Осознаю, что ведь и я – Грузинка – и отца желанье В родные повернуть края Во мне находит пониманье… Душа запела в унисон С мелодиями старых улиц. Вы б в этот город, точно в сон, Иль в наважденье окунулись… Тысячелетьям счет ведет, Карабкаясь по горным кручам… Здесь с гордостью себя, народ Вдруг понимаю глубже, лучше. С любой из пригородных гор Он открывается иначе… Тбилиси рвется на простор По берегам Куры… Горячий Наш темперамент сохранен В самом названии столицы – К теплу и миру устремлен Грузин, к прекрасному стремится Душа народа и ее Вобрал в себя и отражает Тбилиси сутью бытия… В нем каждый камень восхишает. Народа с градом общий ген, Метафорою – в серных банях… Из поэтических легенд: Наш царь Вахтанг знал толк в фазанах. На них охотясь, раз стрелой Поранил сказочную птицу. Та ускользнула с глаз долой… Охотник за добычей мчится – И видит: раненый фазан В парящий ключ нырнул – и вышел Здоровым – и Вахтанг сказал: -- Я вижу в том подсказку свыше: Здесь, дескать, побеждает жизнь: Повелеваю я: столицу В сем теплом месте заложить! Царь протянул к реке десницу… -- Будь теплым, он сказал, -- «тбили!», Прекрасным будь столичный город! И зодчие со всей земли Сюда пришли, кирка и молот Ломали дикую скалу… И камни в крепостные стены Укладывались и скобу Вбивали в балки…Эти скрепы Удерживали сотни лет Стропила башен и соборов И для грузин их краше нет, Они отрада жарких взоров. И царь Вахтангпришел к Куре, Стоит и смотрит на Мтацминду… В той упокоены горе Великие… Меня, грузинку, Особо трогает, что там Великий русский, Грибоедов, Лежит – и несть числа цветам… Он смертью смерть поправ, победу Принес отечеству… О нем Скорбит вся Грузия поныне. Мы, девушки, о нем всплакнем… Но о его любимой, Нине, Мы помним гордо и светло: Так верно до самозабвенья Грузинки любят… Пусть прошло Уже две сотни лет, в моленьях, В стихах и песнях будут жить Довечно Александр и Нина, Святой любовью дорожить Нас вдохновляя… О, Мтацминда!… Еще: грузинские князья – Да, Чавчавадзе и Джорджадзе – В родстве по крови и стезя, Которой предстоит держаться, Сияньем той любви святой Озарена -- и в том сиянье Мне, кто воспитана Москвой, Определяется призванье… Вы помните – меня сюда Послал отец – перипетии Судьбы солдатской -- города И страны: то переводили Его по службе в Ленинград, То в Киев – я меняла школы, То в Польшу – и с числом наград Росло и школ число… Законы Солдатской службы: «Надо!» – «Есть!» – Касались дочери солдата. Высокого служенья честь Меня касалось также: «Надо!» – И я отправилась сюда, Судьбы приказу не переча… Что ж, -- города так города! Но вдохновила эта встреча С Тбилиси… Пусть нельзя забыть: Экзамены на факультете Тревожат, но зовет бродить Тбилиси… Закоулки эти, Балконы «ласточкиных гнезд», Булыжники с холмов ползущих Старинных улиц, яркость звезд, Кресты монастырей, несущих Духовность нашу сквозь века… Поэзия в самих названьях: Метехи, Нарикала… Как Старинные соборы, зданья, Чей красный камень говорит О мощи и подъеме духа, Меня волнуют! Здесь царит Поэзия… Коснулась слуха Грузинская живая речь – Ее мелодия и ритмы – Симфония! Хочу сберечь Ее экспрессию… Творить мы Умеем лишь на языках, Которыми владеем с детства, Два у меня их – на руках Отца взрастая, я в наследство Грузинский с уст его брала… И я в Тбилиси – не чужая… Судьба на новую взвела Стезю, в дорогу провожая, Отец меня благословил И по-грузински и по-русски… И вот – экзамены… Бурлил Толпой в экспрессии – не узкий, Но ставший тесным коридор… С фасада университета – Крыльцо парадное… Затор – Не подступиться… C пиететом -- Родители, друзья… Моя Московская была спецшкола На Комсомольском… Бытия Деля солдата без укора Потери и труды, с отцом, Пять лет в Германии служившим, В столиц столицу мы потом Вернулись с ним, давно забывшем Об отпусках и выходных – Издержки высших достижений Карьерных – и в его седых Висках, в глазах – следы свершений Военных – славой СССР И лагеря социализма… Любой известный вам пример Шестидесятых – без цинизма Соотнести возможно с ним, Отцом, Ираклием Джорджадзе. Генсеком и ЦК ценим За то, что выполнял приказы, С достоинством служа стране, Как должно князю-генералу… Известно, видно, только мне, Делившей с ним судьбу: страдала Его солдатская душа… Он полагал, что сам в ответе, Что не выходит ни шиша… И призрака: бродил и в свете Иллюзий, коих прошлый век Немало наплодил, казался Решеньем лучшим, человек В двадцатом веке опасался, Как монстра, оборотня, тьмы, В чем есть вина вождя-грузина, Что стал синонимом чумы, Чья сущность резко исказила Портрет социализма… Жил Отец в кровавую эпоху. Нет выбора – стране служил. Наверное служил неплохо. Еще курсант-артиллерист, Дружил он с Яшей Джугашвили… Он перед павшим другом чист. Служа стране, не мельтешили… Досталась разная судьба – В судьбе нам не дается выбор… Ираклий – сам себе судья – Всю жизнь себя корил, что выпал Безрадостный итог тому Солдату, кем на генерала Не обменялись… Почему? Судьба… Она со мной играла, Вернув в Москву в пятнадцать лет… Уже в восьмой по счету школе Я – белый бант в косичку вдет – Учусь на пять – и в комсомоле Полно ответственнейших дел: Редактор стенгазеты школьной … Отец суров – и он хотел, Чтоб меньше ереси прикольной К моей цеплялось голове… Два вуза – шефы нашей школы -- Иняз с МГИМО – во всей Москве Найдутся ль шефы лучше? Что ли – Фортуны милость? А зато Английский нам дают отменно, А шефы подбирают: кто Из школьных стен поступит в стены Элитных институтов… Ждут Аристократии советской Детишек… Каждый институт Цековской или министерской Силен родительской средой… МГИМО, конечно, интересней… В моей головке золотой Идея: поучившись здесь, я Сумею новой Коллонтай Стать для страны – и Матой Хари… -- Ты высоко не залетай, -- Андрюша Стуруа: -- Стихами Головка-то засорена – А знаешь ли, что дипломаты – Сын – на родителей, жена – На мужа – пишут компроматы – И все – под оком КГБ? – И окатил холодным душем: Кто ж хочет низости в судьбе? Мечтается-то нам о лучшем… И я забыла о МГИМО… Пытаясь выразить стихами Что в сердце вызрело само И выхода искало… С вами Уверена, в пятнадцать лет Подобное происходило: Предчувствие любви – и нет Сильнее сил, чем эта сила. Как темперамент превозмочь? Отец в тревоге не напрасно: Послушная недавно дочь Дерзит… Я вовлекаюсь страстно В ту рок-культуру, что живет В Москве теперь, считай, подпольно. Меня на самый край зовет Инстинкт, мне сладостно и больно. Я из Европы привезла (Все ж ГДР к Европе ближе) Испепелявший нас дотла Сверхмодный твист – его бесстыжим Считали все учителя… Что ж им – в отсталые податься? Дают карт-бланш – и веселя Учу всю школу модным танцам. А тут с журфака МГУ О юных «зориных» заметка, О ШЮЖ’e… Ну, а я смогу? Пошла – и угадала метко -- Что мне и нужно: смысл и ритм … Той школой юных журналистов, Одной живет, душой горит Илюша Суслов… Страстью чистой Он предан нам, а мы ему… Он говорил и забывалась Его увечность… Почему Судьба жестокой оказалась? Он, пораженный ДЦП, Ходил, конечности ломая, Нечетко говорил… Судьбе Своих обид не поминая, Наполненно и ярко жил, Казался устремленным в вечность… Когда он с нами говорил, То горькая его увечность Как будто исчезала вмиг – И мы ему сердца открыли, Он, прочитавший сотни книг, Рассказывал нам сказки-были, Буквально за руку вводя В мир журналистики высокой, Любовью за любовь платя, Взыскательно его и зорко Исследуя, не находя Второго дна, изнанки мутной, Его – учителя, вождя, Боготворили безрассудно. Нас приходили просвещать Великие – осталась память – Неизгладимая печать: Кучборская о вечном с нами Неторопливо говорит… Сам Шведов нам читал Шекспира, И окрыляется, летит Душа в такие выси!… Пира Духовного тех дней восторг – Остался в каждом, кто причастен… Буравский Саша – тихий вздох… Сережа Пархомовский – счастлив Опять бежать на «психодром», Где в скромном флигеле журфака Мы обрели духовный дом… Здесь мы безвылазно, однако, От жизни, что вокруг бурлит, Задвихками не запирались… Чем болен мир – и в нас болит – И нам задания давались То подготовить репортаж О новой выставке в Манеже, О вызвавшем ажиотаж Киношедевре нашем, реже – Допустим, бергмановском – нас Порою на просмотр пускали К студентам телегруппы – в класс – И мы рецензии писали, А после обсуждали их, И споря, и вбирая знанья Не только из мудрейших книг – Из первых рук – двух видов званья Достичь способен репортер – Втолковывал мудрец Илюша: Редактор – тормоз и мотор… Иное – хуже или лучше – Пусть каждый для себя решит: Спартак Беглов, и Юрий Жуков – От них никто не отрешит, Пожизненно даны… На внуков Их ляжет отсвет тех имен, Татьяна Тэсс, Песков и Зорин… Их приглашают к нам… Умен, Конечно, каждый и упорен В том, чтобы сгустки тех идей, Которые в душе рождались, Рассеять по сердцам людей, Тех, что в «подземке» зачитались «Известиями» и «Трудом», «Литературкой», «Комсомолкой»… Потом, проникнув в каждый дом, Оспоренные едко, колко В кругу семьи, кругу друзей, Идеи, овладев народом, Преобразят и сущность всей Советской жизни – переходом, Конечно, к лучшему, о чем Уверенность неколебима… Вот так насыщенно живем… Как все мы, так и я, любила Илюшу – приоткрыл для нас Он анфиладу – дверь за дверью В суть жизни – светом карих глаз, Все озаряя… Не поверю – Пусть кто угодно мне твердит, Что Суслов нехорош, бесчестен, Меня вовек не убедит – Душа его светла -- мне есть с чем Уже сравнить – встречались мне Иные – называть не стану, Чтоб приподнять себя в цене, Привыкли прибегать к обману… Есть фильм – вы помните его О совестливом педагоге -- Историке… Сильней всего Чурался фальши и в итоге Из школы пожелал уйти… Но, оказалось, им, растущим Он нужен, ибо с кем в пути О важном толковать, о сущем? Мою рецензию читал Илюша, был, как я взволнован… И он, похоже, разделял Надежду, что неложным словом Изменят горькую судьбу Народа новые провидцы… Они, как Мельников, борьбу Ведут сперва с собой – пробиться Непросто к истине в душе, Которую десятилетья Питали ядом лжи… Уже Клочки остались от наследья Что в душу влил двадцатый съезд… И лишь усильями немногих, Как Мельников, несущих крест Вины и чести, педагогов, Добавим и Илюшу к ним, Яд лицемерия, двуличья, Слабеет – и необратим Путь к свету истины… Величья Усилий искренних итог – Душа, что вырвалась из плена… И счастлив тот, чей педагог, Как наш – звездою во Вселенной Сиял для восхищенных душ… С Илюшей – в Ясную поляну Наведались – сползала чушь Тех школьных, где полно туману, Учебников – из них понять Нельзя, о чем великий думал… Подросткам, ясно, не объять Толстовство, что всемирным бумом Взъерошило прошедший век… Но что-то все же доходило… Не все и, может, не до всех… Как все, в редакции ходила, В «Известия» и «Сов. экран» Там что-то и публиковали Илюша – ласковый тиран – Нас озадачивал: «Читали?» – И приохотил в курсе быть Всех политических событий, Об экономике судить, И списки выдавал: «Прочтите… Он требовал писать отчет О всех, что видели, читали Картинах, книгах…Он ведет К журфаку исподволь… Едва ли Подобный творческий тренаж Еще кого-нибудь в столице Из сверстников, тянул, как наш, Подъемным краном ввысь… Томится Душа – ведь жаль, что позади Три этих незабвенных года.. Отец, подумав: -- Походи И к репетиторам… Ну, кода!… Экзамен… Я взялась писать – Представьте – о рабочем классе. Учил Илюша рассуждать О темах социальных... В массе, Заметила, ребята здесь Московских явно поотсталей… Мы, все, что накопили, днесь Старались выдать… Написали… Оценки две, одна, увы – Четверка – сбилась в грамотешке.. Мне, кандидатке из Москвы, Неужто не обидно? К «бошке» Претензия – не подводи! Видать, прониклась, осознала: На устном «пять», а впереди – Английский – конкурентов мало Спецшкольной «герле» из Москвы… Ну, «пять»… А дальше вышел казус… Жара, какой не знали вы, И прочих стрессов мне досталось В Тбилиси выше головы: Вокруг стрекочут по-грузински – Я с напряжением, увы, Лишь разбираю, коль изыски Языковые применять Иной захочет иль иная… И стала по Москве скучать, Журфак московский вспоминая: Там профессура вся «моя» – И экзаменоваться легче Мне было б… Словом, в стрессе я… И вот, впервые в этом лете Надела легкий сарафан, Сверхлегкий – из индийской марли… Все странно пялятся… Декан Застыл… Всеобщее вниманье Сегодня мне отнюдь не льстит… Экзаменатор взляд отводит, Краснея… Странно! И дрожит Его осипший голос… Вроде, Маленько ошалели все… Я, словом, «отстрелялась» быстро – И вдруг себя «во всей красе» Я вижу в зеркале… Убийство: Под марлей ничего ведь нет… Забыла пододеть бельишко! Афронт! Немыслимый сюжет – И в голове одна мыслишка: Позор! Скорей поймать такси! Машина, к счастью, вмиг попалась… Шоферу: мол, быстрей вези… Уж так в пути изволновалась – А вдруг меня везет маньяк? Но, к счастью, не было эксцессов… Уже в квартире дяди так Нахохоталась, мол, принцесса Сегодня, точно Жанна Д’Арк В историю вломилась голой… А за ответ – опять «пятак» – Я, значит, поступила… Гордо Отцу доложено… Отец Вздыхает… -- Знаешь, возвращайся! Приказ: в Генштабе быть… Конец! Мне, видно, не дождаться счастья Жить в Грузии… -- А как же я? Ведь я ж сдала и поступила! -- Я понял, молодчина… Для Генштаба плюс:ты укрепила Успехом мой авторитет… Но документы забираем. На журналистский факультет В Москву тебя определяем, Оценки приняты в зачет, Что ты в Тбилиси заслужила… Ну, словом, видишь, жизнь течет Престранно иногда по жилам… Такой сюрприз, считай – облом – Ведь я уже себя к Тбилиси Примеряла, привыкла в нем… Его задумчивыe выси В моей душе отражены И мне непросто примириться С крушеньем планов… Но – должны Мы чувству долга покориться… Что ж, в этом нет моей вины И нет вины отца… В студенты Московские пойду… Видны Судьбы гримасы… Документы!!! На факультете слышу: -- Вах! Зачем нас покидаешь, слушай? Ну, отвечаю в двух словах… Все огорчаются, мол, случай Направил в университет Студентку княжеского рода… -- Вах, Тамрико! Узнал бы дед, Обиделся бы… Что за мода – Грузинам уезжать в Москву? Увы, мой дед, Иван Джорджадзе, Давно не может наяву Ни праздновать, ни обижаться… Традиция водилась встарь: Когда торжественно в Тбилиси Въезжал, случалось, русский царь – Под звуки гимна, что лилися Два князя на лихих конях – Примые спины, взгляд орлиный – Встречали самодержца… Ах! Как впечатляли те картины… В черкесске белой был один На белом скакуне арабском. И белизна его седин Подчеркивала стиль, а рядом – В черкесске черной был другой На нервном вороном красавце С курчавой черной головой И в смоляных усах – Джорджадзе Иван, мой дед, чей нрав был крут: Однажды, он вступясь за даму, Обидчика убил… Сошлют За то его в Сибирь. Но хамов И император не любил, К тому ж Джорджадзе -- князь… -- Решенье: Начальником земных глубин В Сибирь отправлен… Прегрешенье То ль наказанье повлекло То ль это было поощренье, Да только вышло не во зло, А к счастью повело лишенье… Он был уже в мужских годах, А видным женихом считался В сибирских деловых кругах… За сорок князю – он вписался В сибирскую шальную жизнь… Поди, «Угрюм-река» читали? Картинка яркая сложись: Пред ним на снег меха бросали… А он лезгинку танцевал… В черкеске, гибкий, как подросток – Всех женщин прям околдовал, Все сибирячки млели просто… Влюбленная в него, в толпе Стояла девушка простая, Не помышляя о себе, Что князь ее заметит, зная Что жаркие, как керосин, Зажиточные сибирячки, Уже воюют – чей грузин… Но зорок князя взор… Горячки В делах судьбы не допускал. Он понял, девушку заметив: Такую вот всю жизнь искал… Начальник приисков, в совете О личном не нуждался князь… И вот – снята с него опала. В края родные возвратясь С мешками золота – что, мало? – И с нею, юною женой, Той разноглазой сибирячкой – Один глаз, левый -- голубой, Второй – зеленый, он заначкой Распорядился по уму: На Алазанскую долину Направив взоры, где ему В соседстве с Чавчавадзе винный Достался славный уголок, Где позже был рожден Ираклий, Отец… С тоскою, видит Бог, Прощалась с Грузией… До капли Хотела всю ее впитать, Опять истопала столицу Пред тем, как новую начать В судьбе – московскую страницу… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
