Светлана КОСТИНА

 

Алкаш

 

*

В прихожей Ивана встретила жена Надя с ножом в руках. На её лбу и щеке радужно горели рыбные чешуйки.

- Опять напился?

- Да я так, маленько….

- Маленько! Каждый день одно и то же! Ты посмотри на себя, на ногах не стоишь!

Иван действительно был выпивши, и возражать не стал. Жена враждебной походкой вернулась в кухню, чистить карасей. Он тихо высвободился из куртки и прошёл в спальню, лёг в постель. Из кухни доносилась мольба маленького Пашки:

- Мам, ну давай оставим одного карасика…

- За квартиру уже три месяца не плачено! – гневалась Надя сквозь стену.

- Ну мам…

- Да отстань ты от меня!

- Смотри, вот этот шевелится, можно его в банку с водой посадить, – с надеждой нудил сын.

- Всю совесть пропил, сволочь. Ни какой жизни от тебя нет!

Иван лежал на правом боку. Хмель мягко кружил голову, по-матерински покачивал кровать.

- Ну, одну рыбку оставить, можно, а?

- Да можно, можно!

Пашка сразу унялся, и, счастливый, полез в кладовую за пустой банкой. Надя отчаянно скребла ножом тёмные бока карасей. Хорошо, когда она что-то делает молча, без слов. Приятно нервам. Но раз уж Надя завелась, то это надолго, возможно только к ночи успокоится. И не будет покоя теперь Ивану, пока хозяйку саму не сморит усталость:

- Алкаш, ты и есть алкаш! Иначе не скажешь…

- Я не алкаш, - рассудительно обращался сам к себе Иван, - ну какой я алкаш? Вон, мужики на заводе месяцами без причины пьют. А я так, маленько… Когда душа запросит.

Пашка зашёл в комнату с банкой в руках, поставил её на тумбочку у кровати.

- Папа, смотри!

Спасённый карась плавал в двух литрах водопроводной воды.

*

Сегодня, у первой жены Ивана Алеси, день рожденья – 40 лет. Она обожала этот праздник. Алеся прожила лишь неполные тридцать, из них всего три года в супружестве с Иваном, три неповторимых года. Странно, Алеси нет уже так давно, но её день рождения всё равно наступает каждый год. Человек умер, а праздник остался, и нет праздника горше. Возвращаясь с завода, Иван часто проходил мимо пятиэтажной общаги по улице Титова, где они с Алесей жили после свадьбы. В угловом окне, на втором этаже лунно мерцал телевизор. Иван замедлял шаг, ему казалось, что сейчас там появится Алеся, откинет занавеску и поманит белой рукой. Сердце его сжималось и просило купить бутылку водки, выпить, расположившись где-нибудь, на задворках, глядя в блёклое небо. Так он сделал и сегодня. Хотелось побыть наедине с собой, вспомнить, погрустить. Водка горячо расходилась по телу. Иван закусывал хлебом и думал о своих женщинах, об Алесе, о Надьке. Понимала бы ты что ни будь, Надька… Но Надька ничего не понимает. Ворчливая она стала, кусачая. Щитомордник в халате.

 

*

- Ну, чего разлёгся? Иди ужинать, - повелительно сказала жена.

Иван тяжело поднялся с пастели. Ужинать, так ужинать, с Надей лучше не спорить.

А готовить она умеет. Жаренные караси, чай с молоком, хлеб. Сыто и уютно. Не хватает лишь тишины. Надька заведется так, что кусок в горле встанет.

- Ещё раз напьешься, можешь не приходить.

- Надь, да я ж не сильно…

- Причём здесь не сильно? Ты понимаешь, что нельзя тебе? У тебя ж печень! А у меня нервы!

Пашка устало смотрел в свою тарелку, жена кивнула на сына.

- О ребёнке подумал бы.

В свои сорок пять, она была ещё ничего. Крепкая, красивая женщина, бухгалтер, но до чего нудная! Ей надо, чтоб мужик вообще не пил, да разве такое бывает?

*

 

Как-то раз, Иван чуть было не нагрешил перед Надей с другой женщиной. Юля работала поварихой в заводской столовой. Ему нравились её розовые руки с закатанными по локоть рукавами. Трудно было оторвать взгляд от таких рук, когда она царственно наливала суп поварешкой. В ухажеры Иван не набивался, само вышло. Однажды, Юля догнала Ивана идущего с работы и предложила: «давай выпьем». Иван не знал, что ответить, денег у него как раз не было. «У меня дома есть настойка», - сказала Юля. Иван хищно сглотнул слюну. Она жила в квартире на манер коммуналки, где бледно горела лампочка. Выпили настойки. Юля говорила много пустого, Иван больше молчал, ему стало скучно. Потом всё как-то завертелось. И этот рот, по-рыбьи хватающий воздух, и скользкое, не родное тело. Дышать стало трудно. «Чего это я?» - вдруг подумал Иван, и так ему захотелось домой, к Надьке… Пусть она снова орёт на него до одури, до глухоты, только будет рядом. Иван оделся, извинился и пошёл домой. Настойка была хорошая, а Юля эта – дура.

 

*

Иван любил субботы. По субботам Надя работала, а у него был выходной. Это единственный день в недели, который начинается тишиной. Он скучал по тишине всю неделю так, что теперь, лёжа в постели чувствовал, как она облаком весит над ним. В такое утро прервать чувство тишины было бы простительно только Пашке.

- Папа, - сказал Пашка.

Иван открыл глаза и увидел сына в голубой пижаме озабоченно глядящего в ёмкость с карасём.

- Папа ты почти всю воду выпил. Ты мог бы его убить, – хмуро заключил сын.

За ночь Иван несколько раз прикладывался банке, чтобы утолить похмельную жажду. Не хотелось вставать и шлёпать до кухни, опасно это – у Надьки сон чуткий.

- Прости, сынок, с похмелья не разобрал, – сказал Иван с раскаянием, - Сейчас пойдём на речку и отпустим его домой. Судьба карасья тяжелая, а у папки твоего и того не легче…

Пашке идея с речкой понравилась. Он немедленно побежал одеваться.

- Но сначала позавтракаем! – Властно сказал Иван.

- Ладно пап, я согласен. – Добродушно откликнулся Пашка.

 

*

 

Иван знал, что такое любовь. Любовь - это молодость, это Алеся. Он увидел её однажды на дружеской вечеринке, и сразу понял – моё! Всё в этой девушке призывало к бурному и продолжительному чувству, отказаться от которого, как от самой судьбы было невозможно. На первом свидании они отрешенно гуляли по дворам, рассеянно наступая в лужи, останавливаясь под фонарями, чтобы посмотреть друг на друга. Алеся говорила: «Ванька, Ванечка…» и в голове его, как в морской раковине начинало шуметь от нежности.

Иван теперь редко вспоминал первые свидания, боясь, что вместе с ними придёт боль и схватит за сердце. Но, часто ни с того ни с сего, Алеся возникала в его снах или памяти, именно такой, какой она была в те дни. Пальтишко в синие ромбы, озорные, светлые глаза, рыжий смех её причёски - всё это проступало очень явственно, и схватывало как приступ, как инфаркт, сбивая с толку и нарушая привычный ритм жизни, оставляя Ивана бледным и встревоженным. В такие дни он, конечно напивался.

«Вот так, Алеська, любовь-то осталась…» - размышлял Иван, хмелея, - « и что ты во мне нашла тогда?» «Добрый ты, Ваня», - отвечала Алеся из плена прошлого. «Ты жди меня» - обращался к ней Иван, - «Вот сына выращу и приду к тебе».

*

 

- Пап, а он теперь найдёт своих? – Спросил Пашка, после того как карась исчез в тёмной воде.

- Найдёт, сынок. Найдёт и расскажет, как чуть было ни попал на сковородку и как ты его спас. Теперь этот карась в своей округе таким героем будет!

Они ещё немного прошлись вдоль реки. Накрапывал дождь. Невдалеке, сидела компания знакомых мужиков пили водку, разложив на берегу нехитрую закуску. Иван взял сына за руку.

- Пойдём-ка домой, а то простынешь.

- Эй, Ваня! – Позвали Ивана и, он мгновенно почувствовал, что хочет опохмелиться.

- Слушай, Пашка. Иди один, я с мужиками поздороваюсь и догоню тебя.

Пашка пасмурно кивнул и, обняв пустую банку отправился домой. Иван наблюдал за медлительной походкой сына. Будет здорово провести с ним сегодняшний день, но рюмашку выпить надо.

 

*

 

А с Надькой Иван познакомился во время забастовки. Горожане стояли у здания правительства с плакатами, и требовали повышения зарплаты, Надька тоже требовала. Уж ей то, чего на зарплату жаловаться? У неё всегда был завидный оклад, не то, что у Ивана. Наверное, её специально пригласили сюда из-за громкого голоса. Надька-то кричать умеет, а на забастовках такое качество расценивается как талант. В толпе они стояли рядом.

- Вы мне на ногу наступили, - сказал ей Иван.

Надя окинула его оценивающим оком:

- Извините.

По её взгляду Иван почему-то сразу понял, что перед ним хорошая и свободная женщина. «Надо познакомиться поближе», - решил он.

А через год родился Пашка…

 

*

 

После стопки-другой время побежало быстрее, и как подкрался вечер, сырой и облачный, Иван не заметил. Мужики, как это всегда бывает, отправились в кабак, гулять дальше. Иван не рискнул пойти с ними, и так от Надьки теперь попадёт. Он брёл вдоль отлогого берега к своему дому. Река выглядела мутной и тяжелой. Иван услышал негромкий плеск. «Рыба, что ли сплавляется?» - предположил он, вглядываясь в темень. Размытые огни едва осветили женскую фигуру, в темноте она казалась вырезанной из чёрной бумаги. Женщина плавно заходила в воду. «Топиться будет!», - ухнуло у него в голове. Несколько секунд Иван стоял как вкопанный, зачарованный тем, как река растворяет человека, от которого вскоре осталась лишь мелкая, дрожащая рябь.

- Эй, ты чего задумала?! – обратился он к тому месту, где только что была женщина, и, на ходу сбрасывая куртку и ботинки, бросился в воду.

Утопленница была совсем молоденькая. Лет шестнадцати. Она села на траву, отдышалась и попросила закурить.

- Нету, - соврал Иван, накидывая ей на плечи свою куртку, - ты, зачем, дурная голова, топиться-то надумала?

- Да так, денег нет, жениха нет, родители пьют…

- Смелая ты деваха… А у меня когда жена погибла, я ведь тоже…. Сколько раз приходил к реке и хотел в омут броситься, с камнем на шее, чтоб ни кто не нашёл потом. Так и не смог, побоялся.

- А что с женой вашей случилось?

- Что случилось? - Иван помолчал, - неважно это. Не стало у меня жены и всё. И тебя бы сейчас не стало, дурёхи.

- Спасибо вам. Вы меня спасли, значит, судьба…

Иван помог ей встать:

- Как зовут-то?

-Алеся

- Надо же, какое имя. Пойдём - ка Алеся, провожу тебя до дома.

 

 

Надька с порога так и ахнула:

- Мало того, что пьяный пришёл, ещё и мокрый весь. И где тебя только носило?!

В глазах жены Иван не увидел гнева, а скорее жалость и беспокойство.

- Господи, и за что мне это! – Ворчала она, легонько толкая его в ванную. – Снимай всё мокрое, горемыка.

- Дай сухое – то, одеться, – буркнул Иван.

- Сухое ему подавай! Алкаш!

Надя скрылась в комнате, заскрипела дверцей шкафа.

«Ведь утопилась бы девка» - думал Иван, глядя на себя в зеркало, - «старею… Побриться бы».

- Папа, вот… - Пашка протянул отцу сухие кальсоны.

Иван стянул с себя сырое, обтёрся полотенцем.

- Пап, а ты чего мокрый? – поинтересовался сын.

- А я, сынок, к карасю плавал. Надо же было проверить, как его там, свои встретили.

- Ну? – Пашка округлил глаза.

- Жив-здоров, карасик! Чувствует себя рождённым заново. И всё благодаря моему Пашке! Вся семья карасей, шлёт тебе привет, а то ведь, они уж и не ждали домой кормильца–то своего.

Пашка с сомнением посмотрел на отца. Иван потрепал его по волосам:

- Добрый ты сынок, весь в меня.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Светлана КОСТИНА

 

Алкаш

 

*

В прихожей Ивана встретила жена Надя с ножом в руках. На её лбу и щеке радужно горели рыбные чешуйки.

- Опять напился?

- Да я так, маленько….

- Маленько! Каждый день одно и то же! Ты посмотри на себя, на ногах не стоишь!

Иван действительно был выпивши, и возражать не стал. Жена враждебной походкой вернулась в кухню, чистить карасей. Он тихо высвободился из куртки и прошёл в спальню, лёг в постель. Из кухни доносилась мольба маленького Пашки:

- Мам, ну давай оставим одного карасика…

- За квартиру уже три месяца не плачено! – гневалась Надя сквозь стену.

- Ну мам…

- Да отстань ты от меня!

- Смотри, вот этот шевелится, можно его в банку с водой посадить, – с надеждой нудил сын.

- Всю совесть пропил, сволочь. Ни какой жизни от тебя нет!

Иван лежал на правом боку. Хмель мягко кружил голову, по-матерински покачивал кровать.

- Ну, одну рыбку оставить, можно, а?

- Да можно, можно!

Пашка сразу унялся, и, счастливый, полез в кладовую за пустой банкой. Надя отчаянно скребла ножом тёмные бока карасей. Хорошо, когда она что-то делает молча, без слов. Приятно нервам. Но раз уж Надя завелась, то это надолго, возможно только к ночи успокоится. И не будет покоя теперь Ивану, пока хозяйку саму не сморит усталость:

- Алкаш, ты и есть алкаш! Иначе не скажешь…

- Я не алкаш, - рассудительно обращался сам к себе Иван, - ну какой я алкаш? Вон, мужики на заводе месяцами без причины пьют. А я так, маленько… Когда душа запросит.

Пашка зашёл в комнату с банкой в руках, поставил её на тумбочку у кровати.

- Папа, смотри!

Спасённый карась плавал в двух литрах водопроводной воды.

*

Сегодня, у первой жены Ивана Алеси, день рожденья – 40 лет. Она обожала этот праздник. Алеся прожила лишь неполные тридцать, из них всего три года в супружестве с Иваном, три неповторимых года. Странно, Алеси нет уже так давно, но её день рождения всё равно наступает каждый год. Человек умер, а праздник остался, и нет праздника горше. Возвращаясь с завода, Иван часто проходил мимо пятиэтажной общаги по улице Титова, где они с Алесей жили после свадьбы. В угловом окне, на втором этаже лунно мерцал телевизор. Иван замедлял шаг, ему казалось, что сейчас там появится Алеся, откинет занавеску и поманит белой рукой. Сердце его сжималось и просило купить бутылку водки, выпить, расположившись где-нибудь, на задворках, глядя в блёклое небо. Так он сделал и сегодня. Хотелось побыть наедине с собой, вспомнить, погрустить. Водка горячо расходилась по телу. Иван закусывал хлебом и думал о своих женщинах, об Алесе, о Надьке. Понимала бы ты что ни будь, Надька… Но Надька ничего не понимает. Ворчливая она стала, кусачая. Щитомордник в халате.

 

*

- Ну, чего разлёгся? Иди ужинать, - повелительно сказала жена.

Иван тяжело поднялся с пастели. Ужинать, так ужинать, с Надей лучше не спорить.

А готовить она умеет. Жаренные караси, чай с молоком, хлеб. Сыто и уютно. Не хватает лишь тишины. Надька заведется так, что кусок в горле встанет.

- Ещё раз напьешься, можешь не приходить.

- Надь, да я ж не сильно…

- Причём здесь не сильно? Ты понимаешь, что нельзя тебе? У тебя ж печень! А у меня нервы!

Пашка устало смотрел в свою тарелку, жена кивнула на сына.

- О ребёнке подумал бы.

В свои сорок пять, она была ещё ничего. Крепкая, красивая женщина, бухгалтер, но до чего нудная! Ей надо, чтоб мужик вообще не пил, да разве такое бывает?

*

 

Как-то раз, Иван чуть было не нагрешил перед Надей с другой женщиной. Юля работала поварихой в заводской столовой. Ему нравились её розовые руки с закатанными по локоть рукавами. Трудно было оторвать взгляд от таких рук, когда она царственно наливала суп поварешкой. В ухажеры Иван не набивался, само вышло. Однажды, Юля догнала Ивана идущего с работы и предложила: «давай выпьем». Иван не знал, что ответить, денег у него как раз не было. «У меня дома есть настойка», - сказала Юля. Иван хищно сглотнул слюну. Она жила в квартире на манер коммуналки, где бледно горела лампочка. Выпили настойки. Юля говорила много пустого, Иван больше молчал, ему стало скучно. Потом всё как-то завертелось. И этот рот, по-рыбьи хватающий воздух, и скользкое, не родное тело. Дышать стало трудно. «Чего это я?» - вдруг подумал Иван, и так ему захотелось домой, к Надьке… Пусть она снова орёт на него до одури, до глухоты, только будет рядом. Иван оделся, извинился и пошёл домой. Настойка была хорошая, а Юля эта – дура.

 

*

Иван любил субботы. По субботам Надя работала, а у него был выходной. Это единственный день в недели, который начинается тишиной. Он скучал по тишине всю неделю так, что теперь, лёжа в постели чувствовал, как она облаком весит над ним. В такое утро прервать чувство тишины было бы простительно только Пашке.

- Папа, - сказал Пашка.

Иван открыл глаза и увидел сына в голубой пижаме озабоченно глядящего в ёмкость с карасём.

- Папа ты почти всю воду выпил. Ты мог бы его убить, – хмуро заключил сын.

За ночь Иван несколько раз прикладывался банке, чтобы утолить похмельную жажду. Не хотелось вставать и шлёпать до кухни, опасно это – у Надьки сон чуткий.

- Прости, сынок, с похмелья не разобрал, – сказал Иван с раскаянием, - Сейчас пойдём на речку и отпустим его домой. Судьба карасья тяжелая, а у папки твоего и того не легче…

Пашке идея с речкой понравилась. Он немедленно побежал одеваться.

- Но сначала позавтракаем! – Властно сказал Иван.

- Ладно пап, я согласен. – Добродушно откликнулся Пашка.

 

*

 

Иван знал, что такое любовь. Любовь - это молодость, это Алеся. Он увидел её однажды на дружеской вечеринке, и сразу понял – моё! Всё в этой девушке призывало к бурному и продолжительному чувству, отказаться от которого, как от самой судьбы было невозможно. На первом свидании они отрешенно гуляли по дворам, рассеянно наступая в лужи, останавливаясь под фонарями, чтобы посмотреть друг на друга. Алеся говорила: «Ванька, Ванечка…» и в голове его, как в морской раковине начинало шуметь от нежности.

Иван теперь редко вспоминал первые свидания, боясь, что вместе с ними придёт боль и схватит за сердце. Но, часто ни с того ни с сего, Алеся возникала в его снах или памяти, именно такой, какой она была в те дни. Пальтишко в синие ромбы, озорные, светлые глаза, рыжий смех её причёски - всё это проступало очень явственно, и схватывало как приступ, как инфаркт, сбивая с толку и нарушая привычный ритм жизни, оставляя Ивана бледным и встревоженным. В такие дни он, конечно напивался.

«Вот так, Алеська, любовь-то осталась…» - размышлял Иван, хмелея, - « и что ты во мне нашла тогда?» «Добрый ты, Ваня», - отвечала Алеся из плена прошлого. «Ты жди меня» - обращался к ней Иван, - «Вот сына выращу и приду к тебе».

*

 

- Пап, а он теперь найдёт своих? – Спросил Пашка, после того как карась исчез в тёмной воде.

- Найдёт, сынок. Найдёт и расскажет, как чуть было ни попал на сковородку и как ты его спас. Теперь этот карась в своей округе таким героем будет!

Они ещё немного прошлись вдоль реки. Накрапывал дождь. Невдалеке, сидела компания знакомых мужиков пили водку, разложив на берегу нехитрую закуску. Иван взял сына за руку.

- Пойдём-ка домой, а то простынешь.

- Эй, Ваня! – Позвали Ивана и, он мгновенно почувствовал, что хочет опохмелиться.

- Слушай, Пашка. Иди один, я с мужиками поздороваюсь и догоню тебя.

Пашка пасмурно кивнул и, обняв пустую банку отправился домой. Иван наблюдал за медлительной походкой сына. Будет здорово провести с ним сегодняшний день, но рюмашку выпить надо.

 

*

 

А с Надькой Иван познакомился во время забастовки. Горожане стояли у здания правительства с плакатами, и требовали повышения зарплаты, Надька тоже требовала. Уж ей то, чего на зарплату жаловаться? У неё всегда был завидный оклад, не то, что у Ивана. Наверное, её специально пригласили сюда из-за громкого голоса. Надька-то кричать умеет, а на забастовках такое качество расценивается как талант. В толпе они стояли рядом.

- Вы мне на ногу наступили, - сказал ей Иван.

Надя окинула его оценивающим оком:

- Извините.

По её взгляду Иван почему-то сразу понял, что перед ним хорошая и свободная женщина. «Надо познакомиться поближе», - решил он.

А через год родился Пашка…

 

*

 

После стопки-другой время побежало быстрее, и как подкрался вечер, сырой и облачный, Иван не заметил. Мужики, как это всегда бывает, отправились в кабак, гулять дальше. Иван не рискнул пойти с ними, и так от Надьки теперь попадёт. Он брёл вдоль отлогого берега к своему дому. Река выглядела мутной и тяжелой. Иван услышал негромкий плеск. «Рыба, что ли сплавляется?» - предположил он, вглядываясь в темень. Размытые огни едва осветили женскую фигуру, в темноте она казалась вырезанной из чёрной бумаги. Женщина плавно заходила в воду. «Топиться будет!», - ухнуло у него в голове. Несколько секунд Иван стоял как вкопанный, зачарованный тем, как река растворяет человека, от которого вскоре осталась лишь мелкая, дрожащая рябь.

- Эй, ты чего задумала?! – обратился он к тому месту, где только что была женщина, и, на ходу сбрасывая куртку и ботинки, бросился в воду.

Утопленница была совсем молоденькая. Лет шестнадцати. Она села на траву, отдышалась и попросила закурить.

- Нету, - соврал Иван, накидывая ей на плечи свою куртку, - ты, зачем, дурная голова, топиться-то надумала?

- Да так, денег нет, жениха нет, родители пьют…

- Смелая ты деваха… А у меня когда жена погибла, я ведь тоже…. Сколько раз приходил к реке и хотел в омут броситься, с камнем на шее, чтоб ни кто не нашёл потом. Так и не смог, побоялся.

- А что с женой вашей случилось?

- Что случилось? - Иван помолчал, - неважно это. Не стало у меня жены и всё. И тебя бы сейчас не стало, дурёхи.

- Спасибо вам. Вы меня спасли, значит, судьба…

Иван помог ей встать:

- Как зовут-то?

-Алеся

- Надо же, какое имя. Пойдём - ка Алеся, провожу тебя до дома.

 

 

Надька с порога так и ахнула:

- Мало того, что пьяный пришёл, ещё и мокрый весь. И где тебя только носило?!

В глазах жены Иван не увидел гнева, а скорее жалость и беспокойство.

- Господи, и за что мне это! – Ворчала она, легонько толкая его в ванную. – Снимай всё мокрое, горемыка.

- Дай сухое – то, одеться, – буркнул Иван.

- Сухое ему подавай! Алкаш!

Надя скрылась в комнате, заскрипела дверцей шкафа.

«Ведь утопилась бы девка» - думал Иван, глядя на себя в зеркало, - «старею… Побриться бы».

- Папа, вот… - Пашка протянул отцу сухие кальсоны.

Иван стянул с себя сырое, обтёрся полотенцем.

- Пап, а ты чего мокрый? – поинтересовался сын.

- А я, сынок, к карасю плавал. Надо же было проверить, как его там, свои встретили.

- Ну? – Пашка округлил глаза.

- Жив-здоров, карасик! Чувствует себя рождённым заново. И всё благодаря моему Пашке! Вся семья карасей, шлёт тебе привет, а то ведь, они уж и не ждали домой кормильца–то своего.

Пашка с сомнением посмотрел на отца. Иван потрепал его по волосам:

- Добрый ты сынок, весь в меня.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Светлана КОСТИНА

 

Алкаш

 

*

В прихожей Ивана встретила жена Надя с ножом в руках. На её лбу и щеке радужно горели рыбные чешуйки.

- Опять напился?

- Да я так, маленько….

- Маленько! Каждый день одно и то же! Ты посмотри на себя, на ногах не стоишь!

Иван действительно был выпивши, и возражать не стал. Жена враждебной походкой вернулась в кухню, чистить карасей. Он тихо высвободился из куртки и прошёл в спальню, лёг в постель. Из кухни доносилась мольба маленького Пашки:

- Мам, ну давай оставим одного карасика…

- За квартиру уже три месяца не плачено! – гневалась Надя сквозь стену.

- Ну мам…

- Да отстань ты от меня!

- Смотри, вот этот шевелится, можно его в банку с водой посадить, – с надеждой нудил сын.

- Всю совесть пропил, сволочь. Ни какой жизни от тебя нет!

Иван лежал на правом боку. Хмель мягко кружил голову, по-матерински покачивал кровать.

- Ну, одну рыбку оставить, можно, а?

- Да можно, можно!

Пашка сразу унялся, и, счастливый, полез в кладовую за пустой банкой. Надя отчаянно скребла ножом тёмные бока карасей. Хорошо, когда она что-то делает молча, без слов. Приятно нервам. Но раз уж Надя завелась, то это надолго, возможно только к ночи успокоится. И не будет покоя теперь Ивану, пока хозяйку саму не сморит усталость:

- Алкаш, ты и есть алкаш! Иначе не скажешь…

- Я не алкаш, - рассудительно обращался сам к себе Иван, - ну какой я алкаш? Вон, мужики на заводе месяцами без причины пьют. А я так, маленько… Когда душа запросит.

Пашка зашёл в комнату с банкой в руках, поставил её на тумбочку у кровати.

- Папа, смотри!

Спасённый карась плавал в двух литрах водопроводной воды.

*

Сегодня, у первой жены Ивана Алеси, день рожденья – 40 лет. Она обожала этот праздник. Алеся прожила лишь неполные тридцать, из них всего три года в супружестве с Иваном, три неповторимых года. Странно, Алеси нет уже так давно, но её день рождения всё равно наступает каждый год. Человек умер, а праздник остался, и нет праздника горше. Возвращаясь с завода, Иван часто проходил мимо пятиэтажной общаги по улице Титова, где они с Алесей жили после свадьбы. В угловом окне, на втором этаже лунно мерцал телевизор. Иван замедлял шаг, ему казалось, что сейчас там появится Алеся, откинет занавеску и поманит белой рукой. Сердце его сжималось и просило купить бутылку водки, выпить, расположившись где-нибудь, на задворках, глядя в блёклое небо. Так он сделал и сегодня. Хотелось побыть наедине с собой, вспомнить, погрустить. Водка горячо расходилась по телу. Иван закусывал хлебом и думал о своих женщинах, об Алесе, о Надьке. Понимала бы ты что ни будь, Надька… Но Надька ничего не понимает. Ворчливая она стала, кусачая. Щитомордник в халате.

 

*

- Ну, чего разлёгся? Иди ужинать, - повелительно сказала жена.

Иван тяжело поднялся с пастели. Ужинать, так ужинать, с Надей лучше не спорить.

А готовить она умеет. Жаренные караси, чай с молоком, хлеб. Сыто и уютно. Не хватает лишь тишины. Надька заведется так, что кусок в горле встанет.

- Ещё раз напьешься, можешь не приходить.

- Надь, да я ж не сильно…

- Причём здесь не сильно? Ты понимаешь, что нельзя тебе? У тебя ж печень! А у меня нервы!

Пашка устало смотрел в свою тарелку, жена кивнула на сына.

- О ребёнке подумал бы.

В свои сорок пять, она была ещё ничего. Крепкая, красивая женщина, бухгалтер, но до чего нудная! Ей надо, чтоб мужик вообще не пил, да разве такое бывает?

*

 

Как-то раз, Иван чуть было не нагрешил перед Надей с другой женщиной. Юля работала поварихой в заводской столовой. Ему нравились её розовые руки с закатанными по локоть рукавами. Трудно было оторвать взгляд от таких рук, когда она царственно наливала суп поварешкой. В ухажеры Иван не набивался, само вышло. Однажды, Юля догнала Ивана идущего с работы и предложила: «давай выпьем». Иван не знал, что ответить, денег у него как раз не было. «У меня дома есть настойка», - сказала Юля. Иван хищно сглотнул слюну. Она жила в квартире на манер коммуналки, где бледно горела лампочка. Выпили настойки. Юля говорила много пустого, Иван больше молчал, ему стало скучно. Потом всё как-то завертелось. И этот рот, по-рыбьи хватающий воздух, и скользкое, не родное тело. Дышать стало трудно. «Чего это я?» - вдруг подумал Иван, и так ему захотелось домой, к Надьке… Пусть она снова орёт на него до одури, до глухоты, только будет рядом. Иван оделся, извинился и пошёл домой. Настойка была хорошая, а Юля эта – дура.

 

*

Иван любил субботы. По субботам Надя работала, а у него был выходной. Это единственный день в недели, который начинается тишиной. Он скучал по тишине всю неделю так, что теперь, лёжа в постели чувствовал, как она облаком весит над ним. В такое утро прервать чувство тишины было бы простительно только Пашке.

- Папа, - сказал Пашка.

Иван открыл глаза и увидел сына в голубой пижаме озабоченно глядящего в ёмкость с карасём.

- Папа ты почти всю воду выпил. Ты мог бы его убить, – хмуро заключил сын.

За ночь Иван несколько раз прикладывался банке, чтобы утолить похмельную жажду. Не хотелось вставать и шлёпать до кухни, опасно это – у Надьки сон чуткий.

- Прости, сынок, с похмелья не разобрал, – сказал Иван с раскаянием, - Сейчас пойдём на речку и отпустим его домой. Судьба карасья тяжелая, а у папки твоего и того не легче…

Пашке идея с речкой понравилась. Он немедленно побежал одеваться.

- Но сначала позавтракаем! – Властно сказал Иван.

- Ладно пап, я согласен. – Добродушно откликнулся Пашка.

 

*

 

Иван знал, что такое любовь. Любовь - это молодость, это Алеся. Он увидел её однажды на дружеской вечеринке, и сразу понял – моё! Всё в этой девушке призывало к бурному и продолжительному чувству, отказаться от которого, как от самой судьбы было невозможно. На первом свидании они отрешенно гуляли по дворам, рассеянно наступая в лужи, останавливаясь под фонарями, чтобы посмотреть друг на друга. Алеся говорила: «Ванька, Ванечка…» и в голове его, как в морской раковине начинало шуметь от нежности.

Иван теперь редко вспоминал первые свидания, боясь, что вместе с ними придёт боль и схватит за сердце. Но, часто ни с того ни с сего, Алеся возникала в его снах или памяти, именно такой, какой она была в те дни. Пальтишко в синие ромбы, озорные, светлые глаза, рыжий смех её причёски - всё это проступало очень явственно, и схватывало как приступ, как инфаркт, сбивая с толку и нарушая привычный ритм жизни, оставляя Ивана бледным и встревоженным. В такие дни он, конечно напивался.

«Вот так, Алеська, любовь-то осталась…» - размышлял Иван, хмелея, - « и что ты во мне нашла тогда?» «Добрый ты, Ваня», - отвечала Алеся из плена прошлого. «Ты жди меня» - обращался к ней Иван, - «Вот сына выращу и приду к тебе».

*

 

- Пап, а он теперь найдёт своих? – Спросил Пашка, после того как карась исчез в тёмной воде.

- Найдёт, сынок. Найдёт и расскажет, как чуть было ни попал на сковородку и как ты его спас. Теперь этот карась в своей округе таким героем будет!

Они ещё немного прошлись вдоль реки. Накрапывал дождь. Невдалеке, сидела компания знакомых мужиков пили водку, разложив на берегу нехитрую закуску. Иван взял сына за руку.

- Пойдём-ка домой, а то простынешь.

- Эй, Ваня! – Позвали Ивана и, он мгновенно почувствовал, что хочет опохмелиться.

- Слушай, Пашка. Иди один, я с мужиками поздороваюсь и догоню тебя.

Пашка пасмурно кивнул и, обняв пустую банку отправился домой. Иван наблюдал за медлительной походкой сына. Будет здорово провести с ним сегодняшний день, но рюмашку выпить надо.

 

*

 

А с Надькой Иван познакомился во время забастовки. Горожане стояли у здания правительства с плакатами, и требовали повышения зарплаты, Надька тоже требовала. Уж ей то, чего на зарплату жаловаться? У неё всегда был завидный оклад, не то, что у Ивана. Наверное, её специально пригласили сюда из-за громкого голоса. Надька-то кричать умеет, а на забастовках такое качество расценивается как талант. В толпе они стояли рядом.

- Вы мне на ногу наступили, - сказал ей Иван.

Надя окинула его оценивающим оком:

- Извините.

По её взгляду Иван почему-то сразу понял, что перед ним хорошая и свободная женщина. «Надо познакомиться поближе», - решил он.

А через год родился Пашка…

 

*

 

После стопки-другой время побежало быстрее, и как подкрался вечер, сырой и облачный, Иван не заметил. Мужики, как это всегда бывает, отправились в кабак, гулять дальше. Иван не рискнул пойти с ними, и так от Надьки теперь попадёт. Он брёл вдоль отлогого берега к своему дому. Река выглядела мутной и тяжелой. Иван услышал негромкий плеск. «Рыба, что ли сплавляется?» - предположил он, вглядываясь в темень. Размытые огни едва осветили женскую фигуру, в темноте она казалась вырезанной из чёрной бумаги. Женщина плавно заходила в воду. «Топиться будет!», - ухнуло у него в голове. Несколько секунд Иван стоял как вкопанный, зачарованный тем, как река растворяет человека, от которого вскоре осталась лишь мелкая, дрожащая рябь.

- Эй, ты чего задумала?! – обратился он к тому месту, где только что была женщина, и, на ходу сбрасывая куртку и ботинки, бросился в воду.

Утопленница была совсем молоденькая. Лет шестнадцати. Она села на траву, отдышалась и попросила закурить.

- Нету, - соврал Иван, накидывая ей на плечи свою куртку, - ты, зачем, дурная голова, топиться-то надумала?

- Да так, денег нет, жениха нет, родители пьют…

- Смелая ты деваха… А у меня когда жена погибла, я ведь тоже…. Сколько раз приходил к реке и хотел в омут броситься, с камнем на шее, чтоб ни кто не нашёл потом. Так и не смог, побоялся.

- А что с женой вашей случилось?

- Что случилось? - Иван помолчал, - неважно это. Не стало у меня жены и всё. И тебя бы сейчас не стало, дурёхи.

- Спасибо вам. Вы меня спасли, значит, судьба…

Иван помог ей встать:

- Как зовут-то?

-Алеся

- Надо же, какое имя. Пойдём - ка Алеся, провожу тебя до дома.

 

 

Надька с порога так и ахнула:

- Мало того, что пьяный пришёл, ещё и мокрый весь. И где тебя только носило?!

В глазах жены Иван не увидел гнева, а скорее жалость и беспокойство.

- Господи, и за что мне это! – Ворчала она, легонько толкая его в ванную. – Снимай всё мокрое, горемыка.

- Дай сухое – то, одеться, – буркнул Иван.

- Сухое ему подавай! Алкаш!

Надя скрылась в комнате, заскрипела дверцей шкафа.

«Ведь утопилась бы девка» - думал Иван, глядя на себя в зеркало, - «старею… Побриться бы».

- Папа, вот… - Пашка протянул отцу сухие кальсоны.

Иван стянул с себя сырое, обтёрся полотенцем.

- Пап, а ты чего мокрый? – поинтересовался сын.

- А я, сынок, к карасю плавал. Надо же было проверить, как его там, свои встретили.

- Ну? – Пашка округлил глаза.

- Жив-здоров, карасик! Чувствует себя рождённым заново. И всё благодаря моему Пашке! Вся семья карасей, шлёт тебе привет, а то ведь, они уж и не ждали домой кормильца–то своего.

Пашка с сомнением посмотрел на отца. Иван потрепал его по волосам:

- Добрый ты сынок, весь в меня.