовки спарка двинулась по магистральной рулежной дорожке к месту старта. Все с тревогой наблюдали, как самолет набирает скорость, а небо быстро чернеет. И вдруг в мгновение ока плотные свинцовые тучи закрыли солнце, настали сумерки, и без всякой подготовки хлынул поистине тропический ливень - тот самый «союзник», о котором мечтали техники. Впрочем, лучше бы ему было начаться хотя бы на пять минут раньше!

Спарка, успевшая добежать почти до середины ВПП, выбросила тормозной парашют, резко сбросила скорость и остановилась буквально в одном метре до окончания полосы. Аварийная команда по сигналу со ПУ ИАС уже метнулась к тягачу, загруженному домкратами и другим оборудованием: с ЦЗТ показалось, что самолет выкатился на грунт, и теперь предстоит утомительная работа на несколько часов под дождем по его подъему и буксировке. Однако все с облегчением перевели дух, когда обнаружили, что самолет все же развернулся и медленно покатился по четвертой рулежной дорожке.

Ливень не прекращался, и минут через десять после того как командир выбрался из самолета и отправился в свой кабинет, последовала команда на отбой полетов. Несмотря на проливной дождь, все сразу весело засуетились. Хитрецов посоветовал Беспятову подарить свой кактус начальнику метеослужбы, и эта шутка вызвала гомерический хохот. За считанные минуты самолеты были зачехлены, оборудование собрано, водила прицеплены. Тягачи постепенно растаскивали истребители по стоянкам. Спецтехника после дозаправки крылатых машин в мгновение ока исчезла, а примерно через час на ЦЗТ стало совершенно пусто.

На стоянке второй эскадрильи царило радостное оживление. Солдаты сидели в курилке на улице и весело смеялись. Почти в каждой каптерке гремели костяшки домино или стучали кубики нард. В группе САУ собрались самые нетерпеливые, которые принесли от радистов десятилитровый бачок с «массандрой» и, подкачивая насос, разливали через шланг техническую спирто-водяную смесь, по неизвестным причинам получившую столь благородное народное название, по кружкам. Молодой Хитрецов с некоторым удивлением смотрел на сослуживцев.

-Володя, ты будто вчера родился, - ухмыльнулся Рыбалкин. - Бери стакан, согрейся после дождика.

-Нет, не хочу.

-Что, непьющий? - удивился Рыбалкин.

-Почему? Могу иногда, но на службе - ни-ни! Принцип такой.

-Ну-ну, посмотрим, что через полгода с твоими принципами станет! В «дурдоме» научат!

-Я из «дурдома» скоро уйду, - отозвался Хитрецов. – Мне в «шанхае» уголок дают, жена приедет через месяц.

-А я бы, может, недельку в общаге, «дурдоме» нашем пожил! – усмехнулся Рыбалкин. – Все ж мы через него прошли! На мотоцикле там по коридору до сих пор ездят?

-Катаются, - подтвердил Хитрецов. – Сеня Сенькин по старой памяти заезжает, да еще Веня Огурцов любитель, тоже заезжий гастролер. Главные гонщики! Вахтерши ругаются – после этих мотоциклистов долго проветрить не могут.

-Я туда, когда холостяком был, однажды привел бабу, - подключился к разговору Беспятов. – Гномик с Рыбалкиным, соседи по комнате, где-то шарахались. А мы с той девахой врезали массандры, дело пошло. Думаю, припрутся сейчас дружки, все испортят. На двери записку повесил: «Гному с Рыбой вход воспрещен! Я е…сь!!!» Они по-честному ушли в другую комнату к кому-то ночевать, хотя до этого всему «дурдому» записку показывали и ржали с толпой.

-Утром Юрик построение проспал, - подхватил Рыбалкин. – Его как раз ДСЧ назначили, меня помощником. Послали его на инструктаж привести. Открыл дверь, они с девкой так и дрыхнут. Будил-будил – ему по фиг. Тут как раз Ходунов зачем-то забежал, помощником был дежурного по полку. Ваня смотрит на это безобразие, недолго думая достает пистолет, над ухом у Юрика стреляет три раза. Девка с визгом подскочила и голая по коридору побежала, еле поймали. А Юрик зевнул, потянулся, как зомби медленно поднялся, кое-как оделся, я его на инструктаж повел. Как в песне Высоцкого получилось: «Вы не смотрите, что Юрик все кивает. Он все соображает, он все понимает». Зам по ИАС смеется, говорит, не дай бог до наряда не оклемаешься, сядешь на губу на трое суток. Пошли вдвоем на Уссури, вода ледяная – воскресил Юрика, пивка попили, в наряд честь по чести заступили.

-Жалко, телка та сбежала, - засмеялся Беспятов. – Потом нашел ее в поселке, но не захотела больше со мной дела иметь. Говорит, застрелят еще ненароком у вас в «дурдоме» или на мотоцикле задавят. Я тогда понял, что еще бы чуть-чуть - и получилась бы полная фигня. На губе-то отсидеть ладно, но потом в рас…ях числиться не очень-то охота. Хорошо хоть Иванов тогда в нормальном расположении духа был, а так его не поймешь, чего ему в башку стрельнет. С тех пор если пью вечером, то стопки считаю, чтобы не переборщить и утром всегда в норме быть.

-Норму-то мы все знаем, - подхватил Рыбалкин. - Но разве ж ее выпьешь!

Хотя отлетать успели только пару часов, но позади были и четыре часа предполетной и почти полтора часа послеполетной подготовок, так что рабочий день уже близился к завершению. Все с нетерпением ожидали, когда с совещания вернется Пожарцев, даст указания на завтрашний день, и все отправятся по домам. Томительно протянулись еще полчаса, прежде чем в домик ввалился инженер эскадрильи, стряхивая воду с плащ-накидки. Все сразу потянулись к выходу, но Пожарцев остановил техников.

-Не торопитесь. Пока не до конца ясно, что будет дальше. Мне позвонят. Так что отдыхайте пока.

Инженер заглянул в каптерку САУП, немного понаблюдал за доминошниками, а потом сам сел за стол и азартно включился в игру. Через несколько минут в каптерку вошел старший лейтенант Ходунов из группы авиационного оборудования и недовольно поморщился, увидев инженера. Однако потерпеть, видимо, уже не было сил. Прямо за спиной инженера он открыл шкафчик, куда вовремя успели убрать красный бачок; быстро наполнил из шланга стакан, молча выпил и мгновенно закрыл дверцу. Хитрецов с трудом сдержал улыбку, а затем быстро вышел в коридор и от души расхохотался. После этого достал свой блокнот и быстро-быстро внес туда новые пометки.

Вскоре ДСП пригласил Пожарцева к телефону. Тот долго слушал указания, после чего велел всем строиться в курилке на улице (дождь до сих пор не прекратился).

-На боевом дежурстве вышел из строя самолет первой эскадрильи, - сообщил инженер. - Восстановить его сейчас нет возможности, нужно ставить машину в ТЭЧ. Другого подходящего у них нет, заступит наш борт двадцать шестой, у него ресурса до ремонта немного осталось. Так что всему личному составу приступить к подготовке.

Это сообщение не добавило радости никому. Однако все тут же решительно взялись за дело. Со склада авиационного вооружения и боеприпасов привезли боекомплект. Под самолет быстро закатили две тележки с парой ракет каждая, на всякий случай продув разъемы азотом. Хоть они и были защищены чехлами и резиновыми заглушками, в такой дождь дополнительная предосторожность не выглядела излишней. Обычно техники пытались уклониться от подвески тяжелых изделий, весивших почти полтонны каждое и требовавших усилий десяти-двенадцати человек: пусть, мол, вооружейники сами мучаются с лебедками. Но сегодня все торопились и быстро, как на тревоге, покончили с подвеской, тогда как работа с лебедкой отняла бы в несколько раз больше времени. Тут же подогнали к самолету АПА (аэродромный передвижной агрегат), и специалисты каждой группы начали тщательную проверку под током. Далеко не всегда этот процесс шел гладко, но сегодня капризная электроника смилостивилась над людьми и отработала без сбоев: когда на заключительном этапе проверки на экране прицела загорелись зеленые цифры 1, 2, 3, 4, означавшие готовность к пуску всех четырех ракет, специалисты облегченно вздохнули.

У одного Железнова кошки на душе скребли. Он мрачно подсоединил водило к самолету, забрался по стремянке в кабину, и тягач потащил «двадцать шестерку» к месту стоянки дежурных сил. Конечно, молодого офицера огорчало, что так внезапно все переменилось и вместо того чтобы ехать вместе со всей эскадрильей в гарнизон, он еще почти на сутки останется на аэродроме. Впрочем, потом он будет сутки отдыхать, а затем следующее дежурство. Подобные вещи, как и неожиданный, вне графика наряд, когда срочно нужно подменить заболевшего, уехавшего или проштрафившегося, достаточно часто случались; еще в училище лейтенант усвоил, что это непременный атрибут армейской службы. Но эти чертовы дежурные силы! Почему-то Железнову постоянно не везло, и летчики, едва увидев борт номер двадцать шесть в дежурном звене, сразу начинали посмеиваться.

Когда Железнов через пару месяцев после прибытия в полк впервые заступил со своим самолетом, что называется, на охрану воздушных рубежей, один из солдат боевого расчета взял временно снятый с самолета серебряно-цинковый аккумулятор, подключил к нему лампочку и всю ночь читал под одеялом, чтобы не мешать никому. На другой день при установке в специальный отсек самолета обнаружилось, что аккумулятор глубоко разряжен. Железнов схватился за голову: его припугнули, что на старшего техника, повесят стоимость испорченного прибора, вполне сопоставимую с ценой «Жигулей». Впрочем, тогда все обошлось: аккумулятор удалось восстановить.

Еще через пару месяцев вновь при дежурстве Железнова солдат, охранявший звено, проходя мимо самолета, случайно задел штык-ножом автомата тепловую головку самонаведения ракеты: на время проверки защитный красный колпак с нее, естественно, сняли. Головка, специально выращенный кристалл, тоже была очень дорогой, однако Железнов уже успел узнать от более опытных офицеров, что подобные случаи обычно рассматриваются как неизбежные издержки боевой учебы, и наказание накладывается в административном порядке. Для взыскания полной стоимости нанесенного ущерба необходимо, чтобы завели уголовное дело. Чаще всего речь об этом не заходила: небрежность или халатность были видны невооруженным взглядом. Так что Железнов, хотя приятного здесь было мало, особо не расстраивался. Он отделался выговором за слабый контроль, а из солдатской зарплаты вычли сто рублей, распределив их на несколько месяцев.

Примерно через год лейтенант на собственной шкуре испытал, что поломка сложной техники - не самое страшное в армейской жизни. И опять казус произошел на боевом дежурстве, когда старшим техником по иронии судьбы оказался Железнов. Техники самолетов дежурили по двое, а старшими были по очереди, чтобы равномерно распределить дополнительную нагрузку вроде организации ежевечернего построения солдат на ритуал заступления на боевое дежурство.

К этому моменту специалисты проверяли пару самолетов, заступающую на предстоящие сутки, после чего летчики проводили газовку. На этом неприятном этапе частенько выявлялись какие-то недостатки, ничем не выдававшие себя в предполетную подготовку, хотя многие легко устранялись самым простым способом, именуемым «заменой летчика». В тот день подготовка истребителей прошла гладко, и ритуал без опоздания начался у символичного пограничного столба под флагом ВВС. После чтения боевого расчета на сегодняшнее дежурство последовали команда «смирно» и приказ заступить на охрану воздушных рубежей СССР. Строй замер в ожидании гимна, но вдруг из репродуктора грянула залихватская песня: «Кому это надо? Никому не надо! Кому это нужно? Никому не нужно!» И надо же было такому случиться, что на БД как раз заступал начальник политотдела! Подполковник Богатиков побагровел, как свекла, дал команду «разойдись», после чего зловеще поинтересовался:

-Кто старший техник?

Смертельно побледневший Железнов на ватных ногах робко приблизился к здоровяку-подполковнику и представился.

-Как вы готовились к ритуалу, товарищ лейтенант? - рявкнул летчик.

Железнов начал сбивчиво рассказывать, что кассету в магнитофон вставляет солдат, который хорошо знает дело. Так что он просто удостоверился, что рядовой Кутлахметов находится на своем месте, а магнитофон включен.

-Вы понимаете, что натворили? - отмахнулся от объяснений техника Богатиков. - Сегодня произошла профанация святая святых - боевого дежурства! Вы когда-нибудь видели американцев по телевизору? Они поют гимн, они почитают свой флаг! Если империалистические хищники способны на такой патриотизм, то советские офицеры и солдаты должны быть на голову их выше! Вспомните, как прогрессивный певец Дин Рид постирал американский флаг от символической крови. Он был прав, но у многих ослепленных буржуазной пропагандой его соотечественников это вызвало возмущение. А вы не постирали флаг ВВС, вы его втоптали в грязь, не в прямом смысле, конечно, а образно. Вы попросту надругались над гимном. Может быть, вы специально все это придумали? Наверное, особисту надо поинтересоваться вами всерьез.

Эти сентенции продолжались с полчаса. Приехал и особист, который допросил Железнова и всех солдат. Выяснилось, что кассету с застольными песнями привезли на дежурство, чтобы послушать во время отдыха. Кутлахметов увидел ее на тумбочке в спальном помещении, очень удивился (внешне они оказались неотличимы) и отнес в импровизированную радиорубку. Кассета с гимном все это время спокойно лежала на своем обычном месте, куда солдат даже не заглянул. Налицо было стечение обстоятельств, однако Богатиков не успокаивался. Он полагал, что кто-то специально подобрал идентичную кассету и нарочно положил на видном месте, чтобы ввести в заблуждение недалекого Кутлахметова. Как ни был подавлен Железнов, он все же подметил, что тогда мифический злоумышленник должен был бы просто подменить настоящую кассету, а не полагаться на случай, однако начальник политотдела не обратил внимания на эти слова. Но никакого антисоветского заговора выявить особисту, конечно, не удалось, и Богатикову пришлось ограничиться тем, что Кутлахметов отправился на гауптвахту, а Железнов лишился единовременного денежного вознаграждения по итогам года.

Вспоминая эти неприятности, лейтенант опомнился только тогда, когда самолет прикатили в дежурное звено и поставили на место. К счастью, старшим сегодня был другой техник, так что Железнов после отбоя спокойно улегся спать, благо погода не позволяла летать даже американским «супостатам» «RC-135» и «SR-71», которые редкий день позволяли расслабиться.

Зато утром ни свет ни заря загудела сирена, и весь расчет помчался готовить истребитель к вылету. За считанные минуты самолет полностью расчехлили, ракеты освободили от защитных красных колпаков, летчик в зеленом высотно-компенсирующем костюме пулей взлетел ввез по стремянке и занял место в кабине, а Железнов встал «на привязи» у самолета. Сами собой просочились сведения, что на Окинаве к очередному разведывательному вылету вдоль наших дальневосточных границ готовится стратегический разведчик «SR-71». Благодаря длительной и сложной предполетной подготовке, суета американцев хорошо просматривалась из космоса. Однако команды на взлет так и не последовало, и через полтора часа летчик начал выбираться из кабины. Впрочем, не успел он спуститься по стремянке, как в дежурном домике вновь раздался пронзительный звон, и капитан Андреев с матюгами полез обратно в кабину.

Железнов припомнил, как пару месяцев назад с этим отличным летчиком приключилась совершенно необъяснимая история. Андреев "забыл", как запустить двигатели, и не смог вылететь из дежурных сил, хотя только за месяц до этого казуса получил орден Красной звезды, сумев в почти безнадежной ситуации посадить самолет, когда на высоте около двадцати километров лопнуло лобовое стекло, а потом еще отказал один из двигателей.

Конфуз разбирался на офицерском собрании в ГОКе, и специально приехавший командующий округом недоумевал: «Если орденоносцы у нас такие, то что о других говорить! Что это за летчики: постоянно их то после отпуска, то после другого перерыва инструктор должен на спарке покатать. Я вот уже десять лет в танк не садился, а нужно будет - хоть сейчас с закрытыми глазами поведу. До войны даже любой комсомольский работник мог поднять в небо самолет, а сейчас? Стыдно, товарищи летчики!» На защиту Андреева яростно встали все его сослуживцы. Орденская магия оказалась столь сильной, что даже срыв боевого вылета прошел для пилота практически бесследно: летчик отделался обычным дисциплинарным выговором, а к партийной ответственности его решили не привлекать.

Железнов знал, что почти все пилоты суеверны, но никак не думал, что это действительно скрьезно. В туалете он случайно подслушал, как Андреев рассказывал про свой ляп командиру эскадрильи подполковнику Желткову. Оказалось, за полчаса до вылета после завтрака он столкнулся с помощником ДСЧ младшим лейтенантом Арбузовым. Еще недавно техника самолета, Арбузова как злостного пьяницу перевели в группу самолета и двигателя, которая на полетах устанавливала тормозные парашюты, а в остальные дни была на подхвате у инженера эскадрильи: чего-чего, а хозработы, кажется, закончить невозможно. В момент перевода Арбузова командир звена Андреев временно исполнял обязанности ушедшего в отпуск начальника штаба эскадрильи, и теперь техник припомнил летчику обиду: "Лети, лети, капитан! Подумай там на небесах, как приказы подписывать, может, и вернуться не получится. Может, ждут уже тебя на небесах!" Андреева так потряс этот разговор, что он не рискнул взлетать, хотя прекрасно понимал, что его ждет за срыв боевого задания. Потом он тщательно проверил самолет и ничего не обнаружил. Переговорил с глазу на глаз с Арбузовым, но тот только пожал плечами: "А я и не помню, чего там с похмелья сболтнул. Пошутил, наверно. А ты слушай больше!" Так или иначе, в дураках остался летчик, но командир эскадрильи не стал распекать Андреева, похлопал его по плечу и обещал на чем-нибудь подловить Арбузова. "Этот парень долго не продержится, все равно скоро провиснет, - заметил Желтков. - Вот тогда и получит на всю катушку".

Вспоминая эту историю, Железнов не заметил, как пролетел еще целый час. Наконец, Андреев запустил двигатели, и через несколько минут истребитель исчез высоко в небе. Лейтенант побежал в столовую: время завтрака давным-давно миновало, но официантки оставили ему порцию, которая, правда, успела остыть. Техник вспомнил, что летчику еще хуже: он сможет поесть только после посадки. Прошло чуть ли не полтора часа, прежде чем истребитель вновь показался над аэродромом и через несколько минут зарулил в свой карман на стоянке дежурных сил. Железнов, подавая руками различные знаки, направлял движение самолета. Наконец, двигатели смолкли, и солдат-механик побежал со стремянкой к самолету. Однако кабина уже распахнулась, и Андреев мгновенно оказался на крыле и побежал к краю плоскости.

-Срочно пожарку! - крикнул перепуганный Железнов солдату, а сам помчался к двигателям.

К его удивлению все оказалось в полном порядке, и только теперь он понял причину такой панической спешки летчика: тот стоял на краю бетонного покрытия и с неописуемым наслаждением долго-долго орошал скошенную травку. Стало ясно, что из-за внезапной готовности летчик просто не успел заняться этим прозаическим делом перед вылетом, хотя оно тоже входило в непременный предполетный ритуал.

-Чуть пузырь не лопнул! - со смехом сообщил пилот технику. - С одним немцем примерно такое же было, когда я в Германии служил. Пришел он к нам на полеты по обмену опытом или что-то в этом роде, а сам ходит какой-то мрачный. Потом увидел, как мужики к краю бетонки поссать пошли, подбежал, встал рядом. Нужник где-то в кустах был, он его не заметил, наши туда отродясь не ходили, разве что по большому кому приспичит, а немец без сортира никак не мог - культура! А как наших увидел, так за компанию пристроился, подумал, что в том месте можно. Все чуть не поумирали со смеху.

Железнов тоже посмеялся и поинтересовался:

-Империалиста хоть прогнали, товарищ капитан?

-Сначала бок о бок со мной летел, потом на нашей частоте по-русски спрашивает: «Андреев, что давно не летал? В отпуске был?» Развернулся и ушел в сторону моря. Вот ведь разведка работает у них! Все знают, заразы! Ладно, ближе к делу. Канистру сейчас тебе принесу.

Железнов понимающе кивнул. Нормы расхода спирта и «массандры» на «летающем гастрономе» были явно завышенными, но никто не торопился их пересматривать. На охлаждение прицела, как всегда, ушло гораздо меньше драгоценной жидкости, чем предусматривалось техническими условиями, тем более опытный летчик ухитрялся еще сэкономить, так что в бак достаточно было дозаправить совсем чуть-чуть, зато избыточные 10 литров техник разлил в две канистры: себе и пилоту. Хоть так вознагражденный за свои мучения, Андреев уехал на отдых в гарнизон. Его сменщик давно уже был здесь. В отличие от техников, «куковавших» полные сутки, летчики сменялись каждые 12 часов: утром и вечером.

Чуть позже к Железнову зашел старший лейтенант Белкин из группы РЛО.

-Сколько с моего прицела слил? Давай все сюда, сегодня ждем борт и в командировку летим, двадцать восьмой погоним на ремонт в Насосную.

С некоторой досадой, но безропотно Железнов отдал спирт. Все-таки командировка - дело святое. А путь через всю страну в Насосную под Баку займет у группы обслуживания, видимо, больше месяца: истребитель и борт сопровождения не сколько летят, сколько томятся в ожидании на бесчисленных аэродромах. Впрочем, для любителей развеяться и разгуляться лучше такого путешествия не придумаешь: с полными канистрами спирта ты везде король и дамский любимец.

После обеда был еще один подъем из дежурных сил, но теперь Железнов отдыхал, летал истребитель первой эскадрильи. Не успел самолет приземлиться, как появился Кошкин, старший техник группы РНО той же эскадрильи, солидный мужчина лет тридцати, таинственно пошептался с техником и набрал десятилитровую канистру спирта. Борт на Насосную должен был зарулить на площадку неподалеку от дежурных сил, так что группа, готовившаяся к командировке, ожидала в дежурном звене. Почти все успели отметить подготовку к отлету. Лица раскраснелись, глаза горели, голоса громко раздавались по всему домику. В комнату отдыха вошел только что приземлившийся летчик старший лейтенант Окрошкин, худой сосредоточенный парень лет двадцати четырех. Он хмуро глянул на веселую компанию и поманил Кошкина в коридор.

-Ты почему все десять литров забрал? Где моя половина?

-Петька, брось мелочиться! В командировку же летим, там каждая капля на счету. А ты здесь еще наберешь себе хоть завтра, а может и сегодня.

-Я вам, товарищ старший лейтенант, не Петька, а старший летчик старший лейтенант Окрошкин. Командировка - ваша проблема. Нужно было готовиться заранее. Мои пять литров отдайте.

-Заранее! Только утром сказали на построении, еле собраться успели. Петр, ты человек или нет! Нам же месяца два через весь Союз и обратно пилить.

-А кто сказал, что вы летите пьянствовать, а не работать? Давайте пять литров, и дело с концом.

-Да подавись ты, писюн газированный! Забирай всю канистру! - взорвался Кошкин. - Видите ли, он старший летчик, белая кость! А мы, значит, АТС - авиационно-технический скот, а не состав!

-Ничего такого я не говорил, - спокойно парировал пилот. - Вы еще не успели улететь, а уже под градусом, вот и нервничаете, выдумываете что-то. А всю канистру не надо, только половину.

Окрошкин перелил в свою посудину пять литров и молча ушел.

-Далеко пойдет парень! - сделал вывод Железнов: весь разговор отлично слышали в комнате отдыха и еще долго склоняли по всем статьям из молодых да раннего Окрошкина.

* * *

-Отстань, Слава! - вяло отмахивался Железнов от Арбузова. - После вылета потолкуем, враги все равно спокойно жить не дадут. Что я буду в бак лишний раз залезать! Тебе что, на стоянке самолетов мало?

-Ты в своих ДСах за неделю совсем от жизни отстал, - не унимался Арбузов. - Не знаешь, что Мишечкин на замену уезжает? Позавчера представили нового командира полка - полковника Фирсова, из Днепропетровска приехал. Он поставил задачу провести ревизию спирта и «массандры» во всех эскадрильях. Никто не берет и не наливает, пока не уляжется эта канитель. А про ДСы он ничего не говорил. Самолет слетает, всю свою спиртовую бухгалтерию в порядок приведешь. Паша, будь человеком! Я без стакана спирта жрать не могу, с горшка потом весь день не встану! А дома нет ничего!

-Да тебе сколько ни наливай, у тебя никогда нет! На х.. мне искать на жопу приключения!

Железнов с неприязнью покосился на Арбузова. Мало кто имел такую силу воли, чтобы избежать соблазна и не пить систематически, служа на «летающих гастрономах». Многие попросту спивались, однако Арбузов, еще совсем молодой парень лет двадцати пяти, но выглядевший чуть ли не на десяток лет старше со своим испитым рыхлым лицом, пошел гораздо дальше сослуживцев. Почти все забыли, когда видели его абсолютно трезвым. Трижды он представал перед судом чести, докатившись уже до младшего лейтенанта. Правда, погоны носил все равно лейтенантские, регулярно получая выговоры на каждом строевом смотре. Летчики боялись его самолета, как огня, и с облегчением вздохнули, когда Арбузова наконец-то перевели в группу СиД.

Недавно во время очередного запоя техника посетила «белка» - белая горячка. В санчасти он разбил дверь палаты, целясь в Аллу Пугачеву, якобы громко певшую ночью в коридоре и мешавшую ему спать. Потом он жаловался доктору, что американская РЛС буравит ему мозг своим излучением. Врач направил алкоголика в госпиталь, а командир эскадрильи выделил Арбузову сразу двух сопровождающих. Ехали поездом, и офицеры ночью хорошо посидели в вагоне-ресторане с собственным спиртом, за компанию напоив до бесчувствия всех желающих. Через проводниц перепало даже машинистам, в итоге поезд простоял два часа в тупике на одной станции, где должен был осуществить сложный маневр, когда голова и хвост состава менялись местами. Месропян и Ходунов, сопровождавшие Арбузова, никак не были затронуты разыгравшимся у начальника станции скандалом: машинистов тут же уволили с работы.

Месропян через друзей в милиции перед поездкой раздобыл наручники и в вагоне-ресторане приковал ненадежного техника к стулу. Оба сопровождающих в такой комфортной обстановке напились до изумления, а Арбузову, испытывавшему при этом поистине танталовы муки, не досталось ни капли. Утром в госпитале врач долго не мог разобраться, кто кого привез: внезапно выздоровевший Арбузов держал под руки качающихся Месропяна и Ходунова, так что диагноз Delirium tremens (белая горячка) ставить было уже некому. В итоге все трое отправились обратно в свою часть.

Этот казус случился совсем недавно и теперь с удовольствием смаковался во всех курилках. Арбузов, естественно, снова запил, и Пожарцев угрожал жестоко наказать каждого, кто нальет ему хоть каплю. Впрочем, за пределами аэродрома к распоряжению инженера эскадрильи относились спустя рукава. Буквально несколько дней назад, в воскресенье, жена Железнова, возвращаясь утром из магазина, увидела Арбузова мертвецки пьяным и вцепившимся в фонарный столб. Она не поленилась подняться на пятый этаж, чрезвычайно удивив своим сообщением жену Арбузова:

-Да Славка пятнадцать минут назад трезвый вышел, как стеклышко! За картошкой его послала.

Оказалось, находчивый Арбузов, спускаясь, заглянул почти в каждую квартиру, где просил «сотку» опохмелиться, так что за считанные минуты он пришел в свое привычное состояние, поскольку этого добра никому было не жалко: каждый наивно полагал, что от одной стопки тому вреда не будет.

Вот и теперь Арбузов не отставал, но Железнов был непреклонен. Весьма кстати их препирательства прервал подошедший дневальный:

-Товарищ лейтенант, вас к телефону.

Железнову звонила жена и просила принести спирта: сынишка заболел, температура, и врач рекомендовал растирать тело.

-Люда, у меня же стоит трехлитровая банка в кладовке!

-Да я утром у бича ее обменяла на два мешка картошки, а Мишка потом сразу затемпературил.

-Ты еще с какими-то бичами там контактируешь, делать тебе нечего!

-Он на улице подошел, предложил, что отказываться! Через полчаса принес картошку к двери, а я сама потом втащила в прихожую, когда он ушел, в квартиру его не пускала.

-Ладно, привезу.

Железнов положил трубку.

-Повезло тебе, Славка. Давай канистру. Только больше двух литров не налью.

Арбузов даже подпрыгнул от радости, а Железнов направился с сумкой к самолету. Вокруг было спокойно, он отвинтил пробку, запустил в бак шланг, засосал из него воздух и направил струю в канистру. Набрав себе три литра, он, чертыхнувшись, вспомнил, что канистра Арбузова осталась на кровати.

-Ничего не трогай, у меня пробка не закрыта! - крикнул Железнов солдату, охранявшему самолеты, и побежал в домик.

Канистра уже куда-то запропастилась, и минут пять ушло на поиски и разборки. Оказалось, пошутил другой техник. Он уже собирался передать Железнову емкость, как вдруг в домике раздался пронзительный звон. Техники позабыли обо всем на свете, побежав готовить самолеты к вылету. Через несколько минут сразу оба истребителя порулили на старт. Железнов наблюдал, как его «двадцать шестерка» разгоняется на взлетной полосе и вдруг с ужасом нащупал в кармане позабытую в суматохе пробку от спиртового бака. Побледневший техник со стоном опустился на траву и закрыл лицо руками. Предпринимать что-то было уже поздно.

* * *

Железнов сидел в клубе офицеров в первом ряду и ожидал своей очереди. Первым перед судом чести предстал Арбузов. Он уже в четвертый раз стоял на сцене и чувствовал себя очень уверенно.

-Полюбуйтесь на эту пародию на офицера! - гремел полковник Фирсов. - Я еще почти никого не запомнил в полку, а фамилия Арбузова мне сразу в память врезалась. Успел дважды в строй опоздать, на смотре щеголяет в погонах лейтенанта. Самозванец! А затем не заступает в наряд дежурным по штабу! Этот наряд по Уставу - для сержантов, а мы по специальному решению командующего округом ставим туда офицеров и прапорщиков. У дежурного по части список из сорока пяти алкоголиков, которым нельзя выдавать оружие. В наряды они из-за этого ходить не могут, добросовестные военнослужащие из-за них несут дополнительную нагрузку. Пусть бы по штабу подежурили, здесь пистолет не нужен. Нет, младшему лейтенанту Арбузову и это не под силу! На развод суточного наряда он не прибывает, шляется черт знает где, командир и инженер эскадрильи найти его не могут. В выходной день выдергивают с отдыха добросовестного лейтенанта Хитрецова, чтобы тот срочно заступил в наряд вместо этого алкоголика. И что вы думаете? В одиннадцать вечера в квартире командира полка раздается звонок. Супруга спрашивает: «Кто там?» Ответ: «Свои!» Она зовет меня из-под душа, сама открывает дверь, я выхожу и вижу эту ошибку природы - Арбузова. Пьян в стельку, на ногах не держится, но к командиру полка прибыл. Видит меня, сказать ничего не может - немая сцена. Не знаю, спутал подъезд или квартиру, так я ничего не добился, отправил его на гауптвахту. Думайте, товарищи офицеры, место ли такому экземпляру среди вас.

Следом выступил доктор, который не особо смущался, разглашая врачебную тайну:

-Есть у меня журнал, где я веду учет наших алкоголиков. Правда, кое-кого изредка с учета снимаю, когда за ум берутся, но таких крайне мало. Ко мне как проверяющие приезжают, я им сразу этот журнал подсовываю. Они больше ничего не проверяют, только сидят и читают. Горько и стыдно, товарищи офицеры, что так себя ведете! Вот был у нас один двухгодичник, уже уволился. Так спился же здесь за несколько месяцев! Слышал я, как он хвастался в курилке своими успехами на половом фронте, а я-то знаю, что он уже на почве алкоголизма почти импотент. Жена его мне рассказывает: «Я уже забыла, когда он меня в последний раз обнимал. Можете это завтра на построении объявить». Но не о нем речь. Среди всех этих людей Арбузов - особый случай. Он сумел даже переродить микрофлору кишечника. У него там все нормальные палочки вымерли, остались только алики. Они постоянно требуют стакан спирта, иначе у парня жуткий понос начинается. Арбузову нужно лечиться, лечиться и лечиться, иначе скоро организм такой нагрузки не выдержит, и груз «двести» на родину данного офицера отправится.

Прения не заняли много времени. Суды чести с Арбузовым всем уже смертельно надоели, так что решение ходатайствовать об увольнении его из вооруженных сил все восприняли равнодушно. Впрочем, от Железнова не ускользнуло, что командир эскадрильи и Андреев выглядели именинниками. Однако думать ему было об этом некогда, поскольку настала его очередь выходить на сцену. Под сотнями пристальных взглядов молодому лейтенанту стало не по себе, и он опустил глаза.

-Вот, пожалуйста, лейтенант Железнов, - вновь вступил в дело командир полка. - Сегодня я подписал представление. Начальник строевого отдела направил документы в округ. Всем, кто прибыл в позапрошлом году вместе с ним, будет присвоено звание старшего лейтенанта, а данному офицеру придется этого еще очень долго ждать. До такого даже Арбузов не додумался - сорвать вылет с боевого дежурства! Сливает нагло спирт, еще и говорит солдату, что лючок не закрыт, а сам идет за другой канистрой - ему мало. Солдат - он тоже не дурак, быстро набрал себе трехлитровую банку, потом нашли в траве с отпечатками его пальцев. А тут команда на взлет. На самолете при разгоне заливает спиртом лобовое стекло, вылет сорван. Хорошо еще, что успел летчик затормозить в пределах полосы, а американский разведчик сопровождал вдоль границы второй самолет.

-Случай вопиющий! - подхватил начальник политотдела. - У лейтенанта Железнова постоянно что-то случается на боевом дежурстве. Один солдат аккумулятор разрядил, другой штык-ножом ракету разбил. Контроля никакого со стороны старшего техника Железнова! А еще тот мерзкий случай, когда на ритуале вместо гимна запели какие-то частушки-хохотушки: «Кому это нужно? Никому не нужно!» И это о боевом дежурстве! Я бы попросил соблюдать тишину в зале, здесь не смеяться, а плакать нужно. Молодой офицер, и такое наплевательское отношение к БД! Никакого чувства ответственности! Что-то слишком много случайностей, я бы сказал очень странных. В былые годы, при Иосифе Висарионовиче Стаоине, товарищ лейтенант, вам бы и первого случая с аккумулятором за глаза хватило. Уже бы не стояли вы среди нас и не подрывали злостно боевую готовность. Я бы даже сказал, что не нелепые все это случайности. Возможно, во всем этом хладнокровный расчет, и лейтенант Железнов вовсе не так прост, как кажется. Все его действия прямо льют воду на мельницу международного империализма. Вольно или невольно данный офицер стал прямым пособником заокеанских агрессоров, которые опутали нашу страну паутиной военных баз. Наверняка империалисты рассчитывают на пятую колонну в лице таких вот железновых, но мы не должны дать им ни малейшего шанса торжествовать. Таким офицерам не место в армии!

Чрезвычайно довольный собой, подполковник Богатиков вернулся на место. Его патетическое выступление навеяло на всех тоску. Ни для кого не было секретом, что летчики с неохотой шли на политработу, которая только отвлекала от любимого дела и потому считалась обузой, из-за чего давно почти повсеместно стала чем-то вроде почетной ссылки для посредственных и слабых пилотов. Богатиков не был исключением, и техники за глаза ядовито называли его «Покрышкиным»: чуть ли не после каждого второго вылета начальника политотдела на самолетах приходилось менять резину. Однако реноме старшего офицера и политработника высокого ранга необходимо было поддерживать, поэтому Богатиков периодически заступал на боевое дежурство, хотя вылетать ему давали крайне редко. Правда, было известно, что на прежнем месте службы Богатиков поначалу был обычным пилотом, не хуже и не лучше других. Но несколько лет назад на взлете на его машине загорелся двигатель. Взлет был прекращен, однако на полосе удержать истребитель не удалось, и тот выкатился в поле, где у него сложилась передняя стойка шасси. Летчик так перепугался, что даже не выключил двигатели и не смог расстегнуть ремни. Нечеловеческим усилием он попросту порвал их (потом долго удивлялись, как ему это удалось), выпрыгнул из кабины и убежал от самолета. Подоспевшие техники заглушили двигатели и включили систему пожаротушения. Самолет потом отремонтировали, а вот капитан Богатиков психологически надломился, стал гораздо хуже летать и был «разжалован» в замполиты эскадрильи.

Зал, поначалу настроенный против беспечности Железнова, под влиянием речи Богатикова несколько переменил мнение. Первым выступил Хитрецов, который взял лейтенанта под защиту и призвал простить его и не прибегать к крайним мерам. После Хитрецова набрались смелости Рыбалкин и Беспятов, скороговоркой предложившие не увольнять Железнова, а просто понизить в должности. Начальник политотдела пытался одергивать выступавших, но майор Пожарцев, рискуя навлечь на себя немилость, огрызнулся:

-Мы вас, товарищ подполковник, не перебивали! Для того и существует суд чести, чтобы каждый мог высказаться. Если вы заранее приняли решение, надо было его исполнять, а не устраивать показательный процесс, чтобы блистать красноречием. У Железнова много недостатков, но он не враг, каким его пытались выставить. Понизить его в должности, и дело с концом.

Единственным, кто поддержал Богатикова, был старший лейтенант Окрошкин. Он долго разглагольствовал о повышении боеготовности и необходимости всерьез взяться за борьбу с расхищением спирта и СВС. Богатиков удовлетворенно кивал во время этой речи, на лице Фирсова не шелохнулось ни мускула, а Железнов с ненавистью смотрел на молодого летчика, порываясь публично рассказать о его скандале на БД из-за пяти литров спирта, но благоразумие взяло верх: наверняка Окрошкина ожидало скорое повышение, и наживать в его лице врага не следовало. Подвел итог прениям командир полка:

-Много всего было сказано, думается, это хороший урок для лейтенанта Железнова, будем надеяться, что больше мы по поводу его приключений собираться не будем. Наверное, с далеко идущими выводами торопиться не стоит, - Фирсов довольно неприязненно глянул на Богатикова и продолжил, - тут налицо полное разгильдяйство и возмутительная халатность, но никак не преступный умысел, иначе с Железновым разговаривали бы не на суде чести, а совсем в другом месте. А чтобы он крепко запомнил этот случай, ходить ему в лейтенантах, пока я здесь командир полка. От самолета он уже отстранен, переведен в группу СиД. В общем, думайте. Я, например, не вижу оснований для его увольнения, если он даст слово офицера, что больше такого никогда не повторится.

Железнов охрипшим от волнения голосом пообещал исправиться и попросил оставить его в армии. Через десять минут суд принял формальное решение ходатайствовать о его снижении в должности, и лейтенант с облегчением перевел дух.

* * *

Солнце только-только поднималось над горизонтом, а первый разлет уже начинался. Зарычали двигатели, и крылатые машины, прогазовав минут пять у колонки, одна за другой отправлялись на старт. Техники, выполнив свою задачу, позевывая, отправлялись в домик под ПУ ИАС. Построение на полеты было назначено на пять утра в гарнизоне, после чего полчаса тряслись в тягачах по каменистой дороге, а затем три с половиной часа готовили перехватчики к вылету. И только теперь, когда в дело вступили пилоты, техники могли ненадолго перевести дух.

Игра в домино шла вяло. На улице было еще слишком холодно, и это лишало приятной возможности полежать на травке, поэтому все набились в маленькую комнатушку и дремали, сидя на лавках.

-Слышали, мужики, наши ночью американский АВАКС сбили! – сообщил пришедший из группы КЗА Рыбалкин. –Штурманы сейчас говорили.

При этом известии все сразу встрепенулись.

-Неужели? Вот молодцы!

-Давно пора американцам по носу щелкнуть!

-Комэска с третьей Боголюбов, говорят, ночью с ДСов на этот АВАКС вылетал, но не успел: кто-то с Сахалина того уже завалил. А Боголюбов немного передохнул – и уже на полеты пришел, только что на нашем двадцать четвертом ушел, - добавил Рыбалкин.

-Жалко, что не успел, - вступил в разговор Беспятов. – Может, еще бы один орден получил, а то и Героя. За позапрошлогодний дрейфующий аэростат у него уже есть орден, когда он еще у нас замом комэски был. Я только после училища, у Лехи Тимакова стажировался. Сами знаете, эти чертовы аэростаты из стольких секций состоят, что несколько штук если прострелить – остальные несколько десятков все равно в воздухе держат, да еще отверстие сразу затягивается. А тогдашний аэростат сначала антрацитовские «МиГ-21» из пушечек своих поранили, излохматили от души, а тут и Боголюбов подоспел, две радийные ракеты подряд в шарик пустил, удачно осколки разлетелись, аэростат медленно так в море упал, пограничный катер его подобрал вместе со всей шпионской аппаратурой. Боголюбову орден, Лехе как технику самолета именные часы, а мне как стажеру благодарность. Боголюбов с тех пор, если есть возможность, всегда на Лехином двадцать четвертом летает.

-Зае… эти американцы со своими аэростатами, - откликнулся Терещенко. – постоянно из-за них в эскадрилье приходится пару самолетов с четырьмя радийными ракетами держать. Комплект нештатный, одна морока с ним, да еще перед полетами снимай, после полетов цепляй, сами знаете. Хорошо, что пока отбили это дежурство по ДА.

После первого вылета начали садиться учебные спарки с пятидесятипроцентной заправкой, которой хватало минут на пятнадцать-двадцать. Их тут же начали готовить к повторному вылету. Работа шла быстро, и вот одна из машин начала новый запуск. Внезапно двигатель смолк. Оба пилота выбрались из кабин и с озабоченным выражением лица быстро зашагали в летный домик.

-Внимание! На всех самолетах - послеполетная подготовка! – объявили с ПУ ИАС.

В небе показались боевые истребители. Одна за другой машины садились на взлетно-посадочную полосу, выпускали тормозные парашюты, резко сбрасывали скорость, после чего, отстрелив парашюты (их тут же подбирала группа солдат, отвозила на тягаче в специальный класс для перепаковки), медленно катились на ЦЗТ. Хмурые летчики сначала быстро уходили в свой домик, но затем все высыпали на бетонку, напряженно вглядываясь в небо. У колонок уже стояли все истребители полка, кроме двадцать третьего и двадцать четвертого. Наконец, над горизонтом показалась еще одна темная точка, которая быстро росла в размерах.

-Посадка самолета номер двадцать три! – объявили с ПУ ИАС.

Беспятов с облегчением вздохнул и побежал к своей колонке. Летчики с напряжением наблюдали, как истребитель, летевший с небольшим креном, коряво коснулся полосы, закачался, задев антеннами фальшкилей бетон, но все-таки выпустил тормозной парашют и сумел сбросить скорость до конца ВПП. Через несколько минут он подрулил к ЦЗТ, и у всех без исключения вырвался вздох изумления. Как замполиту третьей эскадрильи майору Кравченко удалось посадить самолет в таком состоянии, оставалось загадкой. На фюзеляже отчетливо виднелись вмятины, по всему корпусу розовели полосы герметика, а оба киля были снесены почти на треть. Летчик мгновенно спустился по стремянке, не глядя на Беспятова, несколько раз обежал вокруг самолета и остановился, напряженно глядя на изуродованные кили с наполовину уничтоженными красными звездами. Лицо его было белее снега. «Кажется, я его ударил! Кажется, я его ударил!» - расслышал Беспятов шепот пилота. К двадцать третьему самолету уже спешили все летчики, техники и механики. Огромная толпа обступила истребитель, молча глядя на помятую машину и остолбеневшего пилота.

Наконец, к Кравченко подошел Фирсов, мягко взял под руку и повел в летный домик. Остальные пилоты зашагали за ними. Над аэродромом повисла гробовая тишина. Техники молча разошлись по своим машинам, укутывая их чехлами и цепляя водила. Через час ЦЗТ опустела. Из всех техников самолетов один Тимаков уехал на стоянку не в кабине своей машины номер двадцать четыре, а в тягаче, который тянул за собой пустое водило.

-Леха, ты его крыло случайно не забыл потрогать? – поинтересовался у Тимакова Беспятов.

-Юрик, конечно, коснулся, как положено, - мрачно ответил Тимаков. – Видишь, не помогло. Теперь затаскают. Черт с ними, пусть таскают, лишь бы летчик спасся!

* * *

-Я прошу никого не распространять панические слухи! – резко сказал строю полковник Фирсов. – Что бы ни случилось, семье подполковника Боголюбова все сообщу только я сам, и никто другой. Имеющаяся информация пока очень скупая. Пограничники видели падающий самолет, примерно указали место. Местные егери потом нашли планер – летчика там нет. Поисковая группа моего заместителя подполковника Коровина вчера вечером на тягаче достигла места аварии – пока будем говорить так. Утром начаты поиски. К сожалению, погода не позволяет задействовать вертолеты. Третья эскадрилья, не отчаивайтесь, может быть, еще жив ваш командир.

Весь полк отправился на аэродром – заниматься наведением порядка. Офицеры, прапорщики и солдаты равнодушно сгребали сухую траву и мусор, красили гаражи и эскадрильские домики. Все разговоры крутились вокруг падения двадцать четвертого самолета. По скупым рассказам летчиков и группы КЗА, расшифровавшей пленку вернувшегося двадцать третьего борта, картина вырисовывалась довольно отчетливая. Во время выполнения упражнения в облаках Боголюбов и Кравченко шли парой. Ведомый потерял ведущего, чуть прибавил скорость и неожиданно оказался в струе, выбрасываемой обоими двигателями. Двадцать третий самолет приподняло, перевернуло, и он плашмя упал на двадцать четвертый. «Ой!» – последнее слово, которое услышали в эфире от Боголюбова. Очевидно, повреждения его самолета оказались значительно серьезнее. Неизвестно было главное: удалось ли пилоту катапультироваться?

-Говорят, кресла нет в планере, - сообщил Рыбалкин, который по дружбе первым узнавал все новости от КЗАшников. – Может быть, где-то в тайге мыкается пилот.

-Неужели бы до сих пор к морю не вышел? – поинтересовался Хитрецов. – Вроде бы там, по слухам, недалеко.

-А если он ранен? – возразил Тимаков. – Помните, на Сахалине со спарки сразу двое в том году катапультировались. Один нормально, а другой спину сломал. Может, еще и рация вышла из строя. И тогда вся надежда у Боголюбова на пайке из кресла продержаться, пока не найдут.

-Если бы хоть так! - вздохнул Хитрецов. – Но все равно долго не продержаться ему без помощи. Кто знает, какое у него ранение!

На следующий день поднявшийся ветер наконец-то разогнал низкие облака, и на Котелковский аэродром прилетели несколько вертолетов. Одна за другой очередные поисковые группы грузили туда коробки и мешки с провиантом и патронами. Винтокрылые машины поднимались в воздух и отправлялись к побережью Японского моря.

Хитрецов впервые летел на вертолете после окончания училища. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась зеленая тайга, покрывавшая сопки. Равнинные участки почти не попадалось. Изредка мелькали селения и дороги, на которых и с высоты несколько сот метров можно было разглядеть автомобили. Время от времени вертолет влетал в облака, разгоняя их винтом и слегка раскачиваясь.

Примерно через час внизу показалось аквамаринового цвета море. Вертолет развернулся и мягко приземлился на площадке около лагеря, не заглушая двигатель. В считанные минуты, освободившись от пассажиров и груза, он вновь взмыл в воздух, а на его место сел следующий.

Несколько десятков человек быстро сбросили свои нехитрые пожитки в деревянные домики базы отдыха какого-то предприятия, временно отданной под лагерь. Подполковник Коровин разделил новичков на несколько групп, назначил старших и показал всем карту местности.

-Посмотрите, в этом месте находится планер. Он находится между конусом и кабиной, которые также удалось обнаружить. Расстояние между ними примерно двадцать километров. Самолет рассыпался в воздухе. Вот эту линию и следует прочесывать. Установленная система сигналов: один выстрел - кто-то отстал и просит откликнуться, два выстрела - нашли деталь самолета, общий сбор, три выстрела - нашли летчика.

-Частая беспорядочная стрельба - нашли бичей, отходим! - шепнул Ходунов Хитрецову.

Всех вновь прибывших усадили в два тягача и повезли в тайгу. По пути Тимаков, уехавший раньше остальных техников второй эскадрильи с передовой группой, рассказал своим, что первыми к планеру в тайге успели не егеря, а местные жители, и после их визита на самолете не досчитались отдельных секретных блоков. Особист легко вышел на нескольких штатных алкоголиков из ближайшего села, которые находились в плачевном состоянии. Они тут же отдали все украденные блоки, из которых предполагали извлечь какие-нибудь драгоценные металлы, в обмен на врачебную помощь. Болезнь их объяснялась просто: вытекающий из самолета антифриз они по запаху приняли за спирт. Доктор устроил незадачливым мужичкам промывание желудка и дал какие-то лекарства. На этом инцидент был исчерпан.

Чсерез полчаса тягачи остановились, и все под руководством старших групп углубились в тайгу. Группу из пятнадцати человек второй эскадрильи возглавлял Зиновьев, начальник ТЭЧ звена – высокий крупный мужчина лет под тридцать пять, который, подобно Терещенко, был заядлым охотником и в тайге уже давно чувствовал себя как дома. Он распределил техников цепью метрах в пяти-шести друг от друга. Рядом с Хитрецовым шли Железнов и Ходунов, который без устали балагурил.

-Эх, Володя, сколько грибов! - восхищался он. - Жалко, собирать некогда.

-По сторонам, Ваня, лучше смотри, - отвечал Хитрецов. - Мы же не грибы ищем. С Паши пример бери.

Действительно, Железнов не отвлекался ни на секунду и напряженно смотрел то по сторонам, то под ноги, то на кроны деревьев. Однако никаких артефактов в таежной глуши пока не наблюдалось. Вдруг неподалеку раздались два пистолетных выстрела. Вся группа немедленно метнулась на звук и через пару минут собралась около капитана Шепелева с политотдела. Тот недоуменно посмотрел на собравшихся около него техников обеих команд.

-Чего сбежались-то, мужики? - весело спросил он.

-А что ты нашел? - поинтересовался Зиновьев.

-Ничего!

-А что нам Коровин говорил, что означают два выстрела? - ядовито спросил Зиновьев.

-Как что? П….ц змее! Вон она валяется!

-Ладно, Миша, предупреждать надо! - усмехнулся Зиновьев. - Пошли дальше искать.

Путь по тайге отнюдь не был усыпан розами. В ложбинах приходилось постоянно перебираться через болота, распугивая лягушек и змей, перепрыгивать через ручейки и переходить вброд небольшие речки. Вода там была холодная и кристалльно чистая, так что к заранее наполненным фляжкам, висевшим на поясе, никто даже не притрагивался. Выбравшись из болота, приходилось карабкаться на сопки, спускаться и так до бесконечности.

-Володя, Паша, когда вернемся, давай рапорт начфизу напишем - пусть нам какой-нибудь разряд по альпинизму присвоит! - хохотал Ходунов.

Хитрецов и Железнов не откликались на такие шутки. Они все с тем же напряжением осматривали каждую пядь земли. Вновь спустились в очередную ложбину, поросшую высокой, в человеческий рост, травой. Ходунов раздвинул ее руками и вдруг заорал благим матом: в полуметре от него показалась морда оленя. И для человека, и для зверя встреча оказалась такой неожиданной, что оба перепугались не на шутку. Олень заметался взад-вперед вдоль цепи, но не побежал между людьми, хотя места было достаточно, а лихо перепрыгнул через Хитрецова, едва не задев того копытами за голову, и тут же исчез в густой траве. Буквально через несколько мгновений оттуда раздалось громкое рычание, и офицеры и прапорщики инстинктивно сбились в кучу спиной друг к другу, за доли секунды выхватив пистолеты.

-Вон он! - воскликнул Хитрецов, указывая вверх.

Действительно, между стволами деревьев время от времени можно было разглядеть гигантского полосатого зверя, который быстрыми прыжками с тушей оленя в зубах взбирался на сопку.

-Амба обед себе раздобыл! - усмехнулся Зиновьев. - Пора и нам привал устроить. Штаны у всех в порядке? Все уже, расслабляйтесь, тигр ушел. Видимо, он оленя преследовал, а тот на нас выскочил, заметался - и прямо в пасть к тигру. Амба зверь нормальный, рычит, предупреждает, что охотится. Это медведь может внезапно из кустов напасть, тогда худо дело. Перед привалом осмотрите друг друга - хоть клещ сейчас не активен, черт его знает, лучше перестраховаться.

Пара найденных на одежде клещей вскоре отправилась в разведенный на полянке костер. В ручье удалось практически голыми руками поймать десятка три небольших рыбешек, которых зажарили в виде шашлыка на прутике. В котелке вскипятили чай, в который добавили лианы лимонника - это тонизирующее питье отлично снимало усталость. Сырые лианы все жевали и по пути, восстанавливая силы. Перед обедом Ходунов достал было запасную фляжку и поднес ее к губам, но Зиновьев его остановил.

-Ваня, никакой массандры! Нам еще до темноты по тайге топать. Вечером в лагере - пожалуйста, но чтоб не до поросячьего визга.

Ходунов послушался и убрал фляжку. Перекусив и передохнув, вновь отправились на поиски. Вторая половина дня оказалась чуть более результативной. Сначала на площадке небольшой скалы, куда взобрался Хитрецов, обнаружился один из небольших блоков самолета, затем в болоте Железнов нашел более крупный объект - радиостанцию.

-Крыша-девять, посадка! - передал по радио команду вертолету Зиновьев.

Минут через десять в небе показалась "вертушка", и ей, размахивая руками, указали место для посадки. Из вертолета выбрался Коровин и равнодушно посмотрел на обнаруженные блок и радиостанцию.

-Это все? - хмуро спросил он. - Больше из-за такой х… вертолет не сажайте.

Однако находки погрузили на борт, и вертолет вновь исчез в небе. Больше группа второй эскадрильи за день ничего не нашла и вечером вернулась в лагерь. "Улов" остальных команд оказался столь же скудным. Однако как бы ни незначительны были найденные фрагменты, они подтверждали, что поиски идут в правильном направлении.

Все техники и механики второй эскадрильи после ужина искупались при свете луны в бурных теплых водах Японского моря и расположились на ночлег на уютном чердаке одного из зданий базы отдыха. Выпили понемногу массандры на сон грядущий и долго обсуждали сегодняшний день.

-Надеюсь, Боголюбову тот тигр не встретился! – заметил Хитрецов.

-Или медведь, - серьезно добавил Зиновьев.

-Кстати, о тиграх, - вступил в разговор лейтенант Лазарев с ОБАТО, присланный на поиски в качестве представителя тыловой части и занимавшийся здесь всеми вопросами снабжения. – Несколько месяцев назад был я начальником караула, а разводящий повез в тягаче смену – семь бойцов в кузове, все с автоматами. Скалу объезжали – бац, на дорогу тигр вышел, зарычал. Водитель – по тормозам, и все солдатики за несколько секунд вместе с автоматами в кабине оказались. Тигр еще пару раз рявкнул и в тайгу ушел, а они потом полчаса из этой кабины кое-как вылезали. Я уже паниковать в караулке начал, куда целая смена подевалась.

-В газетах писали, в Америке так какие-то придурки в телефонную будку набились двадцать с чем-то человек, в книгу рекордов Гиннесса хотели попасть, - рассказал Хитрецов. – Надо американцам совет дать, чтобы тигра на следующий рекорд пригласили, так и сорок человек набьются. Может, отвалят нам за эту идею двести рубликов, как Бендеру за рецепт самогона.

-Скажу Андрееву, когда на сопровождение полетит, - подал голос Железнов. – Он все время с БД когда вылетает, с американцами треплется. Точнее, они болтают, а он слушает.

-Сначала, Паша, самолет обратно заслужи, - напомнил Зиновьев. – Мне местный мужичок рассказывал, жил он один в заимке, а ночью как-то осадила домик целая тигриная семья: мамаша и двое тигрят, уже больших. Он всю ночь факелы в них кидал. А они отбегут – и обратно на крыльцо, в дверь царапаются. Вроде, надоест, снова отойдут, он опять ветку запалит, кинет – порычат немного, и обратно. Утром трактор мимо проходил, мужик как выскочил, как побежал со скоростью мирового рекордсмена – и в кабину трактора. После этого заимку ту бросил, в Котелково переехал.

-В «Известиях» недавно писали, как на окраине Хабаровска тигр на помойку пришел, а два пьяных мужика к нему прицепились, – вновь вступил в разговор Хитрецов. - Один на него аж с голыми руками полез, хотел полосатому глаза выдавить. Чудом живыми остались, в реанимации лежат.

-Нет, мы амбу трогать не будем, если снова встретим, - степенно сказал Зиновьев. – Пусть идет своей дорогой. Ладно, мужики, хорош п…ь, завтра снова тайгу бороздить.

На следующий день, едва группа второй эскадрильи отошла от дороги, Железнов нашел под деревом еще один крупный блок разбившегося самолета – теплопеленгатор. Тяжелый прибор сразу вынесли на дорогу и погрузили в тягач, после чего углубились в тайгу. Теперь не только смотрели по сторонам, но и на всякий случай принюхивались к запахам (такова была утренняя установка подполковника Коровина). И через два часа Железнов действительно что-то учуял.

-Постойте! – сказал он соседям. – По-моему, есть запах тления.

-Точно, есть, - согласились Хитрецов и Ходунов.

-Да нет ни х..! – горячился Месропян. – Вам кажется!

Мнения разделились, однако Зиновьев согласился с позицией Хитрецова:

-Пусть кажется, но надо найти источник запаха. Может, птица сдохла или зверек. Убедимся, что это не то, чего бы нам очень не хотелось.

Целый час прочесывали это место, но так ничего и не обнаружили.

-Говорил я вам! – злился Месропян. – Болотом тухлым воняет, а мы кружим как идиоты по нему!

Зиновьев дал команду двигаться дальше. За день группа нашла еще несколько небольших блоков и даже крупных шайб, гаек и разъемов.

-Ну надо же! – удивлялся Зиновьев. – Такую х…ю находим, а кресла с летчиком нет!

-Может быть, их и вправду нет, - предположил Месропян. – Бичи труп нашли, пистолет забрали, тело закопали – и все шито-крыто. А кресло где-нибудь в болоте увязло.

-Типун тебе, Боря, на язык! – разозлился Зиновьев. – Помалкивал бы лучше с такими версиями!

Вечером в лагере все обсуждали свежую новость: пресс-конференцию министра иностранных дел СССР Андрея Громыко.

-Вот тебе и АВАКС, - разочарованно протянул Хитрецов. – Оказывается, пассажирский «Боинг» сбили!

-Значит, спутали, - весело сказал Ходунов. – Да ну вас, еще переживать из-за каких-то корейцев! В Корее, может, и рады, что меньше ртов голодных стало.

-Так это в нашей Корее жрать нечего, а не в Южной, - уточнил Хитрецов. – Но все равно – мирные люди, пассажиры, при чем они здесь?

-Да ладно тебе, Володя, разоряться, - произнес Железнов. – Особист еще услышит, прибежит разбираться, кого ты жалеешь, потом Богатикову настучит, и запишут тебя в неблагонадежные со мной на пару.

Еще несколько дней напряженных поисков результата не дали, хотя горка из искореженных блоков в лагере понемногу росла. На девятый день с момента катастрофы (с этого слова постепенно сняли табу) Коровин утром объявил о новом решении.

-Не исключено, что кресло с пилотом может находиться под корпусом самолета. Сегодня одну группу направим туда, попробуют или приподнять планер, или сделать подкоп. Домкраты и козелки из Котелкова сейчас вертолет доставит.

Через час команда второй эскадрильи устроилась в только что прилетевшем из Котелкова вертолете и отправилась к месту падения самолета. Планер с трудом просматривался с воздуха в ложбине между двумя небольшими сопками, а удобного места для посадки поблизости не было. Тяжелое оборудование с огромным трудом опустили вниз на длинных фалах, сами спустились по веревочной лестнице.

-Да, тяжкое зрелище, - вздохнул Тимаков, подходя к останкам истребителя.

Серебристый корпус был помят, плоскости крыла надломились. Впереди фюзеляжа не хватало конуса, а на месте кабины зияло глубокое отверстие с рваными краями. Все невольно замолчали, глядя на искореженную груду металла, которая чуть больше недели назад еще была грозной боевой машиной, почти живым существом, ежедневно покрывавшим тысячи километров воздушного океана.

-Ладно, мужики, хорош глазеть, - сказал Зиновьев. - Давайте думать, где здесь домкраты подсунуть, чтобы эту махину перевернуть.

-А может стоит вокруг планера еще разок местность прочесать? - предложил Хитрецов. - Чем черт не шутит. Понятно, кабина еще в воздухе отвалилась, раз она в десяти километрах отсюда. Возможно, кресло оставалось на месте, а катапультирование произошло при ударе о землю.

-Да смотрели уже мы вокруг, когда только приехали! - напомнил Тимаков. - Ходили, прочесывали. Вон следы.

-Володя прав, давайте еще разок-другой пройдем цепью, - согласился с Хитрецовым Зиновьев.

Привычно растянулись по тайге метров на сто. Около часа ушло на то, чтобы дважды обойти по кругу место катастрофы, однако удалось найти лишь несколько осколков обшивки.

-Правильно Леха говорил, не х.. было здесь прочесывать, - брюзжал Месропян. – Слушают пацанов! Подумаешь, высшее у них образование!

-Заглохни, Боря, - миролюбиво сказал Зиновьев. – По крайней мере убедились, что рядом ничего нет. Давай лучше думать, куда здесь козелки приспособить.

Действительно, задача была не из легких. Тяжелые трехколесные козелки нормально работали только на бетонном покрытии. Если же случалось порой вытаскивать с их помощью вылетевший за пределы полосы самолет, широкие колеса впивались в грунт, иногда ломались штоки или лопалась гидравлическая система. Приходилось подкладывать под колеса доски, камни, каждый раз что-то придумывать. Теперь же дело предстояло иметь с искореженными обломками, и это безмерно усложняло и без того непростую задачу. Подумав минут пятнадцать, Зиновьев выбрал две точки, откуда, по его мнению, легче всего можно было приподнять большую часть планера. Техники принялись ломами и лопатами расчищать площадки под козелки. И вдруг сигнал подала рация.

-Команда-два, ответьте крыше-девять!

-Слушаю, крыша-девять! – откликнулся Зиновьев.

-Видим крупный предмет, похожий на то, что вы ищите! Идите на нас!

Из-за сопки показался вертолет и завис метрах в трехстах от планера. Все двадцать человек рванулись с места и побежали по тайге, цепляясь за ветви и спотыкаясь о корни. Вскоре впереди оказались заядлые таежники Зиновьев и Терещенко, а также самые молодые и быстрые Хитрецов и Железнов. Постепенно Хитрецов обогнал всех и бежал в одиночестве на звук работающего двигателя вертолета, время от времени пропадающего из вида за кронами самых высоких деревьев. Наконец, молодой офицер выскочил на небольшую полянку у ручья у самого подножия скалы и увидел предмет, обнаруженный вертолетом. Хитрецов трижды выстрелил из пистолета, подав условный сигнал, и согнулся в жестоком приступе рвоты.

Один за другим на поляне появлялись его товарищи. Некоторые тут же следовали примеру Хитрецова, другие сразу отворачивались.

-Первый, первый, объект найден, - передал Зиновьев сообщение Коровину. – Катастрофа подтверждена.

-Команда-два, загрузить объект на крышу-девять, - после тяжелой минутной паузы откликнулся Коровин. – Всем командам отбой, следовать на базу. Крыша-восемь, загрузить оборудование и команду-два.

-Ну, мужики, кто смелый? – спросил Зиновьев. – Или будем спички тянуть?

-Гриша, давай я пойду, - откликнулся Железнов. – Только налей сначала.

Железнову плеснули две трети кружки чистого спирта, который он развел ледяной водой из ручейка. Махом выпил, брызнул немного спирта на носовой платок, которым завязал нос и рот и медленно направился к креслу. На пятнадцать метров ему потребовалось почти пять минут. Наконец, он оказался у тела пилота и начал отстегивать ремни. Эта процедура каждым техником была отработана до автоматизма на полетах. Кто бы мог подумать, что придется отстегивать от кресла не человека, а останки!

-Мужики, чехол давайте! – охрипшим голосом крикнул он группе, столпившейся у противоположного края поляны.

О чехле никто заранее не побеспокоился, и Тимакову потребовалось более получаса, чтобы сбегать за ним к месту падения планера. За это время Железнов справился с заржавевшими застежками и аккуратно уложил полуразложившееся за десять дней тело подполковника Боголюбова на траве. Глубокая рана на черепе и сломанная шея говорили о том, что летчик погиб уже в момент столкновения, а услышанное в эфире «ой!» было сказано за доли секунды до него. Железнов, бегло осмотрев кресло, успел определить, что катапультное устройство все же сработало и скорее всего действительно при ударе планера о землю, как и предположил Хитрецов, однако парашют при этом не раскрылся из-за повреждений при столкновении. Впрочем, никакого значения для мертвого пилота это уже не имело. Зиновьев, Хитрецов и Тимаков приблизились к Железнову, расправили чехол на поляне и все вместе с большими предосторожностями уложили на него хрупкие останки. Железнов достал из кармана комбинезона летчика документы, отстегнул кобуру с пистолетом. Зиновьев принес охапку ароматных веток и трав, чтобы хоть немного перебить трупный запах. Вместе с ними тело упаковали в чехол на манер египетской мумии и перевязали фалами.

-Крыша-девять, все готово! – сообщил Зиновьев по рации.

Вертолет опустился на минимально возможную высоту и выбросил веревочную лестницу. Железнов взобрался вверх, взяв с собой длинную фалу. К ней привязали брезентовый чехол с телом, и техник медленно поднял останки на борт вертолета. Вверх поднялся Зиновьев с канистрой спирта, предназначенной для экипажа винтокрылой машины. Вертолетчики сразу выпили по кружке, чтобы не задохнуться от трупного запаха. Железнов и Зиновьев спустились вниз, и вертолет вскоре исчез в небе.

-Ужас там в салоне! – сообщил Зиновьев. – Тут хоть на ветерке, а там замкнутый объем. Паша уже окосел, ему вроде бы ничего, а бортачи и я еле вытерпели, пока не вмазали. Сейчас их развезет, вдоль дорог полетят, чтобы не заблудиться. Сядут в Котелкове, там доктор с бочкой формалина их будет ждать. В формалине повезут в Уссурийск, в госпиталь. Давайте здесь все заканчивать, за нами сейчас другой вертолет пришлют.

Искореженное кресло пилота облили бензином и подожгли, после чего металлические остатки сбросили в яму на берегу ручья и закидали галькой. Тихо помянули летчика, выпив грамм по двести массандры и медленно зашагали к планеру. Предстояло дождаться вертолета, да еще поднимать вверх тяжелое, так и не пригодившееся оборудование.

-Видишь, Паша, в который раз подтвердилась старая истина, - тихо сказал Зиновьев Железнову. – Все законы авиации написаны кровью. Не знаю, что там точно Кравченко нарушил, но результат мы видим. Нет в нашем деле мелочей. Я опять про твою заглушку от спиртового бака – могло бы дело и таким же образом закончиться. Ты, конечно, молодец, старался больше всех на поисках, я доложу комэске. Но не думаю, что Фирсов насчет твоей звездочки так быстро мнение переменит. Не тот повод.

… Через три дня закрытый гроб выставили в Доме офицеров, и весь личный состав гарнизона прошел мимо в скорбном молчании. Оркестр заиграл траурный марш, и восемь летчиков в повседневной форме на плечах вынесли гроб из Дома офицеров. Под плач женщин скорбный груз пронесли мимо офицеров и прапорщиков, выстроившихся вдоль дороги через территорию части. Около КПП гроб бережно установили в устланный красной материей кузов тягача рядом с многочисленными венками от всех частей и других гарнизонов. Командиры дивизии и полка, начальник политотдела сказали обязательные в таких случаях, но в общем-то никому не нужные слова. Грянул троекратный залп солдатских автоматов и пистолетов офицеров и прапорщиков, от которого разлетелись во все стороны птицы и заплакали перепуганные дети. Борт тягача закрыли, и останки офицера отправились в последний путь – сначала на аэродром, а затем специальным бортом на родину. Через полчаса в столовой на обеде на каждый стол поставили графин разведенного спирта, и еще раз помянули погибшего пилота.

В тот же день майор Кравченко, отстраненный от летной работы, отправился в другую часть, где ему предстояло служить уже в качестве штурмана.

* * *

Тягач, с огромным трудом пробившись сквозь снежные заносы, наконец-то затормозил около стоянки эскадрильи. Техники в зимних куртках и «ползунах» кое-как выбирались из насквозь прокуренного тентованного кузова. Не заходя в домик, все сразу разошлись по объектам: техники и механики самолетов к своим крылатым машинам, специалисты к закрепленным за ними общим площадкам. Из гаражей и ящиков появились лопаты и скребки, и работа тут же закипела. В этом году впервые выпал серьезный снег, в мороз сухой и легкий, так что уборка шла без особых проблем. Солдаты сначала сбросили снег с зачехленных самолетов, затем присоединились к техникам, которые тщательно вычищали широкими деревянными лопатами свои карманы.

-Сначала полеты на «ЛА-пятых», затем облет! – крикнул на всю стоянку Сенькин.

Инженер недовольно поморщился.

-Снега до хрена, уберите сначала, потом как-нибудь поиграете.

-Семеныч, традиции надо чтить! – поддержал Сенькина Зиновьев.

-Ладно, если за час уберете, потом вам час на облет, - согласился Пожарцев.

Работа закипела еще быстрее. Не прошло и часа, как весь бетон был очищен, а рядом с гаражами выросла большая гора изумительной чистоты снега: сегодня в это место специально сгребли как можно больше, тогда как обычно снег откидывали к краю площадки по кратчайшему пути, так что за зиму бетонка бывала окружена высокими плотными брустверами. Но сегодняшняя горка была пока еще очень мягкой – что и требовалось.

-Всем строиться на полеты! – скомандовал Зиновьев как самый старший из начальников ТЭЧ звеньев.

Пожарцев, временно добровольно отдавший бразды правления, отправил солдат в противоположную сторону стоянки наводить порядок там и с усмешкой наблюдал за техниками из курилки.

Офицеры и прапорщики построились на площадке, и Зиновьев начал читать «плановую таблицу»:

-Сегодня полеты. Начало в одиннадцать ноль-ноль, окончание в двенадцать ноль-ноль. Участвуют борта двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь. Разведка погоды – борт двадцать два, пилот прапорщик Огурцов. На облет идут лейтенанты Сергей Телегин, Николай Кокошкин, Константин Граблин, старший лейтенант Олег Сапожников. Дежурный врач – старший лейтенант Ходунов. Руководитель полетов старший лейтенант Зиновьев, старший инженер полетов старший лейтенант Сенькин. По рабочим местам – разойдись!

Техники весело разбежались по стоянке, отсоединив водила от названных самолетов. Каждый офицер и прапорщик в свою первую зиму на Дальнем Востоке обязательно прошел эту процедуру и теперь жаждал передать «опыт» новичкам, которые уже давно знали, что их ожидает, но нисколько не возмущались.

Сначала выкатили водило двадцать второго самолета и подвели к нему молодого веселого прапорщика Огурцова.

-Товарищ пилот, доложите о готовности к полету на разведку погоды! – потребовал Зиновьев.

-К полету не готов! – бодро ответил Огурцов.

-Веня, что за х…я! – возмутился Зиновьев. – Портишь ритуал!

-Никак нет, товарищ старший лейтенант! Виноват техник – заправка ноль.

-Лейтенант Железнов, топливозаправщик к самолету! – скомандовал Зиновьев.

Железнов зачерпнул из ведра, бдительно охраняемого «доктором» Ходуновым, полкружки массандры и поднес Огурцову.

Тот лихо выпил и весело отрапортовал:

-Борт двадцать два к полету готов!

Прапорщика привязали фалами к водилу, и несколько человек с веселым гиканьем разогнали «самолет» и пронзили им вместе с «экипажем» снежную кучу. Водило тут же выдернули обратно и отвязали Огурцова.

-Товарищ пилот, доложите метеообстановку! – продолжил ритуал Зиновьев.

-Погода великолепная, видимость отличная, облачность нулевая, простые метеоусловия!

-Облет разрешается! – грянул Зиновьев.

Теперь дошла очередь и до новичков. Первым к водилу подошел Сергей Телегин, техник группы РЛО, высокий молодой человек с правильными чертами лица и несколько грустным взглядом. Он безропотно дал привязать себя к водилу и молча отправился в «полет». Когда его выдернули из снежной кучи, он только задумчиво улыбался.

-Как ощущения, Серега? – поинтересовался Хитрецов, с которым молодой техник успел подружиться.

-Нормальные! Теперь бы только экзамен у доктора выдержать!

Телегин подошел к Ходунову, и тот подал новичку полную кружку массандры.

-Серега, не забудь: не поморщившись! Иначе незачет, пойдешь на повторный вылет, - напомнил «врач».

Телегин внимательно глянул на кружку и одним махом выпил все ее содержимое, весело улыбаясь.

-Молодец! – похвалил его Ходунов. – Даже я, алкаш со стажем, не смог бы лучше.

Техников самолета Кокошкина и Граблина привязали к водилу сразу вдвоем, это называлась «спарка». Испытание массандрой для них тоже не оказалось сложным. Последним на «облет» шел еще один техник самолета Сапожников, более опытный офицер, прибывший летом в полк не из училища, а по замене. Невысокий мускулистый мужчина, он прекрасно выдержал испытние.

-А полторы кружки не нальешь, брат? – поинтересовался он у Ходунова.

-А хоть две! – откликнулся тот. – Не боишься, Олег?

-Беру на себя повышенные социалистические обязательства!

Под одобрительные возгласы Сапожников выпил две кружки, после чего Зиновьев объявил об окончании «полетов». Всем было весело, вокруг смеялись, балагурили и быстро допили все, что оставалось в ведре – каждому досталось уже по чуть-чуть. Только верный своим принципам Хитрецов наотрез отказался пить в служебное время.

-Товарищ старший лейтенант, разрешите встать на разовое табачное довольствие! – обратился Телегин к Хитрецову, и язык его уже начал заплетаться. - В каптерке свои забыл. Кстати, Володя, а как же ты в свой облет выкручивался?

-Нет правил без исключений, которые только подтверждают правило, - пояснил Хитрецов, передавая Сергею сигарету. – Не стал дразнить гусей, выпил – и все.

В другом конце стоянки свой упрощенный «облет» проводили солдаты: они просто кидали новичков в кучу снега. Эту идиллическую картину нарушил выбежавший из домика ДСП.

-Товарищ майор, объявлена тревога! – крикнул он все еще сидящему в курилке Пожарцеву.

-Тревога!!! – зычно повторил инженер на всю стоянку.

Солдаты и техники бегом помчались к самолетам, быстро и умело расчехляя крылатые машины. Терещенко с прапорщиком и двумя солдатами подбежали к тягачу и поехали на расположенный неподалеку, метрах в трехстах от стоянки, склад вооружения и боеприпасов.

-Володя, что за закон подлости! – прошептал Телегин Хитрецову. – Смотрю, Косте с Колькой хоть бы что, а меня уже развозить начинает, не привык я к таким лошадиным дозам, да еще без закуски. А тут Самохин в командировке и Белкин, как назло, в наряде! Завалю сейчас тревогу!

-Зайди за гараж и приведи себя в порядок, пока ракеты не подвезли, никто не обратит на тебя внимания, - посоветовал Хитрецов. – Не бойся, еще в кровь не успело по-настоящему впитаться.

Телегин послушался, скрылся за углом гаража и сунул пальцы в рот. Освободив желудок, он умылся холодным снегом и сразу почувствовал себя гораздо лучше. Подбежал к ближайшему борту номер двадцать шесть, влившись в расчет для подвески ракет. Терещенко только что привез сразу два комплекта, выпрыгнул из кабины, отсоединил тележки и махнул водителю рукой, чтобы снова ехал на склад.

Тележки с ракетами подкатили под самолеты, и Терещенко со специальным ключом встал около головы первого грозного изделия.

-Разобрались! – громко скомандовал он, и десять человек распределились вдоль ракеты.

-Держать! – и каждый крепко схватился за холодный металл.

-Взяли! – сильные руки подняли полутонную махину, аккуратно вставив ее захваты в специальные прорези на пилонах.

-На ход! – ракета мягко скользнула вперед по смазанным солидолом направляющим, и Терещенко щелкнул ключом.

Через пять минут подвесили еще три ракеты, а второй расчет за это время вооружил соседний самолет. Тягач подвез еще четыре тележки, а через полчаса ракеты висели на всех истребителях. Подъехал АПА, и Телегин принялся проверять прицел и ракеты. Уже на двадцать шестом борту индекс «пуск разрешен» не загорелся на первой подвеске. Телегин высунулся из кабины и, заглушив тарахтение двигателя АПА, громко крикнул стоящему внизу Терещенко, с напряжением ожидавшему результата проверки:

-Первый ПР ни х.. не идет! Андрей, е….-ка по головке со всей пролетарской ненавистью!

Терещенко своим полупудовым кулаком сильно ударил по керамической радиолокационной головке наведения ракеты. Внутри что-то щелкнуло (видимо, освободился заклинившийся от мороза гироскоп), и на экране прицела рядом с двойкой, тройкой и четверкой загорелась зеленая единичка. Телегин удовлетворенно кивнул и сфотографировал появившуюся картинку на специальную контрольную кассету, извлек ее из прицела, нацарапал номер борта, дату и время проверки и выбрался из кабины. Он проверял самолет последним, и стоявший внизу летчик уже устал ждать. Телегин расписался в журнале подготовки самолета, передав документ Сапожникову. Техник, убедившись еще раз, что в журнале имеются автографы всех специалистов и номера ракет, тоже расписался. Капитан Андреев пробежал глазами по странице, черкнул ручкой внизу и быстро полез в кабину занимать готовность.

Телегин и Терещенко побежали к другому самолету.

-Смотри, Серега, что-то серьезное начинается, - заметил Терещенко.

И действительно – из дежурных сил один за другим выруливали сразу два самолета. Через пару минут оба истребителя растаяли в голубом небе, а на боевом дежурстве загудели еще два двигателя запускающихся перехватчиков.

-Первый раз такое вижу за четыре года! – изумился Терещенко. – В марте, когда Черненко умер, в усиление кроме четырех дежурных поставили еще шесть машин на стоянке прилетающих, но летали не больше обычного. А какая сейчас заваруха – ума не приложу.

Пока продолжалась проверка, взлетели и оба оставшихся на БД истребителя, и подготовленные первыми машины с каждой эскадрильи. По мере готовности заводились и взлетали все самолеты подряд, и через час стоянка опустела. На морозе и от напряженного труда хмель у всех быстро выветрился без остатка. Поступила команда тележки и все необходимое оборудование перевозить на ЦЗТ. Последней отвезли туда будку на колесах, где зимой с удовольствием грелась вся вторая эскадрилья. В несколько тесноватом, но уютном помещении были печка-буржуйка и телевизор, так что остальные эскадрильи только завидовали оборотистости Пожарцева, который в прошлом году сумел выторговать в ОБАТО эту списанную будку (не без помощи «жидкой валюты», конечно), а эскадрильские умельцы быстро привели ее в порядок.

Теперь почти все офицеры и прапорщики забились внутрь, расстегнули куртки. Весело трещали дрова в печке, на столе появились домино и нарды, закипели нешуточные бои, но ненадолго: самолеты начали садиться. Все высыпали на ЦЗТ, встречая прилетающие машины и готовя их к следующему вылету.

Наконец-то стало известно, что суматоха вызвана американо-южнокорейскими учениями «Тим спирит», в ходе которых американский авианосец подошел совсем близко к Владивостоку, километров на тридцать. Американцы интенсивно летают вдоль наших границ, и вся советская дальневосточная авиация поднята по тревоге и сопровождает непрошеных гостей. Видимо, янки решили налетаться вволю: три дня подряд Котелковский авиационный полк не покидал аэродром. Техники спали по очереди по несколько часов в эскадрильском домике, а пилоты в летном домике на ЦЗТ.

На третий день полеты с ракетами как по волшебству прекратились, но все самолеты и техники еще находились на ЦЗТ. В будке второй эскадрильи царило приятное оживление. Арбузов и Ходунов успели тайком остограммиться и распространяли на все помещение запах перегара. Никто на это не обращал внимания, даже Пожарцев сделал вид, что ничего не чует.

-Наверное, разогнали империалистических супостатов, - предположил Зиновьев. – Или у них керосин кончился.

-Черта с два, им, брат, если надо, еще танкер пригонят, - заметил Сапожников. – Учения у них закончились, вот и все. Когда уже нас распустят, давно пора внутреннее давление сбросить!

Все расхохотались.

-Андреев не в своей тарелке был после крайнего вылета, - рассказал Кокошкин. – Озадаченный такой вылез и под нос себе бормочет: «Не хватало, чтобы теперь из-за меня третья мировая война началась». Я спрашиваю, что случилось, а он только рукой махнул: «Да так это, х…я». А после этого полеты и закончились.

Через полчаса поступила долгожданная команда на отбой полетов. Небритые техники молнией кинулись к самолетам, и с невиданной скоростью тягачи растащили крылатые машины по стоянкам.

-По-ра-по-ба-бам, по-ра-по-ба-бам! – хором распевали в кузове тягача Кокошкин и Беспятов, развлекая остальных техников.

На следующий день с утреннего построения полковник Фирсов отправил солдат и прапорщиков, оставив в строю одних офицеров.

-Товарищи офицеры! – начал он. – Наш полк оказался втянутым в международный скандал благодаря безответственности одного из наших офицеров. Нам иногда приходят протесты из Китая по поводу случайных нарушений его воздушной границы в ходе полетов, но это социалистическое государство, проблема решается легко. Иначе обстоит дело сейчас. Капитан Андреев, выйти из строя!

-Посмотрите на данного офицера, - продолжил командир полка, когда летчик выполнил команду. – Иначе, как воздушным хулиганством, его действия не назовешь. Взял и пролетел над американским вертолетом! Тот попал в струю, несколько раз перевернулся и начал падать в море. Каким-то чудом сумел стабилизировать полет в нескольких метрах от поверхности. Американцы прислали официальную ноту протеста: средства объективного контроля подтверждают, что вертолет несколько метров не долетел до нашей границы, находился в нейтральной зоне. Что вы скажете, товарищ капитан?

-Наверное, мои приборы дали небольшую погрешность, - хмуро ответил Андреев. – Я полагал, что вертолет нарушил государственную границу.

-От имени командира дивизии предупреждаю вас о неполном служебном соответствии! – отчеканил Фирсов, приложив руку к папахе.

-Есть неполное служебное соответствие! – отрапортовал Андреев, отдавая честь.

После этого Фирсов не выдержал и громко расхохотался.

-Нет, вы посмотрите на этого сокола! Боится, что чуть мировую войну не начал!

В строю кто-то несмело зааплодировал, его поддержали, и вскоре аплодисменты перешли в бурную овацию, словно на партийном съезде. Фирсов никак не реагировал на это нарушение строевого устава и продолжал громко смеяться. Глядя на него расхохотался и Андреев, а затем зашелся от смеха и весь полк.

После построения Железнов словно случайно оказался у штаба. Наконец, туда направился и Фирсов. Полковник по-прежнему улыбался, и техник рассчитывал, что хорошее настроение командира ему поможет.

-Разрешите обратиться, товарищ полковник? – подошел он к командиру, отдавая честь.

-Слушаю вас, товарищ лейтенант.

-Лейтенант Железнов. Товарищ полковник, я уже два года лишних проходил лейтенантом. После того случая на БД никаких взысканий не имел. Разрешите ходатайствовать о присвоении мне звания старшего лейтенанта!

Фирсов нахмурился и строго посмотрел на Железнова.

-Забудьте об этом, товарищ лейтенант! – жестко отрезал он.

Железнов развернулся и зашагал в сторону автопарка на отъезд.

-Что, Паша, послал тебя на х.. товарищ полковник? – поинтересовался у офицера попавшийся на пути старший лейтенант Лещев из ОБАТО, хмурый молодой человек среднего роста.

-А ты откуда знаешь, Леха? – мрачно поинтересовался Железнов.

-Издали видел, как ты с ним беседовал. А теперь на тебе лица нет.

-Да пусть мои звездочки себе в задницу засунет! – со злостью сказал Железнов. – Аукнется ему еще его ё… принципиальность!

-Понимаю тебя, Паша, - вздохнул Лещев. – Самому житья нет от комбата. Прицепился, гандон. Ничего, выше нос, настанет когда-нибудь и наш день!

* * *

-Знаешь, Витек, какой японский псевдоним Горбачева? - спрашивал Железнов у соседа по столу. - Пейсоки Сука-сам! А по-нашему - минеральный секретарь ЦК КПСС!

Начальник строевого отдела майор Воробейчик громко захохотал.

-Молодец, Паша! Где ты такой классный анекдот услышал? И вправду - нашего человека хочет отучить пить. Я тут на днях пива в магазине купил три литра. А крышку плохую взял, чуть протекло в сумку. На улице отпил глоток, чтобы больше не выплескивалось. Тут как тут менты - распитие спиртных напитков в общественном месте. Хорошо, удостоверение личности при себе было, отстали. А гражданского бы сразу загребли. Да мне хоть тысячу постановлений принимай, я все равно на новый год выпью шампанского, а потом водочки. Хорошо сидим!

Действительно, стол ломился от яств. Люда постаралась на совесть и ушла с Мишкой и Колькой к подруге, чтобы не мешать мужскому разговору под водку и коньяк - спиртом и массандрой за столом даже не пахло. Приятели изрядно захмелели и вели бесконечные беседы на самые животрепещущие темы.

-Между прочим, - многозначительно сообщил Воробейчик, - начали мести по-крупному. В дивизии, знаешь наверное, инженера по СиД на шесть лет посадили - за спирт. Направо и налево шло. Из Москвы борта садились, бочками грузили. Начали копать - до таких генералов и маршалов дошли - о-го-го! На той же жопе и сели. Те генералы, что в 0150-й приказ попали - мелочь, верхушка айсберга. Просто был хороший повод для кого-то от них избавиться. Всех настоящих х.. сковырнешь! Зато всякую шушеру сейчас начнут под зад коленкой! Вот увидишь! Арбузов месяц назад залетел, помнишь?

-Не слышал пока, я тогда в отпуске был.

-Да ты что! Это ж новый анекдот! Послал его Пожарцев зачем-то в ТЭЧ. А там самолет с третьей эскадрильи. Ты знаешь, хоть все перед ТЭЧ сливают, все равно по трубам можно что-то найти. Гоняют, гоняют они самолет. Нацедили кружку массандры. Она аж горячая, поставили остывать. Тут Арбуз подлетает, голодными глазами ту кружку пожирает. Они ему говорят: пей, не жалко. Думали, не будет. Не угадали. Он всю кружку засосал, не поморщился и спокойно так спрашивает: «А холодненькой у вас нету?» Пошарахался довольный по ТЭЧ, смеется. Тут они на обед в гарнизон собрались. Сидят в своей будке, водитель где-то ходит, начальника тоже нет. Арбуз сел в кабину и повел «ЗИЛ». Никто не понял, думали, все по плану, им из будки не видно. Он до поселка доехал, тут его развезло - и в столб. Бампер помял, столб уронил. Несколько человек шишки набили. Вылезают с матюгами, а там Арбуз в кабине, лыка не вяжет, они аж ох..ли. За столб он, говорят, энергетикам десять литров поставил, ему ничего не предъявили. А мне Фирсов сразу велел представление на увольнение готовить. Вчера в округ звонил, уже у них есть приказ министра обороны. Вот так скоро! Фирсов мне дал список штатных залетчиков. При первом случае пьянства - сразу на увольнение. Вот тебе и Пейсоки Сука-сам!

-Да, - неопределенно протянул Железнов. - От залетчиков избавятся, может, нормальным продвижение будет. Обидно, Витя! Уже пять лет в лейтенантах! С кем приехал - двое уже капитаны в ТЭЧ. Начстроя из помощника сделали старшим помощником начальника штаба, ты тут же майора получил. А я в двадцать пять лет лейтенант! Окрошкина аж капитаном комэской к нам в эскадру поставили, сейчас досрочно майора дали, а он только на два года меня старше. Сколько же мне за ту глупость расплачиваться! Можешь что-нибудь придумать? Пока он в отпуске будет, пошлешь втихаря! А я в долгу не останусь!

-Эх, Паша, Паша! Он же тогда на суде чести во всеуслышание объявил - пока он в полку, ходить тебе в лейтенантах. Он же все помнит, хоть и три года прошло. У него книжечка небольшая, про каждого там что-то есть, даже опоздание в строй записывает. Случайно подглядел, когда он ее листал. Про Арбуза там целый роман. Ты же знаешь, какой наш Ледокол упертый. Я не успел майора получить, слегка провис: проспал, на службу на час опоздал. Он мне говорит: «Смотри у меня! Я тебе так по твоей новенькой большой звезде ударю, снова на четыре маленьких рассыплется!» На фига мне рисковать! Будешь ты ходить вечно лейтенантом, разве что подвиг совершишь. Посмотри, как мужики стараются. Окрошкин не успел приехать - командир звена. Осмотрелся - зам комэски. За Васюкова на полтора месяца остался - алкашей в первой эскадре крепко прижал. А тут у вас Желтков на повышение ушел - и вот Окрошкин ваш командир эскадрильи. Чувствовать надо политический момент. Анекдоты про минерального секретаря за столом хорошо рассказывать, а в жизни по-другому нужно. Или вот Тимаков с вашей эскадрильи. С ним пару недель назад был прикол. Леха уже пятнадцать лет тут служит, чуть ли ни Ленина здесь видел, заменяться не хочет. Все рапорта писал, болезнью тещи прикрывался - он на местной женат. Но крайний рапорт Фирсов не подписал, приезжает к Лехе сменщик, сидит в нашей общаге. Леха приносит три литра спирта, закуску, начинают обмывать приезд. А тот с «СУ-15» приехал, спирта столько никогда не видел, накинулся, как с голодного края. Глаза по залупе, и не видит, как Леха в сортир бегает, пальцы в рот - и опять трезвый. Потом лавровый лист пожевал, подходит к Окрошкину, дескать, меня на замену отправляете, я тут пятнадцать лет верой-правдой, а сменщик не успел приехать - уже пьяный в стельку лежит в общаге, дела даже принять не может. Окрошкин не поленился сам сходить, накатал Фирсову рапорт, сменщика назад отправили - за свой счет, а Леха еще на год остался. Только ты молчи - об этом никто знать не должен. В общем, парни дело туго знают. Вы Окрошкина в Окрыскина перекрестили, а он еще и Ледокола через несколько лет подсидит, если не заменится до того времени. Вот так! Держи нос по ветру, тогда не пропадешь. Тут я тебе и пригожусь.

Железнов тяжело вздохнул. Не такого результата ожидал он от задушевной беседы, которая обошлась чуть ли не в половину месячного денежного содержания. Но даже такое расплывчатое и мало к чему обязывающее обещание все же было лучше, чем ничего. Да и сам разговор помог лейтенанту взглянуть на некоторые вещи с другой стороны. Здесь было о чем подумать.

* * *

-Ну сколько уже можно за нас пить? - заплетающимся языком еле выговорил Арбузов. - Все нормально! Я говорю - нормальные все мужики. Вот давайте выпьем за Пашу Железнова! Парень из-за меня пострадал три года назад, хотел мне налить, чтоб я здоровье поправил. И вот теперь так лейтенантом и ходит. За что? Ладно, я - насквозь пропитый алкаш, уволили меня на х.. - ну и х.. с ними! Давайте! За вас, остающихся!

Выпив очередные полстакана, Арбузов упал и захрапел. Его положили в углу гаража на чехлы, другим чехлом прикрыли и оставили в покое. Вся вторая эскадрилья собралась здесь, чтобы проводить Арбузова на «дембель», а Терещенко на новое место службы - дошла и до него очередь, приехал сменщик. Техники пришли почти все, а летчиков только несколько человек. Официально всякие застолья теперь запрещались, но это не помешало всем собраться в гараже. Пожарцев из осторожности приглашение отклонил и велел особо не шуметь и не привлекать внимание.

-Вот раньше на «зеленку» ходили! - ностальгически вздыхали старожилы. - На зеленую природу да к зеленому змию! Красота! Потом, помните, телеграмма была - запретить «зеленки», когда в Помилуевске инженер по пьяни студента ножом поранил? Все равно же ходили! А теперь по гаражам прячемся - раньше только в дождь так делали. И вообще - уже десять рублей бутылка водки. Нам-то ладно с массандрой, а другим людям каково? Мы уж вволю попили, а детей жалко: подрастут, что пить будут? Помните стишок, когда по пять тридцать водку сделали? «Если будет водка восемь, все равно мы пить не бросим. Передайте Ильичу - нам и десять по плечу. Ну, а если будет больше, будем делать так, как в Польше!»

-Кстати, о Польше! Говорят, у нас какая-то своя «Солидарность» появилась.

-Да не «Солидарность», а «Память». Что-то антисемитское, кажется. Какой-то Васильев у них вроде фюрера.

-Дожили! Вот вам и перестройка с гласностью!

-Мужики, слушайте анекдот. Эскадрилья пьянствует, комэска посылает замполита с проверкой и спрашивает: «О чем офицеры разговаривают?» «О женщинах». «Все нормально, пусть пьют». Через час посылает. «О чем теперь разговаривают?» «О женщинах». «Нормально». Еще через час посылает. «О чем теперь разговаривают?» «О политике и об армии». «Все, напились, пора разгонять». Вот и вы так же. Что, уже пьяные, о политике болтать? Ну их всех к черту! Мы сегодня Славку с Андрюхой провожаем, а про это уже забыли.

-Андрюха, на кого же теперь ты охотиться будешь? - зубоскалил Беспятов. - Вчера около стоянки зайцы с ондатрами строились, лапами махали, просили тебя передать привет азербайджанским тушканчикам.

Все хохотали до упаду, Терещенко хитро улыбался. За эти годы он еще больше стал похож на карикатурного кулака. Его сменщик, старший лейтенант Чумаков, за несколько дней успел освоиться в новом коллективе и принялся рассказывать поучительную историю о случае в Насосной, о котором как-то зачитывали телеграмму на построении. Теперь предстояло услышать эту историю почти из первых уст.

-Я тогда ДСЧ заступал. Дежурный по части с помощником, смотрю, шесть «огнетушителей» азербайджанского «Агдама» с собой набрали. Спрашиваю: «Мужики, вам не до х.. будет? Наряд все-таки!» А они только руками машут. Воскресенье, в штабе никого. И они с начальником первого караула по пьяни что-то заспорили, переругались. Тот под окошечком дежурного сел и давай туда стрелять. Дежурный по части - в ответ палит, как из амбразуры. Обе обоймы каждый расстрелял, ни разу никто не попал, но бойцы со знамени убежали. Утром обоих на губу, командир полка на построении говорит: «Хорошо, что все так обошлось, но все-таки - сколько стреляли и ни разу не попали! Снайперы ***вы! Сегодня всем на стрельбище!»

Пошли одна за другой многочисленные истории про неожиданную стрельбу и казусы с оружием. Старший лейтенант Янковский, которого недавно перевели из Чугуевки, припомнил нашумевшее с десяток лет назад дело с угоном самолета в Японию:

-Я как раз во второй эскадрилье служил, что и Беленко. Он, хоть и старший лейтенант, уже был не то начальником штаба эскадриль, не то замполитом - забыл. Некоторые прапорщики там его еще помнят, а офицеры, конечно, все уже заменились. Когда в тот полет уходил, на техпосту ручкой помахал - и с концами. В книге выдачи оружия в графе возвращения пусто долго было, пока один добросовестный дежурный не написал: «Убыл в НАТО (сука)!» Японцы, конечно, помучились, особенно двигатель когда снимали. И сказали: «Планер разрабатывал гений, а электронное оборудование первобытный человек». В эскадрилье еще долго всякие заглушки от этого самолета валялись, как перед комиссией уборка - что-то да попадется.

Разговоры понемногу затихли: душа требовала музыки. Лейтенант Телегин сбегал домой за гитарой, и вскоре импровизированный эскадрильский хор одну за другой распевал народные и авиационные песни:

Куда, петербургские жители,

Толпою веселой спешите вы?

Не стелят свой след истребители

У века на самой заре.

Свод неба не тронут и свеж еще,

Достигнут лишь первый рубеж еще,

Не завтра ли бомбоубежище

Отроют на вашем дворе?

Особенно всех брал за душу «Гимн техников», гвоздь любого эскадрильского мероприятия:

Уносится в небо машина,

И в яростном реве турбин

Мне слышится снова и снова

О нашей профессии гимн.

Ах, как хочется в небо, разбежавшись, ворваться!

Ах, как хочется слышать: «Внимание, взлет!».

Только надо кому-то на земле оставаться,

Чтоб отправить машину в полет!

О нас не напишут романов.

Героем их будет пилот.

Но верю я, что наши парни

Отправят ввысь звездолет!

Ах, как хочется в небо, разбежавшись, ворваться!

Ах, как хочется слышать: «Внимание, взлет!».

Только надо кому-то на земле оставаться,

Чтоб отправить машину в полет!

Рванулась машина в разбеге,

Оставив бетон и покой.

И звездочке, тающей в небе,

Взмахнешь на прощанье рукой!

Ах, как хочется в небо, разбежавшись, ворваться!

Ах, как хочется слышать: «Внимание, взлет!».

Только надо кому-то на земле оставаться,

Чтоб отправить машину в полет!

Когда песня закончилась, в наступившей тишине вдруг послышалось всхлипывание: это проснулся среди чехлов Арбузов и растрогался. Подняться он не смог, ему принесли в угол стакан, он лихо выпил и снова затих. Все давно изрядно захмелели, и никто не обращал внимания, что Железнов подносит стопку к губам, скрывая ее в ладони, а потом незаметно выливает на землю. Он выпил лишь первые три, да и то давно сбегал за гараж и очистил желудок, сунув пальцы в горло, после чего прополоскал рот принесенным с собой растительным маслом и пожевал по очереди щепотку чая и два лавровых листа.

К нему подошел Терещенко.

-Паша, когда Арбуз за тебя тост предлагал, я не пил, ты заметил? А знаешь почему?

-Догадываюсь.

-На х.. это надо - своих закладывать. Снял бы на своем техпосту тот красный колпак с учебной ракеты и дело с концом. Отдал бы мне, я бы пузырь выставил, посидели, поговорили - и нормально. Зачем надо было на ПУ ИАС докладывать?

-Сколько можно говорить! Самолет был не наш, я не знал, что ты вместо Сергеева и первую эскадрилью обслуживаешь.

-Не знал! Забыл народную мудрость: год замены – ни капли пота! А я наоборот на две эскадрильи с двумя бойцами разрываюсь, с «курятника» перед самым разлетом ЦУ дают на два самолета ракеты подвесить. Вот проклятый защитный колпак и не успел снять. Ладно, Семеныч мне подсказал, я потом написал в объяснительной, что подвеску осуществляли сокращенным расчетом, так сразу отстали: сами НИАС нарушили, что все в нарядах, некому обслуживать. Ладно, дело прошлое, зла не будем держать. Теперь давай выпьем.

Терещенко, обычно тихий и молчаливый, сегодня был необыкновенно болтлив, поскольку сильно опьянел: в отличие от многих сослуживцев, он был равнодушен к зеленому змию и, как правило, немного выпивал только за компанию. Он не разглядел, что Железнов в очередной раз виртуозно вылил стопку на пол. Оба вновь присоединились к хору. Веселье било ключом, и никто не заметил, как Железнов тихо вышел из гаража. На улице темнело, быстро надвигались сумерки. Сердце техника бешено колотилось. Он вошел в один из ДОСов, поднялся на второй этаж, долго топтался под дверью, после чего неуверенно протянул руку к звонку. Палец замер в миллиметре от кнопки, Железнов резко развернулся и побежал вниз по лестнице, едва не сбив незнакомую молодую женщину. У двери в подъезд он остановился, собрался с духом, повернулся, вновь поднялся и теперь уже без колебаний позвонил в дверь. Открыл сам Окрошкин.

-Разрешите, товарищ майор?

-Что вам, товарищ лейтенант?

-Понимаете, завтра полеты в первую смену, а вся эскадрилья в гараже празднует, Терещенко и Арбузова провожают. Многие летчики тоже там. Куда это годится? Я из-за своей глупости, которую уже сто раз искупил, сколько лет лейтенантом хожу, а им все до лампочки - полеты или нет.

Окрошкин с интересом посмотрел на техника.

-Интересно, пришли бы вы ко мне, если бы на погонах было три звездочки? Ладно, я поговорю о вас с Фирсовым. Возвращайтесь в гараж и будьте вместе со всеми, продолжайте веселиться, ничему не удивляйтесь. Очень интересно было с вами поближе познакомиться.

* * *

Чеканя шаг, Железнов возвращался в строй, сжимая в руке заветные погоны старшего лейтенанта, только что полученные от Фирсова. После построения сослуживцы принялись поздравлять техника:

-Ну, Паша, дождался! Молодец!

-Сколько же лет они тебя мурыжили!

-Давай пять!

-Ты пока еще лейтенант. Вот обмоем - другое дело.

Железнову было немного не по себе. Еще не изгладилось из памяти, как два месяца назад в самый разгар веселья нагрянул патруль, который никого не выпускал из гаража, пока ни прибыли командир эскадрильи и начальник политотдела. Самых пьяных отправили на гауптвахту, а Арбузова отвезли в вытрезвитель: теперь это был гражданский человек. Примерно половину гуляк отправили по домам и больше не трогали как характеризовавшихся по службе положительно, припугнув, правда, что это для них «последнее китайское предупреждение». В числе счастливчиков оказался и Железнов - никому это не показалось подозрительным: за прошедшие три года он не имел ни одного нарушения дисциплины. Многим наложили дисциплинарные взыскания, других лишили части «тринадцатой зарплаты» - с формулировкой «за бытовое пьянство». Всех без исключения летчиков, оказавшихся в гараже, на неделю отстранили от полетов. По иронии судьбы среди наиболее перегрузившихся спиртным оказался старший лейтенант Граблин, новый техник «двадцать шестерки». Штрафника отправили в группу СиД, а Железнов вновь принял свой прежний самолет. Теперь новоиспеченный старший лейтенант прикидывал, как бы поделикатнее ускользнуть от «обмывки». Ничего не приходило в голову, и он решил потянуть резину, надеясь, что в конце концов что-нибудь придумает.

 

В тот же день вечером Граблин выпивал на кухне с соседом - старшим лейтенантом Лазаревым из ОБАТО (отдельного батальона аэродромно-технического обсепечения) и жаловался на жизнь.

-Вот ведь судьба-злодейка! Техником был - спирта с массандрой хоть жопой ешь, а теперь побираться приходится! Налили - и то праздник, есть, что отметить. Надо же, как все повернулось! Сидели, культурно отдыхали - в воскресенье! Раньше бы и слова никто не сказал, если нормально на построение придешь. А тут патруль нагрянул в гараж, и началось! Дурдом какой-то.

На кухню заглянула жена Лазарева и, услышав последнюю фразу, заинтересовалась:

-Когда это патруль в гараж нагрянул?

-Да уж месяца два назад.

-Точно, был такой этот случай. Оказывается, это про вас! Я как раз в то воскресенье дежурила на коммутаторе, помню, Окрыскин ваш звонил коменданту, чтобы тот послал патруль в гараж, даже номер точный называл.

-Что? Он сам посылал? - изумился Граблин. - А пришел когда, у него был такой вид, будто это для него большой сюрприз. Ну и ну! Как же так могло быть?

-Очень просто - вас заложили, - сделал вывод Лазарев. - Стукач тоже гудел вместе со всеми в гараже, а потом или заранее предупредил Окрыскина. Тот вызвал патруль. Потом пришел и разыграл комедию, чтобы стукача не выдать. Ищи, Костя, кому это было выгодно.

-Кому, кому… Вот Леха Тимаков не хотел уезжать, но сменщик его вовремя напился и Окрыскину на глаза попался, так что Леха остался, ему незачем закладывать. Арбуз, может, хотел отомстить? Да у него мозгов не хватит, и сразу он вырубился, спал в углу. Может, Пашка Железнов решил рубануться? Он сегодня как раз старшего лейтенанта получил, три года ждал. Да нет, не мог Пашка! Свой же парень. Впрочем, самолет-то мой ему передали... Даже не знаю, что и думать. Надя, а Окрыскину никто тогда не звонил, не помнишь?

-Звонил только Фирсов, про полеты они что-то говорили - и все.

Разговор ненадолго оборвался - к соседке пришла подруга Вика. Оказалось, она тоже работала на телефонном коммутаторе. Женщины вспомнили, что в тот день именно ее Надя сменила вечером. Никаких разговоров Окрошкина по телефону Вика не помнила.

-Нет, не звонил ему никто при мне. Я бы наверняка запомнила, в одном подъезде живем, любопытно, о чем сосед болтает (она хихикнула). Парень тогда какой-то, из полка, кажется, меня чуть с ног не сбил, когда домой шла. Потом обратно поднялся и к Окрошкину в дверь позвонил.

-Вика, а как выглядел тот парень? - встрепенулся Граблин.

 

Выходя вечером из летно-технической столовой, Железнов в гардеробе с удивлением обнаружил, что на шинели кто-то "с мясом" вырвал по звездочке с каждого погона, вновь «разжаловав» его в лейтенанты. «Наверное, намекают на «обмывку», - подумал офицер. - Значит, придется отмечать, только бы придумать, как тайком это сделать. Но зачем же так погоны похабить?»

Настроение было испорчено, и Железнов медленно побрел по аллее. Он задумался, и не заметил в темноте, как сзади из кустов выскочили несколько человек. В мгновение ока на голову офицеру набросили мешок, кто-то зажал рот, а двое схватили за руки. В ту же секунду Железнов почувствовал сильный удар сапогом в живот и согнулся от боли. Избиение продолжалось минут пять. Нападавшие действовали очень аккуратно, не нанося никаких видимых повреждений: голову не трогали, кулаки и башмаки били в грудь, живот и спину. И вдруг все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Раздался топот нескольких бегущих ног, но когда Железнов стянул с головы мешок, никого уже не увидел. На тротуаре лежал белый лист бумаги, к которому двумя звездочками прикрутили несколько пожелтевших осиновых листьев. Под этим своеобразным гербарием чернели четыре крупные буквы: «ИУДА». Железнов мгновенно все понял и похолодел. «Как же они догадались?» - с тоской подумал он и с ужасом представил, что замены ждать еще долгих девять месяцев.