ПРОГРЕССИЯ

 

Все как-то невозможно. Может, у всех так много родственников, у которых тоже было много родственников, которые умирали и почему-то некому было ухаживать за их могилами? А это нехорошо, невозможно просто.

Ваня Черенков рос впечатлительным мальчиком. По непонятному совпадению, мать и отец в один день, 8 октября, обязательно должны были быть на разных кладбищах. А в большом городе все кладбища так далеко друг от друга. Родители ругались, куда ехать важнее и в пылу спора говорили ужасные вещи. Ваня глубоко верил, что главное — это чтобы тебя помнили после смерти, что надо сделать в жизни что-то такое, чем-то стать. Он поэтому с ужасом слушал родителей, что чья-то жизнь прошла впустую — поминать-то нечего. И Ване становилось страшно, он начинал волноваться за свою жизнь.

Он начал заранее дергаться — вдруг баба Маня и баба Клава по невозможному совпадению тоже умрут в один день. Ему тогда придется разрываться, ведь он уже точно знает, где их похоронят. А бабу Клаву вообще в деревне. Что же ему — каждый раз ездить за 150 километров?

Ваня становился странным и замкнутым, все время украдкой рисовал какие-то схемы и что-то считал. Родители замечали в нем эти внезапные перемены настроения и пытались консультироваться с врачами, но на приемах Ваня выглядел совершенно нормальным мальчиком. Угрюмость и молчаливость находили на него временами, он становился бледен, и в глазах появлялась какая-то мука, особенно если он рисовал эти свои непонятные схемы, которые всегда прятал.

Он пытался заранее, продуманно спланировать свою жизнь. Предполагал, вычислял, рисовал разные календарные схемы, заполняя для начала дни уже умерших и пытался предположить, в какие дни лучше умереть бабе Мане и бабе Клаве, когда чаще других дней будет выпадать выходной, что ему, занятому жизнью, будет очень удобно. Потом он стал вписывать в свои схемы и родителей. То, что они все умрут, совсем не пугало Ваню, а со временем даже перестало огорчать.

Потом он вдруг вспомнил, что должен будет ухаживать за садом, когда вырастет. Он видел, сколько времени баба Клава и мама тратят на всякие кусты и грядки, особенно весной и осенью. Это тоже надо как-то учесть. А ведь еще надо цветы, чтобы было красиво. А папа еще вторую теплицу собирается строить, зачем так много? Хоть бы с ним посоветовался. Но Ваня боялся насмешек и ни с кем своими мыслями делиться не собирался. Да, еще и баба Маня ему свою старую дачу оставит, а там двадцать соток.

Ваня понял в чем выход — у него должно быть много детей. Он рано женится, вырастит их и распределит между ними обязанности. Иначе он не успеет в жизни ничего такого сделать, а без этого нельзя.

А вдруг у жены... Нет-нет. Жена должна быть без дачи и без родственников, а то они не справятся. И детей должно быть так много, чтобы не волноваться, что вдруг кто-то из них умрет, как в деревне у бабы Клавы часто бывает, или украдут вдруг кого, не дай, конечно, Бог, как соседнего Кольку. Да и жена должна быть очень здоровая — ей же придется родить много детей.

Ему нравилась одна тихая девочка из детского дома, она всегда прилипала к забору, когда они шли из школы. Ваня решил, что она ему подходит, только неизвестно, как у нее со здоровьем.

Самое страшное было в том, что он сам разрушал все свои построенные планы. Он пытался быть изначально практичным до конца, и тогда все рушилось. Ведь для жены и большого количества детей должна быть большая квартира и много денег, а где он их возьмет? Нельзя ухаживать за садом, то есть за двумя, за всеми могилами, за детьми самими и еще зарабатывать много денег. А еще кем-то стать, сделать что-то такое?

Ваня снова становился мрачным и раздражительным. Над ним нависала мысль, что его жизнь пройдет впустую. Но жить с этой мыслью он не мог ни дня и начинал все планировать сначала, пытаясь что-то изменить. Сперва получалось, но из подслушанных разговоров выползали все новые и новые упущенные обстоятельства. Чтобы не замыкаться на родителях, Ваня внимательно слушал все, что говорят между собой взрослые в транспорте, в магазине, на улице, впитывал все, как жадная сухая губка, и выжимался потом на новые варианты, которые требовали проработки. И Ваня снова упрямо рисовал схемы своей будущей жизни.

Иногда рушилось все и не только из-за материальных Ваниных просчетов, а из-за моральных и других неуправляемых обстоятельств. То ему вдруг казалось, что жена внезапно умрет при родах и он останется один с маленькими детьми... А пока найдешь другую, тоже без дачи и без родственников, и очень опять же здоровую... А ему нравилась та девочка, и он не хотел, чтобы она умирала...

То вдруг сам он попадал в катастрофу и не мог уже сделать ничего такого, мерещились ему картины собственной беспомощности и ненужности... Как лучик только мелькала эта девочка, но ведь она бросит его такого больного...

То виделось ему, что просто все живы-здоровы, но дети выросли непослушными и без уважения к нему... Да и просто каждому из них тоже надо тщательно спланировать свою жизнь, вот и будут жить каждый по-своему, а он останется один, ну, даже если с женой — то все равно — они уже очень старые (это было самое ужасное), ничего делать не могут. А их зовут одинокие могилы и старые больные деревья в саду...

Ваня Черенков вскоре сошел с ума и умер. Он был один сын у мамы с папой, кто же будет ухаживать за их могилами?