Спроси сейчас любого, каким был первый в его жизни поцелуй, некоторые, наверное, и не вспомнят за незначительностью самого факта по сравнению с последовавшими за этим событиями. Кто-то, возможно, припомнит его как горячий, сладкий, нежный, солёный…Мне, к примеру, первый поцелуй представляется странным, и до сих пор я теряюсь в догадках, что он тогда означал.

Насколько, в те далёкие школьные времена, я чувствовал себя подвижным и раскрепощённым на баскетбольной площадке, настолько скованным и неуклюжим ощущал себя на площадке танцевальной. В то время как мои однокашники легко и непринуждённо скользили по паркету, увлеченные соответствующим моменту разговором с девчонками, я был озабочен больше всего тем, чтобы не отдавить своей партнёрше ноги. Кроме того, согнутыми в локтях длинными руками, я постоянно цеплялся за окружающих, чем вызывал их осуждающие, недовольные взгляды. Все эти причины не придавали мне должной уверенности, а скорее вселяли понятный пессимизм в моих успехах на хореографическом поприще. В общем, танцевал я редко, стараясь не навязывать свою тягучую манеру топтания на одном месте нашим школьным дамам. Те, в свою очередь, тоже не горели особым желанием слиться в танцевальном ритме с неуклюжим и молчаливым кавалером. Иногда, при объявлении «дамского танца», какой-нибудь из одноклассниц удавалось оторвать меня от стены. Полагаю, что происходило это от врождённого женского сострадания к хроническим неудачникам, но не более чем.

На том последнем новогоднем школьном балу, я как обычно подпирал стенку и от нечего делать разглядывал танцующих. К моему удивлению среди них не было моей одноклассницы, первой красавицы школы и редактора нашей школьной стенгазеты Зиночки. Никем не приглашённая, она стояла возле противоположной стены зала. Это было странно, поскольку обычно Зиночка не успевала отдышаться от одного танца, как её тут же приглашали на следующий. Ситуацию мне прояснил сосед по парте Валька. Оказывается, Зиночка отказалась танцевать с Витькой из параллельного класса. За этим пацаном давно и прочно укрепилась не только в школе, но и в городе, слава отъявленного хулигана и драчуна. Он объявил Зиночке бойкот и пригрозил с каждым, кто будет её приглашать, разобраться отдельно. Слух об этом разнёсся по школьному залу моментально, и Зиночка в одночасье осталась без кавалеров. Меня никто из Витькиных посланников в расчёт, видимо, не принимал, и это было обидно. Обидно было и за несправедливо наказанную одноклассницу. Какая из этих обид была больше, сказать сейчас трудно, но в меня вдруг запрыгнул какой-то чёрт. Я, неожиданно для всех и даже для себя самого, пересёк зал и пригласил Зиночку на танец. Весь остаток вечера она танцевала только со мной.

После вечера один из Витькиных приятелей сообщил мне, что тот намерен со мной «поговорить», и назначил встречу у школьной котельной.

Я шёл по узкой тропинке к котельной и слышал, как за моей спиной поскрипывает снег под ногами Витьки. С одной стороны я знал, что намного выше своего противника и тяжелее, к тому же Витька не выпускал изо рта сигарету, а я всё свободное время пропадал в спортзале. С другой стороны я понимал, что в драке тот намного опытнее меня, к тому же на год старше, а год в юношеском возрасте разница всё-таки ощутимая. В глубине души я, честно говоря, надеялся, что до драки дело не дойдёт и мне удастся убедить Витьку в его неверном понимании случившегося. Но ошибся - Витька на пустые разговоры времени даром тратить не привык. Едва я обернулся, чтобы объясниться, как сильнейший удар в «солнечное сплетение» согнул меня пополам. Второй мощный удар пришёлся мне в лицо. На снег закапала кровь из разбитой губы и носа. И всё. Драки в те времена продолжались до первой крови. Я хватал ртом воздух, но никак не мог втянуть его в себя. Наконец мне это удалось, и с первым же свежим морозным глотком воздуха во мне вдруг снова проснулся какой-то чёрт. Неожиданно сделалось отчего-то весело, и я сделал обманное движение левой рукой. Витька на него моментально среагировал, а я изо всей силы правой рукой двинул ему в ухо. Мой обидчик отлетел метра на два, но тут же вскочил на ноги и ринулся на меня. Мы сцепились, повалились на снег и принялись валтузить друг друга, куда не попадя. Эта ожесточённая, против всех правил, схватка продолжалась до тех пор, пока мы оба не обессилели. Потом мы хрипло и тяжело дышали, лёжа на снегу. Первым поднялся Витька, поднял свою шапку и, даже не стряхнув с неё снег, напялил себе на голову. Рядом валялась моя ушанка, её он тоже поднял, подержал зачем-то в руке, потом нахлобучил на меня, и, не оглядываясь, зашагал прочь. Всю дорогу от школы до дома я лепил снежки и прикладывал их к разбитому лицу. Снег розовел и быстро таял от разгорячённой кожи.

На следующее утро я испугался собственного отражения в зеркале. Всё тело ныло, будто по мне туда сюда проехался трактор. В те последние в своей жизни школьные новогодние каникулы я и носу из дома не показывал. Всё время было потрачено на целебные процедуры. Мать то ставила мне какие-то примочки, то оттирала бодягой лиловые синяки.

На День Советской армии и флота мы делали школьную стенгазету. Я в поте лица трудился над заголовком, когда вдруг почувствовал чей-то взгляд. Рядом со мной стояла Зиночка, а все остальные члены редколлегии куда-то подевались. Она стояла и смотрела на меня, своими красивыми и опасными, как морская пучина глазами, потом приподнялась на цыпочки, притянула мою голову к себе и поцеловала. Затем, не сводя с меня взгляда, стала медленно отступать к дверям. Я с тюбиком гуаши в одной руке и плакатным пером в другой, окаменев в согнутом положении, смотрел ей вслед, пока не закрылись двери кабинета.

Когда головокружение улеглось, я попытался привести свои мысли в порядок. То, что я не был красавцем, это было бесспорно. Особыми талантами в освоении школьной программы я тоже не блистал. Танцором был и вовсе никаким. Если верить, что женщина любит ушами, то и здесь у меня не было никаких шансов. Всегда опасался ляпнуть в обществе дам чего-либо не то, поскольку терялся и становился скорее косноязычным, чем остроумным. Стало быть, никаких достоинств, за которые в меня могла бы влюбиться первая школьная красавица, у меня не было. Но было ясно, что кто-то наблюдал за нашей потасовкой и сообщил об этом Зиночке. Её поступок оставалось понимать только как благодарность за дружескую поддержку в трудную минуту. Именно так тогда я его и понял.

С течением времени и по мере накопления жизненного опыта мне порой кажется, что я в те далёкие времена ошибался. Случаются в жизни минуты, когда жалеешь о чём-то, вроде бы, возможном, но по какой-либо причине не состоявшемся. Может быть это оттого, что сквозь толщу лет события представляются иначе, чем они были на самом деле. Это несколько успокаивает, и тогда тот первый поцелуй представляется мне снова, как награда за боевые заслуги.