Глава двадцатая «Ответ судьбы»

I

Она всегда странно находила в себе черты сентиментальности, не являясь поклонницей се-риалов и душещипательных историй. И, тем не менее, Ира Романова заметила, что сердечко ее подозри-тельно бьется рано утром перед последним звонком. Сначала, когда она была помоложе, вполне могла бы считать себя натурой, склонной к изысканным душевным переживаниям, а теперь, вряд ли ей бы по-зволила это должность. Да и вообще, Романова отличалась той своей чертой, что была слишком нере-шительная в каких-либо вопросах. Сначала это можно было бы объяснить ее природными чертами, но позже, получше познакомившись с их обладательницей, можно было с точностью утверждать, что вся эта сила ее характера и выносливость очень похожа на проявление модификационной изменчивости. Характер Романовой, теперь это точно стало объяснимо, подобно загару (реакции организма на солнце). Иными словами вся ее сущность и положение – ничто иное, как реакция разума на предоставленные судьбой и обществом условия. Именно поэтому можно только посочувствовать ей и вполне точно ска-зать, что вряд ли очаровательной Ирине удастся сбросить со своей шеи всех этих приспособленцев кол-лег.

Но сама она к таким размышлениям и выводам вряд ли могла прийти, тем более в то утро. Недостатки черт и поступков способен различить разве что посторонний меткий глаз, нежели собствен-ная критическая оценка.

Ей повезло разве что в том, что характер, находящийся на стыке двух начал (мира и смерти) смог приспособиться к невыносимым выкрутасам судьбы, да еще, пожалуй в том, что некоторые черты внешности (глаза, голос, манеры) скорее обескураживали и очаровывали противника, нежели заставля-ли бояться. Ведь страх сильнее толкает к действию.

Квартира была пуста и вследствие этого Ирина могла вполне спокойно и размеренно распла-нировать свое утро – ведь сегодня был тот самой день, когда она должна была выглядеть на сто процен-тов. И ей это удалось, хотя может быть чей-то глаз мог уловить в ее чертах некоторые штрихи устало-сти, которые, бесспорно портили эти серо-голубые глаза.

На последнем звонке она отличилась тем, что почти прелюдно расплакалась и показала не-свойственную характеру сентиментальность. Конечно, эти ее опалово-сапфировые глаза, заблестели яр-че, когда наполнились слезами, но к ее положению «сдерживающего фактора» это никак не шло, не го-воря уже о положении завуча и остальных чертах.

Очень внимательно наблюдавшая за поведением начальницы Киселева, отметила для себя вполне важные моменты и, сделав, конечно же, из всего этого выводы, удалилась, блеснув стеклами своих очков. Лизы вообще не было, она затерялась между собственным домом и Олегом, который те-перь после работы ехал не к себе, как обычно, а навещал будущую жену. Видимо, перспектива бракосо-четания, назначенного только на сентябрь, его очень огорчала, и он тем самым пытался несколько скра-сить вынужденную отсрочку.

Лиза же, будущая Романова, находилась в приподнятом настроении, несколько сконфуженная и даже более раздраженная, чем обычно. Это веселило и смешило Киселеву, но на Иру оказывало теперь абсолютно противоположное, нежели ранее действие. Она казалась совершенно спокойной, признава-ясь, что судьба, кажется, не готовит ей больше никаких сюрпризов. В принципе, она могла ошибаться, что, скорее всего и делала.

II

- Я почти уверена, - сказала Марьяна после последнего звонка, когда Романова собиралась домой. – Судьба принесет нам какие-то перемены!

Та только отмахнулась, почувствовав легкое недомогание, как результат утренних пережива-ний.

- Тебе плохо? – обеспокоилась Мария, заметив некоторую бледность начальницы, которая облокотилась на край своего рабочего стола и смотрела точно в стену, словно на ней были написаны важные письмена.

- Нет – нет! – Романова покачала головой. – Все хорошо! Я всегда так! Особенно…

Она помолчала с мгновение, изучая Марьяну, а потом, схватив сумку, собиралась уже ухо-дить, но что-то ее остановило.

- Я сделал что-то очень плохое! – сказала она, удивившись, что, во-первых, произнесла это вслух, а во-вторых, что сказала именно это.

Воцарилась пауза. Мария была настолько обескуражена, что скорее готова была сама совер-шить что-то немыслимое, нежели поверить словам начальницы.

- Ладно! – Ира махнула рукой. – Все не так-то уж и плохо!

И выскочила за дверь. А Мария, закрыв ее рабочий кабинет, отправилась к Киселевой, чтобы точно пересказать эту немыслимую сцену.

Тем не менее, у Романовой были все основания сказать именно эти слова, потому что за по-следнее время она совершила несколько неблаговидных поступков, несвойственных своему началу. И первое, о чем она пожалела - отношение к брату. Второе, нет, о своем втором поступке она пока не могла думать, только вследствие того, что произошел он накануне и ока еще ее внутреннее «я» не могла признаться, что поступок этот и правда из ряда вон. А точнее будет сказать, она считала, что права. А судьба, слишком скоро чем она ждала, даст ей понять, что даже «сдерживающим факторам» не прости-тельно то, что наказуемо обывателям.

III

Она стояла, облокотившись на подоконник, и смотрела уставшими, даже несколько расстро-енными глазами в окно. Конечно, ей уже ужасно все это надоело! И теперь даже она ощущала это ост-рее, чем раньше, словно что-то изменилось, только что она никак не могла понять.

Кажется, это повторялось уже столько раз, что она, Ирина Романова, сбилась со счету. А мо-жет быть ей было несколько грустно от того, что у них, у этих очередных выпускников, начинается дру-гая жизнь. А у нее она уже ни начнется … никогда.

И она выпрямилась, пораженная собственными мыслями. Неужели именно в этом она так боялась признаться себе? А может все-таки это только кажется? Ведь у всех…

И тут она наконец-то поняла, что, решая чужие проблемы, помогала абсолютно всем, кроме себя самой. И Лизе, которая очень скоро (три месяца ведь не срок, согласитесь) станет Лизаветой Рома-новой. И даже Кире, которая вполне счастливо проводит дни в компании чайника и даже, наверное, Петру Николаевичу, который больше стал напоминать свадебного генерала, нежели человека, выпол-няющего свои прямые обязанности. Он искренне считает, что организация, которой он заведует, про-цветает и так будет вечно. Тем не менее, он не знает половины того, что происходит на самом деле.

Госпожа Романова находит выход из всех «критических» ситуаций, проигрывает все так, что начальник и не в курсе, все довольны, а она… Может быть, она тоже довольна тем, что всем хорошо и она может некоторое время наслаждаться спокойствием и тишиной. А потом? А, зачем ей потом, если самое важное в этой жизни – дожить хотя бы до вечера…

Наверное, не обладай она такими чертами характера, давно бы уже забросила все и жила бы, так же как и Лиза или Киселева.

За окном раскинулось бескрайнее небо, чуть розовое к горизонту и такое синее над самой го-ловой… Если бы она могла быть птицей, если бы она могла взлететь… Если бы она могла…

IV

В понедельник она поразила всех своим внешним видом, явившись на работу в ослепитель-но белой блузке, юбке цвета топленого молока и новеньких черных туфельках-босоножках с какой-то вышивкой. Словом, такую Романову еще никто не видел – иначе бы общество так не раскрыло бы рты.

Даже в глазах Киселевой была некоторая зависть. Впрочем, природное обаяние судьба дарует немногим, и Кира тоже не была им в какой-то степени обделена.

На второй перемене к ней в кабинет слетелось все высшее общество, при чем первой приле-тела Лиза, в светлом жакете и брючках (боже, что это с ней произошло), а прямо следом за ней очарова-тельная Романова вся такая светленькая и рыженькая.

- Ой-ой-ой! – Киселева округлила глаза. – Вы сегодня, обворожительная, Ирина Анатольевна! – пролепетала она.

Лиза еле заметно улыбнулась.

- Если бы на моих окнах не было решеток, я бы … - начала была она. Но ее перебила Марья-на, ворвавшаяся вихрем в кабинет и начавшая что-то нечленоразборчиво лепетать.

- С чувством, с толком, с расстановкой, - передразнила ее Романова, усевшись чуть полубо-ком к двери и бросая многозначные взгляды на Киру.

Кажется она сегодня специально носилась по школе метеором, давая зрителям возможность оценить свой внешний вид и, если бы не некоторая бледность лица, эффект был бы полным.

Марьяна же вовсе не заметила изменений в Романовой, даже не сказала ничего, только что-то шепнула Кире, которая неодобрительно покачала головой и, извинившись за вторжение, отправилась пить чай со своей неразлучной подругой – Любовью Николаевной (для напоминания эта та самая ужас-но милая особа, которая как-то пыталась заставить Эву поверить, что та идеализирует Романову).

- Что она хотела? – поинтересовалась Лиза, отодвигая свою чашку.

- Хм, - только и ответила ей Кира, не посмотрев даже на Романову, удивленно взирающую на коллег. Что за секреты от начальства, спрашивал ее взгляд.

Впрочем, ситуация очень скоро разрешилась. Кира проговорилась, что Мария беспокоится о своих проблемах и не нашла ничего лучшего как прибежать к Киселевой.

V

Ровно в половине второго на пороге школы нарисовалась очаровательная Ирина Романова в своем костюмчике и в компании двух своих коллег зашагала по направлению к выходу. Правда, некото-рые, скрываемые сенью деревьев, наблюдатели не могли не отметить, что до угла школы она шла, спо-тыкаясь, и даже несколько шатаясь.

Школа опустела. Петр Николаевич еще с утра уехал в налоговую инспекцию. При этом кто-то из учеников весьма оригинально пошутил, что и до него добралась длинная рука закона. Марьяна вме-сте с Любовью Николаевной упорхнули практически вслед за Романовой и чуть позже можно было уви-деть, что коридоры четвертого этажа выглядят слишком пустынными для обеда.

Романова, конечно, вернулась, но это вовсе не означало, что с нею вернутся остальные. Она не была ни удивлена отсутствием коллег, ни озадачена, ей вполне хватило и госпожи Киселевой, кото-рая милостиво напоила ее чаем и посмеялась над тем, как Ира опрокинула какую-то пустую бутылку из-под минералки.

- Простите, - насмешливо пискнула она и, посмеявшись еще с Кирой, ретировалась наверх.

Тишина и одиночество, - подумала она, стараясь не нарушать эту звенящую тишину коридо-ров, наступая только на мыски своих новеньких туфель.

Коридор убежал от нее длинной темной лентой, чуть освещенной отблесками противополож-ной лестницы.

И Романова остановилась в задумчивости, чуть наклонив голову набок. Только предпослед-няя дверь в коридоре была приоткрыта – старшеклассники писали тесты по истории.

Что еще особенно отличало Романову от остальных, так это вон именно ее ключей. Если Ки-ра, закрывая свой кабинет, или та же Лиза, не привлекали им никого, то перезвон ключей Романовой сильно напоминал колокольчики. Именно так – тихо, но удивительно мило, можно даже сказать… успо-каивающе!

VI

Вечер спустился незаметно и, казалось, это всего лишь один из многих вечеров. Но Ире так не показалось, когда она шла по аллейке за школой. Распустившиеся тополя бросали тени на асфальт. Жара, душившая горожан в полдень, уже достаточно спала, и теперь солнечные лучи скорее радовали, нежели причиняли неудобство. Поэтому-то, наверное, Ирине показалось, что это лучший вечер в ее жизни.

По небу, которое приобрело странный оранжевый оттенок, носились оголтелые вороны и из-редка неспешные чайки. Прохладный ветерок, пролетавший изредка у самой земли, приятно холодил тело, чуть портя прическу. И, тем не менее, даже усталость Романовой не помешала ей наслаждаться одиночеством и осознанием того, что у нее дома нет абсолютно никого.

Брат Олег наконец-то уехал на дачу, получив неделю долгожданного отпуска, родители – тем более поспешили убраться из пыльной Москвы, а Настю, которая уже получила все свои оценки, мило-стиво отпустили с последней недели учителя. А чего еще желать Романовой, получившей благодаря всему этому спокойствие, одиночество и возможность пожить в тишине?

Шум Волгоградского проспекта на мгновение напомнил ей о том времени, когда приходилось возвращаться омой под светом фонарей, когда под ногами скрипел снег или хлюпали лужи… Боже мой, разве она все еще не в силах признаться самой себе, что летом ей отчасти будет всего этого не хватать?

***

А, тем временем, меня ждали разочарования. «Человек должен самовыражаться» - сказала мне последняя моя героиня Ирина Романова. Я сначала не восприняла ее слова всерьез, будто это была шутка, да и что обидного в этой ничего не значащей фразе. Наверное, обидное было в том, что искренне и подсознательно ждала от нее другого. Я ждала, что она скажет: «Это замечательно». А вовсе не это: «Человек должен самовыражаться. А что такого?». И, почему мне так не везет с главными героинями?…

Я, конечно, могла бы все снова списать на творческий кризис, но что-то внутри меня ждало объяснений. Я слишком часто закрывала глаза на ее выходки. И теперь мое подсознание жаждало объ-яснений. Все слишком далеко зашло.

Я схватила было синюю книжку, но бесцельное листание страниц не привело ник чему – там не было ответа на вопрос: «Почему вы не верите ни мне, ни себе, Ирина Романова?!». Вокруг меня все тот же мир. Все те стены, в которых я начинала писать роман, все та же история, все те же мысли… Только я становлюсь другой. И я почувствовала, отчетливо и сильно, как во мне поднимается что-то но-вое…

VII

Давно не разговаривала она и с Ильиной. И теперь, оставшись одна она полностью посвятила себя обсуждению проблем с подругой.

- Знаешь Наташ, - сказала она, удобно устроившись в кресле. Солнце зашло за горизонт и те-перь лишь освещало верхушки деревьев. Тюль чуть качался, напоминая легкую паутину, то и дело вздрагивая от порывов ветра из форточки. – Как я устала…

- Сама устала! Но ты знаешь… Нет ничего лучше ощущения усталости от работы. Представь, что ты будешь умирать от скуки!

- Думаешь, лучше, если я умру от того, что переработаю?

- Ты знаешь, что тебе это не грозит! По-моему, госпожа Романова, ты просто начинаешь ощущать в себе переход от количества в качество!

- А! Помнишь Лизу? – вспомнила внезапно Ира, подскочив на кресле. Кресло предательски скрипнуло.

- Да… Эта… Такая – в парике!

Романова улыбнулась, вспомнив парик коллеги.

- Она выходит замуж!

- За кого? – Ильина, кажется, разворачивала шоколадку и Романова решила, что лучше ска-зать ей всю правду сразу, а то она подавится еще чего доброго!

- За брата моего!

Пауза.

- И давно у тебя такие мысли?

- Я серьезно! – обиделась Ира.

Ильина помолчала.

- Тогда я тебе не завидую!

- А я сама себе не завидую!

- Тебя сразу поздравить или пригласите на бракосочетание?

Романова фыркнула.

- Что так скептически? – спросила Наташа.

- Ну…

На этих нотах они и завершили вечерний разговор.

Романова встала, подошла к окну, полюбовалась закатом и собиралась уже пойти ставить чайник, как почувствовала странную слабость в ногах.

Вот, - усмехнулась она про себя, - Переработала!

Потом, сделав еще несколько резких движений, поняла, что бесполезно – слабость, возник-шая изниоткуда, была слишком сильна.

Что это? – подумала она, ставя чайник на плиту. Чайник покачнулся.

Вдалеке снова пронеслась электричка.

- Опоздала, - сказала Романова сама себе и только успела удивиться тому, как неестественно прозвучал ее голос в тишине квартиры.

В следующее мгновение она покачнулась, еле справившись с подступившей тошнотой. Голо-ва закружилась и снова эта невыносимая слабость. Кое-как добрела до кресла в комнате и упала без сил, удивляясь, как все кружится перед глазами.

- Господи, - прошептала она, закрыла глаза.

И так пролежала, наверное, около получаса, встав только чтобы выключить чайник. Ее испу-гала эта слабость и состояние, это одиночество… Несколько раз она открывала глаза, чтобы проверить - продолжает ли кружиться комната. Она продолжала.

Надо встать, - подумала она. Поднялась и еле успела схватиться за край стола. – Господи…

Посмотрела перед собой и слабо улыбнулась.

- Хватит, - еще раз обвела взглядом комнату. – Хватит!

Подумала о том, что всем им, тем, кому она помогает и чьи проблемы решает, вовсе нет дела до нее самой.

- Хватит, - повторила она четко, так, что голос ее эхом отдался в пустой квартире. Снова улыбнулась и, сев в кресло закрыла глаза.

Мимо снова пролетела электричка.

- Опоздала, - сказала Романова громко и засмеялась. Впервые подумала о себе.

 

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ (26.05.03)