Валерий Коновалов.2006г.

УДК 82-3

ББК 84Р6

К64

 

РАВВИН

 

Это, оказывается, кликуха у него такая была. А потому, что исправно Миша синагогу посещал, раввинов всех знал, они его знали. У них ведь там нет такой строгости и благочиния, как у нас. Мне даже говорили, что синагога – это что-то вроде бизнес-клуба. По крайней мере так я себе это представляю. И винца можно прикупить, «кошерного», и поесть, и даже в баньку сходить. Чем не жизнь? Знакомства нужные можно завести, все вопросы, как они говорят, «порешать».

Конечно, нам, православным, а может, и своим он никогда до конца не раскрывался, несмотря на то, что с виду – свой в доску. Ни хрена не знали наверное: кто он, откуда, как зовут по-настоящему. Говорит, как стелет, а что правда, что треп – это только он знает. Наверное, есть тому причины. Время-то какое? Время-то как раз для таких, как он. Самый раз.

Воспитание Миша получил в семье, где по субботам не работали: дед с бабкой были ортодоксальными иудеями, отец – герой социалистического труда. Жили они тогда в одном уральском городе, куда во время войны эвакуировалась семья. Тяжелая промышленность, градообразующее предприятие, жизнь далекая от столичной суеты. Несмотря на бедность - работница по субботам. Вечно недовольная: работай на вас, как каторжная, ни хрена сами делать ничего не хотите. А попробуй откажи ей – прибежит в слезах: не погубите, отцы родные! Уволить – не приведи Господь. На всю жизнь кровным врагом останешься: жиды проклятые, эксплуататоры.

Все складывалось у Миши, как и у многих еврейских мальчиков из бедных семей: школа, скрипка, дворовые друзья, сигареты тайком от родителей, потасовки, синяки, первый поцелуй. Институт, аспирантура, женитьба. От скрипки ему удалось увернуться, от жены сбежал впоследствии в Москву. Но это потом, а тем временем пришел другой Миша, с пятном на лбу. Встал у руля государства. Страна зажила в состоянии эйфории. И в уральском городе население тоже не лаптем щи хлебало. Все на площадь! За социализм с человеческим лицом! Долой застой! Долой стабильность – мать застоя! Да здравствует революция, изобилие и прогресс! Хватит, напахались. Где золото партии? Да здравствует свобода! Прощай, колбаса.

А Миша-то как раз на определенность и стабильность рассчитывал. И в плане у него было: защита диссертации, переезд в Москву, а если повезет – вступление в ряды КПСС. Надо же выживать.

А тут такая колбасня. Стал он выжидать, стал принюхиваться: как свое не упустить? В аспирантуре на старых знаниях держался, диссертация с натягом шла, да и руководитель его в межрегиональную депутатскую группу записался, на собраниях пропадал, на митингах выступал. Мишу подбивал и удивлялся, почему тот не записывается в прогрессисты.

Но Мишу другое привлекало: с большей симпатией и завистью читал он в «Коммерсанте» о тех гражданах, которые открывали свое дело, создавали кооперативы. О появившихся первых миллионерах.

Ну а когда царь Борис взошел на престол, Миша принял окончательное решение: чемоданы паковать надо. В Москву!

Но не поедешь же с пустыми карманами в столицу. И вот организовывает Миша со своими друзьями детства, спортсменами: борцами, боксерами, футболистами и просто шпаной, - кооперативчик. Палаточки, лавочки, магазинчики, крышевание в своем районе.

И ничего, жизнь как-то веселее пошла, не то что диссертация. Пока глупый и ленивый народ на демонстрации ходил и орал: «Да-Да-Нет-Да!», - те, кто этим кукловодил, миллионы и миллиарды наживал. И Миша, не обладая ни способностями, ни возможностями этих акул, свою скромную ложку тоже мимо рта не желал проносить. Появились у его команды дорогие спортивные костюмы ( хотя сам Миша, дистанцируясь, ходил в классической паре, в обуви, начищенной до невозможного блеска), «бандитские» тачки – «Жигули» девятой модели. Обрастали связями. Но так как Миша по молодости еще не успел войти в партактив или администрацию какого-либо предприятия, то связи, понятно, были все больше с криминальным оттенком. Эти знакомые подбивали Мишу на рискованные предприятия, сулящие мгновенные прибыли. Просили только благословить, ведь Мишка-Раввин был у них чем-то вроде «консильере». Помнишь, в «Крестном отце» такая должность была? Но он, будучи от природы осторожным ( поэтому, хоть не нажил миллионы, но зато жив-здоров до сих пор ), твердил постоянно: «Частных лиц и коммерческие структуры кидайте, сколько хотите, но не старайтесь обмануть государство. На этом мы запалимся». Советы-то он давал, а все равно под ложечкой сосало каждый раз, когда раскрывал «Коммерсантъ». И как же бывшие советские граждане, и не в малой степени его единоверцы, устраивались недурно! А он, не из последних, неужели так и будет довольствоваться ларьками да трясти мелких коммерсантов? И так это ему жизнь отравляло, что изменил он своим принципам и воспитанию. Подвел под монастырь родного отца – одного из самых уважаемых рабочих на предприятии.

Организовал Мишка продажу за смехотворную сумму готового к списанию заводского оборудования одной коммерческой структуре. Станкам этим еще служить бы да служить. Цех после этого вообще встал. Нового завоза не было. С перестройкой вообще прекратились какие-либо поставки. Глупые пахать на государство не хотели, умники разворовывали его наперегонки.

В память о папашином позоре купил себе Миша джип. Единственный в городе! Эх, молодость. А ведь не дурак был, но не удержался: девки, деньги, уважение. «Уважение» это и старика коснулось. Тот совсем потерялся: не знал, как все это воспринимать и что со старыми идеалами делать. Уже Мишиных младших братьев – попробуй тронь кто или «жидами» обзови. В авторитете заходил. Не хватало только «ходки». Но и она не заставила себя ждать.

В воздухе носилась идея приватизации завода. И так как чудак-отец всю жизнь отпахал на заводе и ни разу не пытался пролезть в администрацию, то обязанность по восстановлению исторической справедливости легла на Мишу. И он развил бурную деятельность. Местные авторитеты жаловали его своей благосклонностью.

И если бы выгорела у него эта задумка, то в Москву не с портфелем, в котором самым ценным предметом была электробритва «Эра», поехал бы, а на белом коне, с молодцами по бокам, с девицами в обозе. Да с деньгами-то и Москва на хрен нужна. Европа есть. Так ему это все рисовалось в молодых грезах.

А между тем нашлись люди посильнее тех, кто патронировал Мишу. Заводик они еще с советских времен считали своей собственностью. И тут уж ни партийность, ни национальную принадлежность не желали в расчет принимать. Извини-подвинься – бабки!

Не успел Миша вовремя «подвинуться» - всплыла история с продажей заводских станков, возбуждено уголовное дело по факту мошенничества, нанесения государству материального ущерба в особо крупных размерах.

И узнал тогда Миша, что такое камера предварительного заключения, общение через окошечко в двери, допросы, очные ставки, угрозы, от которых возникает чувство полной безнадеги: ты отсюда никогда не выйдешь! - и сделал соответствующие выводы: каждому свое, не хрена лезть на чужую территорию, и на своей есть чем поживиться. Свобода дороже, и никакие деньги ее не заменят.

Вышел Миша из этой передряги не без опыта. Оклемался. Раньше хитрожопый был, а теперь мудрее стал, поумерился в амбициях. Но все-таки натура брала свое: не мог он сидеть на печи и есть калачи. Все как-то хотелось на калач икорку толстым слоем положить, балычком себя побаловать, вместо паленой водки, заполнившей рынки отечества, потреблять неоднократной очистки, дорогую, купленную в центральном универсаме. Несмотря на молодой возраст и воспитание, был Миша гурманом. Это требовало определенных средств и, соответственно, действий.

Очутился он в столице, освоился, оперился, завел через диаспору нужных знакомых и старался, где можно, дружить с законом. Увидел, что москвичи – создания парниковые, привыкли, что им все на блюдечке приносят. Все то, за что на периферии приходится биться: отопление, бесперебойная подача горячей воды, метро, нормальная пенсия – все это им, как дворянам, с рожденья ни за фуй достается. Ну и, как дворяне, вымирают они. Тут-то лопахиным самое время вишневый садик прикупить.

И пошли дела у него. Не особенно крутые, но за такой результат в провинции надо всю жизнь пахать, а здесь за год можно успеть. И больше хотелось, но всему есть предел. Мишка это себе на носу твердо зарубил. Занесет его в сторону, вспомнит он «санаторий» с окошечком в двери – и приходит в норму. На хрена журавль в небе? Это не для него.

Со всеми он находил общий язык, со всеми ладил, везде имел выгоду. Ведь расположить человека к себе – это уже полдела сделать. Если не все дело.

А то и помогал людям, когда мог. Это ведь тоже капитал. Мы с Серегой спросили, сколько мы ему должны за услугу – ведь он весь наш долг на себя, оказывается, взял. Но Миша сказал, что сделал это по дружбе. Сегодня он нам помог, а завтра мы ему. Так и нужно жить.

Так мы и жили. И, я скажу, не плохо. Выплатил я свои 15% за два месяца. Думаю: зачем же мне от своей выгоды отказываться? Спросил у Миши: а нельзя ли еще на меня фирмочек наделать? Отчего же, говорит. И даже жене моей Нинке предложил бизнес: регистрацией иногородних заняться. Всего дел – взять в жилконторе справку о проживающих и о размере нанимаемой площади. И стала она регулярно бабки получать. Приличные. Плюс мои за готовые фирмы. Плюс зарплата моя в конторе. Компьютер купил. Игрушки.

Но если правду сказать, чувствовал я себя не совсем спокойно. Что-то мешало мне наслаждаться жизнью. Ведь просто так бабки дармовые не платят. Ну, думаю, еще месяцок – и абзац, пора прекращать это. Ну еще месяц. Другой.

Сидим мы как-то с Нинкой на кухне в субботу, завтракаем. Я в рубашке и трусах. Ребят дома нет. Встала она шторы пошире раздвинуть: второй этаж – темновато.

- Пожарные, что ли, - говорит. - Под нашими окнами. Это или под нами кто горит или выше. Как бы нас не спалили.

- Дымом-то не тянет? – спрашиваю.

- Да нет вроде. Надо выйти, посмотреть, что там происходит.

Я встал и подошел к окну: да какие же это пожарные? Это больше на спецназ похоже. Упакованы, как в кино. Я таких еще не видел. Сейчас ведь силовиков тусуют постоянно: новые названия, новая форма. Вот они на космонавтов и смахивают. Во жизнь пошла, уже до нашего дома добрались. У нас, в хрущевке, одни старые пердуны живут. Может, кто квартиру сдал кавказцам? Надо пойти посмотреть. Но Нинка забоялась: не ходи. Мало ли что. Еще стрелять начнут. Сиди уж дома.

Любопытство меня разбирало, и я стал одеваться. Не успел штаны натянуть – звонок! Посмотрел в глазок: сосед стоит из квартиры напротив, Семеныч. Опять, блин, на бутылку пришел просить. И на хрена только он мне деньги вчера отдал? Косит под порядочного, едрена феня. Не люблю я этого. Через день занимает, и через день отдает. Такого гостя и в трусах принять можно – не олигарх. Отжимаю щеколду – тр-р-р-р-ах! Дверь нараспашку! Я у стенки оказываюсь, вешалка вместе с вещами на меня падает. Человек сто врывается в нашу малогабаритку, где и четырем-то тесно.

- Все на пол!!! – орут мне в ухо. - Где тут чеченские бизнесмены?!

Я ошалело смотрю на окруживший меня спецназ: ни фуя не понимаю.

- Компьютер берите! Жесткий диск вынимайте! – кричит мужик в штатском: - Там вся информация!

При слове «информация» я живо в себя пришел. Потому что была там у меня одна «информация» - бабы голые, с сиськами огромных размеров. Еще не хватало, чтобы соседи и Нинка об этом узнали. Ладно если б мне было восемнадцать лет или семьдесят - дрочил по ночам, а в моем возрасте – ты что, скажут, рехнулся? Хотя, по правде сказать, не столько баб с арбузными буферами я боялся, сколько видеокассеты. Подшутили надо мной бывшие коллеги из таксопарка: дали посмотреть, сказали – порнуха. А оказалось – круче. Там с козами, собаками, и даже один фильм с гусем есть. Делают дырку в двери, просовывают туда голову гуся. Один мужик держит с той стороны его за голову, другой… В общем – зоофилия. Я хотел ее сразу выбросить, да не решился. Дай, думаю, также кого-нибудь разыграю. А эта кассета как раз у меня была спрятана в том месте. Дети узнают – то вообще позор. Я вскочил как ужаленный: не троньте компьютер – частная собственность! Но у них чутье на это. Раз человек суетится - здесь и копай.

Все они делали одновременно. Молодой конторщик сел за компьютер вместе с налоговиком, как впоследствии выяснилось. Другие менты по комнатам разбежались. Глазами – туда сюда шарят. Вопросительно в окно посмотрели. Им там помахали: все чисто, никто из окон в нижнем белье вы выпрыгивал. А этот, старшой, опять ко мне:

- Где тут у вас чеченские бизнесмены находятся? Где храните всю документацию?

Так я вам и выложил все. За дурака меня держите?

Тем временем молодой обшарил весь компьютер и кивнул начальнику: пустой. А сам, между тем, не спешит компьютер припарковывать. Видно, «документация» его заинтересовала. К этому времени налоговик, оценив антураж нашей квартиры, начинал догадываться, что не только здесь разыскиваемых мошенников нет, но вообще ее обитатели имеют отдаленное отношение к фальшивым авизо, неучтенным бензоколонкам, растворившемуся в воздухе составу с паленой водкой и прочим невинным шалостям угнетенных народов востока.

Старшой тоже все понял – опять пролет! Сел со мной протокол писать. Попросил объяснить: как это я, живя в «хрущобе», являюсь президентом нефтяной компании, председателем совета директоров скандально известного инвестиционного фонда и учредителем нескольких десятков фирм, которые, кстати, не платят налоги? Я что – подпольный миллионер? Так сейчас не надо скрывать миллионы, надо делиться. Ведь по ящику Лившиц ясно сказал: надо делиться, Виктор. Это, конечно же, он шутил. Но стал, как у них это принято, запугивать: ты - учредитель, за все ответишь. Нанесен ущерб государству. Ты не мальчик, знал, на что шел, когда бумаги подписывал. Не может быть, чтобы ты чистый был. Я жулья на своем веку достаточно повидал. Ты - не из последних. А свою невиновность в суде будешь доказывать. Знаешь, что это такое – наши суды? Последнее отдашь. И что это у тебя в компьютере? Ты что – импотент, извращенец? По статье хочешь пойти? Таких на зоне не уважают. Так что сдавай компаньонов, дружков-приятелей.

- Так фирмы же все перерегистрированы на новых учредителей. Я там уже никто, - я ему говорю.

- Из учредительных документов этого не видно. И в налоговой инспекции, и в банке – везде фигурирует ваша фамилия, - опровергает Старшой, - на платежных документах – ваша подпись.

- Да я в жизни никогда не подписывал ни одного платежного документа! – заорал я, - я что – враг себе?

- Следствие покажет, - невозмутимо говорит он.

Пробыли они у нас три часа. Выписали повестку в контору. Предложили в дальнейшем ничего не утаивать и вспомнить: кому, при каких обстоятельствах продавал фирмы, назвать адреса, фамилии, реквизиты, «помочь следствию».

Вот так кончилась моя халявная жизнь. Находился я к операм по самое не балуйся, часами протоколы писал. Вопросы в лоб задавали, усыпляли внимание, грозили, жалели, запутывали, опять писали. По пяти фирмам. Еще хорошо, не все проворовались. Но следак сказал, что у меня еще все впереди. Порядком ты на себя, парень, фирм навешал.

Да, пожили мы с Нинкой за «чужой» счет. Оказалось, только половину фирм перерегистрировали на новых учредителей, а остальные так отдавали. Делайте с ними, что хотите. Заказы такие поступали. Особенно от банков. Так называемые «фирмы-помойки». Провели несколько операций и выбросили - «слили». Никого не найдешь. Обычно их на несуществующих людей делают или на юридических лиц, созданных на таких же несуществующих людей. Бывает, на бабок всяких из деревень, алкашей, студентов и просто рисковых граждан, которым все до фени. Они за деньги готовы любую бумагу подписать.

Приезжают кредиторы по юридическому адресу такой фирмы. И уже при виде панельной пятиэтажки начинают сомневаться, что здесь находится металлопрокатный цех. Открывает им дверь древняя старушка или алкаш в трусах. Из «офисной» мебели - диван с клопами. Запах старья, лампочка в сорок свечей, без абажура, за электроэнергию - долг за полтора года. И вопросы типа: на каком основании нарушаются сроки поставок труб нужного диаметра, количества и ассортимента… - сами собою повисают в воздухе.

Мучили меня долго. По методике: «добрый» и «злой» следователь. «Добрый» в друзья набивался, сочувствовал. «Злой» орал, что придется мне отвечать за все собственной шкурой, и все-то я знал, и в сговоре с мошенниками, и сам я мошенник первостатейный, так как путаюсь в показаниях. Сдавай подельников - скидка будет. «Добрый»: верю, что ты честный парень, просто тебя впутали в это нехорошие люди, ты только скажи, как нам на них выйти? У тебя не будет проблем.

Но характерно – что: как только следак выжимает из тебя все, что можно выжать, составляет протокол, оформляет дело, он теряет к тебе всякий интерес. И нет ни «злого», ни «доброго» дяди. Они вообще о тебе забывают. Гуляй, Вася. Даже не вспомнят, если на улице встретят. А, казалось, какими друзьями и врагами мы были недавно. Методика!

Отработали меня по полной программе. И фирму нашу трясли, и шефа. Обыски, изъятие материалов: почему у вас печати фирм в столе лежат в таком количестве? Подделка документов? Почему на пустых листах печати стоят? Мошенничество? А что это за ксерокопии паспортов? Где владельцы? Проверить паспорта на утерю. И так далее. Фирма большие потери из-за простоя понесла.

Но Раввина мы не сдали. Совсем не из-за дружбы. Здесь ведь тоже методика. Что за ним потянется – кто знает? В таких делах лучше все на себя взять. А то мышка за Мурку, Мурка за Жучку, Жучка за внучку - и конца края не будет канители.

А Раввин, между прочим, зашел как-то к нам. В хорошем настроении, бодрячком, с песней. Выхватил взглядом двух неприметных молодых людей, сидевших рядом с Анной… Стоп! «Канатами и стропами здесь торгуют?.. Извините, не туда попал», - и ретировался моментально. На такие дела у него глаз – алмаз. Конторщиков за версту чует.

За хлопоты с «живодерами» ничего не взял с нас Миша. Настоящий друг. Только вот вчера собираюсь на работу, – телефон звонит. Начальственный мужской голос интересуется гражданами Украины Ющенкой и Тимошенко.

- Ошиблись, - говорю, - это квартира.

- У вас адрес: Берзарина девять, квартира тридцать три? - спрашивает.

- Да, - отвечаю, - но никаких хохлов здесь никогда не было. Мы в этой квартире сто лет живем, еще со времен царя Гороха.

- Вам звонят из паспортно-визового управления, - не отстает мужик, - С вами говорит начальник отдела майор Березовский.

- Борис Абрамыч? Вернулись? - спрашиваю. – С повышением вас!

- Шутить будете, когда явитесь к нам для выяснения обстоятельств регистрации по вашему адресу граждан из ближнего и дальнего зарубежья.

Оказалось, на моей жилплощади зарегистрирована херова туча иногородних: большей частью граждане с «незалежной» и молдоване. Также одна «неполная» таджикская семья из пятнадцати человек и откуда-то взявшиеся два малазийца. Прямо теремок какой-то.

До сих пор мне один и тот же кошмар ночами снится: как я с вечера очередь в сортир за таджиками занимаю, а на кухне у меня Ющенко с Тимошенкой «технический отбор газа» осуществляют.

Спасибо тебе, ребе.

 

 

 

 

 

Нортохол

 

 

Заметил я, что Нинка моя сильно изменилась в последнее время. То какая-то заторможенная ходит: на вопросы не сразу отвечает, все время думает о чем-то. А то вдруг лихорадит ее: переговоры по телефону многочасовые ведет, встречи назначает. Я, грешным делом, приревновал ее сначала. Хотя, насколько можно судить из разговоров, ее новые знакомые – это в основном женщины, в наше время с любой стороны подвох можно ожидать. А баба она, если на нее свежим взглядом посмотреть, очень даже привлекательная.

С бывшей своей институтской подругой Светкой вдруг общение возобновила. А та ведь чудная: мясо и рыбу не ест, активистка какого-то «общества любителей дерева». А вдруг она мою Нинку в секту какую затащила? Объедаются одуванчиками – и пляшут нагишом со своим «гуру». Бабы-то – дуры: верят всему. А мужику потом ходи с рогами, довольствуйся сказками о духе святом.

Даже на лицо она заметно переменилась: осунулась, и правое веко у нее дергаться стало. Стал я за ней шпионить: только она к телефону – у меня сразу ухо растет. Хожу тихо, с безразличным видом, чтобы не засветиться, и вслушиваюсь в каждое слово. Убеждает она своих собеседников вступить в какой-то «Нортохол» - больше ничего не удалось мне выяснить. Продолжаю свои оперативно-розыскные мероприятия, как вдруг вчера является она домой с полными сумками: фрукты, торт и – чего это с ней? – бутылку «Хеннесси», 0.33, ставит на стол.

- Разве праздник сегодня? – спрашиваю настороженно.

А сам думаю: все, п.здец. Намучилась, скажет, я с тобой, Витя, сил моих больше нет. Ухожу к человеку, который меня действительно понимает. Открывай бутылку – разговор тяжелый нам предстоит.

А она говорит:

- Я, Вить, наши ваучеры пристроила в потребительский кооператив «Нортохол».

И все объяснила мне - не подтвердились мои опасения, да и откуда им взяться-то было? Ладно, если б она красавицей была, а то так себе, как все бабы, ничего особенного. Но меня другое заинтересовало: что это за хренотень такая – «Нортохол»?

- Я тебе не стала говорить, а то бы ты раскритиковал как всегда, а поддержать реально – не поддержал. Ты мои начинания всегда на корню губишь.

Ну, я до поры не стал выяснять отношения. Надо, думаю, сначала все выведать, а уж потом ругаться. Стал ее подробнее выспрашивать: что и как? Хоть я на свой ваучер никаких надежд не возлагал и, по правде сказать, совершенно забыл о его существовании, но все-таки мне не понравилось, что моей собственностью без ведома распорядились.

- Мне Николай Михайлович, из архивного отдела, посоветовал, - говорит. - Он в этом потребительском кооперативе уже шестой месяц, и каждый квартал они ему триста процентов от пая выплачивают. Он даже зарплату свою забывает получать.

- Триста процентов в квартал, - говорю, - тысяча двести годовых. Ты че, Нин, это же пирамида натуральная. Телик хоть смотришь, газеты читаешь?

Зря я, конечно, в штыки сразу, но Нинка не поддалась. Все еще доверительно со мной разговаривает:

- Я все это знаю, Вить, но когда тебя какой-нибудь Леня Голубков агитирует – это одно, а порядочный человек – совсем другое. Я даже не буду, говорит, свои проценты забирать – пусть на них тоже проценты капают, тогда через два года за каждый ваучер можно будет две «Волги» приобрести. Куплю себе фирменную аппаратуру и буду фотографией заниматься. Всю жизнь, говорит, об этом мечтал.

- У тебя с головой все в порядке? – начинаю беситься. – Какой ваучер, какая аппаратура?

- Вить, ты меня извини, - все еще не раздражается Нинка, - хоть ты и в юридической фирме работаешь, но никакого представления не имеешь о котировках ценных бумаг. Ты хоть в курсе результатов последней сессии? Знаешь, по чем сейчас ГКО идут?

А меня ее тон спокойный как раз и раздражал: чего, дескать, с таким спорить – все равно он в этом деле профан. Откуда это у Нинки: «котировки», «ценные бумаги», «сессия»?

- Туда не так-то просто вступить, - убеждает она, - это нам с Лариской еще повезло, потому что мы по рекомендации, а кто с улицы – те на других условиях. Нас сразу на второй уровень взяли.

Оказывается, они там целую иерархию выстроили в несколько уровней. Все зависит от величины твоего взноса, количества приведенных тобой новых членов и величине их взносов. Нинке с ее подругой, чтобы на второй уровень перейти, нужно было «всего» по сто баксов выложить. Следующий уровень – пятьсот зеленых.

- Сразу четыре машиноместа в одном гаражном кооперативе не легко будет найти, - говорю озабоченно.

- Это ты к чему?

- Ну как же: два ваучера – четыре «Волги».

Тут уж Нинка рассердилась:

- Все ерничаешь. Жалею, что твой ваучер взяла – пусть бы валялся в сундуке, пока мыши его не съели.

Надулась и больше со мной не стала разговаривать. Хотя долго в таком настроении ей побыть не пришлось: звонки не дали, переговоры-разговоры. Всех, даже самых забытых и древних подруг, обзвонила – агитировала в этот потребительский кооператив вступать. За дальних родственников – и за тех взялась. Удивительно, откуда у нее эта хватка? Всю жизнь спала в своем НИИ, и на тебе - проснулась.

А я, если признаться, злился еще и потому, что ненужным себя почувствовал. Хоть и не ладно мы с ней жили, но все-таки поругаешься – и ничего, при деле как бы. А сейчас вижу: я ей вообще до фени стал. Вся в азарте, возбужденная. Колбаса деловая. Вот почему мужики бегут от этих бизнесвуман: они ненужными себя чувствуют и оскорбленными. Оказывается, бабы и без них могут обойтись. Не всякий мужик это пережить может.

Ладно, говорю, схожу – посмотрю, куда ты меня втянула. В субботу поехал в их офис на Кржижановского. Парадный вход впечатляет: подсветка под ногами, тротуарная плитка детским шампунем, наверное, вымыта. Два секьюрити в отутюженных костюмах у дверей.

- Вам куда? – спрашивает один, загораживая дорогу.

- Я в потребкооператив «Нортохол», - говорю.

- У вас приглашение?

- По рекомендации, - отвечаю я и называю имя человека, как мне Нинка наказала.

Он кивнул напарнику – тот дверь открыл: пожалуйста, проходите.

Вошел я в холл, гляжу: несколько столов, разделенных прозрачными перегородками, за ними менеджеры, за каждым столом напротив менеджера где по одному, где по два посетителя. Молодые люди - в костюмах, девицы все в униформе: белый верх, черный низ, туфли. Только я вошел – одна сразу ко мне на каблучках: тук-тук-тук:

- Здравствуйте, вот вы и в «Нортохоле». Правильно сделали, что остановили свой выбор на нас. Мы вас не разочаруем. Проходите, пожалуйста, садитесь.

Смущенный таким приемом, я все-таки старался показать, что сюда пришел не простачок с двумя классами церковноприходской школы, а человек, имеющий определенные знания и опыт в области гражданского права. Сохраняя скептическое выражение на лице, я расположился в предложенном мне кресле.

- Что вы будете - чай или кофе? – спросила девушка.

- Ничего, спасибо, - отказался я, невольно обратив внимание на как бы ненароком расстегнувшуюся верхнюю пуговицу ее блузки, и почувствовал, что броня моей независимости разрушается под воздействием этих чар.

- Члены «Нортохола» ставят перед собой задачу – добиться ощутимых успехов в жизни. Кто-то из ваших знакомых посоветовал вам вступить в наш кооператив?

- Товарищ, - соврал я.

Тут заиграла музыка и вошли двое: мужчина и девушка с подносами в руках. На подносе у мужчины стояла бутылка шампанского и несколько фужеров. У девушки на подносе лежал какой-то документ, напоминающий сертификат.

Они направились к пожилой паре, сидящей за одним из столов. Беседующий с ними менеджер встал и торжественно произнес:

- Поздравляю: вы стали полноправными членами нашего сообщества. Теперь вы не одиноки в своем стремлении к достижению успеха. Отныне мы одна команда и будем вместе идти к общей цели!

Бутылка с шумом была откупорена, шампанское, пенясь, наполнило бокалы. Мужчина и женщина с красными от волнения лицами внимали торжественным речам. Они выглядели уставшими и, по-моему, не адекватно воспринимали происходящее. Как загипнотизированные, они пили шампанское, держа в левой руке врученные им сертификаты, не зная, куда их пристроить, принимали поздравления, пожимали руки – растерянно и машинально.

- Сегодня, - сказала моя собеседница, - эти двое стали членами нашего кооператива.

- А что за сертификаты они получили? – поинтересовался я.

- Они стали собственниками доли в праве на недвижимость за рубежом. Деньги в любую минуту рискуют оказаться простыми бумажками, а недвижимость – самая надежная защита от большинства рисков. Вы также можете приобрести у нас и таймшер. Отдых за границей в любое удобное для вас время – заманчиво, нет правда ли? Именно в недвижимость и здоровье инвестируют денежные средства дальновидные граждане. Став членом нашего кооператива, вы будете иметь возможность на льготных условиях приобретать акции наших дочерних предприятий, что позволит вам не только уберечь от инфляции ваши накопления, но и существенно их приумножить. В прошлом году прибыль наших вкладчиков составила восемьдесят процентов. Те же, кто решаются пойти на риски, имеют возможность получать до тысячи процентов годовых.

Где-то я уже слышал про это. Разводят людей: предлагают войти в долю при покупке недвижимости и ни слова не говорят о «бремени содержания имущества». Ну и попадают люди. Налоги за год могут быть больше, чем ты готов потратить на отдых. Вот и таймшеры эти…

Тут я заметил беспокойство на ее лице. Она прислушивалась к разговору за соседним столом: слишком громко потенциальный вкладчик задавал вопросы менеджеру. Несмотря на то, что нас отделяли прозрачные перегородки, его высокий скрипучий голос звучал на весь зал:

- Я вступаю в кооператив «Нортохол», а почему деньги вносятся на счет фонда «Нортохол»? Ведь формально это другое юридическое лицо.

- Видите ли, - не смущаясь и даже весело, стал объяснять менеджер, - это делается для того, чтобы избежать уплаты налогов.

- Разве вы хотите платить налоги? – доверчиво улыбаясь, прибавил он.

Но клиент настаивал:

- А можно взглянуть на отчетность кооператива и, кстати, фонда?

- Ну, это коммерческая тайна, - постарался охладить его менеджер.

- Но фонд-то, по крайней мере, лицо не коммерческое – не сдавался клиент, – и по закону он должен раз в году отчитываться перед Министерством юстиции и публиковать результаты этого отчета в средствах массовой информации. Какая же тут коммерческая тайна?

Менеджер ссылался на то, что начальник юридического отдела в тот момент отсутствовал, но что, «разумеется, если клиент настаивает…»

Въедливый старик не унимался:

- А где гарантии того, что все это не надувательство?

- Вы подписываете с нами договор, который служит гарантией ваших прав и законных интересов, - к разговору подключился второй менеджер.

- Гарантий можно сколько угодно надавать, а потом окажется, что и печати фальшивые, и фирма съехала, - гнул свое клиент. – Я в Турции в этом году отдыхал и там одну женщину, которая таймшер купила, встретил. Так она сказала, что все это одно надувательство.

Вопросы зловредного старикашки начинали раздражать клерков «Нортохола», и они испытывали понятное желание поскорее избавиться от него. Тратить на такого клиента свое время было делом не благодарным. Видно было, что он пришел сюда не с серьезными намерениями, а больше для того, чтобы разогреть язык. Пенсионер, но башка, видно, еще варит, вот ему на печи и не сидится. Хлебом таких не корми – дай другим настроение испортить.

Поэтому моя собеседница волновалась, видя, что я прислушиваюсь к разговору за перегородкой.

- К нам часто приходят недоверчивые люди, - стараясь отвлечь мое внимание и как бы извиняясь, сказала она, - но потом сами же принимают активное участие в деятельности кооператива, рекомендуют его своим родственникам и знакомым и даже входят в состав правления.

- Впрочем, – добавила она, чувствуя, что моя вера несколько пошатнулась, - возьмите приглашение на нашу воскресную презентацию. Количество присутствующих ограничено, но вы имеете право пригласить с собой двух желающих стать членами нашего потребительского кооператива.

Заулыбалась мне кокетливо, на прощанье руку пожала и даже до дверей проводила.

Вечером рассказал я Нинке о своем визите в офис, она говорит:

- Ты сам-то погоди пока вступать. Посмотрим, что дальше будет.

Не такая уж она дура, оказывается: понимает, что когда-нибудь жареным может запахнуть. Сейчас, говорит, у нее ответственный период: ждет, когда все те, кого она «завербовала», в свою очередь тоже людей приведут. В этом весь фокус. Во-первых, повышается процент выплаты за ее пай, а главное – моральная ответственность перед теми, кого она привела, снимается. Она на них заработала, а они - на тех, кого приведут. Если вкус к игре почувствуют. Так эта цепочка и будет тянуться. Проблема у нее только со Светланой: жалеет, что затащила ее в этот кооператив. Слишком уж она не приспособлена к современной жизни. Искренне поверила в эту историю о процветании. Вряд ли ей удастся сагитировать кого-нибудь. Пусть бы лучше на даче свои одуванчики выращивала. Больно уж чудная. Переучилась, наверное, в свое время.

- В крайнем случае, если кооператив развалится, верну ей свои деньги, - говорит.

А я все-таки пошел на эту «презентацию». Со зла: очень мне не понравилось, что Нинка меня как бы опекает. Дескать, «погоди вступать», будто у меня у самого ума нет. Деньги на всякий случай не стал с собой брать: а то еще какой-нибудь газ пустят в зал – добровольно все отдашь.

У входа та же картина: охрана, конспирация. Народу много: простаки, верящие в чудо, любители легких денег, просто любопытные. Пришли и те, кто реально оценивал ситуацию, но был уверен, что его-то уж ни за что не проведут. На таких эти «презентации» и рассчитаны. Повсюду снуют безукоризненно одетые, уверенные в себе и доброжелательные молодые мужчины и женщины и предлагают посетителям буклеты. Работает буфет, где можно было сравнительно недорого подкрепиться. Сюрпризом для всех было то, что бутерброды с сыром продавались по ценам советского периода – по десять копеек за штуку. Публика подходила по нескольку раз. Брали, смущенно улыбаясь.

Раздался третий звонок, и я, с бутербродом и стаканчиком кофе, вошел в зал и сел недалеко от сцены, на которой уже стоял рыжий мужик в костюме и сдержанно приветствовал входивших. Когда зал наполнился, на сцену вышел хор, состоящий из клерков, которых до этого я видел в фойе. Из оркестровой ямы послышались звуки настраиваемых инструментов, ведущий подошел к какому-то пульту, переключил рубильник – и свет в зале стал медленно гаснуть, одновременно еще ярче высвечивая сцену. Рыжий подал знак дирижеру – тот поднял палочку, и грянула музыка. Хор запел что-то, напоминающее корпоративный гимн: вместе преодолеем трудности, долой нищету и совок, да здравствует благоденствие и Кооператив.

Исполнив гимн, хор, разделившись на две части («мальчики – направо, девочки – налево»), удалился. Рыжий опять переключил рубильник: на сцене появился экран, на котором высветился график роста благосостояния тех, кто принял решение вступить в члены Кооператива. Рыжий доходчиво показал на графике, как естественно каждый сданный ваучер превращается в два автомобиля марки «Волга». Его убедительный тон не оставил у собравшихся сомнений. Более того: люди сами хотели верить в это чудо.

Кстати, Рыжий имел довольно не глупую физиономию и манеры шоу-мена. Роста выше среднего, поэтому меня поразил размер его обуви – удивительно маленький, и во время всего лицедейства я никак не мог отвести взгляд от его ботинок. Громкий стук каблуков о пол сцены с лихвой компенсировал недостаток размера.

Экран погас, и Рыжий обратился к публике:

- Как вы имели возможность убедиться, господа, схема довольно проста: кооператив инвестирует ваши денежные средства в те области экономики, в которых государство владеет блокирующим пакетом акций. У руля этих компаний стоят опытные менеджеры, уже сделавшие себе немалые состояния. Воруют бедные, а у этих людей есть все, они ни в чем не нуждаются и готовы предложить свой опыт, свои знания и умения вам, чтобы каждого сделать зажиточным и счастливым.

Он говорил убедительно, а главное – все не только понимали то, что он говорил, они и сами думали так же: состоятельным и успешным выгодно, чтобы их окружали благополучные люди, которым чужды зависть и злоба.

- Имейте также в виду, - тут Рыжий доверительно понизил голос, - что топ-менеджеры Кооператива имеют тесные контакты на деловом и, что более важно, на личном уровне с теми, кто непосредственно контролируют деятельность правительства.

По залу прошел шумок одобрения.

- А сейчас, прежде чем кто-либо из вас изъявит желание вступить в наш Кооператив, мы хотим поздравить тех его членов, которые проявили активность и неплохо поработали в прошлом году.

Из первых рядов вышли человек двадцать и выстроились на сцене. Ведущий передал микрофон высокому мужчине лет пятидесяти, с брюшком, в добротном костюме, с открытым, интеллигентным лицом, и тот, смущаясь и поправляя очки, как типы, рекламирующие по телику чудодейственные лекарства, поведал нам свою историю:

- Раньше я работал инженером, не мог достойно содержать свою семью, которая по этой причине была на грани распада, но как-то один мой знакомый посоветовал мне вступить в «Нортохол»…

Передавая друг другу микрофон, остальные также рассказывали о том, как изменилась их жизнь с того дня, когда они приняли решение вступить в Кооператив, какие сомнения их при этом мучили, сколько родственников, друзей и просто незнакомых людей они осчастливили, порекомендовав им совершить этот шаг. Рыжий, в зависимости от заслуг, вручал каждому сертификат и поздравлял с присвоением очередной ступени в иерархической лестнице Кооператива. Заодно напоминал, какие это приносит выгоды. После каждого вручения играли туш. Все было прозрачно, просто, и хотелось самому поскорее записаться в этот Кооператив.

Неожиданно на сцену выкатили гроб с надписью: «совок и нищета». Поставили рядом табурет, положили на него молоток и коробку с гвоздями.

Ведущий пояснил:

- Это аллегорическое изображение нашего прошлого, с которым всем нам надлежит без сожаления покончить. Каждый вбитый в его крышку гвоздь приближает нас к заветной цели – желанному благоденствию.

Первым, кто был удостоен этой чести, был высокий мужик с брюшком. Ему вручили молоток, и он все с тем же серьезным и смущенным лицом под барабанную дробь и ритмичные хлопки товарищей забил гвоздь в крышку гроба. Остальные проделали ту же операцию.

- А теперь, господа, - провозгласил Рыжий, когда освоившие столярное ремесло покинули сцену, - вам предоставляется уникальная возможность сегодня же не только вступить в Кооператив, но и преодолеть очередную ступень нашей иерархии, выкупив разыгрываемые лоты!!!

Сидящие в первых рядах стали бурно аплодировать. Раздались крики: браво! Браво!

- По нашей просьбе Правление Кооператива продлило на один день установленную цену второго уровня. Она на сегодняшний - и последний! - день составляет сто условных единиц дополнительно к стоимости пая!

Впереди опять зарукоплескали. Потянулись руки. Из первого ряда на сцену бросились желающие получить выгодный сертификат. Из-за кулис вынесли коробку из-под ксерокса, в которую Рыжий предложил складывать «взносы». После каждого вручения сертификата его счастливый обладатель подходил к гробу, забивал свой гвоздь и спускался в зал, бурно обсуждая с соседями происходящее. Потянулись руки и из разных концов зала. Публика первого ряда приветствовала их особенно громкими аплодисментами. На сцене стала образовываться очередь. Рыжий был сдержан, но очень доволен. Видя, что зал доведен уже до определенной кондиции, он объявил:

- А сейчас, господа, внимание! Суперпредложение!.. Третий уровень, позволяющий члену Кооператива получать повышенный доход по своему паю, оценивается сегодня - и только сегодня! – вместо обычных пятисот… - он выдержал паузу, - в триста пятьдесят условных единиц!!!

Тут в первых рядах поднялись такие рев и ликование, будто всех их произвели в олигархи с выдачей индульгенции на десять лет вперед. Из зала потянулись руки, и какие-то сомнительно решительные люди устремились на сцену.

- Прошу, господа, делать ставки. Кто первый?

Рыжий солидно и ненавязчиво приглашал желающих. По рядам заходили представители «Нортохола» с подносами и за символическую цену предлагали присутствующим подкрепиться, не выходя из зала. К вышеупомянутым бутербродам с сыром добавился фирменный коктейль «Нортохол» за два рубля восемьдесят семь копеек.

«Третий уровень» был разыгран по тому же сценарию. Торговля скобяными изделиями шла бойко, гвозди таяли на глазах, и коробка из-под ксерокса наполнялась твердой валютой. Когда поток желающих иссяк, Рыжий особенно торжественно объявил:

- А сейчас Председатель нашего потребкооператива в совершеннейшей темноте вобьет последний гвоздь в крышку гроба «совка и нищеты»!

На сцену вывели высокого мужчину лет шестидесяти пяти, с седой шевелюрой, крупными чертами лица, вальяжного, похожего на барина старой закваски. Видно было, что в молодости он был крутым мужиком, но с годами сдал, хотя природная хитрость и приобретенный опыт позволяли ему еще держаться на плаву. По розовому лицу также можно было заключить, что он не был врагом предобеденной рюмки водки.

Сопровождаемый ведущим, он подошел к гробу. Очевидно, «предмет» не произвел на него эстетического впечатления, и он с удивлением и неудовольствием посмотрел на Рыжего. Тот, в присутствии нового лица растерявший прежнюю солидность и уверенность, суетливо и смущенно стал что-то объяснять ему.

- Ладно, - согласился наконец Барин, - а то уж я, понимаш, подумал, что ты шутки шутишь. Шта-а делать-то?

Рыжий объяснил ему, что нужно забить гвоздь в крышку, услужливо наживил этот гвоздь и, чтобы облегчить Председателю задачу, сделал несколько ударов молотком.

- Ну-ка, - сказал тот, бесцеремонно отодвигая непрошенного помощника, и почти вырвал у него из рук молоток.

Перед ударом он окинул взглядом публику: видали, дескать, удальца, - скривил челюсть, прищурился на гвоздь и занес молоток над головой.

- Минуточку! – провозгласил Рыжий и побежал к рубильнику: цок-цок-цок! – Веерное отключение электричества, господа!

Свет погас. Раздалась барабанная дробь… Удар!..

- Еп-п.. – с выдохом матюгнулся Председатель.

В зале воцарилась тишина, только слышалась приглушенная возня на сцене.

- Вру-ба-ю!!!

Загорелся свет, и, щуря глаза, все увидели веселого Председателя.

- Вот так, понимаш! - молодецки подбоченясь, произнес он, с удовольствием смотря в зал и очевидно ожидая аплодисментов.

Удар, действительно, был точен и хорош. Захлопал Рыжий, зал последовал его примеру. Грянул туш. Но Председателю этого показалось мало: он потребовал дирижерскую палочку и изъявил желание дирижировать самолично. Ему объяснили, что для этого ему придется спуститься к оркестру. Он увлекся идеей, забыл об осторожности, споткнулся и чуть было не перевалился через барьер в оркестровую яму. Импровизации Председателя не входили в планы Рыжего, так как все это начинало походить на балаган и могло негативно сказаться на всем мероприятии. Он подбежал к разошедшемуся Барину, уговорил его вернуть палочку дирижеру и шепотом сообщил ему, что за кулисами уже накрыт стол и недурно было бы отметить столь ловкий удар в камерной обстановке.

Было видно, что, хотя Рыжий прислуживает Председателю и даже терпит его причуды, это носит скорее внешний характер. Реально процессом управлял Рыжий, а Председатель был чем-то вроде свадебного генерала. И его вполне устраивала роль барина, своенравного, непредсказуемого и не желавшего понимать сути происходящего. Вполне возможно, что старый лис осознавал бутафорность почета и лести, которыми окружили его царедворцы, видел их насквозь, но ему комфортнее было не вникать во все тонкости дела, чтобы не омрачать себе покойное существование.

Рыжий наконец проводил Председателя за кулисы. Кстати, я заметил, что со сцены после «веерного отключения» исчезла коробка из-под ксерокса. Никто не обратил на это внимание, кроме сидевшего рядом со мной худощавого мужика с оттопыренными ушами. По возрасту, по коротким, с проседью, волосам, военной выправке, манере держать себя, чувству достоинства и значимости, которые исходили от него, можно было предположить, что это отставник в чине не ниже полковника. Кроме того, он был под хорошим градусом и в недобром расположении духа. Особенную неприязнь он испытывал к ведущему.

- Мазурики, - проворчал он, - поднять бы на воздух вашу богадельню.

То ли бутерброд с коктейлем были не на высоте, то ли от всего этого шума, музыки и переизбытка информации я почувствовал тошноту и головокружение и вышел из зала. Мужская комната на первом этаже не работала. В поисках туалета я поднялся на второй этаж и пошел по коридору, читая таблички на дверях. Приоткрыв дверь, на которой не было таблички, и заглянув внутрь, я обнаружил в комнате компанию, которая вызвала во мне сильное любопытство.

В затемненном углу комнаты стояли стол и кресло, в котором мирно спал Председатель. На столе был ополовиненный графинчик, вероятнее всего, с коньяком, рюмка, бутылка минералки и кое-какая снедь – все на скорую руку, но со вкусом. Барин спал крепким, здоровым сном. На его розовом лице отражались благодушие и довольство.

За карточным столом, под которым стояла известная уже коробка из-под ксерокса, сидели еще три человека. Одна из стен представляла собой большое окно. Жалюзи были опущены не полностью, что позволяло, оставаясь незамеченным, видеть сцену и зал. Меня поразили лица, вернее алчность, с которою сидящие за столом наблюдали за всем, что там происходило. Внешне компания была разнородна: один был сутул, почти с плешью, волосатыми грудью и руками. Его отличал цепкий и пронзительный взгляд. Рядом с ним сидел его одногодок с одутловатым лицом и глазами навыкате, в очках. Оба были в костюмах, только волосатый был без галстука, с расстегнутым воротом рубахи. Третий мужчина был моложе своих компаньонов, но уже с намечающимися залысинами, тоже в очках. Одет демократично, как одевались комсомольские вожаки в перестроечное время: в джинсах и свитере, из-под которого был виден воротник белой рубашки. Кроме откровенных взглядов, кое-что еще объединяло сидящих за столом: носы, из-за которых они, несмотря на внешнюю несхожесть, напоминали разнопородных попугаев, и маленький размер обуви.

Сутулый потянулся волосатой рукой к расшнурованному ботинку и стал чесать ступню. Я оторопел: нога у него заканчивалась копытом!

- Сюда вам нельзя, - услышал я далекий голос секьюрити.

Он проводил меня до туалета и спросил, не нуждаюсь ли я в помощи врача. Я отказался, но в зал вернуться уже был не в состоянии.

Вечером Нинка вызвала «скорую». Налицо были явные признаки отравления. Позарился на дешевизну.

Больше я «Нортохол» не посещал, но целые полгода в двусмысленном положении находился: жена бизнесменит - я же в статусе наемного служащего остался. Выгодное дело она затеяла, но мне хотелось, чтобы поскорее все это у них медным тазом накрылось и я бы зажил, как все нормальные мужики. Угнетало меня, что я меньше бабы зарабатываю, от этого у меня комплекс неполноценности стал развиваться. «Моральный ущерб» был налицо. Так недолго импотентом стать, а это уже «причинение вреда здоровью». Но, к счастью, пришел конец моим нравственным страданиям. Не подвело Нинку чутье: обратила она внимание на то, что уж очень стали раскручивать этот «Нортохол» в средствах массовой информации. А ведь за спасибо тебя даже со спины по ящику не покажут. Это огромных денег стоит, а откуда они берутся? Понятно, что из кассы «Нортохола», то есть из кармана тех же вкладчиков. Смысл такой, чтобы, потратив миллион на рекламу, привлечь в два раза больше. А когда потраченные и полученные суммы сравниваются – это сигнал к тому, чтобы разбежаться. И уж тут каждый на себя надейся: успеешь свои деньги выдернуть - или у разбитого корыта останешься. Нинка как иголках все эти дни жила: народ деньги нес - стоимость ее пая росла с каждым днем, но понимала она, что нельзя откладывать решение до последнего момента, а то всего можно было лишиться. На глазах таяла: круги под глазами - невооруженным глазом видно. Да я и сам увлекся этой игрой. Пан или пропал? Алчность тебя в одно мгновение может из богача нищим сделать.

А тут еще стали крутить по ящику рекламный ролик: Рыжий, депутат от Курил - известная феминистка Кук-Ши-На и еще какой-то смугло-курчавый сидят в салоне самолета и пьют шампанское. Лица у всей троицы самодовольные. Взоры, как у Ленина, Сталина и Крупской, устремлены в наше счастливое завтра. На боку самолета – надпись «Нортохол».

Это для Нинки как бы сигналом было: пора! В тот же день она большую часть своего вклада забрала. И действительно, вскоре поползли слухи о том, что возникли трудности с возвратом вкладов желающим выйти из Кооператива. Дальше, как снежный ком, все пошло: паи стали обесцениваться с тою же быстротой, с какой росли до этого. У закрывающихся филиалов огромные очереди выстраивались. Ночами люди писались – таким это «счастливое завтра» оказалось.

В компетентные органы посыпались жалобы. Была назначена проверка деятельности Кооператива, по результатам которой против него и его дочерних предприятий были возбуждены уголовные дела. Волосатый и Щекастый, прожженные бестии, еще до кризиса успели выехать из страны, бросив все, что нельзя было унести, а их молодого товарища алчность подвела: как же из такого рая уезжать? Где еще столько лохов встретишь? Не без основания рассчитывал, что откупится, но просчитался. Вроде бы всех зарядил: от телешестерок и следаков до высоких погон, - да один следователь неподкупным оказался. Из провинции. Еще не успел, чудо-юдо, столичный лоск приобрести. А когда суть жизни понял, то его на другого заменили - бывшего «бойца невидимого фронта». Тот наименование Кооператива наоборот прочитал и сразу след взял. Понял тогда сиделец Матросской тишины, что все это не случайно происходит, а по Высочайшему повелению. Засел писать мемуары «О вреде Алчности и пользе Добродетели»: времени свободного теперь у него было – вагон.

Самым умным оказался Рыжий: ни на одном финансовом документе его подписи не обнаружили. Взносы оформлялись как добровольные пожертвования в фонд «Нортохол» – так что комар носу не подточит. Все визировал Председатель. Когда к Председателю подступили, тот намекнул, что не только у него и его подельников рыльца в пушку и что ниточки аферы тянутся к многочисленным персоналиям, обитавшим на самом верху. Рыжего и Председателя, чтобы не ворошить осиное гнездо, решено было не трогать. Первого, учитывая его опыт работы с рубильником, назначили бригадиром электриков в Мосгордуме, а Председателя отправили на пенсию, законодательным актом закрепив за ним право на боевые сто грамм перед каждым обедом. К тому же он выбил из Рыжего две «Волжанки», оставшиеся после ликвидации Потребкооператива, как и было обещано тем, кто обменял свой ваучер на пай. Правда, рядовые вкладчики своих автомобилей так и не дождались. Их ваучеры плавно перетекли в карманы трех попугаев. Рыжий себя тоже, конечно, не обидел.

Ну и мы с Нинкой не в прогаре оказались – вовремя соскочили. Жаль, конечно, тех, кто в основании пирамиды оказался. Но ведь по сути там тоже не все простачками были: многие хотели на воздухе руки погреть – пусть сами себе откровенно в этом признаются. Не надо быть алчным, я это всем советую. И еще: когда замышляете за счет других поживиться, не забывайте, что сами можете в дураках оказаться. И тогда уж ни на кого, кроме себя, не пеняйте.

А простаков жалко. Но такова цена свободы. Кто-то ведь должен платить.