Корова

(просто. о жизни)

 

Ирина вышла на балкон. Покурить.

Случалось с ней такое иногда. После трудного рабочего дня, суеты, нервотрёпки был особый кайф выйти почти ночью на выпирающий из стены крохотный – два шага в одну сторону, два в другую – декоративный изыск какого-то архитектора–экономиста, и, вытащив из пачки одну сигарету, затянуться горьковатым дымом, озирая панораму полуспящего города. Этот почти ритуал успокаивал, умиротворял. Думать ни о чём не хотелось. Хотелось исключительно созерцать.

 

– Б-дь малолетняя, потаскуха! – вдруг раздалось из соседнего с балконом окна – Нагуляла выродка, а кто им теперь заниматься должен? Мы?!

 

"Началось" – подумала Ирина.

 

Такие "концерты" своей несовершеннолетней дочери, месяц назад ставшей мамой очаровательного малыша, соседи устраивали в последнее время регулярно. Дело в том, что Наташка категорически отказывалась кормить ребёнка грудью. Глава семейства Конюховых разговаривал с дочкой – и к совести взывал, и бил её, и психологов на дом вызывал – ничего не помогало. Наташка сбегала от "деспота" в ванную или в туалет, запиралась там, выла белугой, но, выманенная обещанием "не трону", выходила и... продолжала в том же духе. Весь подъезд шестнадцатиэтажки был в курсе положения вещей.

 

Ирина вздохнула, затушила сигарету (есть ли смысл продолжать, если релаксация отменяется?), вернулась в квартиру, наспех сменила халат на брюки и футболку, и отправилась к соседям.

 

Открыла Лена. Зареванная, возбуждённая.

 

– Привет, Лен. Извини, что поздно. Хотела кофейку попить, да обнаружила, что сахар закончился. А какой кофе без сахара? Выручишь до завтра?

 

Лена насупилась, всем видом показывая насколько некстати визит соседки, но сказала:

– Выручить – выручу. А ты посмотри на эту прошмандовку. Мы с Мишкой из сил выбиваемся, а ей хоть бы хны. – Потом спохватилась – Ой, да ты проходи. Сейчас...

 

Бочком протиснувшись в квартиру соседей, Ира увидела виновницу всех бед благородного семейства. Стало понятно, что Ната собиралась смыться из дома – накрашена, одета – но была поймана. Теперь стояла, опершись спиной о стену, безразличная ко всему происходящему вокруг. На тонкой блузке в районе груди симметрично расплывались два пятна.

 

– Привет, Наташ. Достали предки?

 

Девушка вздрогнула, словно от удара, более осмысленно посмотрела на Иру и коротко кивнула.

 

– Малину обломали?

 

Опять кивок.

 

Из кухни раздался грохот, потом коротко ругнулась Ленка – просыпала что-то, видимо.

Наташка зло ухмыльнулась.

 

– Ната, ты бы им повода не давала. Глядишь, и угомонились бы.

– Не-на-ви-жу! – шипя и растягивая звуки, сказала девушка.

– Кого? – уточнила Ирина

– Всех! – со свистящего шепота переходя на крик, заявила Наташка – и тебя, и родаков, и соплю эту вечноорущую, и папашу его! Всееееех!

 

Ира удовлетворённо кивнула головой.

– Молодец. Так и надо. Ненавидеть всех.

 

Наташка опешила. Ожидая всего, кроме одобрения. Недоуменно вперилась в Ирину взглядом:

– Вы шутите?

– Отнюдь. Какие шутки? Тебе родители говорят, что ты бесчувственная?

– Да.

– Врут. Ты очень чувствительная. Ненависть – самое сильное чувство, которое только может испытывать человек.

 

В кухне стояла гробовая тишина. Ленка "просекла фишку", похоже. Затаилась, решив не мешать. Миша во всю "занимался" внуком – разбирал в деталях обстановку в мире, и кажется даже не подозревал о позднем визите.

 

– Вы издеваетесь?! – пискнула Наташка

– Да нет же. Я действительно так думаю. Но есть одно "но". Даже ненавидящий вся и всех умный (Ирина сделала акцент на слове "умный"...) человек способен выполнять какие-то функции. Для того, чтобы оставили в покое и не мешали жить так, как он хочет. Согласна?

Наташка задумалась, потом кивнула.

Ирина продолжила:

– Ты не хочешь покормить ребёнка, но ты хочешь уйти гулять.

Ната опять мотнула головой, соглашаясь.

– Твоя функция для получения желаемого простая – коровья.

Наташка встрепенулась и возмущённо заверещала:

– Вы на себя посмотрите! Какая я Вам корова? Сама ты корова старая!

Ирина улыбнулась:

– Не ты корова, а функция у тебя коровья – молоко давать, чтобы все заткнулись и оставили тебя в покое. Или не так?

Девушка своим видом больше напоминала волка – ощеренного, настороженного, готового укусить любого, кто осмелится приблизиться, чем добродушную поилицу и кормилицу, но, чуть помедлив, опять кивнула.

Лена уже перестала партизанить, стояла в дверях кухни и внимательно следила за переговорщиками, не вмешиваясь.

– И с этим согласна, значит – удовлетворённо отметила Ирина. – Тогда вопрос: какого рожна ты сама своими же действиями не даёшь себе жить так, как ты хочешь?

Наташка постояла минуту. Потом решительно направилась в комнату к чаду, выдворила ошалевшего Мишу, прикрыла дверь.

Ирина тихонько подошла, заглянула в оставленный слишком молодой матерью зазор, повернулась к чете Конюховых, сначала дала знак молчать, а потом, хитро прищурившись, показала большой палец.

 

Лена кинулась было за сахаром, но Ирина остановила её, попрощалась, и на выходе сказала: "Не забудьте отпустить Наташку погулять".

Миша попытался возмутиться, но жена выразительно посмотрела на него. И тому ничего не оставалось, как махнуть рукой и, проворчав "ох, уж это бабьё!", ретироваться, к телевизору.

 

Ирина вернулась домой, вышла на "пятачок релаксации" и с наслаждением закурила.

Покой был её маленькой слабостью.