Мама проснулся.

Проснулся с острым неприятным чувством надвигающейся опасности. Что-то было не так. Мама медленно открыл глаза и обнаружил, что лежит голый на своей кровати, а простыня и одеяло свернулись в какой-то невероятный змееподобный клубок. Мама понял, что во сне ворочался, может быть, даже бился в истерике. Подушка была мокрая от пропитавшего ее пота. Мама оглянулся вокруг, посмотрел на будильник. Спать оставалось еще добрых четыре минуты.

 

За окном начинало светать. Серое плаксивое небо оставило на стекле грязные разводы вперемежку с кусочками желтых осенних листьев, набрякших от обилия влаги.

Мама потянулся, разминая оцепеневшие от неудобной позы мускулы, и вдруг замер. Ему показалось, что клубок на его постели зашевелился. Испытав мгновенный приступ тошнотворного страха, Мама уже через секунду понял, что это его нога пошевелила спутанные одеяло и простыню. Усмехнувшись, Мама небрежно ткнул клубок, который безвольно распался, усмирив ночные страхи.

 

Зазвенел будильник, и Мама вздрогнул.

- Мама, пора вставать! - кричала жена с кухни.

На кухне протяжно запел водопроводный кран, напоминая молитву муэдзина с крыши минарета. Это жена Мамы ставила чайник.

Разглядывая в зеркале ванной комнаты свое осунувшееся серое лицо, Мама зачем-то широко раскрыл рот, высунул язык и скорчил злую дурацкую рожу. В отражении он заметил, как по стене нагло ползет большой черный таракан. Мама обернулся, но таракана не было. Выходя из ванной, Мама услышал, как под его тапочкой что-то противно лопнуло. Подняв ногу подошвой вверх, он брезгливо счистил пальцами левой руки останки раздавленного таракана, смыл все следы водой и два раза вымыл с мылом оскверненную руку. Хотя легче от этого не стало.

Макая хлеб в привычную утреннюю яичницу, Мама никак не мог отделаться от ощущения брезгливости, поэтому съел свой завтрак без аппетита.

- Мама, что-то ты плохо ешь, - говорила жена. - У тебя опять нет аппетита?

 

На улице были лужи, а мелкий холодный дождь, казалось, задумал длиться вечно.

Мама предусмотрительно отследил скорость движения транспорта, рассчитав свой рывок по пешеходной дорожке так, чтобы не быть забрызганным. Но автобус, сесть на который Мама хотел, пронесся мимо и забрызгал его на полной скорости. Мама почувствовал, как обмоченные брюки холодно прилипли к его ногам, а в туфли тоненькой грязной струйкой натекла водичка.

- А не вернуться ли домой? - подумывал Мама, но потом вспоминал, что эта мысль у него появлялась каждое утро, когда он отправлялся на работу.

Подошла маршрутка; в ней не было места, и Маме пришлось стоять, скорчившись в три погибели и упираясь спиной в рубчатый жесткий потолок. Сесть на корточки было нельзя, потому что длинный плащ стопудово испачкался бы нанесенной в салон слякотью.

 

- Мама, вы опять опоздали! – говорил на работе шеф. – Сейчас же отправляйтесь в Другой отдел за документами!

Мама шел по все более пустеющим коридорам и думал в удивлении, почему коридоры пустеют? Наконец не осталось ни одного человека, и Мама шел в полном одиночестве, не слыша даже собственных шагов, потому что их заглушал ковролан. Было так тихо, что Мама перестал слышать вообще что-либо, кроме противного шарканья своих мокрых брюк.

Окна давно остались за поворотом, свет тусклых ламп становился все реже. Мама заволновался. Ему страстно захотелось увидеть хоть одну живую душу. Он в который раз прислушался и вдруг уловил гомон голосов за одной из боковых дверей. Мама затряс алюминиевой дверной ручкой, потом постучал кулаком, потом попытался заглянуть в замочную скважину. Ничего. Тишина и темнота. Мама постучал в другую дверь, еще в одну, еще. Все было закрыто, все вымерло.

Мама нерешительно оглянулся. Хотелось бежать обратно, к людям. Но нужно было выполнить приказ шефа, и впереди уже маячила дверь в Другой отдел. Часть коридора перед этой дверью была погружена в абсолютную темноту, а сама дверь освещалась единственной произвольно мигающей люминесцентной лампой.

Мама заставил себя ступить в предел черноты и, вытянув вперед и в стороны руки, пошел на неверный огонек с тем же ощущением, с каким ходит ребенок, когда играет в жмурки, нечаянно углубившись в опустевшие комнаты и перестав слышать других детей.

Почти дойдя до конца коридора, Мама замешкался. Отчего-то ему показалось, что за дверью уж точно никакого другого отдела нет. Вернулась мысль, что надо быстрее отсюда убегать. Мама почувствовал, что если он откроет эту дверь, обязательно случится что-то страшное, непоправимое, ужасное. Весь дрожа, он стоял в нерешительности. И свет погас. Остался только слабый светящийся пунктир в уже далеком отрезке пройденного коридора.

Маме показалось, что кто-то движется сбоку. Попытавшись беззвучно сглотнуть, Мама понял, что не может этого сделать. Во рту пересохло. Мама попробовал взять себя в руки. В конце концов, до двери оставалось буквально шага три-четыре. И он должен их сделать!

- Что может угрожать человеку среди бела дня в центре правительственного учреждения? – размышлял в темноте Мама. – Конечно же, ничего.

Ну, так надо идти! Мама сделал четыре шага, потом еще четыре, потом еще. Но его руки так и не коснулись двери. Зато он снова ощутил движение сбоку, которое на этот раз было гораздо ближе, совсем рядом. Мама вздрогнул и, не отворачивая корпуса от источника движения, начал отступать в противоположную сторону. Вдруг его руки, пытавшиеся нашарить обратную дорогу, наткнулись на что-то теплое и, как Маме показалось, мохнатое. Мама истошно закричал, дернулся куда-то, налетел на что-то, споткнулся и, теряя сознание от животного ужаса, больно врезался головой в открывшуюся дверь, из которой хлынул целый поток яркого света. Это служащие, которые работали в Другом отделе, услышали крик Мамы.

 

Когда Мама пришел в себя, его напоили крепким горячим чаем с печенюшками.

- Мама, вы нас напугали! - говорили в Другом отделе. - Может быть, вызвать скорую?

- Нет, спасибо, - отвечал Мама. - Но что же там было в темноте, такое теплое и мохнатое?

- Ах, Мама, да это просто наглухо задернутые шторы, а за ними окно! - успокаивали Маму в Другом отделе.

Шторы развели в стороны, и Мама с восхищением увидел, насколько за окном переменилась природа. Серые тяжелые тучи разошлись, и яркое солнышко расписало мокрые деревья и дома удивительными красками, заставив их ослепительно засверкать такой любовью к жизни, что от ее полноты у Мамы стало резать глаза и сводить живот. Ему отдали какие-то документы для шефа.

- Мама! - строго внушали в Другом отделе. - Это документы для вашего шефа. Может быть, вас проводить?

- Спасибо, сам дойду, - отказывался Мама.

 

Помахав на прощание правой рукой и ласково улыбнувшись, Мама дождался, чтобы служащие Другого отдела закрыли свою дверь. Мама еще раз посмотрел через стекло на природу, потом - на хорошо освещенный, благодаря окну, обратный путь.

- Не могу понять, как я мог заплутать в таком узком коридоре? - недоумевал Мама.

Его огорчала уверенность в том, что шефу уже позвонили и, не жалея подробностей, просмаковали случившееся.

- Интересно, как воспримет шеф всю эту историю с моими криками под дверями? - размышлял Мама. - Уж не подумает ли он, что я стал психом или лунатиком? Точно, всё эти козлы подстроили! - с осуждением глядел Мама на дверь Другого отдела.

Отбросив эту мысль как ненужную, Мама пошел относить документы к шефу. Страха он не чувствовал и искренне недоумевал о причине своей недавней бурной реакции. Мама даже принялся в такт своим шагам насвистывать что-то веселенькое.

 

Внезапно резко стало темнеть. Мама оглянулся и увидел, как шторы на окне сами собой задвигаются. Не раздумывая, Мама бросил на пол все бумаги, бывшие у него в руках, и кинулся к окну. Он не успел буквально чуть-чуть. Прямо перед его носом исчез последний лучик света, и наступила кромешная темнота. Мама рванул шторы в стороны. Они разлетелись, но света не было. Мама потянулся к окну, рассчитывая встретить гладкую поверхность стекла. Но его руки наткнулись на шероховатую кирпичную кладку. Мама принялся было молотить по этому месту кулаками, но скоро перестал, ощутив боль в разбитых суставах. Тогда, пробираясь по стеночке, Мама решил во что бы то ни стало добраться до двери в Другой отдел, и пусть эти паскудники потешаются! Но, сколько бы он ни шел в направлении двери, ее все не было. Мама оглянулся, чтобы увидеть пунктир ламп в конце коридора. Но и там была непроглядная темень.

Мама постоял, напряженно вслушиваясь в кромешную тишину, потому что вглядываться было некуда. И вот он услышал, как Нечто осторожно подкрадывается все ближе и ближе.

Мама закричал. Он кричал долго и безнадежно. А когда охрип, затихшее на время подкрадывание возобновилось и царапалось уже совсем близко.

Мама отошел от стены, решив обхитрить гнусную тварь и, держась противоположной стены, проскользнуть мимо. Но руки его ничего не нащупали. Мама вернулся, пытаясь хотя бы на что-то опереться, но и эта стена исчезла. Мама понял - в какую бы сторону он ни пошел, нигде не встретит препятствий.

Вдруг Мама ощутил, как Нечто, коварно заманившее его в ловушку, прыгнуло на него. Мама бросился на пол, и это Нечто, рассекая воздух, пролетело над ним.

Мама вскочил на ноги и куда-то побежал. Сердце выпрыгивало, сзади нарастал шум погони, превращавшийся в сплошной страшный всесокрушающий и неумолимый грохот. Мама не умел бегать. Он бежал скачками. Его нетренированные легкие со свистом втягивали в себя воздух, не насыщая в полной мере кислородом заплетавшиеся ноги и судорожно метавшиеся руки. Но он бежал достаточно быстро, и тварь никак не могла его достать.

В какой-то момент ноги Мамы не ощутили под собой опоры, и он закувыркался в воздухе, падая в разинутую пасть гнавшейся за ним твари, как в глубокий колодец.

Но вот падение замедлилось, и...

 

Мама проснулся.

Проснулся с острым неприятным чувством надвигающейся опасности. Что-то было не так.

 

 

2001