Полупустая электричка медленно тянулась по своему тысячи раз изъезженному пути. Из окон вагонов каждый день был виден один и тот же пейзаж, одни и те же деревни и станции. «А небо сегодня особенное, как - будто молью изъеденное» - думал, глядя в запылённое окно электрички, врач районной больницы, Сергей Савельевич. В областной центр ему приходилось ездить часто, и он знал каждый километр пути.

Сергей Савельевич, когда - то в молодости, хорошо пел, играл на гитаре, много читал. Стихов не писал, но с удовольствием декламировал Ахматову и Есенина, словом, был интересен и умел этим пользоваться. Как врачу ему пророчили большое будущее.

Так вышло, что женился он поздно, к тридцати годам. Женой его стала медсестра, которая сидела с ним на приёме, его ровесница. Женившись, Сергей Савельевич стал сильно меняться. Произошло это не сразу и не вдруг, а как - то постепенно, и, осознав это, Сергей Савельевич ужаснулся тому, как незаметно подкрались эти изменения, и дороги назад уже не было. Он боялся себе признаться, что пугают его не только изменения, но более всего то, что у него не было сил что - либо поменять. И ему ничего не оставалось делать, как постараться привыкнуть к такому положению дел и быть уже совсем другим человеком, нежели он был в своей молодости.

Он стал часто задумываться, почему именно так сложилась его жизнь, с чего всё началось. «Я ведь мог и не жениться. Если бы я не женился, уже бы доктором медицины был. Опять же о прошлом так не говорят - «бы». Да что там! Кто мне мешал наукой заниматься? Жена не мешала вроде бы...» И вот когда Сергей Савельевич начинал размышлять о влиянии жены, его начинали раздирать противоречивые чувства - то ему было жалко жену за то, что он её вроде как в чём - то обвиняет, а то вдруг он начинал ненавидеть себя за несбывшиеся мечты, за малодушие, за трусость.

Чаще всего побеждала жалость к жене, он успокаивался, несбывшиеся мечты отступали, а то, что было в его жизни, казалось ему важным и даже недосягаемым для других.

«В конце концов у меня есть сын, какая - никакая должность. А операции такие никто в нашем районе не делает!» В такие минуты некоторые свои слабости он легко списывал на тяжёлые обстоятельства. «Если я и выпиваю, то не больше других. Если иногда не выпить, свихнёшься». И он вспоминал случай, когда деревенский мужик, решив попугать родственников, стрельнул в себя из винтовки. В сердце не попал, но снёс грудную клетку. Всю дорогу в трясущейся «скорой», Сергей Савельевич держал под целлофаном это бедное сердце. Не доехав пяти минут до больницы, мужик скончался. «Я тогда и отошёл, что выпил крепко, иначе бы сам умер». И много ещё случаев из своей медицинской практики вспоминал он, которые приходилось забываться не иначе, как через выпивку.

А если его размышления заканчивались ненавистью к себе, всё ему казалось ничтожным, каким - то обыденным, лишённым смысла. «Все так живут. Вот просто живут, и всё. И, что самое противное, у большинства всё одинаковое. Нет, понятно, что жизнь как таковую не выбирают, не выбирают рождение и смерть, не выбирают родителей. Но если уж сложилось, повезло - получил образование, хоть относительную свободу, то можно же выбиться из общего числа! Так нет же, почти все одинаковые - женятся, из кожи вон лезут, чтобы купить жильё, машину, бытовую технику! Противно! И ведь я такой же!» - и Сергей Савельевич почему - то начинал жгучей завистью завидовать поп - звёздам. «Они всё же выбились из общей массы... А я мог бы стать величиной в медицине, не то, что эти звёзды - однодневки! Так нет же, захотел обустроенной жизни и сытного обеда!» И безжалостно себе признавался, что женился не по любви, а из корыстных соображений.

Тогда, двадцать лет назад, всё произошло быстро и банально. Не первой молодости медсестра, некрасивая, но с пышными формами, несколько раз накормила его вкусным обедом. Ходить далеко не надо было, комнаты в общежитии оказались рядом. И всё. Через неделю они подали заявление в ЗАГС, и в этот же день приехала его будущая тёща. Мать и дочь были отличные хозяйки, и так же по - хозяйски подошли к вопросу о браке - всё завертелось, закрутилось и дело закончилось свадьбой. Сергей Савельевич даже не успел вникнуть в суть вопроса. И времени было мало, и не участвовал он во всех этих приготовлениях.

Так и повелось с тех пор, что в обсуждении каких - либо важных, да и не очень важных, семейных вопросов он участия не принимал. Сначала Сергей Савельевич пытался возмущаться, но потом привык, и ему это стало даже нравиться. Приходя домой с работы, он получал вкусный и сытный ужин. Вечером его никто не трогал, ни о чём не спрашивал. До женитьбы ему и в голову не пришло бы весь вечер потратить на ужин, телевизор и мелкие разговоры ни о чём!

«Как же так получилось, что её интересы стали моими? - задавал себе вопрос Сергей Савельевич в минуты раздирающих душу размышлений, - да и какие там интересы?..» Он вспоминал праздники, которые всегда проходили по одному сценарию: поиск продуктов (во времена дефицита), день накануне и день праздника - приготовление всевозможных блюд, к вечеру собирались гости, стол ломился от закусок. Много ели, много пили, говорили ни о чём. В первые годы совместной жизни на этих праздниках Сергей Савельевич брал гитару, пел, читал стихи любимых когда - то Ахматовой и Есенина. А потом гитара сломалась, стихи он забыл, так же, как и забыл про свою диссертацию. Это факт Сергей Савельевич оправдывал рождением сына, заботами, необходимостью больше зарабатывать денег. «Да ведь заботы о ребёнке на меня никто не возлагал, я и пелёнки - то ни одной не постирал... Да, работать стал больше - дежурства брал по два - три раза в неделю. Признаться честно, работа меня не утомляла. На работе я горю!» - в его душе при таком ходе мыслей разливалась волна гордости, у него поднималось настроение, он вновь чувствовал себя тем молодым двадцатипятилетним врачом, перед которым открывалось блестящее будущее. «Нет уже будущего, нет! Я его променял на мелкое, сытое, ограниченное настоящее! Поддался влиянию жены. Хотя чего врать себе - то, она ведь никогда мне ничего не говорила», - мучил себя упрёками несостоявшийся доктор наук.

А она и правда никогда ничего не говорила. Жена его была женщиной хозяйственной, без лишних фантазий. Круг её интересов был очерчен железно, она твёрдо знала, что в жизни главное. Свою медсестринскую работу выполняла добросовестно; журналов и газет по медицине особо не читала, лишь то, что ей иногда подбрасывал муж. Но все процедуры делала аккуратно, так, как её когда - то научили. Карьеру делать не стремилась, это не входило в круг её интересов, она просто и не думала об этом. Мир для неё ограничивался домом. То, что для многих женщин было всего лишь обязанностью, от которой никуда не деться, для неё - истинным наслаждением! Жена Сергея Савельевича прекрасно готовила, в доме всегда была идеальная чистота. Ни мужа, ни сына к домашней работе она не привлекала, разве что покупка продуктов. Во времена, когда прилавки были пусты, у неё были запасы, как шутил Сергей Савельевич, «прокормили бы полстраны в голодовку». А когда всё появилось, она закупала всего много, разнообразно, со знанием дела. И ели они всегда много, и сытно. О том, что не входило в круг её интересов, она не говорила. Она вообще не рассуждала на абстрактные темы. Искусство для неё ограничивалось телевизором. Особый смысл телевизор приобрёл, когда появились многочисленные сериалы. О героях сериалов она могла говорить долго и с упоением, искренне переживая их «сериальную» жизнь. К мужу была нетребовательна, никогда не закатывала скандалов, она просто не умела этого делать. Когда Сергей Савельевич пытался разговаривать с ней о своих научных интересах, она не поддерживала разговор, не потому, что была против, а потому, что ей это было непонятно, это было где - то далеко, неосязаемо.

«Я как в трясину попал, засосала меня сытная, тихая жизнь. А что я жалуюсь? Мне ведь нравится так жить. Если бы я захотел, всё могло быть по - другому. А теперь что? Не за горами, как полсотни стукнет» - печально констатировал Сергей Савельевич, ещё острее осознавая, что уже ничего не вернёшь и не исправишь.

И галопом скачущие годы, и уже пошатнувшееся здоровье оставляли всё меньше шансов реализовать мечты его молодости. У него была надежда, что сын продолжит его дело, но тот категорически отказался стать медиком, выбрав техническую специальность. Утешением Сергея Савельевича была работа, книги и нечастые выпивки.

Он никогда не отказывался от командировок, любил ездить в поездах и электричках. Здесь никто не мешал ему размышлять о своей жизни. И вот сейчас, напряжённо вглядываясь в хмурое небо, затянутое рваными тучами, он сожалел о несбывшихся мечтах, вспоминал свою кипучую молодость, которую, увы, уже не вернуть.