Глава третья «Ребенок стал Ириной»

***

Когда я наконец отчаялась разделаться с идеей написать роман, пришлось налаживать отношения с главной героиней. Одних наблюдений за ее бесцельным шатанием по траекториям подъема-падения карьеры, было недостаточно. Я в какой-то миг перестала различать грань между реальным и литера-турным образом и вот, еще мгновение и мне кажется, что моя Ирина Романова во плоти и крови воссе-дает передо мной на стуле и что-то говорит про движущиеся положительно заряженные частицы. Я при-гляделась – и, правда, как же они похожи! Те же манеры говорить, те же фразы, но разве что моя Ира улыбалась иначе. Более искренне… А потом я просто махнула рукой на свою героиню и стала писать о человеке, который каждый день открывал дверь одного и того же здания и с улыбкой снисхождения принимал пожелания доброго утра. Она была прелестна во всем, даже в отношении к окружающим. Она пыталась им помогать, но зачем и как… Впрочем, вот ее жизнь!

I

Для Ирины каждый день начинается в принципе одинаково. С того самого момента, когда она, иг-норируя все законы физики, со скоростью света вылетает из метро и за какие-то секунды пробегает дис-танцию в 400 метров (между выходом из подземки и собственно местом работы) и до самого вечера, ко-гда она плетется домой, уставившись невидящими глазами вперед перед собой, случается много чего.

Для нее каждое утро это бешеный взлет на четвертый этаж, поиск в сумке ключей (они почему-то всегда оказываются на самом ее дне!) и бег, бег, бег…

Раз-два три.

Сняла пальто (куртку, пиджак… в зависимости от времени года), бросила вместе с сумкой на стул. Вытащила из стола толстенную папку с документами, оглянулась на зазвонивший телефон.

Четыре-пять шесть.

Сорвалась с места, забыв в открытой двери ключи, побежала-побежала. Документы вылетели из папки, разлетелись по этажу!…

Семь-восемь девять.

Кое-как скомкала все эти тонкие листочки и, одной рукой придерживая край длинной черной юб-ки, другой – документы, пулей полетела вниз по лестнице.

Десять-одиннадцать.

Кто-то из учеников что-то натворил, так ему той же папкой все с теми же документами досталось по первой и второе! Прибежала в кабинет, отдышалась, села. Уф!… Посидела, посмотрела, побежала дальше…

Или по-другому.

- С добрым утром, Ирина Анатольевна! – приветствовали в понедельник Ирину Романову дежур-ные ученики.

Она только кивнула. Что-то не хотелось ей сегодня отвечать кому-то что-то. У себя в кабинете она медленно, можно сказать апатически, сняла пальто, шляпку, шарфик, развесила все это в шкафу и усе-лась за стол. Слава богу, все «сверхважные дела» Романова закончила еще несколько дней назад.

Хотелось спать. Погода тоже не располагала к бодрствованию. Потирая виски руками, Ира скру-пулезно повторила все, что предстояло сделать сегодня. И подписать, перебрать, рассмотреть…

- Папка синяя на пятой полке снизу, папка красная на столе, пять документов в …. – Романова за-мерла. – Пять документов…. – посмотрела на стол, потом под стол, на тумбу, подняла учебники. – Пять документов….. Так. И где же вы?

Встала, открыла шкаф и просмотрела там все полки сверху до низу. Нет, этих пяти документов точно там не было. Очень мило! Можно сказать очень приятно. Документы! Ку-ку! Вы где?

- Вот так новость! – задумчиво сказала Ира, усаживаясь на стул, сиротливо стоявший около стены. Постукивая рукой по краю тумбы, она даже умудрилась припомнить вслух все места, где могли лежать те самые пять документов. Но вычислить их местонахождение ей опять-таки не удалось.

- Вспомнила! – подскочила она. А тут мимо кабинета ученик из девятого проходил. Удача-то, ка-кая! – Сереж!

- Доброе утро, Ирина Анатольевна! – отозвался он.

- Ты не мог бы сходить в канцелярию. Там попроси найти папку… - Романова вкратце объяснила что именно ей было нужно. - …и принести мне. Сделаешь?

- Да, не вопрос! – отозвался Сергей, круто разворачиваясь.

- Отлично. Просто замечательно! - сказала Ирина Романова, когда он ушел и села за стол. Хоть минуту в спокойствии посидеть!

II

Октябрь 2001 года

- Мы снова идем на улицу убираться! Гонять метлой лужи – вот истинное занятие любого школь-ника! – съязвил кто-то из 9 «А».

Осень – время года непредсказуемое, и ужасно скучное: дождь, слякоть, опавшая листва. Вот это самая точная картина октября-месяца. Но хуже всего приходится в это время ученикам и учителям. И не только потому, что прямо у порога сиротливо примостились осенние каникулы и нужно как-то разо-браться с оценками за четверть. А скорее все дело в том, что в этой безумной «предканикульной» гонке приходится еще и убираться на улице. Но все бы ничего, только если бы не погодка.

Ну, кому хочется лысыми вениками мести грязь на школьном дворе. Правда, ничего не поделаешь, не оставлять же этот ворох листьев на зиму. Только вот обиднее всего становится тогда, когда после из-нурительных трудов в компании веника и грабель, дует ветер, и все листья снова оказываются на сво-их местах.

Класс в полном (почти полном) его составе стоял на первом этаже, ожидая у моря погоды (то есть учительницу литературы), чтобы идти убирать территорию. Где-то прошел слух, что сегодня сама Завуч (ужас!) пойдет убираться на улицу. Завуч! Это же катастрофа. Под ее чутким руководством не только на месте не постоишь, но и самое главное с граблями друг за другом не побегаешь. А, какая же уборка без этих неповторимых сражений с граблями-оружием!

Если только кому-то окончательно обезумевшему, не придет в голову носиться с истошными во-плями с граблями и за самой Ириной Романовой, но это уже крайний случай! Если не сказать больше – это в принципе не возможно!

- Берем все грабли, веники, коробки и на улицу, - скомандовала ответственная за уборку Виктория Викторовна Орлова.

И ученики дружной командой, похватав веники и грабли, вылетели на улицу с дружным кличем. Очень весело месить грязь в сменной обуви! А потом еще кто-то жалуется, что дети не носят «сменку»!

Осень…. Странная пора. Никак не понять нам ее законов. Сегодня дождь стучится в окна наших квартир, завтра светит солнце, а послезавтра пойдет снег, и тут уж никак не разобраться осень это или зима. Но пока на улицу была унылая картина: полуголые деревья, опавшая серо-зеленая листва и чер-неющая местами земля.

Столпившись под тополями, ученики-девятиклассники разделились на две группы: на тех, кто хоть что-то делал, и на тех, кто стоял без дела и совершенно ничем не занимался.

Подул осенний ветер, колыхнулись тополя, и на пороге школы появилась Ирина Романова собст-венной персоной с устрашающим выражением лица. Она и осень друг друга не выносили, хотя и делали вид, что им все равно.

Что касается Романовой, то она была самым популярным учителем в своей школе. Глазами детей она выглядела смешной, трогательной, злой и милой, веселой и отзывчивой. Все обсуждали цвет ее пальто, то, куда делся бантик со шляпки, что она сказала… И прочее-прочее. Никто, правда, не задумы-вался серьезно об Ирине Романовой.

А она, скрестив руки, с серьезным видом начальницы прошагала за угол. Постояв там с минуту, и ничего, видимо, не обнаружив, решила вернуться обратно. Если посмотреть со стороны, то это было скорее похоже на бесцельную прогулку.

В это время дружной компанией из дверей школы выскочили десятиклассники. Увидев Ирину, они затормозили, и задние ряды чуть не рухнули в носилки, которые передние с грохотом уронили. В об-щем, торжественности не получилось.

А Ирина Романова уже где-то нашла грабли и стояла, постукивая ими по мокрому асфальту.

Классу она что-то довольно громко, но неразборчиво сказала, так, что кто-то даже захихикал. При этом она упомянула что-то вроде «лысых веников». Скорее всего, это относилось к десятиклассникам.

«Лысые веники», понурившись, побрели дальше, волоча по земле грабли и злосчастные носилки. А Ирина Романова, обменявшая свои грабли на лопату – следом за ними с торжествующе-победоносным видом.

- Завуч идет! Веники в зубы и работать! – пронеслось среди учеников девятого. Все это время они стояли и совершенно ничего не делали.

Через какое-то время кто-то из них посмотрел в сторону Романовой. Она что-то снова говорила, при этом было непонятно о приятном или не очень. Заодно она стучала лопатой по стволу тополя, и ученики разделились во мнениях относительно того, что же она делает: очищает грабли, призывает ко-го-то к порядку или помогает тополям сбрасывать листву?

Правда, по тополю Ирина в итоге начала стучать с неким остервенением, что впрочем, было даже немного смешно.

- В школе указка, здесь …. хм…. грабли! – подытожил чей-то голос. – В ее руках любая вещь ста-новится оружием. Не женщина, а….

- А замолчать не судьба, - оборвал его второй голос, заметив пристальный взгляд Романовой.

III

Март 2003 года.

 

Может быть, ей и завидуют. Ее любят, ненавидят и все-все знают, что только она способна ре-шить их проблемы. Как просто знать, что кому-то это нужно. Я восхищаюсь такими людьми, но в то же время считаю, что они были бы более благоприятными для общества, занимайся они исключительно своими собственными проблемами. «Но не дай Бог вам оказаться этим самым «сдерживающим факто-ром»! Не дай вам Бог так же самозабвенно являться на работу, собирая вокруг целую толпу» - прочла я одну из глав моей любимой таинственно появившейся книги по психологии. И почему-то в голове у ме-ня возникла еще одна фраза: «Упаси вас становиться Ириной Романовой!»

IV

Центр Москвы, как вы знаете, это вовсе не ровные улицы, пересекающиеся под прямым углом. В нашей столице центр это закоулок, переулок, канава. Впрочем, если вы достаточно хорошо знаете центр Москвы, приглашаю вас на прогулку.

Если ваш дом не выходит окнами на Красную площадь, а так же если вы не живете в пределах са-дового кольца, то сначала стоит добраться до ближайшего метро. Посмотрите на схему метрополитена (правда, не в каждом вагоне метро вы сможете найти ее!). Метро Китай-город, нашли? Замечательно!

Так вот, доезжаете до этого метро, выходите из последнего вагона (запомните, вам направо, в ту самую сторону, на которую указывает табличка «Выход в город, к ул. Солянка»!). Если вы вышли пра-вильно, то скорее ищите улицу Солянка, а за тем смотрите чуть левее и идите по правой или левой ее стороне, никуда не сворачивая.

Центр города обладает своей неповторимой атмосферой, центр Москвы это живая история, запе-чатленная в каждой улице, на каждом переулке, на стенах домов и старых уличных фонарях. Это что-то особое – ощущение связи с прошлым.

Здесь, в центре города, нет высоток, уходящих под самое небо. Здесь все так близко к земле, что совершенно не ощущаешь и не видишь, что она закована в камень. Облупившиеся краска на фасадах трехэтажных зданий и резные, причудливо изогнутые балкончики.

И странно идти по этим улицам, рассматривая картины, словно бы сошедшие с картин русских ху-дожников, любоваться каким-то изяществом и относительным покоем. А в разные стороны то и дело уходят маленькие переулки, разветвляясь, словно в лабиринте. Низкие арки, бросающие таинственные тени, кое-где отреставрированные помещения с яркими вывесками и офисы каких-то фирм с блестящи-ми табличками.

Тем не менее, вам идти все дальше и дальше, не сворачивая, если вы увлеклись лирическим отсту-плением.

Как только табличка ближайшего с вами дома приобретет надпись «ул. Воронцово поле», считай-те, что вы уже пришли! Еще немного и вы увидите пересечение этой улицы с Садовым кольцом. Думаю тот, кто хорошо знает все эти маршруты (а так же тот, кто уже посмотрел карту) теперь понял, куда по-пал.

Слева подозрительно знакомое здание Курского вокзала, чуть правее от вас – магазин «Людмила». Ну, как вам район?… Или вы все еще не поняли цель прогулки?… Странно, но для меня (я все еще го-ворю о себе, эгоистически забывая о главной героине) даже слово «Курская» звучит иначе. Да простят меня обыватели – никогда им не услышать того же удивительного звучания, которое слышу я, когда кто-то говорит: «Курская»….

 

V

Если ваша завуч Ирина Романова, то вам очень повезло. С той стороны, что она, как домовой эльф – вы видите. Что все хорошо, но почему-то ей это приписываете в последнюю очередь. То есть, вам хорошо, вам спокойно, вас ничего не беспокоит. В случае проблем вы можете обратиться к ней, но с благоприятным решением, как правило, вы и не вспомните… Но еще Протагор говорил, что у вещи, а равно и у человека, есть две стороны. Так вот, если ваша завуч Ирина Романова и вам внезапно понадо-билось с ней поговорить, я вам искренне сочувствую. Потому что в тот самый момент, когда она вам нужна, в ней нуждаются еще, как минимум человек двадцать… Это закон «Сдерживающего фактора», который гласит, что единица не делится целочислено на двадцать!… Правда, в отношении Романовой получается исключение. Она может помогать одновременно хоть целому миру… Другое дело, что не-понятно: «зачем?».

VI

День медленно полз к концу. В половине девятого вечера Ирина Романова не спеша вышла из школы, в одной руке – пакет, в другой зонт. Воздух был пропитан той весенней влажностью, которая бывает только в марте. Кажется, что еще зима, а тепло, восстановившееся на улице – очередная отте-пель.

Вечерняя темнота была слегка разбавлена тусклым светом фонарей, которые отражались в широ-ких лужах и дрожали в них мелкими бликами. Ирина шла по тротуару, мимо невысоких пятиэтажек, смотря строго перед собой. Где-то вблизи, всего лишь за широким четырнадцати этажным домом шумел Волгоградский проспект. Наверное, только вечером Ирина Романова ходит не торопясь.

Свернув за угол и пройдя под аркой, она попала в каскад фонарных лучей, осветивших ее невысо-кую складную фигуру в дубленке. Мимо нее довольно быстрым шагом шли люди, возвращавшиеся с работы. Странно, но и утром и вечером толпа, перемещающаяся по направлению к работе и от работы, не выказывает выражением своего лица никаких эмоций. Эта серая жизнь!

В сторону центра почти не было народа. В полупустом вагоне метро, кроме уставшей и засыпаю-щей Ирины Романовой было еще человек двадцать. Все сидели, либо уставившись невидящими глазами в книгу, либо полузадремавшие. Мест было предостаточно, поэтому Романова ретировалась в самый конец вагона в ту его часть, где перегорела лампочка и была относительная темнота. Она села, положив на колени пакет и сумку. Рядом дремал юноша, надвинувший шапку с названием какой-то футбольной команды, на самые глаза.

Шум электрички, то ускоряющийся, то словно бы затихающий или засыпающий, почти усыпил Романову. Она встрепенулась, когда мелодичный голос, объявляющий станции пропел название оче-редной остановки. Иру вынесло из вагона со скоростью света. Она, оказавшись уже на эскалаторе, не сдержавшись, зевнула. И как будто в этот момент очнулась.

До самого дома она доехала, с интересом рассматривая окружающий мир. С Романовой так часто бывает. Она, возвращаясь с работы, где-то в середине пути, начинает всматриваться в мир, удивляясь чему-то, осознавая какие-то его черты. Но чем ближе к дому, тем быстрее к ней возвращается уста-лость и апатия.

VII

У снов есть одна особенность. Ты думаешь, что живешь чем-то реальным, а это лишь эфемерный обман. Тебе кажется, что все это явь и это вечно, но всему когда-то приходит конец.

***

Ей снилось или просто показалось, что она, как обычно выходит из метро и быстро-быстро, по привычке куда-то спешить, почти бежит домой. И все бегут, передвигаются в каком-то бешеном рит-ме…

И вдруг…

Она останавливается как вкопанная посреди улицы, сжимая в руке все тот же пакет, все так же не-видящими глазами смотря перед собой. Только мыслей нет, голова разом опустела. Это странное ощу-щение, когда не о чем думать.

И куда это я спешу? – пронесся в голове едва уловимой фразой вопрос, медленно возвращая мысли и разум. Как странно…Тихо очень….

И она оглядывается вокруг. Люди, словно скульптуры окружают ее. Никто не движется, мир за-мер… И только она, Ирина Романова почему-то способна двигаться, дышать, говорить и думать…

Все, абсолютно все замерло.

Она медленно и спокойно идет по улице, оглядывая мир, удивляясь ему… Тихо, нет никого живо-го, ни звука… Она почти дошла до дома, когда в голове возник вопрос. Почему? Что это такое? Конец света? Неужели это то, чем нас всех так долго пугали? Конец света – одиночество! Эта тишина? Почему она, Ирина Романова, видит все это?

Протянула руку, коснувшись недвижимого ствола дерева. Он, словно сделанный из камня – холод-ный и безжизненный. И эта тишина… Это очень плохо, она не привыкла… Нет, это плохо, когда такая тишина!

***

Ирина резко выпрямилась, да так, что стул под ней скрипнул. Она уснула, уткнувшись в какие-то бумаги. И надо же такому присниться! С силой потерла глаза, и на ладонях остались следы от туши.

- Боже ты мой… - прошептала она, бросив случайный взгляд на часы. – Пол третьего… Бред ка-кой-то…

И отодвинув бумаги на край стола, пошла спать.

 

VIII

Еще одна маленькая особенность (очередная, но не последняя) Ирины Романовой. Она иногда сначала говорит, а только потом думает над тем, что сказала. Все эти ее «Весело!», «Песни!» и тому по-добные вещи – это что-то! Я сама имела неосторожность нахвататься от нее этих глупостей, потом чув-ствовала себя глупо. Но чем дальше, тем сильнее я привязывалась к ней и шла к одному только реше-нию, к одному только выводу. Я стала говорить о ней: «Правда, качества эти добавляли, добавляют, и, поспорим, еще долго будут добавлять ей особую прелесть». И вот я с сожалением призналась себе, что больше Ирину Романову я не могу описывать беспристрастно. Меня раз сто обвиняли в том, что я ее идеализирую, а теперь я, кажется, начала прислушиваться к обвинениям, подкрепляя их практикой. И тогда я второй раз задумалась о том, зачем мне все это понадобилось. Посмотрела вокруг – мир как мир, обычный мир квартиры с ее стенами, обоями и тишиной, с упреками окружающих в том, что «я не та-кая как все»… И мир Ирины Романовой, который теперь существовал вовсе не в моих мечтах и мыслях, а в непосредственной реальной близости. Как вы думаете, какой я выбрала?…

IX

Ира уже в каком-то полубессознательном состоянии рассматривала свои старые фотографии. В них не было ничего особенного, если учесть, что они отражали ее жизнь этапами.

Вот она, маленькая, с длинной косой и искренне радостным выражением на лице. И эта Ира Рома-нова, подумала она, когда взгляд невзначай поймал неясное отражение силуэта на блестящих дверцах шкафа.

Она встала, сбросив с колен ворох черно-белых фотографий, и подошла к зеркалу. На нее взгля-нуло отражение уставшей и немного грустной женщины с короткими волосами и голубыми глазами.

Обычно мы привыкли, что глаза либо серые, либо голубые, либо карие, а у Иры они были стран-ные. Светлые-светлые, чуть с серым оттенком, словно летнее небо перед грозой. У них была одна осо-бенность – если Романова смеялась, они озарялись каким-то внутренним светом, а если грустила – ста-новились спокойными, словно водная гладь. Только когда она выходила из себя, они приобретали тот странный оттенок синего, серого и зеленого, какой бывает у грозовой тучи.

Ведь и вправду, все качества души отражены в глазах. Вот в чем была особая прелесть взрослой Ирины Романовой.

X

Погода очень любит преподносить вот такие сюрпризы. Март уже близится к концу, а на улице по-вторение Нового года. Снег падал всю ночь, не смотря на то, что столбик термометра не сдвинулся с отметки «ноль градусов». Странное ощущение навевает этот ветер со снегом. Мокрый снег залепляет глаза, растекается по земле белой кашей и липнет к сапогам. Именно об этом думала Ирина Романова ранним мартовским утром, когда вагон метро несся по улице.

За чуть запотевшим оконным стеклом снег медленно превращался в дождь. И эти непонятные осадки обрушились на голову Романовой, как только она выскочила из метро. Отмахиваясь от снежных комков, летящих прямо в глаза и смотря под ноги, она быстрым шагом преодолела какие-то 405 метров между выходом из подземки и работой.

Не доходя до места назначения, она пару раз чуть не упала, поскользнувшись на ровном месте.

Деревья, залепленные мокрым снегом, шатались на ветру, даже вороны, которым всегда все ни по-чем, куда-то попрятались. Нам редко приходится выбирать, в основном мы привыкаем к тем условиям, которые нам милостиво дарит природа. Наверное, характером Ирина Романова очень походила на нее: те же внезапные порывы, эмоциональность, порой сдержанность и холод, а порой тепло и отзывчивость, благосклонность.

Рассмотреть все качества, присущие одному человеку, невозможно. Вы вполне можете сказать это. Меня очень часто упрекали в том, что я идеализирую Ирину Романову. Даже не собираюсь спорить с ними. А как их было много – людей, возомнивших себя прекрасными советчиками и пытавшихся убе-дить меня в том, что Романова не та героиня, о которой кому-то захочется узнать… Я так долго ними спорила, доказывая свою правоту, что в один прекрасный день просто не нашла аргументов. А, вообще, кому они нужны, эти аргументы?!