Небо на востоке начинало слабо наливаться голубовато-розовыми тонами. Просыпались первые птицы, пробовали для разминки свои голоса, но тут же умолкали от приближающегося конского топота. Трое

всадников направлялись в сторону Туймаринских лесов: Мескинев впереди, Ийвэ посередине, хиил Наилис сзади.

Ийвэ очень понравился конь по кличке Барай. Рыжей масти, с хорошо развитой грудью, массивным костяком, голова крупная, шея мускулистая - высоко поставленная, поясница широкая, ноги средней

длины - крепкие и быстрые. Ход у рыжего скакуна легкий, плавный.

Под Мескиневым и Наилисом, кони были гнедой масти. Да, таких

красавцев не видали, поди, и на ярмарке в Тайваре. У деревенских

жителей большой популярностью пользовались тяжеловозы, пони

и обыкновенные лошадки - работяги.

- Какой породы эти скакуны? - спросила Ийвэ у брата.

- А разве ваши халевские коневоды не знают о таких?

- Нет. Если бы увидели, посчитали колдовскими.

- Все-то у вас колдовство. Родина этих славных коней Ланнигир,

что значит Серебристые Луга, за Утанским Хребтом.

- Далековато от Калленойе... - задумчиво протянула Ийвэ. - А нам

до Раиманы долго еще ехать?

- Пять дней, но мы изберем другую дорогу, и займет она около

семи дней. Подальше от многолюдных мест и любопытных глаз. Ты ведь,

сестра, знаешь теперь и Кто мы.

- Знаю. У меня появилось ощущение, будто на мои плечи свалилась

тяжеленная ноша и ее просто так не сбросишь, как к примеру,

- корзину с яблоками.

- Да, корзину с яблоками проще простого скинуть с плеч. Однако

постарайся Ённаль, пока меньше думать о нашем назначении.

- Легко говорить. Хотя, Мески, твоя ноша не тяжелее моей, и

знаешь, не называй меня Ённаль. Имя наверно, древнее и благородное,

но ближе и роднее - Ийвэ.

Будь, по-твоему, сестра, и Ийвэ Ональ неплохо звучит.

- Мески, а вот Дилогор говорил, что Рагруот не знает о нас.

Тогда нападение Згана на крепость Пестболл случайное или

преднамеренное? В те времена нас малышей легко можно было убить. Отец

с матерью, если знали о нашем предназначении, зачем же они

оказались в той злосчастной крепости? Лучше бы спрятались в

каком-нибудь другом тайном убежище.

- Теже самые вопросы и я задал Дилогору, когда он рассказал мне

о прошлом. Что начертано в Древних Пророчествах, того не

изменить, а тайные убежища рано или поздно становятся открытыми.

Отца назначили капитаном крепости Пестболл. Лучшего укрытия

родители и не могли сыскать. Грозная, пятиярусная крепость

хорошо оснащенная и вооруженная. Крепко и неделимо стоящая в

узкой скалистой долине у подножия Утанского Хребта.

Зган не нападал преднамеренно. Просто Собиратель Тьмы отомстил

за разбитые полчища татней и кадавлаков в приграничных землях

Эскувелла. Отец с лучшими воинами помог оберегам разгромить

врагов. Ты думаешь, король Усвин, ни с того ни с сего напал на

Пестболл? Это опять Рагруот постарался. Его шпионы-нашептыватели,

пользуясь приемами черной магии, сумели склонить упрямого Усвина идти

походом на крепость, бесконца напоминая ему о неправильном

разделе земель наших предков. Земли было сколько угодно, но Усвин

требовал обжитые края, а не дикие. Рагруотовы нашептыватели внушили

Усвину коварный план. Сначала он осадил Пестболл, а потом, якобы

устрашившись яростной защиты осажденных, отступил назад. Воины

крепости ринулись за нападавшими, этого и ждал Зган притаившись

за Утанским Хребтом. Он уничтожил всех: отца, воинов, жадного,

тщеславного Усвина поверившего нашептывателям из Каргала. Мать

наша тоже погибла, ища отца среди раненых и мертвых, Черный Ужас

Згана коснулся и ее... - Мескинев умолк на мгновение, грусть и

боль отразились на его лице. Ийвэ отвернулась, украдкой

смахнула слезу, брат продолжал дальше. - Наш дядя Наскелеф никому не

сказал о трех вещих снах. В первом говорилось обо мне,

в двух других о тебе. Ведь до этих снов дядя Наскелеф понятия

не имел, где находится Калленойе, Нессмери, и тем более никому

неизвестный Купин Дратт. Конечно, наш дядя мог с честью и

достоинством погибнуть, защищаясь вместе с братом. Но после трех

вещих снов, он не имел право умереть, не выполнив предназначенного для него долга. Ибо заранее предчувствовал, что его преждевременная

смерть понесет за собой более страшные последствия.

- Дядя Наскелеф никому не говорил о вещих снах, а Дилогор

знает о них. Откуда?

- Таким Долгоживущим, как Дилогор все ведомо, - неожиданно

вмешался в беседу Наилис. Сны Наскелефа для него не секрет,

если б он не знал о них, вам никогда не довелось встретиться.

- Выходит, он знал и о смерти дяди?

- Знал, но не имел права вмешиваться. За тобой же, Ийвэ, велось

тайное наблюдение в деревне. Дилогору нужно полностью

удостовериться, что ты это действительно Ёллин Ональ и никто другая.

Брат твои до поры до времени не знал, где ты находишься и у кого

живешь. Кал только Анева рассказал нам о встреченной им пастушке,

и о ее странном, загадочном сне, все сомнения Дилогора разом отпали.

Только одной единственной мог присниться этот сон.

- М-да, чтобы мы делали без Дилогора. - потеребил пальцами

бороду Мескинев. - Я не удивлюсь, если он принадлежит к анварам.

- Скорей всего он и есть самый настоящий анвар. Их осталось

считанные единицы в Светлых Землях.

- А кто они, анвары? - поинтересовалась Ийвэ впервые слыша

таинственное названием.

- Самые Главные Обереги, стерегущие Светлые Земли от Мрака с

Севера.

- И их осталось считанные единицы? Что же произойдет, когда

ни одного Главного Оберега не останется? - встревожилась Ийвэ,

пристально посмотрев на брата и хиила. Те одновременно

Усмехнулись, и Наилис ответил:

- Будем защищаться собственными силами, а Древнее Пророчество

гласит: " ... анвары возрождаются в простых смертных". Вполне

возможно, новые Обереги скоро могут объявиться, ведь ты и

брат - Избранные.

- И я стану анваром? - восхитилась Ийвэ.

- Кто знает, может быть... - уклонился от прямого ответа хиил.

Остановку сделали в полдень, у самой опушки Туймаринского леса.

Спешившись, по едва заметной тропинке, троица спустилась в овраг,

заросший ивняком и ольхой, и по дну которого шустро бежал

прозрачный ручеек.

Верная Лита, тяжело дыша, сразу припала к ручью

с жадностью, лакая прохладную водицу. Ийвэ с жалостью потрепала

собаку по загривку и обратилась к брату, разжигавшему костер:

Если мы будем так быстро продвигаться вперед, Литта все лапы

сотрет до Малорнка.

- Надо было отправить собаку обратно в Нессмери. За нашими

скакунами не то, что Литта, волки и чоулени не угонятся. Тяжело

придется бедняжке.

Ийвэ обняла овчарку и решительно сказала:

- Я не расстанусь с ней.

- Хорошо, - вздохнул Мескинев. - Сделаем из плаща нечто вроде

мешка, привяжем к седлу. Время от времени собака будет сидеть в

нем. Конечно для псины не очень удобно, но лучшего я не могу

предложить.

- А лучше и не надо, - радостно согласилась Ийвэ. - Чем я могу

тебе помочь?

- Ничем сестра, отдыхай. Обед я сам приготовлю.

- Сам?

- А то как же. Настоящий мужчина должен все уметь. В глухом

безлюдье, дальнем походе, рассчитывай на собственные силы и умение.

Не будешь же всегда таскать за собой слуг, чтобы они обихаживали

тебя.

- Здесь не такое уж безлюдье, - возразила Ийвэ. - Насколько мне

известно, неподалеку находятся три хутора и четыре деревни у озера Кулоть.

- Я знаю. От Атварского моря до Южных гор в течение шести лет

исходил я Светлые Земли вдоль и поперек. Довелось побывать и у

Поножина. Старое название Каменного Пояса. Переводится с языка

гьелов, как Держащие Небо. Я слышал, там живет дочь Дилогора,

Медела.

- За Каменным Поясом ты не бывал?

- Нет. А ты хочешь туда побыстрее попасть? Не спеши. В

определенный срок уйдем в Вечный Сумрак ты и я. - Печаль и даже затаенный

страх уловила в словах брата Ийвэ, и неприятный холодок пробежал

у нее по спине.

Мескинев тем временем сварил вкусную похлебку, постучал

деревянной ложкой по котелку и сказал:

- Обед готов, прошу к столу.

Столом послужила зеленая трава, а скатеркой льняное полотенце.

Пообедав, Ийвэ подстелила плащ под кусты ивняка, брат тоже

укладывался рядом, хиил Наилис ушел побродить по оврагу вдоль ручья.

Уже засыпая, Ийвэ сонно проговорила:

- Скажи, мы до Малорка будем обедать в оврагах, а спать в кустах?

- Нет. По пути встретятся трактирчики, где можно спокойно

перекусить и переночевать. К тому же, у меня есть друзья, их двери

домов всегда открыты, а у рек и озер хиилы окажут нам радушный

прием. Как никак нас провожает старший сын Инглиса, Наилис.

Спи спокойно, сестренка, пока я рядом, тебе не о чем беспокоится.

До Раиманы добрались без каких-либо трудностей и приключений. Этот

обширный край мало чем походил на Калленойе. Привычные глазу

сосны и ели заменялись буковыми лесами, большими дубравами. Озер

мало, зато преобладали реки и многочисленные речушки с водопадиками.

Сложенная из серо-бурого камня, дозорная зубчатая башня Малорка

внезапно выросла из-за пригорка обросшего буками, молодыми дубками,

и кустами рябины. Земляной грунт дороги сменился на каменный. Красно

коричневые булыжники были выложены ровными рядами. По обочинам

дороги возвышались посаженные в строгом порядке старые могучие

лиственницы, вплоть до самого замка. Только что прошел теплый

дождь, и мягкие зеленые хвоинки смолисто пахли.

Тяжелые дубовые створки, обитые кованым железом, со скрипом

открылись. Всадников заметили еще с дозорной башни и поспешили открыть.

Встречал желанных гостей сухопарый, седовласый старик, одетый

как воин. Длинная кольчуга с широкими нагрудными пластинами,

черный кожаный пояс с клинком и лезгом, коричневые сапоги выше

колен. Серые глаза пожилого воина заволокла слезная дымка. Старик

заморгал глазами и протянул руки к Мескиневу;

- Мески, мальчик мой! Ты вернулся и не один!

- Кто это? Наш дед? - быстро шепнула Ийвэ на ухо брату.

- Нет, - так же быстро шепотом ответил Мескинев. - Это Багранеф,

лучший друг деда и верный товарищ. Наши дедушка и бабушка умерли

четыре года назад, и Багранеф остался в замке друга. Он хочет,

чтобы после смерти его похоронили рядом с нашим дедом. Кстати,

сестренка, Багранеф обучит тебя военному ремеслу. Ох, не женское

дело держать в руке меч, клинок или арбалет, ну уж видно в такие

опасные времена мы родились.

Мескинев, Ийвэ, Наилис спешились с коней и слегка размяли

затекшие от длительной езды ноги.

- Эх, эх, не дождались Растал и Гева внучки своей. - Багранеф

прижал к себе Ийвэ, и та подивилась железным мускулам старика. - Похожа, похожа, особенно на покойницу, мать Олиге.

Багранеф расцеловал в обе щеки Ийвэ, отчего та смутилась и покраснела.

- Ну, хватит, старина, уймись, - попытался остановить Мескинев

расчувствованного встречей пожилого воина, но тут же сам очутился в

крепких объятиях старика. Окониив обнимать и тискать, словно

проверяя, не призрак ли перед ним, Багранеф отпустил Мескинева и

слегка склонил голову к хиилу:

- Уж не сын ли Инглиса, Наилис, пожаловал к нам в гости?

Наилис утвердительно кивнул головой и шутливо ответил:

- Он самый, дружище Багран. Имел честь проводить от озера Навелл

твоего дорогого мальчика вместе с его сестрой. Оберегал, охранял от

всяких чудовищ и лихих тварей.

Все четверо рассмеялись, потом направились во внутренний двор

замка. Стены первых двух этажей сплошь заросли темно-малахитовым

ковром плюща и хмеля. Стены верхних этажей без зелени, голо смотрелись

серобокими камнями. Вездесущий цепкий плющ уже не мог завоевывать

каменные высоты.

У раскрытых дверей, на пороге появились две женщины пожилого

возраста в длинных светло-коричневых платьях. Они улыбались и

с любопытством глядели на Ийвэ и хиила.

- Готов ли обед, молодушки? - хитро и лукаво прищуривая левый

глаз, крикнул им Багранеф.

- Готов, готов. Не изволь беспокоиться, сокол ты наш. Уж мы-то

лучше тебя знаем, как встречать и принимать гостей.

С левой стороны, где находились хозяйственные постройки и

конюшни, спешили взять под уздцы уставших коней трое конюхов.

- Познакомься, Ийвэ. - указывая на первого приземистого, широкого

в плечах, лысоватого мужчину, сказал Мескинев - Глава семейства Наттелей, что

живут здесь. Это Карев, с ним два его сына, Минал и Элеф. У дверей

его жена Вома со своей сестрой Зетой. Женщины готовят еду, следят

за порядком в доме. Мне ведь некогда следить, я постоянно в

разъездах.

Стоявшая рядом с Ийвэ овчарка Литта оскалилась и зарычала на

незнакомых мужчин.

- Вот наша новая молодая хозяйка прибыла, - шумно пыхтя, сказал

подошедший Карев Наттель, внимательно и цепко осматривая

Ийвэ.

- Ну, какая я хозяйка, - потупилась Ийвэ, чувствуя, как краска

смущения заливает все лицо. - Я обычная деревенская девчонка.

Вы уж тут со мной по-простому, без церемоний.

- А вот не скажи, - назидательно поднял корявый палец Карев. - Вы

хозяйка, пускай и выросли в деревни, где все по-простому и без

церемоний, а должны знать, что принадлежите к роду Оналей. А род

Оналей это...

- Узнаю милого Карева. - засмеялся Мескинев. - Без наставлений

минуты не проживет. Появись здесь сам король, ты не замедлить и

ему поучительную нотацию прочитать.

- Без наставлений нельзя. Вас, молодежь, денно и нощно надо учить.

Едва оперившись, норовите сразу выше облаков взлететь. Советы

старших для вас - пустой звук. Дескать, пусть старичье зудит

одно и тоже каждый день, мы, мол, все равно по-своему сделаем, -

при этом он повернулся вправо и с укором глянул на старшего сына

Минала. Здоровенный Минал, выше отца на целую голову, и судя по

плечищам сильнее родителя в два или три раза, как провинившийся

мальчишка шмыгнул носом и стыдливо отвел глаза от отцовского взгляда.

- Ты глаза-то не отводи, не отводи. Слушай отца, пока он жив...

Тут Литта не выдержала "наставлений" конюха, громко гавкнула.

Карев замолчал и скосился на остроухую овчарку, скалящей на него

грозные клыки.

- Ваша собачка, хозяйка?

- Моя, Литтой зовут.

- Ага, Литтой. Хорошая собачка, сразу видно из сторожевых. Ничего,

для нее найдется место и работа. Бдительные сторожа с отличным

слухом нам нужны.

Тяжелая, растопыренная, с огрубевшими мозолями пять, опустилась

на голову собаки. Литте очень хотелось цапнуть чужую ладонь, но

не могла! Уж больно привычными запахами пахло от нее: лошадиным

потом, сеном, овсом, сыромятной кожей и землей.

Приняв коней, Наттели пошли к конюшням, а Мескинев, Ийвэ, Наилис

и Багранеф в дом, где их ждал вкусный обед.

В светлой, просторной столовой стоял длинный стол накрытый

розовой скатертью с золотистой каймой. Чего только не было на нем!

Вареного, печеного, домашних солений, сладких пирогов, ну и

конечно разнообразных наливок и вин.

Ийвэ от обильной еды и вина потянуло в сон. Она не помнила, кто

проводил ее до спальни и уложил на мягкую, широкую постель.

Проснулась Ийвэ в фиолетовой полутьме вечера. На столике

горела лампа-ночничок, рассеивая вокруг себя приятный

желто-оранжевый свет. От этого света в спальне было по-особенному уютно

и приятно. Ийвэ совершенно не чувствовала себя здесь чужой.

С наслаждением потянувшись, Ийвэ поднялась с кровати и

увидела стул. На стуле висело красивое синие платье с золотым поясом,

а под стулом голубые туфли расшитые серебристыми нитками. Тут же

находилась скамеечка с полотенцем, кувшин, с водой поставленный в таз.

Дверь открылась, вошла жена Карева, Вома.

- Как спалось, хозяйка? - улыбаясь всеми морщинами лица,

поинтересовалась Вома.

Ийвэ передернуло от слова "хозяйка". Выросшая в деревне в

нелегком, но честном труде у Дратта, привыкшая больше подчинятся,

чем приказывать, нелегко сразу свыкнуться с мыслью, что к ней

обращаются, как к главной - с почтением и уважением.

- Знаешь, Вома, не называй меня хозяйкой. Л понимаю твое

восхищение перед благородством Оналей, только ты зови меня Ийвэ и

все, и никаких хозяек.

- А разве у... - Вома неожиданно умолкла. Однако, смекнув, раз

новой хозяйке нравится странное имя Ийвэ, а не первоначальное

Енналь, которое не раз упоминалось в стенах Малорка, то пусть

остается Ийвэ.

Вома помогла умыться и одеться. В синем платье до пола,

с золотым поясом, с причесанными волосами, Ийвэ удивительно

похорошела и повзрослела.

- Вылитая Олиге, вылитая, - тяжко вздохнув, произнесла Вома,

поправляя воротник на платье Ийвэ.

- А ты помнишь мою мать?

- Еще как помню, голубка моя. Но это длинный разговор, а я не

хочу утомлять тебя перед ужином. Время у нас будет, я все что

помню, расскажу о твоей матушке, теперь же поспешим чай пить.

В столовой сидели лишь Багранеф и брат, хиил Наилис отсутствовал.

Багранеф уже переоделся в тонкую шерстяную рубашку,

темно-серые штаны и черные замшевые полусапожки. Мескинев одет так же,

только вместо шерстяной рубашки, тонкая шелковая сорочка

матово-белого цвета, с широким воротом.

В бронзовых кандах горели свечи, в чашках дымился чай.

- Наилис отдыхает еще? - спросила Ийвэ брата.

- Наилис уехал на озероБелых чаек - Паноле, к мудрому хиилу

отшельнику Лаутису. Он должен договориться с ним об обучении

тебя языка Либбов и многому другому.

- Ну теперь начнется зубрежка каждый день, - недовольно

пробурчала Ийвэ.

- Вовсе нет. Лаутису с первого взгляда будет ясно чему учить тебя,

а чему нет. Не защищенный чарами избыток знаний окажется для

врага ценным подарком. Ездить в сопровождении Багранефа к Лаутису

начнешь со следующей недели и по определенным дням, я потом

скажу каким. А сейчас садись, чай стынет.

Дни в Малорке потекли быстро и незаметно. Ийвэ обследовала замок

от винного погреба до пыльного чердака с разным хламом, совами и

летучими мышами. Потом подсобные помещения, хозяйственные

постройки и конечно конюшни. Каждое утро Ийвэ навещала своего любимца

Барая, угощала коня изюмом или кусочками сахара.

- Нельзя так, хозяйка, нельзя, - кряхтел за ее спиной Карев. -

Избалуете вы коника. Разве я не пою, не кормлю лошадок отборным

кормом? Все лучшее им! Карев похлопал рукой по лоснящейся шее

Барая.

- Ты уж не обижайся, Карев. Горсточка сухофруктов не повредит

такому скакуну.

- Как знать, хозяйка, как знать, - не успокаивался Карев.

Ийвэ выходила из конюшни, а следом неслось тоскливое ржание

Барая, явно скучавшего без хозяйки.

Четыре дня в неделю Ийвэ ездила с Баграном к отшельнику Лаутису.

Остальные три дня уходили на изучение и освоение военного ремесла.

Поначалу Ийвэ казалось легким делом держать в руках лезг и махать

им направо и налево. Но если владеть мечом целый день, то руки

начинали неметь, а пальцы дрожать. Багранеф не жалел сил и терпения,

порой сама уставал, однако не подавал виду перед ученицей.

Красная, вспотевшая, сверкая глазами, словно дикая кошка, Ийвэ вновь

и вновь поднималась за выбитым ловким ударом Баграна лезгом и

кидалась на учителя в надежде хоть раз победить.

Закаленный в битвах опытный воин втихомолку улыбался, глядя на

неудачные попытки Ийвэ одолеть его. Только один раз ему было не смеха.

Сидя верхом на коне, Ийвэ с тайной радостью заметила,

что Багранеф совершенно не умеет управлять ногами... Нет, что ни говори, старый вояка был отменннм наездником. Такого выбить из седла мог

далеко не каждый. Ийвэ незаметно, носком правого сапога мягко надавила под ребра Бараю. Конь послушно повернулся направо,

" Ай умница мальчик! - мысленно поблагодарила Ийвэ коня. –

Запомнил Барай мои утренние и вечерние прогулки".

Теперь обе руки свободны. Крепко сжав рукоять лезга, сдавив

каблуками бока Барая, Ийвэ ринулась на Багранефа и выбила таки меч

из руки воина.

Хорошо закаленная сталь глухо звякнула. Сам Багранеф едва не

вывалился из седла, но вовремя удержался. Ийвэ издала громкий,

ликующий клич и внезапно умолкла, увидя изменившиеся лицо Баграна:

сначала удивленное, а потом разъяренное и жестокое.

Быстрее броска змеи метнулась правая рука воина. Пальцы

железными тисками больно сжали запястье Ийвэ, да так, что у той

непроизвольно выступили слезы, а из посиневших пальцев выскользнул

лезг и упал на землю рядом с мечом Багранефа.

- Ну-ка девонька, колись, кто тебя таким штучкам научил? Думаешь,

раз я старый дурак, значит, и одурачить меня можно? Сначала я не

понял, почему ты ноги из стремян освободила, а теперь оказывается вот оно что.

- Пусти-и... - жалобном взмолилась Ийвэ. - Тут никакой хитрости

нету.

Багранеф разжал пальцы, Ийвэ машинально принялась

растирать красное запястье.

- У нас в Нессмери, каждый мальчишка умеет ногами управлять конем.

Сама не раз с подружками бегала на луга, там ребята нас и научили.

- А ребят ваших кто?

- Говорят, переняли у халевских коневодов и пастухов, а что, разве

это плохо?

- Хорошего здесь мало. Такое управление конем называется - нох.

Пришло оно из далеких степей Сумархана. Всадники Рагруота

отлично владеют нохом и подло используют в битвах, притворяясь сначала,

будто не знают ноха. Я сам не раз видел, сколько погибло храбрых

наездников поверивших, что ченги или татни не владеют нохом.

Твой мальчишески нох не так уж и совершенен и отработан, как у

врага, но вижу Барай знает самые основные команды. Коня ты

выучила во время прогулок, не так ли?

- Так, - еле слышно проговорила Ийвэ, утирая слезы, - простите

меня, Багранеф. Вы брату ничего не говорите, пусть он не думает

обо мне плохо.

Старик достал из кармана платок, вытер слезы своей подопечной.

- Мески владеет нохом не хуже вражеских всадников. Я тебя

прощаю. Ведь ты сделала это из-за тщеславия и моей муштры. Эх,

девонька ты моя, когда-нибудь скажешь спасибо за мое нелегкое

обучение. Теперь подними мечи, начнем все сначала. И еще, дав

крепкое слово воина, что ни одна душа не узнает о твоем бесчестном

поступке. Действительно, никто потом в Малорке не узнал об этом

неприглядном случае.

Пролетел август, наступил сентябрь, но осень была где-то в пути

и не спешила вступать в свои владения. Лиственные леса

по-прежнему зелены, хотя кое-где уже замелькал желтый и багряный лист.

Солнце светило мягко, умеренно, на полях, в садах и огородах

собирали урожай. В один такой теплый, ясный день, смахивая

иногда паутинки с лица, Ийвэ сидела вместе с братом на дозорной

башне, осматривая окрестности.

Мескинев только что вернулся из очередной облавы на уска-оборотня.

По местным весям и округе поползли тревожные слухи. Лесничие

видели подозрительные следы, не схожие ни с одним звериным следом.

Кому-то из охотников показалась жуткая тень похожая на человека,

но с волчьей головой, с горящими красными глазами.

Были тщательно прочесаны самые темные уголки букового леса, овраги

ложбины, ямы. Вспугнули лишь две волчьи стаи, которые охотились

на своих территориях и ничего общего с уском-оборотнем не имели.

О пропаже людей пока ничего не сообщалось.

" Затаился гад, - с тревогой думал Мескинев. - Давно такой

напасти не появлялось в наших лесах. Случайно это или нет? Неужели

ищейки из Барага что-то пронюхали? Только оттуда мог прибыть

уск-оборотень. Страшное порождение колдунов ильгенов. Ильгены и их

подручные ученики стуны отлавливали обычных серых волков, и после

превращали в черных, злобных тварей. Может уск-оборотень

принял облик одного из следопытов или охотника, и сам принимает

участие в облаве. Ату, его, ату! А сам, мерзавец, посмеивается

про себя. Ловко, дескать, я их одурачил".

- Что за горы там, вдали? - махнула рукой на северо-восток Ийвэ.-

Почему я их раньше не видела?

А? - переспросил Мескинев, не сразу расслышав вопрос сестры

из-за тревожных мыслей. Что за горы виднеются на северо-востоке?

Брат прищурил глаза, пальцами смахнул паутинку с ресницы.

Далекие дымчатые дали, как бы приподняли свои серо-голубые

занавесы, показав таинственную черную зубчатую линию.

- Это край Утанского Хребта, который тянется далеко на север.

У его подножия когда-то находилась крепость Пестболл.

- Я не думала, что они так близко.

- С высоты расстояние кажется ближе. На самом деле до них

надо долго добираться. Обычно те горы не видны, только в ясные,

сентябрьские дни можно разглядеть острые пики Утанского Хребта.

- Мы туда когда-нибудь съездим?

- Навряд ли. Я бы туда и в мирные дни не поехал, не стоит

лишний раз рисковать. Да и что там смотреть? Жалкие руины некогда

могучей крепости? Нет, сестра, не думай об этом. К тому же ты не

забыла, что пора к Лаутису ехать? Багран сопровождает тебя?

- А как же, Мески. По дороге туда и обратно он не перестает

учить меня владеть лезгом. Некоторые приемы я знаю, могу показать.

- Не сейчас, сестренка, - усмехнулся Мески. - Я обучался годами,

а ты всего два месяца.

Ийвэ покраснела и обиженно надула губы:

- Я свое наверстаю! - пообещала она брату и поспешила вниз по

шершавым каменным ступенькам.

- Совсем еще девчонка. Хорохорится, как молодой ястребок! –

- рассмеялся Мескинев, однако мысли о не пойманном уске-оборотне за-

ставили его вновь нахмуриться.

Возращаясь обратно от пещеры хиила Лаутиса, Ийвэ посмотрела на

Багранефа и негромко произнесла:

- Тебе не кажется, Лаутис сегодня странно меня напутствовал и

остерегал: " Береги себя, будь осторожней. Рагруотовы лазутчики

хитры и коварны". Сколько дней мы к Лаутису ездим, ничего такого

я не слышала от хиила. Чего он испугался? Мы неплохо вооружены,

ты всегда рядом. Да и оборотня никто толком не видел.

Померещилось кому-то в темноте, глаза совы за иуска-оборотня приняли.

- Опытный охотник, лесник или следопыт никогда не спутает

совиные глаза с глазами нечести. - сказал Багранеф, внимательно

озираясь кругом. - А тебе и брату совсем ни к чему, чтобы в наших

окрестностях шастал уск-оборотень.

Внезапно, в буковой чаще, с левой стороны послышались четкие, громкие звуки охотничьих рогов и отдаленный лай гончих. Тотчас с

правой стороны прозвучали ответные сигналы, но поглуше.

Багранеф облегченно вздохнул:

- По крайней мере, мы не одни в лесу, а раз не одни, давай повторим

вчерашний урок.

Багранеф не договорил последнего слова, как лезг уже сверкал сталью

в руке Ийвэ.

- Неплохо, девонька, неплохо, - похвалил воин свою ученицу. Но

лишь мечи скрестились, из-за кустов орешника неожиданно выскочили

на лесную поляну семь испуганных косуль. Их большие черные глаза

излучали страх, совсем близко раздался звук рога, а тут еще двое

людей с мечами... Однако самая старшая рискнула. В четырех шагах

от Багранефа пролетели рыже-коричневые мускулистые тела и скрылись

в зарослях молодых кленов. Рука ветерана непроизвольно дрогнула.

Лезвие меча коснулось большого пальца Ийвэ, та вскрикнула от боли.

- Ах ты нелегкая меня возьми! - тихо выругался Багранеф. –

Подвели меня старого остолопа рыжие бестии. Беги скорей к ручью, смой

кровь. Л наберу подорожников.

Ийвэ морщась, слезла с Барая и поспешила к ручью, журчавшему

неподалеку в маленьком овражке.

Уск-оборотень устав от многочисленных облав, быстрого бега и изнывая

от жажды, прокрался к ручью и начал лакать воду.

" Почему за мной бешеную охоту устроили? Всполошились ровно перед

нашествием черных клещей. У-у, жалкие смертные! - с ненавистью

подумал уск-оборотень, облизывая красным языком желтые острые клыки.-

Сколько наших внедрилось в эти противные светлые леса и ни за одним

так не гонялись, как за мной. Что-то здесь не так. Ничего, уляжется

суетня и беготня, разузнаю до мелочей. Мне бы только добраться до

пасеки Цопака. Старик живет один, семьи нет, торгует медом. Фу,

какая гадость мед! Убить старого пасечника, принять его облик, а

там хоть все деревья с корнями повыдергивайте, меня вам не найти.

Дайте срок, я напьюсь вашей красной крови и до отвалу нажрусь

вашего мяса!" Уск-оборотень проглотил голодную слюну вместе с водой

и резко поперхнулся. Он судорожно схватился за горло пальцами,

обросшими жестким черным волосом, острыми когтями чуть не разорвал

себе глотку. Уск-оборотень отплевывался и задыхался, язык вспух

и посинел. Все нёбо жгло, будто от колдовской кислоты. Едва не

испустив дух, выпученными глазами он уставился на прозрачную

воду ручья. Придя немного в себя, уск-оборотень наклонился, понюхал

воду. Пробовать еще раз он не стал, уже и так было ясно. Кто-то, выше по течению ручья промывал рану. Кровь простого смертного, но какая кровь!

Жесткая шерсть встала дыбом на загривке уска-оборотня. Кровь,

даже сильно разбавленная водой, едва не принесла ему смерть!

Впервые в жизни уск-оборотенъ испугался. Ни с чем подобным он

не сталкивался. Надо проследить, Кто промывает рану.

Каргальский лазутчик начал осторожно красться по берегу ручья,

хоронясь в густом вербняке и лопухах. Вот сорока помешала ему.

Белобокая застрекотала сигнал тревоги на весь лес. Красные глаза

уска-оборотня посмотрели на птицу, стрекот оборвался. Безжизненным

комком черно-белых перьев упала сорока на землю.

" Так-то лучше!" - злобно ощерился уск-оборотень, продолжая ползти

на брюхе к желанной цели, и цель была увидена.

На узком песчаном бережку сидела на корточках молоденькая девушка

в мужском охотничьем костюме. Вот она выпрямилась, обметала

белым платочком раненый палец.

" И эта соплячка могла убить меня и испугать до смерти не хуже

огненной ямы в Бараге?!" - уск-оборотень еле сдержал ярость и

желание набросится на девчонку, чтобы растерзать ту на мелкие

клочки. Пусть он и издох бы от ее крови! Нет, надо обождать.

Терпение, еще раз терпение. Терпеливых всегда ждет награда. Черные

когти глубоко вошли в дерн, разрывая и обнажая желто-белые

корешки растений и трав.

Уск-оборотень проследил девушку до поляны, где находились два

коня и пожилой воин. Кровожадный злыдень недобро усмехнулся:

" Не так уж вы и страшны, стар, да млад. Я не я, если не заманю

вас на пасеку Цопака."

Ийвэ с Багранефом скакали по утоптанной лесной тропе.

- Не сильно болит? - сочувственно спросил Багран, косясь на

переревязанный палец подопечной. А, пустяки, - отмахнулась она. - Ты ничего не чувствуешь, Багранеф, кажется, дымом пахнет?

Багранеф остановил коня:

- И правда пахнет дымом. Тянет со стороны Чернотропья, где находится

пасека Цопака. Неужели у него ульи загорелись?

- Надо скорей помочь старику затушить огонь, - забеспокоилась Ийвэ.

- Ты права, нужно помочь. Дождей давно не было, лес сухой стоит.

Лесной пожар быстро разгорится.

Пришпорив коней, они помчались в сторону Чернотропья. На обширной поляне полукругом возвышались тридцать колодульев.

Три из них горели ярким пламенем. В сизо-белом дыму металась

фигура пасечника Цопака. Он вопил и жалобно причитал, но

его крики заглушал гул растревоженных дымом и огнем пчел.

Багранеф с Ийвэ оставив коней, принялись спасать колоды. Ийвэ

носила воду из колодца, Цопак поливал, Багран засыпал землей

языки огня. Дружными усилиями пламя затушили.

Все трое воззрились на обгорелые колоды и многочисленные трупики пчел.

Сивые брови, усы, борода Цопака опалены огнем, тонкие губы

дрожали, а из мутно-голубых глаз текли слезы:

- Старый я пень! Ну, как меня угораздило! Детки, мои детки. Мне,

трухлявому, надо сгореть вместо вас!

- Да как же ты оплошал, Цопак? - удивился Багран. - Более умелого,

опытного пчеловода не сыщешь в здешней округе.

- Как, как, - вскричал сквозь слезы Цопак. - Верно люди говорят:

"старость не радость". Сколько я годков кукую тут один в глуши

и не сосчитать! Всегда в наших лесах тихо было, а тут гляди-ка:

в рога затрубили, собаки разлаялись. Я тем временем дымком деток

окуривал, ну и я старый дурень рот раззявил, уши развесил, дескать

чего они расшумелись, пчелок моих пугают. Пока думал, да

прислушивался, видно уголек и попал на колоду. А она

старая - престарая, суше соломы, вот и занялась. Кинулся к колодцу за водой,

вторая и третья колода занялась. Горе мне, старому, горе!

Хитрый уск-оборотень сам поджог ульи, а настоящий, но уже

убитый Цопак лежал зарытый под корнями большой липы.

- Что ж, бывает и хуже, да мертвых пчел не вернешь, - принялся

утешать Багранеф пасечника и обратил внимание на пчел, которые

уже не раз ужалили своего хозяина.

Заметив подозрительный взгляд пожилого воина, уск-оборотень

снова вывернулся:

- Пойдемте скорее в дом. Я вас медом угощу, а то детки мои не

на шутку разозлились. Да, я виновник! Так мне старой раззяве и

надо! 0-ох, каких пчелок загубил.

Ийвэ и Цопак вошли в дом. Багранеф увел коней под летний навес,

подальше от разъяренных пчел.

Казалось, деревянные стены дома Цопака пропитаны запахом меда

насквозь, пахло и засушенными травами. Особенно выделялись

ароматы душицы, мяты, липового цвета. На столе, на льняной

скатерти красовалась расписная глиняная посуда. В мисочках золотился

мед, из широкой плоской чаши выглядывали порезанные ломти белого

хлеба.

- Садись нежданная спасительница, угощайся. Медок у меня, во! -

глаза Цопака закатились от восхищения под самый лоб.

Ийвз уже успела проголодаться и у ней невольно набегала слюна при

виде цопанского угощения. Однако по непонятной причине Ийвэ не

хотелось есть ни меда, ни хлеба.

- Не обижай старика, дочка. Съешь кусочек, не растолстеешь. Тебе

полезно, вон какая худенькая, ровно тростинка у воды. Да и знать

пора, что в меде вся сила. Пчелки мои на славу потрудились.

Перестав колебаться, Ийвэ села на лавку, придвинула к себе мисочку

с медом, обмакнула хлеб, потом откусила кусочек и улыбнулась.

Старый пасечник не врал и не преувеличивал. Мед был восхитительный!

Подливая Ийвэ в кружку медвяного налитка, Цопак подбадривал гостью:

- Ты не стесняйся, ешь побольше, когда вы еще ко мне загляните.

В последнее время, все спешить куда-то начали. Дела, дела, говорят.

И обрастай старый Цопак мхом до земли. Хотя, что я говорю.

Среди пчелок моих мне не скучно.

Под воркотню Цопака Ийва съела еще ломоть хлеба обмазанного медом,

в это время распахнулась дверь, вошел Багранеф.

- Давай, Багран, по кружечке пивка выпьем, - обратился к пожилому

воину Цопак. - Сам варил, сам настаивал. Готов поспорить на все

свои улья, такого пива ты нигде не пил.

- Любишь ты Цопак загнуть, - шумно садясь рядом с Ийвэ, весело

сказал Багранеф. - Давай наливай, да кружки побольше тащи!

- Сейчас, сейчас, - засуетился Цопак.

На столе вмиг возникли две обливные глиняные кружищи и бочонок с

пивом.

Сделав первый внушительный глоток, Багранеф охнул, крякнул и

удовлетворительно причмокнул языком:

- Закусай тебя, шершень, лесная ты шельма. Славное пивцо, так всего

и пробрало насквозь. Надо к тебе почаще заезжать.

- Всегда буду рад гостям, - осклабился Цопак, а у самого внутри

все кипело и переворачивалось от злости.

После третьей кружки пива, веки БагранеФа отяжелели, неожиданный сон

навалился на него, и старый воин громко захрапел. За столом

спала и Ийвэ, держа в руке недоеденный хлеб с медом.

" Вот глупцы! - радостно потер руки уск-оборотень Цопак и глаза

его загорелись красным огнем. - А эта дура со своей кровью не

почуяла, что я сонное зелье в пиво и в мед подмешал. Хотя колебалась

маленько, да голод свое взял. Интересно, догадывается девчонка,

какая у нее кровь или нет? Очень подозрительно для смертной.

Надо кое-кому весточку передать, пусть потом в Бараге разбираются,

что к чему. А я попробую тем временем на нашу сторону девку перетянуть.

Посмотрим, как ее кровь с моими чарами справится".

Уск-оборотень осторожно раздвинул ранку, плюнул туда три раза,

шепча злобные наговоры. Затем проколов острием ножа свой палец

надавил капли черной крови в ранку девушки и завязал обратно

платком.

Ийвэ проснулась с неясным шумом в голове, в глазах плыло, ноги

почти не держались.

- Давай милая, собирайся домой, - услышала она знакомый голос

пасечника Цопака.

- У меня в глазах плывет все.

- А это от дыма должно быть, угорела ты немножко.

Цопак выпроводил Ийвэ за дверь и усадил на Барая.

Странно повел себя конь. Он перестал слушаться, норовил сбросить

хозяйку, укусить ее за ногу. Ийвэ мгновенно воспылала ненавистью

к своему любимцу. Не бравшая никогда плетки, Ийвэ прямо

остервенилась. Сломав гибкую ветку орешника, принялась нахлестывать

бока коня, злобно приговаривая при этом:

- Не слушать меня, упрямая тварь! На вот тебе за брыкание! На

вот тебе за кусание! На, на!!

Барай завизжал от боли, взвился на дыбы. Ийвэ не удержалась и

шлепнулась об толстый корень бука. Заорав от ушиба и ярости,

выхватила лезг из ножен и кинулась вдогонку за конем. Да куда

там. Обезумевшее от побоев и страха животное неслось быстрее

лесного оленя.

Сгущались тихие сентябрьские сумерки. Пора давно вернуться

домой Ийвэ да старине Баграну. Но они почему-то не возвращались.

В замке встревожились и забеспокоились. Мескинев приказал

седлать коней и отправляться на поиски. Тут часовые услышали

конский топот. Открыв ворота, увидели несущегося Барая без Ийвэ,

не было и Багранефа с Аддаем.

Конь испуганно заметался по двору, он жалобно ржал и не давался

в руки.

Выскочившая из сарая Литта глухо взвыла, глядя на мечущегося Барая.

Кареву и Миналу удалось поймать коня за уздцы. При виде

окровавленных боков Барая, Карев в ужасе всплеснул руками:

- Это что же делается? Бедного коника исхлестали до крови, загнали

до полусмерти. Какая паскуда сидела на нем? Ах ты, бедняжка! На-ка

скорее сладенькое, успокойся, все будет в порядке. Я тебя, славного,

в обиду не дам, а твоего обидчика самолично выпорю кнутом без

всякой жалости.

Барай перестал рваться в стороны, но продолжал вздрагивать всем

телом. Отец с сыном отвели коня в конюшню.

- Стой, кто идет! - закричали часовые, заметив среди лиственниц

одинокую Фигуру.

- Я. - донесся голос Ийвэ.

- А Багранеф где?

- Понятия не имею. Шляется, поди, по лесу, старый хрен, - грубо

ответила Ийвэ.

Лита, услышав голос хозяйки, бросилась навстречу, но зло

уска-оборотня, идущее от Ийвэ, остановило собаку и заставило яростно

зарычать и оскалиться.

- П-шла! Брысь, негодная! - накинулась на овчарку Ийвэ. Она бы

зверски избила собаку, однако та отбежала на безопасное расстояние

и разразилась злым, захлебывающим лаем.

- В чем дело, сестра? Ты не заболела? - подбежал Мескинев и в

ужасе отшатнулся. Лицо Ийвэ приобрело бледно-меловой оттенок,

серые глаза омертвели, в черных, расширенных зрачках полыхали

недобрые багровые огни. Рот дико перекосился. Из левого уголка рта

текла тонкая струйка слюны.

- А, братец дорогой, - прохрипела Ийвэ, медленно вытаскивая лезг

из ножен. - Ты говоришь, обучался годами, давай померимся силами,

посмотрим кто - кого.

Страшно закричав, Ийвэ бросилась на брата, целясь острием лезга

прямо ему в сердце. Лишь многолетняя выучка и мгновенная реакция

спасла Месикнева от страшного удара сестры.

Часовые бросились на выручку Мескинева. Поймав на лету брошенный

часовым меч, он принялся отражать яростный натиск сестры.

С жалостью и страхом смотрел Мескинев на озверевшую Ийвэ, та

продолжала с неженской силой биться, задавшись одной целью - убить

его.

На дикие, истошные крики и звон стали, спешили из конюшни Наттели.

Карев догадался прихватить широкую плотную лошадиную попону.

Минал нес веревки в руках. Выбрав момент, старый конюх набросил на

молодую хозяйку попону, а Минал привычными движениями крепко

связал ноги и руки Ийвэ. Даже связанная, она мычала и хрипела сквозь

попону, продолжая крутиться и выворачиваться.

Страшная догадка пронзила Мескинева, он не хотел этому верить,

увы, зло было налицо.

Отдав меч часовому, вытерев мокрый от пота и напряжения схватки

лоб, Мескинев крикнул Миналу, чтобы тот быстрей стрелы мчался к

Лаутису.

Он единственный ближайший хиил мог снять чары уска-оборотня.

Только у него хранились ценные редкостные травы, которые в

Светлых Землях давно стали легендами.

Белый, грязный платок на большом пальце сестры привлек внимание

брата. Едва тот протянул руку, чтобы развязать узел, чей-то

властный голос приказал ему остановится:

- Не смей развязывать, Мескинев!

Синие, как озерные волны, глаза Лаутиса сверкали грозным

предупреждающим огнем. Нагнувшись над несчастной, хиил осторожно

принялся развязывать платок. Прошептав отводы, снял платок, потом

тут же самолично сжег его. Далее, острым ножичком сделал надрез

в ранке. Поначалу хлынула черная кровь, затем красная. Ийвэ

застонала, перестала биться.

- Я знал, я предчувствовал. Хорошо, что вовремя пришел и Миналу

не надо ехать за мной, - заговорил Лаутис, завязывая тонким,

голубым лоскутом ранку пострадавшей. - Я же предостерегал обоих. Да,

это наговоры, слюна и кровь уска-оборотня. Как он мог обмануть

Ийвэ, тем более старого опытного Багранефа?

Все в недоумении молчали, и никто не ответил на вопросы хиила.

- Самое странное, - продолжал Лаутис, распутывая веревки и снимая

попону с головы притихшей Ийвэ, - уск-оборотень оставил ее в

живых и сделал все возможное, чтобы зло вошло в девушку. Обычно эти

твари убивают, разрывают на куски тех, кто попадается им на пути.

А тут оборотень явно что-то почуял в Ийвэ. Постойте-ка, пальцы

девушки пахнут медом...

- Медом?! - вскричал Мескинев. - Самая близкая пасека у Цопака в

Чернотропье. Каким ветром сестру и Баграна занесло туда?

- Черным ветром из Каргала. Нужно немедленно проверить пасеку.

Мне кажется у Цопака творится неладное, - сказал Лаутис. - Езжай,

Мескинев, я присмотрю за сестрой.

Отряд из десяти воинов во главе с Мескиневым поскакал в темноту

леса, освещая себе путь факелами. По дороге им встретился дозор

лесных хиилов-маинехов. Те спешили с радостной вестью в Малорк

сообщить об убитом уске-оборотне, которого всюду разыскивали.

Мескинев в свою очередь сообщил о несчастье, постигшем его сестру

и о пропавшем Багранефе. Хиилы-маинехи предложили свою помощь в

розыске пожилого воина и повели отряд более короткой дорогой к

Чернотропью.

Под летним навесом обнаружили растерзанные останки коня Аддая.

Самого Багранефа в доме, на полу, с разорванным горлом. Труп

Цопака нашли лесные хиилы под большой липой.. У старого пасечника

тоже было разорвано горло.

Мески упал на колени перед Багранефом, не веря, что он мертв.

Пожилой воин был так же дорог для него, как и строгий дед Растал.

- Бедный старина Багран. Ужасная, нелепая смерть. Он хотел

погибнуть в честном бою, но на деле подло и коварно убит

уском-оборотнем. Я же все равно похороню тебя с великими почестями, как

положено заслуженному воину, рядом с твоим лучшим другом, моим

дедом. Готовье носилки, срубите для них крепкие сучья деревьев! -

обернулся он к воинам, те немедленно принялись исполнять

приказание Мескинева.

Вернувшись в Малорк, Мескинева ждала еще одна неприятность.

Лаутис ничего, не скрывая, сообщил, что дела у Ийвэ обстоят намного

хуже, чем он думал.

- Кровь уска-оборотня я вывел до последней капли, а вот слюна

успела глубже проникнуть в тело и частичка зла осталась там. Срочно

посылай гонцов к Дилогору, к горе Мак-Хьё, у медных рудников

Краехара. Мудрый Дилогор древнее меня, он один сумеет полностью

исцелить Ийвэ. Сейчас она спит, но сон может затянуться и перейти в

длительное забытье, из которого твоей сестре трудно самой выйти.

Если вовремя она не очнется, то я не ручаюсь, что Ийвэ проснется

человеком.

Слушая горькие слова хиила, Мескинев не мигая, смотрел на бледное

лицо сестры, на хищно оскалившийся рот, на заострившийся

подбородок.

- Не медли, Мескинев! - прикрикнул Лаутис, видя что тот не

двигается с места.

От окрика хиила, Мескинев вздрогнул и быстрыми шагами пошел к себе

в комнату. Написав послание Дилогору, сам отобрал надежных,

выносливых воинов и те, не мешкая, умчались на самых быстрых конях в ночь.

... Прозрачный сентябрьский день, пахнущий прелым листом, яблоками

и медом, неожиданно сменился тусклыми, дымчатыми сумерками. Откуда-то

потянуло холодком, сыростью. Сладкий запах меда и яблок переменился

на тошнотворно-гнилостный.

Босая, с распущенными волосами, в длинной белой рубахе, Ийвэ

недоуменно озиралась по сторонам.

Кругом темные, зловещие курганы, окутанные прозрачными белесоватыми

полосками тумана. Старые могилы с треснувшими от времени

надгробными плитами. Жуть и остуда пробрала Ийвэ с головы до пят, зубы

застучали от холода и страха. Живо вспомнились страшные истории

о мертвяках, которые она слышала дома в Нессмери.

" Где я? куда попала?" - с нарастающим ужасом подумала бедная Ийвэ,

переминаясь с ноги на ногу на одном месте и боясь сделать хоть

один шаг в сторону.

- К нам..., к нам! - вдруг послышались везде и всюду глухие

шипящие голоса, идущие снизу из под черной рыхлой земли, курганов и

могил.

Неясные тени замаячили перед Ийвэ. Не то желтенькие огоньки

тоненьких свечек, не то зеленые глаза ночных хищников засветились

в сгущающихся сумерках.

Не понимая как она сюда попала и еще тем более не зная, как

выбраться из этого жуткого места, Ийвэ захотелось кричать и

плакать от бессилия и беспомощности. Но крик не шел из горла, а слезы

превратились в льдиночки, застыв на ресницах.

Высокий черный призрак выделился из клубящихся теней и подошел у

полумертвой от страха Ийвэ. Некогда призрак был статным, сильным

витязем. На нем сохранились погребальные одежды, позолоченные латы.

- Ты, новенькая, иди за мной, - приказал Ийвэ призрак.

- Нет, я не могу, - еле слышно пролепетала она немеющим языком,

с ужасом глядя в аспидный провал шлема, где мерцали два зловещих

голубоватых огонька, которые потихоньку наливались красным

гневным светом.

- Можешь! - угрожающе прошипел призрак и подтолкнул Ийвэ вперед. -

Иди, не бойся. Ты не пожалеешь. Я должен показать тебя нашему

хозяину.

- Да, да, да! - зашипели повсюду голоса мертвяков. Нашему

славному хозяину. Иди, иди к нему. Он сделает обряд посвящения и ты

станешь наш-шей, наш-ш-шей...

Смутные, расплывчатые тени замельтешили, закружились, взлетели

вверх, завыли, застонали, закричали.

Ийвэ даже расслышала слова какой-то песни:

Кто в Немару попадает,

Тот обратно не вернется.

Белый свет пусть забывает,

И в земле здесь остается.

Череп, кости, крышка гроба

Мы сведем с ума любого.

Черви, плесень и туман,

Это вовсе не обман!

Содрогнувшись от жуткой песни, Ийвэ попыталась шагнуть. И странное

дело! Босые ступни по щиколотку погруженные в рыхлую землю, как-то

сами собой высвободились и почти не касаясь поверхности Ийвэ

заскользила прямо, без всяких усилий, туда куда подтолкнул призрак

в латах.

Тонкие струйки тумана раздвигались перед ними. Черная, жирная

почва шевелилась, словно кто-то внизу разгребал над собой землю,

пытаясь вылезти наружу. Все чаще попадались разбросанные тут и там

желто-белые человеческие черепа и кости.

Вот Ийвэ плавно опустилась на две широкие из черного мрамора

плиты. Леденящий холод пронзил голые пятки, судорогой свел колени.

От плит вниз вели десять ступеней и кончались у дверей склепа...

Обитые проржавевшим железом, двери склепа сами со скрипом

растворились.

- Кто там? Кто посмел меня потревожить? - донесся из непроглядной

темени склепа злобный голос, от которого Ийвэ задрожала и упала

ниц. Но еще больше ей захотелось подчиниться этому ужасному

нечеловеческому голосу.

Черный призрак в латах спустился по ступеням вниз:

- К нам прислали новенькую. Она из Маложивущих.

- Зачем шлют такую мелочь?

- Это не мелочь. Девчонка особенная, так говорит заклятие на ней

наложенное уском-оборотнем.

- Особенная? - загремел устрашающе голос. - А ну веди ее сюда,

надо разобраться, в чем тут дело.

Повинуясь мысленному чужому приказу из склепа, Ийвэ поднялась с

колен и только занесла ногу на первую ступеньку, как чей-то очень

знакомый голос шепнул ей в самое ухо.

- Не смей, иначе погибнешь!

- Да я и так уже умерла, - равнодушно ответила Ийвэ.

Большой палец правой ноги почти касался холодного мрамора первой

ступени.

- Чего она медлит? Живо спускайся! - яростно закричал ужасный

голос из склепа.

Волна невыносимого холода, страха, немедленного подчинения

захлестнула и потащила ее вниз. Вдруг падение прервалось ярчайшей

вспышкой. Еще не потеряв окончательно сознание и волю, Ийвэ заметила,

как с грохотом закрылись двери склепа, как истошно взвыли голоса,

посылая вслед проклятия и обещая за ней вернуться вновь, как

тошнота подступила к горлу, и весь желудок вывернулся наизнанку...

Почувствовав на лбу крепкую теплую ладонь, Ийвэ с трудом

приоткрыла веки. Сначала показалось, что над ней склонился Купин Дратт.

- Купин... - прошептала она.

- Нет, это не Купин, детка. Это я, Дилогор. Давай просыпайся. Ты

достаточно долго слала. - мягко пророкотал голос вековечного Ди-

логора.

Ийвэ широко раскрыла глаза. У кровати, на стульях сидели Дилогор,

брат, Лаутис, Вома и Зета.

- Пить хочу, - слабым голосом сказала Ийвэ.

Вома с Зетой мгновенно встали, принялись обихаживать больную

хозяйку. Зета подправила подушки под головой Ийвэ, а Вома поднесла

к самым губам воды в кружке. Сделав несколько глотков, Ийвэ без

сил откинулась на подушке .

- 3, нет деточка, не расслабляйся, - произнес Дилогор. - Придется

тебе выпить еще и мое лекарство.

Ийвэ с трудом выпила странное лекарство из хрустального кубка,

похожее на красное вино. Тотчас пропала вялость, сонливость,

усталость. Хотелось вскочить, заплясать от радости, и от нового

прилива свежих сил. Однако Ийвэ сдержала бурное волнение в крови и

еще раз оглядела всех.

- Почему я не вижу Багранефа? - спросила она.

- Его убил уск-оборотень. Этот же оборотень заколдовал и тебя, -

мрачно ответил Дилогор.

- Как же так? Я помню, мы возвращались обратно от Лаутиса, в буковом

лесу трубили охотничьи рога, потом Багранеф нечаенно задел мечом

мой палец, кровь я смыла в ручье. Затем тушили пожар на пасеке

Цопака и, и... - Ийвэ запнулась, тщетно напрягая память. - Нет,

дальше не помню, только какие-то жуткие курганы, могилы, призраки,

ужасный склеп со страшным голосом зовущим меня... Приснилось это,

или было на самом деле?

- На самом деле, деточка. Рассказала ты все правильно. Но на

пасеке вы видели не настоящего Цопака, а уска-оборотня. Он же

сам и поджог ульи, чтобы дымом пожара привлечь вас. Старого

пасечника он успел убить и зарыть под корнями большой липы, а в

мед и пиво добавить сонного зелья.

- Почему он убил Багранефа, а меня в живых оставил?

- А потому детка, что когда ты промывала кровь в ручье, ниже по

течению утолял жажду оборотень. Он сразу почуял неладное в твоей

крови и догадался - ты не простая смертная. В ранку на пальце

уск-оборотень добавил своей слюны и крови. Решил переманить тебя на

сторону темных сил, чтобы потом ты служила Рагруоту.

- В том склепе, не сам ли..., - Ийвэ не договорила, боясь

осквернить лишний раз язык страшным именем.

- Нет. Собиратель Тьмы не покидает Каргал. Он неотлучно сидит в

Бараге, смотрит в Черный кристалл Сенклет. Хотя Сенклет позволяет

видеть на небольшие расстояния. Однако следует учесть, что

Рагруоту служит целая армия лазутчиков, шпионов, ищеек, животные и

птицы. С каждым днем число подручных Рагруота растет с пугающей

силой.

- Я слышала песню про Немару, что за жуткое место?

- Это древнее захоронение Надолимов, родственная ветвь

Бантерегов. Красивые, мужественные люди, не уступающие оберегам и хиилам.

- А далеко отсюда захоронение Надолимов?

- Ровно два дня конного пути, строго на север.

- И выходит, я там была из-за чар уска-оборотня?

- Да, вернее твоя душа.

Ийвэ задумалась что-то, быстро соображая, но шум дождя за окном

заставил ее отвлечься и посмотреть на окно.

- Какой сейчас месяц? - удивилась она, глядя на голые ветви деревьев.

- Начало ноября, деточка.

- Разве?! Еще вчера был сентябрь. Мески, ты помнишь, мы сидели

на дозорной башне и даже разглядели край Утанского Хребта!

Брат открыл рот, но за него ответил Дилогор.

- Несомненно, Мески все помнит. Злые чары перенесли твою душу в

Немару, а тело осталось здесь. Время застыло там, подобно стоячей

воде в болоте. Тебе казалось, пробыла пять минут в Немаре, но в

Малорке пролетели недели.

- Ужасно! Эти пять минут для меня, как пять долгих лет! Никогда

не забуду, особенно тот страшный голос из склепа. Он заставлял

повиноваться себе, против моей воли. Эх, жалко, жалко, Багранефа!-

Ийвэ судорожно всхлипнула.

- А ведь я вас предупреждал, - заговорил Лаутис. - Надо было мне

с вами тогда поехать.

- Ни вини себя, Лаутисв. - прервал хиила Дилогор. - Видно

испытания начались раньше, чем мы предпологали. Нужно теперь

другое спокойное убежище. Из Малорка придется уехать. На смену

уску-оборотню может прийти другой, более умный и изворотливый.

- Я думаю съездить к Ювину. - задумчиво изрек Мескинев. - Он

согласится принять нас, и дом у него, что крепость.

- Это тот самый Ювин Аимон из западных рыцарей в Кауманде?

- Тот самый, - подтвердил Мескинев.

- Что же, я не против. Пусть Ийвэ поправляется, набирается сил,

а в декабре отправляйтесь а Кауманд.

- Я отправлюсь вместе с ними. Ийвэ не дом конца знает общий язык

Либбов. Остальными успехами я ее доволен, но знает она пока очень

мало.

- Тебе не жалко оставлять свою пещеру, где столько лет провел

в уединение и покое? - усмехнулся Дилогор, пристально глядя на

хиила.

- Покой и уединение кончились, когда на пороге моей пещеры

появился сын Инглиса, Наилис, и я сразу понял, о чем он попросит.

Я прожил два Лихолетья. Знаю, что Рагруот вновь копит силы для

войны, и я знаю, война эта будет решающая: Свет или Тьма, поэтому

не хочу оставаться в стороне и тем более отсиживаться в пещере

не замечая ничего кругом.

- Не сердись, Лаутис. Я только испытал тебя, - ободрил хиила Дилогор.

Лаутис улыбнулся и встал со стула, его примеру последовал Мескинев.

Дилогор пожелав еще раз Ийвэ побыстрее выздоравливать, тоже

ушел следом за ними. В комнате остались заботливые Вома и Зета.