ОНИ УХОДЯТ МОЛЧА

 

 

Лето выдалось удушливо-жарким, каким оно бывает, наверное, только в больших городах. Взбесившееся солнце простреливало огромные окна офиса, люди безнадёжно плавились в густом зное, гадая, что наступит раньше - конец рабочего дня, или всё-таки чей-нибудь тепловой удар.

Телефонный звонок показался Инне неожиданным - в такую пору ни один нормальный клиент не должен был вспомнить про их фирму.

Ну конечно, это была старшая сестра:

-У нас теперь есть собака!! Мы же хотели завести собаку?

Голос Эльвиры переполняла надежда, она отлично знала, что Инна вовсе не желала пополнения семейства, даже ещё одним животным. Не любившей лишних хлопот младшей более чем хватало кота.

Чёрный, словно ночь, с наглыми голубыми глазами он запомнился сёстрам сидящим на левом плече мамы. Выросший "сибиряк" пополам с сиамкой весил больше десяти килограммов, имел мощный плечевой пояс, узкую задницу, знал множество слов, был мил, ласков, хотя, как все кошки, "гулял сам по себе". Макс в полном объёме исполнял обязанности домашнего духа и вполне с ними справлялся.

Появление кота в своё время принесло море проблем - вспомнить хотя бы сонмище блох, в первый же день заполонивших квартиру и вскакивавших Инне на ноги, стоило ей только опустить их с тахты. Блох, ясное дело, извели, но при одном воспоминании о таком счастье лодыжки младшей сестры до сих пор неприятно щекотало ...

-Представляешь, вхожу в подъезд, а возле лифта бегает щенок! Потерялся, наверное, - торопилась Эльвира, боясь услышать категорическое "нет". -Пришёл лифт, а собака за мной в кабину! Я выпроваживала её обратно...

-Видно, недостаточно настойчиво, - "отметилась" Инна.

-Ну не могла же я её обидеть, у неё такие глаза! Мы были в кабине с соседкой, но когда я вышла на нашем этаже, собака побежала за мной... Она, наверное, потерялась, её ищут, мы расклеим объявления!

Взяв со старшей клятвенные обещания предпринять все усилия для поиска хозяев щенка и лично выгуливать его в любую погоду, младшая сдалась.

Вечером Инна познакомилась с большелапым симпатичным увальнем. "Домашний дух" реагировал на него напряжённо, ведь новый жилец был хоть и в нежном возрасте, но уже значительно крупнее.

Не имея опыта общения с собаками, девушки довольно долго не могли понять - кто же это - "он" или "она"? Только сосед, плюгавый мужичонка, умершую овчарку которого Инна когда-то помогала хоронить, оказался в состоянии разрешить "половую проблему":

-Девчонка!

Инна никак не могла согласиться с ним, разглядывая "странные" гениталии щенка.

Второй проблемой стала, естественно, порода. Сёстрам казалось, что собачка похожа на добермана. Чем-то... чепрачным окрасом, например... В щенячьих породах девушки разбирались не лучше, чем в анатомии лучших друзей человека. Инна смогла бы намного больше рассказать о внешних отличиях "Ф-1" от "РГД-5" или принципе работы фильтра центробежной очистки масла, а Эльвира - по памяти вычертить генеалогическое древо династии Бурбонов.

Сосед, объяснивший, что строение щенка в точности соответствует женскому полу, заметил: способ решения уличных проблем окончательно докажет это. Но про породу ничего внятного тоже сообщить не смог.

Само собой, в хозяйстве дайков не завалялось собачьих причиндалов, потому первый раз выгуливать "девушку" повели вместо поводка на старом брючном ремне. Рвалась и выдёргивалась она весьма активно, чем заставила заподозрить себя в овновом происхождении. По прикидкам знатоков, день рождения у неё должен был быть в начале апреля.

 

Де-факто вступив в неформальный клуб собаковладельцев по месту жительства, сёстры перестали ждать, что кто-нибудь откликнется на их объявления. И в самом деле, кому в наше время нужна "просто собака"? То, что Зена не элитный шар-пей или бойцовый пит-буль, было ясно с самого начала...

Эльвира с воодушевлением учила малышку лаять, таскала её на руках, спускаясь по ступенькам - "коллеги" говорили, что для неокрепших костей таза по лестницам лазить вредно.

В первое собачье лето Инна гуляла по ближайшему лесу с одной из новых знакомых. Их четверолапые питомцы мирно "паслись" на зелёных полянках, радуясь относительно дикой природе неподалёку от кольцевой. Молодой щенок был вдвое крупнее взрослой собачонки. Зена как всегда носилась, будто ненормальная, и вот, видно споткнулась обо что-то, повредила лапку. Лес огласился жалобным визгом, шерстяной комок подкатил к инниным ногам.

"Не дай Бог, перелом. Хлопот теперь не оберёшься", - думала сестра, лихорадочно осматривая лапы.

Зена не вставала. В это самое мгновение она была яростно атакована крохотной Бомкой, проявившей одну из наиболее ярких черт своего характера. Подлое животное принялось торопливо и зло кусать подраненную собаку, пользуясь её временной беспомощностью.

Инна даже на секунду опешила, но потом брезгливо пнула гнусную сучку.

Как Эльвира перепугалась, увидев на пороге сестру с Зеной на руках! К счастью, травма оказалась не столь серьёзной, это был всего лишь ушиб.

 

Найдёныш стремительно рос, множа зарубки на косяке, обожал людей, всех без исключения, и ещё носиться по лужам, приобретая потрясающий замшевый окрас. После мытья шампунем шерсть распушалась, Зена становилась вдвое больше и ещё красивей. Загадка породы была решена во время прививок в ветлечебнице: кто-то из родителей щенка оказался эрделем, кто-то - колли.

Инна часто измеряла собаку: девушки мечтали, чтобы она выросла побольше. Надо сказать, активнее всего у Зены вытягивался хвост. Когда она неслась навстречу знакомым по дорожке, хвост отчего-то описывал круги - вертелся, будто пропеллер. Причём было совершенно неважно - к человеку она бежала или к собаке. Чепрачного окраса, Зена имела несколько белых отметин - перевёрнутый треугольник на груди, пятнышки внизу на лапках, и совсем маленькие кисточки на кончиках ушей и хвоста. Когда кто-нибудь говорил: "Зена в белых носочках", Эльвира всегда поправляла - "Нет, в белых кроссовках!"

-Собака у нас большая,

Порода наша такая,

Росла бы она ещё больше,

И нету других забот! - распевала энергичная Эльвира на мотив известной революционной песни. Она любовалась своей задорной питомицей, удивительно сочетавшей благородную утончённость колли с силой и уверенностью эрделя. Младшей сестре не казалось, что Зена безупречно сложена - в смятение и трепет Инну приводили либо изысканные вампирши-фэм, либо крутые накачанные бучи. Но это был дайк, вылитый дайк. И старшая души в нём не чаяла ...

 

Всегда приветливый и радостный "собачий ребёнок" с грохотом и без особых усилий таскал по коридору двухпудовую гирю, оставшуюся в наследство от отца: таким образом сёстры тщетно пытались спасать гостей от неуёмной общительности набиравшей силу Зены.

Собака обладала чувством справедливости, которого вполне хватило бы и на несколько человек. Ей не было полугода, когда случилось стать свидетельницей драки - несколько взрослых животных отчего-то напали на шестимесячного Банди, белого бультерьера, товарища Зены по играм. Конечно, она не могла справиться с ними, но так яростно лаяла и прыгала вокруг, что на инцидент обратили внимание хозяева, растащившие агрессоров по сторонам.

 

Первая течка, как, впрочем, и последующие, доставили сёстрам множество хлопот. Навязчивое внимание псов всевозможных сортов и типоразмеров иной раз заставляло Эльвиру использовать стартовый револьвер. Всеобщий беспредел тогда ещё только начинался, Инна, озабоченная безопасностью семьи, по случаю привезла из Москвы эту железку. Всё-таки лучше, чем ничего... Впрочем, холостые выстрелы не производили на собак особого впечатления - ухажёры отскакивали не больше, чем на секунду. Зена самостоятельно справлялась с мужским полом: стоило какому-нибудь его представителю попытаться "зайти сзади" - она превращалась в рычащую и щёлкающую зубами фурию. За всю жизнь Зена не проявила благосклонности ни к одному из "мальчиков". Сёстры и сами не стремились к этому, наслушавшись, как хозяева привязывают собачьих девственниц перед первой случкой.

 

Щенячьи игры становились серьёзней. Рослую Зену уже воспринимали "на равных" большие собаки, но тогда она ещё не вошла в полную силу. И Эльвира учила её драться - за ошейник вытаскивала из-под ризеншнауцеров и ротвейлеров, когда Зена пыталась лечь на спину, признавая поражение.

-Защищайся! Не бойся! Дерись! - говорила сестра.

Потом, дома, садясь возле неё на корточки, терпеливо объясняла:

-Ты большая, сильная собака, ты можешь постоять за себя, ты должна победить!

Одна из ротвейлерш, Блэки, давно задирала Зену. И как-то на прогулке соперницы снова встретились. Медленно подходили друг к другу, смягчая лапы, обмениваясь угрожающими взглядами. Напряжение росло...

И - лай, рычание!

Схватка.

Ни Эльвира, ни хозяин Блэки ничего не предпринимали, предоставив животным возможность решить свои проблемы. Грызня не была долгой. Когда собаки разошлись, вид у ротвейлера был в прямом смысле слова ошарашенный. Агрессивность куда-то девалась, из пасти трёхлетней Блэки капала кровь. Её хозяин что-то недовольно пробормотал, удивлённый не меньше своей воспитанницы. Этот случай отбил у него желание пробовать Зену на прочность.

Но задир на пустыре было ещё предостаточно...

 

Через какое-то время некоторые потерпевшие собаковладельцы уже окрестили Зену "агрессивной". На самом деле было вовсе не так - она никогда не нападала без причины. В доме сестёр жила одна такса. При каждой встрече с Зеной возле подъезда она поднимала истерический лай. Однажды соседки увиделись на пустыре. Без поводков. Но Зена же не съела притихшую и испуганную собачонку, а напротив - благосклонно восприняла её виляние хвостиком!

Зена отвечала агрессией на агрессию. Шестилетняя восточноевропейская овчарка Сандра, потерпев поражение после первой серьёзной схватки, через какое-то время снова полезла в драку. Во второй раз сандриного визга было уже значительно больше.

Питомица Эльвиры успевала подраться два, а то и три раза на день. За свою не слишком-то длинную жизнь однажды даже схватилась с пит-булем. Конечно, ей не удалось победить бойцовую собаку, лязгавшую пастью размером от уха до уха, но не было и поражения. Раны на шее долго болели, Зена переживала - как могло случиться, что меньшая по размерам сучка вдруг смогла её покусать...

Люди же навсегда остались для неё существами неприкосновенными. Успешно сдав экзамены после завершения общего курса дрессировки, она не оправдала надежд Инны, мечтавшей развить у собаки злобу. Курс защитно-караульной службы Зена восприняла как игру.

Инструкторы велели разложить перед учениками кусочки сыра на полиэтиленовых пакетах. Так, чтобы животные не могли их достать. Затем стали изображать покушения на святая святых каждой собаки - её корм. Хозяева должны были удерживать рвущихся питомцев на поводках. Что же сделала Зена? Вместо того чтобы лаять и рычать на приплясывающего перед нею инструктора, она просто выбросила переднюю лапу вперёд, когтями подтянула пакет за ручки - и мигом проглотила лакомство! Упражнение на развитие злобы она превратила в тест на сообразительность.

 

В Зене всегда был огромный избыток счастья, которым она щедро делилась со всеми, кто этого хотел. Конечно, в первую очередь с любимой хозяйкой.

Однажды Эльвира тяжело заболела - диагноз "нейродермит" стал синонимом признания врачей в собственной беспомощности. Зуд, покалывание и жжение терзали не только всю покрасневшую, сухую кожу, но и плоть под нею, и даже кости, как ни трудно здоровым людям в такое поверить. Судороги сводили пальцы, она не спала ночами, ощущала все эти страдания непрерывно - каждый день, каждый час, каждую секунду. Проходили жуткие месяцы, складывавшиеся в годы. Эльвира несколько раз побывала в больнице - всё без толку. Нескончаемая мука потушила глаза. Теперь целыми днями старшая сестра лежала в полузабытьи, с головой накрывшись одеялом, боясь лишним движением побеспокоить кожу, на которой уже появлялись трещины.

Инна, стервенея от собственного бессилия, днями пропадала на работе.

-Я не могу, я не хочу больше жить, - как-то сказала Эльвира.

Младшая предложила уйти из жизни вместе. Пессимистка по жизни, она тоже считала, что всё лучшее позади, а кроме того, чувствовала себя виноватой в том, что сестра так страдает.

-А что же будет с собакой?

 

Когда очередной горе-эскулап после консультации заявил: "Избавьтесь от собаки, чтобы излечиться", Эльвира подумала - "Скорее тебя убью, но не оставлю Зену". Сёстры были убеждены: традиционная медицина слишком зашорилась материализмом, чтобы постичь хоть кусочек реальной картины бытия. Истина - aurea mediocritas, как говорил, кажется, Гораций - она посредине между духовным и материальным, потому что живой человек объединяет в себе и то и другое. Пытаться излечить химическими соединениями некий кусок мяса сам по себе есть бессмыслица и первобытнейшая дикость.

Зена стала якорем, задержавшим их на Земле. Поводом, чтобы остаться жить.

Ведь если для того, чтобы веселиться, обязательно нужен какой-нибудь повод, точно так же он нужен для того, чтобы продолжать жить.

Иначе, зачем всё это?

И Эльвира жила.

Превозмогая себя, в любую погоду дважды в день гуляла с собакой. Иногда сёстры ещё принимали гостей. Как-то Эльвира танцевала с Зеной, ведя её за передние лапы, словно партнёршу: за столом все были заняты поглощением еды и напитков, а старшей хотелось танцевать. И тяжелобольная, она никогда не показывала на людях своего настроения ...

-Зена вернула мне способность видеть прекрасное, - говорила потом она.

Замечать белый снег, припорошивший чёрную спинку "девчонки", её необыкновенно красивые глаза, раскосые, с длинными ресницами. Свалку игривых щенков. Пушистые шапки на елях, свежую весеннюю грозу, щедрые россыпи грибов...

Даже ленивая, словно кошка, Инна, после редких лесных прогулок втроём нередко говаривала:

-А всё-таки чертовски хорошо иногда бывает сходить в лес!

 

Прогулки по лесу и пустырю, увы, сопровождались конфликтами не только между собаками. Сёстры вскоре убедились, насколько многочисленна категория людей, убеждённых, что женщина и собака, появившиеся в лесу, являют собой подходящую мишень для оскорблений. Но стоило только прохожему произнести в адрес Зены грубость, Эльвира сама превращалась в зверя. Она была готова поубивать тех, кто разражались проклятиями, завидев собаку в радиусе пяти метров - ведь если Зена и приближалась к незнакомому человеку, то лишь виляя хвостом, надеясь встретить добро...

Однажды они повстречали такую агрессивную парочку. Явно проиграв в ходе краткого "обмена любезностями", мужчина рванулся было к Эльвире, но вид направленного на него сигнального револьвера мгновенно остудил пыл "героя". Больше не прозвучало ни слова - он повернулся и сделал вид, что очень-очень торопится.

Подобных случаев было предостаточно, и даже Инне, выгуливавшей собаку гораздо реже, однажды "повезло". После какого-то праздника она вышла из дома около пяти утра.

Выходной день - на улице ни души. Не успела собака пробежать двух десятков метров, как за ближайшей пятиэтажкой раздался яростный лай и утробный рёв пьяного. Согласно закону подлости через пару минут их пути пересеклись.

Пьяный выразился. В том смысле, что собакам нечего делать на одной и той же стороне планеты вместе с ним. Затем прозвучало предложение Инне проследовать в известном направлении вместе со своей подопечной. По сравнению со старшей сестрой она была человеком, которого непросто вывести из себя. И совершенно спокойным тоном послала мужика в ответ. Он оказался упорным, младшая сестра получила тогда возможность потренироваться в стрельбе из газового револьвера...

 

Больше всех праздников Инна любила Новый Год. С детства. Это был самый долгий и пышный праздник, а она обожала ударяться в крайности.

Вот только почему-то перед наступлением 2003-го у неё никак не возникало привычного ощущения приближающегося торжества. Всё то, что раньше порождало радостное настроение - радиопоздравления, анонсы праздничных телепередач, мигающие гирлянды, ёлки на площадях - теперь воспринималось с безразличной отстранённостью непонимания и странной нарастающей тоской. Инна даже стала сомневаться, а стоит ли украшать спальню - эту традицию она установила сама и долгие годы свято соблюдала.

"Старею, блин" - ползали огорчённые мысли. "Ничто уже не в радость..."

Потом Эльвира сказала, что и у неё в груди тогда появился тяжёлый комок. Она задыхалась, чувствуя неясный дискомфорт. Позже, на одной из тренировок, старшая сестра увидела в зале среди зимы живую муху и тогда подумала о чьей-то надвигающейся смерти.

 

В тот раз течка у Зены началась с месячной задержкой. А потом кровь всё капала и капала из неё, хотя дня три уже, как это должно было прекратиться.

Ветеринар рекомендовал уколы, повышающие свёртываемость крови и антибиотики. Таблетки она не ела, даже обёрнутые ветчиной, потому пришлось делать по два укола утром и вечером. Где-то на третий день Инне показалось, что мышцы задних ног стали наощупь тверже обычного.

Эльвира втайне от сестры гадала и получила ответ, что Зена умрёт. Старшая ничего не сказала Инне, и та до последнего дня пребывала в неведении, надеясь, что всё происходящее не так уж серьёзно...

Собака днями лежала, поднимаясь только, чтобы пойти на улицу. После Нового Года она перестала есть - и сыр, и копчёности, и даже сырое мясо, только помногу пила. Тогда женщины стали добавлять в воду глюкозу.

 

Пятого января сёстры вывели её вместе - Зена так ослабла, что могла упасть, а одной Эльвире донести её было бы не под силу.

Был яркий, солнечный день. Снег, схваченный крепчайшим для этих краёв морозом, искрился тысячами кристаллов.

Зена отошла от подъезда, долго стояла, нюхая воздух и глядя куда-то вдаль.

На следующее утро ей стало лучше - собака виляла хвостом, кажется, повеселела, прошлась по квартире. Сёстры воспряли духом: "лекарство помогло"! Кинулись поить молоком, приспособив для этого шприц без иголки. Инна впрыскивала молоко сбоку, сквозь сжатые зубы, и тогда Зена делала несколько движений языком. Кружка опустела, и Эльвира губкой обмыла шерсть на груди, забрызганную молоком. Там у Зены был белый треугольничек...

 

Спустя три часа собака стала ненормально часто и тяжёло дышать.

Она лежала на левом боку, вытянув белые лапки. Инна склонилась, погладила, провела пальцами по густой курчавой шерсти. Младшей сестре показалось, что больная отреагировала на прикосновение - чуть шевельнулась.

 

Инна редко гладила собаку. Считала, что старшая и без того "засюсюкала" Зену, испортила, превратила её в кошку. "С виду собака, а внутри - кошка" - говорила она - "Хорошая собака должна быть злобно-недоверчивой к посторонним, а наша давно забыла что такое "чужой"... Добрые животные жестоко страдали от собственной доверчивости - за эти годы Эльвира слышала десятки историй о найденных тут и там домашних псах - повешенных, с содранной шкурой и отрезанными головами. Всё это были кобели, сбежавшие в поисках приключений.

Собаки живут мало, но всё равно надоедают хозяевам раньше, чем уходят из жизни. На пустыре то про одну, то про другую говорили: "А, отдали в деревню..."

-Где это та деревня, в которой так остро необходимы собаки, - ворчала недоверчивая Инна, слушая эти истории от сестры.

Она считала, что животных просто выбрасывали, а чтобы не было стыдно, сочиняли всякие небылицы...

Как-то летом поблизости от дома появилась незнакомая полукровка, неистово облаивававшая все проезжавшие автомобили. Потом рассказали - накануне у обочины притормозила иномарка, из приоткрывшейся дверцы вытолкнули собаку. И прости-прощай, водитель "дал по газам", машина скрылась, а брошенная животина с месяц бегала в том самом месте. Надеясь, наверное, что хозяева припомнят, что такое совесть.

Вот и сёстры с годами всё меньше гуляли со своей Зеной. Инна вообще выгуливала её через силу - только когда у Эльвиры были "критические дни" - и на каких-нибудь пять минут. Инна не могла припомнить, когда играла с собакой на улице. Летом Зена нередко хватала какую-нибудь палку и приставала, приглашая играть. Но Инна чаще отворачивалась, или отработанным командным голосом произносила "гуляй". В смысле "отстань". Ведь от слюнявой палки так пачкались руки... Месяца за полтора до болезни Зены младшая сестра играла с ней в последний раз, дома. Дала собаке свежеопустошённую полуторалитровую бутылку из-под "Медового крепкого". Последующие пару часов Зена была счастлива, радостно мяла зубами пластик, превращая его в сюрреалистическую скульптуру...

 

Только теперь Инна начала понимать, что их питомица умирает.

Несколько минут - и Зены не стало.

Чёрный кожаный нос быстро остывал, он давно уже не был таким холодным и влажным. Как будто у самой здоровой собаки...

Часы показывали 14.00.

 

Наверное, больше всего на свете Зена любила гулять по лесу, наслаждаясь густым букетом всевозможных запахов. Эльвира сообщала ей: "Сегодня мы идём в лес", и тогда собака пересекала пустырь собранно и целеустремлённо, лишь слегка приветствуя своих знакомых. Зена была очень занята, она шла в лес! Могла бегать там часами, исследуя заросли трав, пеньки и кусты. В поисках белочки иногда вскакивала передними лапами на деревья. Осенью Эльвира вместе с Зеной подолгу бродили среди сосен и елей, возвращаясь с увесистым пакетом грибов.

Вот в этом лесу сёстры и похоронили ребёнка.

Они выбрали место на высоком красивом холме. Промёрзшая на метр земля никак не хотела поддаваться лопате и лому. Пять часов кряду женщины самоотверженно долбили стылую породу, высекая букеты искр из обильно уснащавших землю камней. Даже канистра сожжённой солярки не намного облегчила этот адский труд. Инне казалось, что она пробивает железобетон.

Но вину перед умершей было уже не искупить.

Стемнело, в лесу не осталось ни души. Только метровые языки пламени освещали заснеженные деревья, застывшие вокруг поляны, две пошатывающиеся от усталости человеческие фигуры и мёртвое тело их подруги на снегу, заботливо укрытое старым чёрным пальто.

Они положили в могилу вещи Зены - два ошейника, поводок, тарелки, из которых собака пила и ела.

Следом опустили её.

Засыпали комьями чёрной горелой земли и заботливо укрыли целым сугробом снега.

-Теперь она сможет гулять здесь, сколько захочет... - прошептала старшая.

 

Во вторую ночь после смерти Зены Инна видела странный сон.

 

Молодая женщина в белом куда-то подевала ключи от ворот своего дома и никак не могла туда вернуться. Она пыталась приподнять белые пластиковые секции высокой ограды, но из земли сами собой сразу же выдвигались остроконечные металлические стержни, преграждавшие путь. Инна старалась помочь, но всё было тщетно.

Безутешная хозяйка, отыскивая возможность как-нибудь попасть домой, скрылась за углом, и в этот момент ворота открылись. Выходил какой-то рабочий. Инна забрала у него ключи, ринулась за девушкой, промчалась до угла несколько десятков метров.

Среди опавших пожухлых листьев белело смятое платье.

Поздно. Она была мертва.

 

За восемь лет и девять месяцев Зена стала привычной в их семье. Теперь, когда её так внезапно не стало, бродившей по комнатам Инне казалось, что собака то лежит в углу у входной двери, то в коридоре, задумчиво глядя в кухню тёмно-карими, понимающими всё на свете глазами. Чудилось, что она вечерами является в неосвещённой комнате на своём давно остывшем диване, свесив грациозно скрещенные белые лапки и положив на них красивую голову. Сёстры почти физически ощущали присутствие Зены в ставшей вдруг непривычно тихой квартире. В этой мёртвой тиши они слышали ровное глубокое дыхание спящей собаки, а опуская руки к полу, чувствовали тёплую мохнатую шерсть, в которой ещё позавчера Инна задерживала пальцы, давая умирающей Зене последнюю ласку.

На самом деле женщинам было никогда уже не услышать ни цоканья когтей по паркету, ни утреннего царапанья в закрытую дверь спальни, ни громкого лая в ответ на хлопки петард во дворе, так раздражавшего раньше Инну.

 

Эльвире несколько раз снилась Зена - весёлая, играющая с детьми. Она почему-то их так любила... Легко перепрыгивавшая через других собак... Сестра кормила её во сне... Приснился покойный отец, уходящий погулять с Зеной...

Инна однажды услышала во сне чей-то лай, и тотчас испуганно проснулась, схватив за руку сестру. В другой раз, сокрушаясь, говорила неведомым собеседникам "мы не ценим то, что имеем". Видела широкую дорогу кровавых капель из ванной по коридору - больная Зена в последние дни нередко лежала там...

 

-Недогуляли, недоласкали, недокормили, - повторяла Эльвира.

А Инна думала:

"Человеку легче вот так. Оплакивать ушедшую до головной боли, до спазмов в желудке, чувствуя - да, виноваты. А вернись всё назад - может, с месяц относились бы к Зене по-иному, а потом... Опять хотелось бы подольше поспать утром и ломало надевать кучу тряпья зимними вечерами, чтобы идти гулять... Опять я, собираясь на работу, раздражалась бы оттого, что собака каждый раз встаёт на пути и обзывала Зену "живой шлагбаум..."

-Почему мы так оплакиваем собаку и ненавидим людей? - спрашивала она Эльвиру, чтобы отвлечь её философией от печальных мыслей. -Наверное, оттого, что собаки не говорят. Бог знает, что они думают о нас, но ведь не говорят ни слова.

Старшая вздохнула:

-Да, людишки уж не упустят случая уколоть, съязвить, съехидничать. И это запоминается надолго.

-Крепче помнится именно плохое. Хорошее, даже сделанное кем-нибудь из родных, тускнеет годы спустя, чувство благодарности много слабее обиды. Может, оттого, что человек подсознательно считает: "Мне сделали хорошее, оттого что Я так хороша ... Мне сделали плохое - потому что ОНИ плохие!"

-Как это ни постыдно, больше всего на свете мы любим себя... Зена учит нас даже после своей смерти...

-Мы любим себя, - эхом откликнулась Инна. -Любим не тех, кто любит нас, а всего лишь себя! И, может быть, потому нередко любящие уходят... Поняв, что их любовь просто употребляют привычно, пользуются ею, как подушкой для ног.

-К любви нельзя привыкать, ведь она божественный дар. И слишком большая редкость...

-Наверное, человек во многом любит собаку за то, что она безоговорочно признаёт лидерство человека. Они уживаются с нами, потому что мы слишком разные. Собаки устраивают иерархические поединки в своей среде - а люди в своей. Наверное, групповое поведение людей и собак не так уж и отличается. Первобытная борьба за лидерство отравляет существование многих семей... - младшая сестра привела беседу к нейтральной теме межличностных отношений.

-Мама сотню раз говорила, какая ты была чудесная в детстве, - продолжила Эльвира. - Маленькая, доверчивая, принимавшая материнские слова, как божественное откровение. Чем не идеальный ребёнок? И сокрушалась по поводу смены характера, случившейся спустя годы.

-Угу, у молодой матери спросили: "Каким вы хотите видеть своего сына?" "Сильным, уверенным, смелым!" "А за что вы любите своего мальчика?" "За то, что он послу-ушный..." Вот и у нас: дети выросли, на всё у них теперь своё мнение, любить таких уже вроде бы и не хочется.

-А собака никогда не спорит, не говорит колкостей, не намекает, что пора бы разменять квартиру, - мысли старшей сами собой возвращались обратно...

 

Когда в спальне сквозняком открывало дверь, сёстры вздрагивали:

-К нам собака пришла...

Наступали ночи, и обе снова видели тяжёлые сны.

 

Инна как обычно "давила тахту", лёжа на животе. Рядом сидела Эльвира, опустив вниз расслабленную левую руку:

-Потрогай, какая у неё горячая шерсть!

Младшая протянула пальцы, почуяв у пола приятное тепло.

Рядом она вдруг увидела собаку - та спокойно лежала в ногах сестры. Зена повернулась, протянула морду к человеческим рукам...

Во сне Инна была так потрясена, что ощутила бешеное сердцебиение.

"Она жива?!"

Но быстро поняла, что это сон...

 

В коридоре сидел давно ушедший в иной мир Макс. Такой огромный, что его чёрной лоснящейся головы можно было коснуться, не наклоняясь. Суровый и невозмутимый, словно сфинкс. Инна погладила кота по круглой, широкой, словно у пит-буля морде - и вдруг он молодцевато и звонко гавкнул.

-Молодец, ко-отик, - шепнула Инна, ощущая правой кистью вибрацию от резкого звука.

 

И наконец, этот сон, самый впечатляющий и прекрасный.

 

Сёстры бежали по извилистым тёмным коридорам, спасаясь от неизвестных преследователей, пока не очутились в маленьком помещении, обставленном, будто служебный кабинет.

Выходов не было. К двери, через которую они вошли, приближались враги. Инна с Эльвирой несли с собой хлеб, который положили на подвернувшийся шкафчик. Младшая попыталась открыть окно, оно лишь немного отъехало вниз, как будто в вагонном купе. Проём был явно мал для человека, а времени оставалось ещё меньше.

Каким-то образом Инна горизонтально приподняла себя над полом, легла спиной на воздух и ногами вперёд устремилась в окно. Благополучно преодолев препятствие, она опустилась на землю снаружи железнодорожного вагона, стоявшего на крохотном земельном участке, огороженном со всех сторон.

-Давай, прыгай так же, скорее! - то ли мысленно, то ли шёпотом обратилась к старшей.

Несколько секунд волнения - и Эльвира приземлилась на песчаную почву. Обе спрятались под неподвижным вагоном, он стоял так высоко, что можно было даже не нагибаться. Преследователи, наверное, ворвались в помещение, и теперь хищно выглядывали наружу.

-Мы забыли хлеб...

-Да ладно, - махнула рукой Инна. -Купим на месте.

Выждав немного, сёстры решили: "Пора!"

Они полого взлетели, легко преодолев двухметровый забор, плавно набрали высоту и устремились к горизонту, прочь от мрачного города...

Туда, где мягко и маняще светил прекрасный розовый закат, слегка оттенённый полосками облаков. Туда, где ждал пушистый жёлтый песок огромного пляжа и море у самых ног. Где тишина, чистота, и ни одной живой души, кроме них...

Эльвира летела чуть позади и слева от Инны, они плыли под огромным куполом вечернего неба, и внизу уже не существовало ничего. В этом мире были только они...

-Только ты и я, - тихо проговорила Инна.

Она чуть приотстала, пропуская сестру вперёд. Обняв за плечи, легко и нежно целовала спину, чувствуя губами вкус её кожи и что-то ласково, нежно шепча...

 

Спустя девять дней после смерти Зены Инна осталась дома - уже несколько дней у неё сильно болел желудок. Проводив старшую на работу, она впервые после наступления нового года потренировалась. Инна была не из тех, что забиваются под одеяло, как только кольнёт где-нибудь. "Болит либо от нервов, либо от водки. А от судьбы не уйдёшь" - думала она.

Закончив обычный домашний комплекс, решила снять новогодние украшения. Дело было долгое и нудное, но увы, неизбежное. Вспомнила, как не хотелось перед праздником развешивать игрушки и гирлянды. Не зря не хотелось.

Чтобы избавиться от тоскливых мыслей, включила магнитолу, всегда настроенную на "Радио-рокс".

... жена и дети горячо и сердечно поздравляют любимого Иван Иваныча с днём рождения...

Тарахтение ди-джея несколько отвлекло Инну, она со вздохом взялась распутывать клубок только что снятых из-под потолка гирлянд.

-Странно исчезать навек, не успев дожить до лета, - вдруг уколол сознание печальный голос.

"Диковатая песенка для поздравления именинника... Я бы не хотела умереть зимой. Может быть в октябре, но только не зимой. Господи, как я ненавижу, ненавижу эту проклятую и нескончаемую зиму!"

-Вспоминай обо мне светло, это я стучу в стекло...

Вздрогнув, Инна кинулась к стойке с кассетами, схватила подходящую, ткнула в магнитолу.

В голове билось: "Сегодня девять дней, её душа начинает удаляться от нас, это же она, Зена, прощается со своей любимой Эльвирой!!!"

И только закончилась песня, как домой позвонила сестра.

-Почему у тебя такой голос? Наверное, занимаешься...

-Ты одна в кабинете?

-Вот, Вера Петровна как раз зашла...

-Ну тогда вечером, всё вечером...

Стемнело.

Инна встречала сестру с работы и ещё на улице рассказала ей о прозвучавшей по радио необычной песне. Тогда и поняла, что услышала её около двух часов дня! Придя домой, сразу полезла в память АОНа: "13.56" - выскочили рубиновые цифры. Это было время, когда Эльвира звонила домой, а песня закончилась чуть раньше.

Как можно было теперь сомневаться в жизни после смерти? День в день, час в час - ровно девять суток спустя Зена обратилась к своим подругам со словами, истолковать которые иначе было никак невозможно. Что это, если не послание оттуда?

-Она была ангелом... Твой ангел-хранитель обернулся собакой, чтобы спасти тебя, Эльвира, уберечь.

И они стали слушать песню.

Где-то в другом измерении разливался вполнеба потрясающе красивый розовый закат...

 

Странно уплывать наверх,

Улетать с потоком света.

Странно исчезать навек,

Hе успев дожить до лета.

Облака постелив плащом,

Я приду к тебе дождём...

 

Слушай летний дождь -

Это я хожу по крыше.

Слушай летний дождь,

В нем ты голос мой услышишь.

Это свет моей звезды

Стал потоками воды.

Слушай мой дождь...

Слушай мой дождь...

 

Знаешь, мне легко теперь,

Только жаль, что ты всё плачешь.

Веришь - это просто дверь,

За которой все иначе.

Вспоминай обо мне светло -

Это я стучу в стекло.

 

Слушай летний дождь -

Это я хожу по крыше.

Слушай летний дождь,

В нем ты голос мой услышишь.

Это свет моей звезды

Стал потоками воды.

Слушай мой дождь...

Слушай мой дождь...

 

Радуга раскинет руки

Hад твоим окном.

И когда-нибудь вдвоём

Мы с тобой по ней пройдём...

 

Вспоминай меня светло -

Это я стучу в стекло.

Слушай мой дождь...

Слушай мой дождь...

------------------------------------------------------------------------------------------ -----------

 

(В рассказе использован текст песни Максима Леонидова "Дождь")