Павел Соломонович, безусловно, был натурой творческой. Усомниться в данной его принадлежности мог только полнейший невежда и профан. Посудите сами: тут и яркий шейный платок, и извечная томность, и велюровый костюм цвета кофе с молоком, и ошеломляющая седая эспаньолка. Его одинаково часто встречали и в доме литераторов, и в мастерских киностудий, и в художественных галереях, где эпатировали публику наиболее неординарными, а порой даже скандальными экспозициями. У него всегда был оригинальный взгляд на предмет, и к мнению его порой прислушивались даже маститые зубры. Чем он жил, было не вполне понятно, потому как о собственных планах говорил всегда расплывчато, языком Эзопа и Лафонтена, но давал понять, что и так чересчур распахнул таинственную завесу. В общем, спрашивать дальше было неудобно, тем более что уже русским языком сказали, что на данном этапе более всего человеку интересна вавилоно-ассирийская, или как ее еще называют шумеро-аккадская мифология, а в частности Эрешкигаль, Инанна и, естественно, Уту. ( Ну, конечно Уту! Как сейчас, встает перед глазами.) При упоминании этих имен взгляд собеседника обыкновенно замыливался и дополнительные вопросы отпадали сами собой. Лепилась ли головка Инанны из глины, или воссоздавалась кинематографическим путем никто уже не пытал. Павел Соломонович умел напустить туману…

 

Но, впрочем, речь не об этом. Озадачив всех, он снова собрался жениться, и это была уже то ли седьмая, то ли восьмая его избранница, с которой Павел Соломонович решил связать себя матримониальными узами. Женился он охотно и на многих, считая чуть ли не каждую близкую с ним женщину судьбою, предначертанную небесами и явленную свыше. Последние заходы он бормотал что-то невнятное про Ревекку или Рахиль, но браки почему-то скоро распадались, и непонятно кого было нужно в этом винить. Друзья Павла Соломоновича путались в Ветхом завете, высматривая параллели, но не успевали они толком разобраться, как на смену Рахили, приходила Руфь, причем поиском библейских аналогий, как казалось самому жениху, он несколько оправдывал свое непостоянство.

 

Многие, тоже творческие деятели, тайно завидовали популярности Павла Соломоновича в дамской среде, потому как жены попадались ему не просто так, а можно сказать "штучные". Тут были и балерины, и молоденькие, сказочного сложения художницы, и просто нимфоподобные студентки гуманитарных вузов, непонятно что углядевшие в этом старом перечнике, коим вообще- то и являлся Павел Соломонович. Возраст невесты обычно состоял в обратной пропорции к сединам нашего дамского угодника. Это было абсолютно несправедливо и возмутительно для других творческих деятелей, возможно гораздо более ярко отличившихся на ниве искусства, но такого везения не обретших. Все, ну или почти все, коротали свой век с женами избранными бездумно, в гормональной буре студенческих лет, либо наскоро обмененных в тридцатилетний кризис, на отставную уже инженюшку или попивающую невостребованную тележурналистку. Звучит банально, но не всем везет…

 

На сей раз, безо всяких там Ветхозаветных завихрений, невестой была объявлена Инесса Степановна. Никто дотоле ее не видел и потому, слухи ползли самые невероятные. Некий Виктор Аполлонович, рассказывал всем желающим по секрету о несовершеннолетней женщине-змее, младшей в известной цирковой династии, демонстрирующей чудеса гибкости и точеные формы на Цветном. Амалия же Михайловна скорбно трясла камеями и шептала о юной звездочке-арфистке, внебрачной дочери самого Ростроповича, (вот только отчество некоторых ставило в тупик).

 

Что и говорить, очередная выходка Павла Соломоновича даром не прошла, и в кулуарах только и было шелеста, что о молоденькой покинутой супруге, охотно рыдающей на пухлой груди Амалии Михайловны и роковой Инессе, личность которой так и осталась не установленной.

 

Павел Соломонович, достаточно повалтузив публику таким образом, решился все же раскрыть карты. На сей раз он, то ли ориентируясь на заморские нравы, то ли просто оригинальничая, объявил о своей официальной помолвке, в честь которой будет организован небольшой загородный фуршет (нет, что бы усадить людей за стол и поесть по-человечески).

 

Всем было страшно любопытно, хотя большинство неискренне кривилось, бормоча о собственной занятости и тривиальности ситуации.

 

- Подумаешь, Павел Соломонович женится. Он всегда женится, занятые люди могут подождать и до следующего раза…

 

Однако пришли все. Начиная со старух в жабо, занимающихся, как им кажется (в силу возрастных изменений) прерафаэлитами, включая непубликуемых поэтов, актеров амплуа "кушать подано", бывших критиков всех мастей, одного именитого режиссера, горстки нуворишей в блестящих украшениях, не считая разнообразных ассистентов в индийских бусах и бирюзовых жуках-скоробеях и, так называемых "людей из центра", вечно болтающихся на любой сходке, узнаваемых по небрежному шику и тем же жукам, только теперь уже от "Картье". Им здесь было престижно, и давало повод для последующих разговоров, из цикла "Мы тут, когда с Никитой бухали….". Любому, даже совсем идиоту понятно, кто имеется в виду под "Никитой".

 

Все ждали выхода героев, хотя многое легко предугадывалось, а Павел Соломонович зачем-то все тянул время. Когда же, наконец, к воротам загородного ресторана подкатила машина, оттуда с легкостью выпорхнула пожилая дама, видимо бабушка невесты. Она мало, чем отличалась от прерафаэлитных своих сверстниц, может быть только глубиной разреза на юбке, открывающего сухие старческие ножки, весьма откровенным декольте и шустрым блеском глаз. Ну, цирковая династия, что вы хотите?

 

- А сейчас прошу минуточку внимания. Хочу представить вам Инессу Степановну, мою будущую жену. Прошу любить и жаловать!

 

…Когда спала первая волна ошеломления, компания приглашенных вновь рассыпалась, подобно шарикам ртути на маленькие группы, но сказать друг другу им было нечего. Все были обескуражены, пожалуй, кроме молодых людей "из центра". Их настораживало, единственное, слишком длительное отсутствие одного из их товарищей, чьи элитные ботинки последний раз маячили в кустах цветущей бузины.

 

Группа взволнованных добровольцев пошла на помощь, но то, что они застали (там, все еще в бузине), в помощи явно не нуждалось. Бойкие молодые люди не ожидали такого темперамента от Инессы Степановны, но машинально порадовались за своего товарища и удивились жениху, что в этот момент, утомленно, с полузакрытыми глазами рассуждал о шумеро-аккадских мифах, с неким критиком, что уже лет десять заслуженно отдыхал от тягот эпистолярного жанра на своих шести сотках.

 

Нет, не понять нам творческих натур…