Каждый умрет той смертью, которую придумает сам.

 

...Странное чувство порой возникает, когда кидаешь мысленный взгляд назад. Вроде бы ничего необычного, ничего фантастического, ничего сверхъестественного - а заставляет задуматься. И уже не отвертишься, не убежишь, не отбросишь в сторону...

В тот раз Новый Год удался на славу. Все было так, как положено. Семейство Дыевых оттягивалось на полную катушку, обильно заливая жизненные заботы ледяным шампанским и заедая неизменным салатом оливье. И еще в гостях у Ивана Дыева был сегодня его старый приятель, Георгий Викторов. Дыев последние годы вообще редко с ним встречался (дай бог раз в пятилетку), а потому, когда тот, внезапно объявившись на другом конце телефонного провода, спросил о жизни, Дыев не колеблясь пригласил его к себе. Шутливые тосты, звон вилок, кубков и бокалов, мрачно-торжественный президент и осточертевшие звезды шоубизнеса в телеэкране... Традиция, поднадоевшая за долгие годы, но где уж от нее откажешься? Пусть все будет как у людей...

И вот на часах застыло пол-четвертого. Семейство Дыевых давно разбрелось: кто помладше - был уторкан спать, кто постарше - пошли на улицу, праздновать "с народом" и с друзьями. Дыев и Викторов без помех продолжали свои посиделки. Выпито было уже немало. И само собой, нежданно-негаданно, разговор вывел, вынес их, как медуз после шторма, на темы отвлеченные и философические. Тон задал хозяин.

- Жизнь - она как магистраль, Жора, - поучающе сказал он. - Прямая, серая и скучная. В большинстве своем. Конечно, имеют место повороты, перекрестки, милиционеры-регулировщики стоят, штрафы дерут. Иногда в каком-нибудь ресторане хорошем пообедаешь. Иногда в приличной гостинице переночуешь. А порой попутчики подсаживаются. С некоторыми из них ты уже не расстаешься - но такое, понятно, случается редко. Едешь, едешь себе вперед, и, наконец, понимаешь, что так оно и спокойнее, что жизнь идет своим чередом, и ты совершенно не хочешь ничего менять. В молодости стремление к переменам возникает постоянно, но ты пока еще не знаешь как это лучше сделать. А сейчас - уже просто не хочешь. Надоело. Пусть катится и дальше твоя колымага по магистрали. Катится и не останавливается. Тут ведь главное что - чтоб топливо не кончалось, - и Иван приподнял рюмку с водкой.

- Магистраль? - ехидно переспросил Викторов. - А что, неплохо сказано. Только такое сравнение больше подошло бы для шофера. А ты, Ваня, у нас - строитель. Потому я бы на твоем месте сравнил жизнь... ну, с домом, например. С постройкой дома - чего там далеко за примерами ходить? Как она происходит, стройка? По проекту, так ведь? Проектируют, чертят, высчитывают... А потом все равно по-другому приходится делать, в зависимости от обстоятельств. Да и времени вечно не хватает.

- Это точно, - посмеиваясь, согласился Дыев. А Викторов развивал мысль дальше:

- Командир тут ты. Сначала фундамент закладываешь, потом уже что-то более осмысленное делаешь - стены, двери, потолки... Трубы опять же надо, канализацию провести, освещение, лампочки навесить - чтоб не впотьмах. Отопление, газ, телефон, горячая вода... Самое обыкновенное строительство: камень на камень, кирпич на кирпич... Я к чему это говорю-то? - подытожил Викторов. - Строишь ты, строишь всю жизнь, как проклятый, и вот вроде, наконец, готово - можно и жить начинать - ан нет, поздно. Жить-то уже некому. Ведь вся твоя жизнь и была строительством дома. И вот она закончилась. А дом твой никому, кроме тебя, не нужен - ведь у каждого-то свой.

И Дыев вдруг вспомнил: они с Жорой еще студенты - молодые, зеленые, легкомысленные, беззаботные. Куда-то они шли в тот день - то ли в кино, то ли просто к кому-то в гости - только наткнулись посреди улицы на цыганку. Пестрая шустрая баба цепко ухватила Ивана за руку и, как водится, наговорила кучу-кучу чего-то неблагополучного, про сглаз да про неудачу, да еще бог весть про что. Еле отвязались... А потом, уже наутро, когда голова гудела и стонала от выпитого и выкуренного, вот почти прямо как сейчас, Жора сказал: "А ты помнишь, чего тебе эта тетка-то сказала? Не помнишь? Ну, ты даешь! Чем слушал? Берегись самолетов, берегись полетов, сказала. Понял? Такие вещи запоминать надо - могут и пригодиться!"

"Нечего мне делать - кого попало слушать!" - возразил тогда Иван.

"Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь", - с умным видом изрек Жора, пьяно икнул и осоловело уставился в серую муть нарождавшегося за окном утра. Спать хотелось неимоверно - и в то же время не меньше хотелось продлить еще хоть немного это недолговечное ощущение нерушимого студенческого братства. Безвозвратно забытое ощущение...

- Сколько же лет прошло, елки-моталки? - сказал Иван.

- Тридцатник, не меньше, - спокойно ответил Жора, словно и без слов понял, о чем именно речь. - Мы все теперь важные люди, с животиком, с семьей, с детьми, каждый со своим личным геморроем и гастритом.

- А ведь я всю жизнь мечтал полететь, - сказал Иван после паузы, и Жора застыл, не донеся до рта вилку с нанизанным огурцом. - Понимаешь? По-настоящему полететь, не на самолете даже! Самолет - что? Несерьезно! Вот на каком-нибудь дельтаплане или на парашюте, на худой конец - это да... Чтобы один на один со стихией, чтобы в ушах свистело и дух захватывало, понимаешь? И так ни разу не получилось...

- Мало ли у кого что не получилось... - проворчал Жора. - Я вот, например, на Гаваях ни разу не был - а уж как хотелось... Не представляешь!.. Так что проблема-то, брат, пустяковая, ломаного яйца не стоит...

- Нет, ты не про то! - досадливо поморщился Иван. - Понимаешь, будто что-то не давало мне это сделать. Упорно. Сам смотри: жизнь у меня ведь и впрямь как магистраль - не съедешь в сторону, не отступишь (Иван начал один за другим загибать пальцы). Детсад, школа, институт, работа по специальности, женитьба, дети, внуки, пенсия уж не за горами - как по-писаному, как по-задуманному. Как по расписанию. Как кирпичики в стену. А почему так? Почему?

- Поиск предназначения... - недовольно пробурчал Жора. - Бессмысленная вещь, даже и не пытайся. Нет его, этого предназначения, как ни ищи.

- А вот и нет! Будто кто-то не давал мне подняться в небо, оберегал. Хотя, наверно, я сам виноват, что не добился того, чего хотел... За жизненной суетой как-то забываешь о главном, упускаешь из виду... Одно, другое, третье. Успеть, не опоздать... Времени вечно ни на что не хватает, не до ерунды...

- А может, не так уж тебе этого и хотелось, раз не осуществил... - предположил Жора.

- Не знаю. Может, просто глупо казалось вообще об этом заговаривать: инженер, строитель - и летать ему, видите ли, охота! Как птице! Но ничего ведь нет случайного. А вдруг мне действительно грозила опасность в воздухе? Может, права была та цыганка?

- Какая еще цыганка? - вилка с очередным соленым огурцом снова застыла в нескольких сантиметрах от места назначения.

- Ты что, забыл? - удивился Иван. - Та, которая сказала мне опасаться самолетов.

- Не помню никаких цыганок!

- А на той вечеринке, после встречи с цыганкой, мы с тобой по пьяни стали рассуждать о том, кто из нас как предпочел бы умереть.

- Ну и темка для разговора! Не было такого, Ваня, не было. Ложные воспоминания!

- Было. Вспомни! Мы сидели и курили. Ты сказал, что ни за что на свете не позволишь себе умереть дома на диване. Что когда настанет время умирать, надо выехать куда-нибудь на природу, залезть на самую здоровенную скалу и сигануть оттуда. А если не хватит сил добраться до скалы, подойдет и десятиэтажка. Главное - испытать чувство полета. Настоящее, не поддельное. Испытать, чтобы самым последним впечатлением в жизни стало именно это - полет!

- Да не было такого! - махнул рукой Жора.

- А я тогда не согласился с тобой, - продолжал Дыев. - Я сказал: лететь с высоты - это страшно, надо придумать что-нибудь попроще. В конце концов, самоубийство считается грехом. Почти у всех народов. И в христианстве в том числе, между прочим. Лучше уж тогда дома на диване... Я много думал потом над твоими словами. Долго думал. Находил аргументы за, аргументы против. И сейчас, ты знаешь, я, пожалуй, согласился бы с тобой. Ведь что-то в этом есть - с огромной высоты, наперекор судьбе! По-настоящему полететь!

- Да почему наперекор судьбе-то?

- Так не она ли меня оберегала всю жизнь от полетов и от самолетов? А я докажу, что ничего от нее, от судьбы, не зависит! Я - сам себе хозяин! Я!

- Ну, докажешь, а дальше что?

- И всё.

- Хм, действительно, - согласился Жора. - Возразить нечего... На этом всё и закончится... Но надеюсь, это случится еще нескоро?

- Естественно.

- Ну, и слава богу... Удивил ты меня, Ванька, удивил...

Разговор затух. Собеседники по инерции дожевали оставшиеся шпротины, и Жора удалился спать на раскладном кресле в гостиной. Иван Дыев остался сидеть. За полчаса он выкурил еще две сигареты. Потом резко встал, вышел в коридор, открыл входную дверь и оказался на лестничной площадке. Два пролета вверх - и он у входа на чердак. Хороший толчок плечом - и дверь настежь. Десять метров - и выход на крышу. Мороз наполнил легкие мощной отрезвляющей волной. Унылое низкое предрассветное небо, яркое зарево новогоднего салюта из-за соседнего дома. У самого края крыши даже немножко не по себе - высота двенадцати этажей все-таки. Но время не ждет. Если решение созрело - надо его воплощать.

- Жизнь удалась. Жалеть не о чем, - сказал Иван, закрыл глаза и сделал последний решительный шаг. Резким порывом ветра рванулся навстречу воздух. Несколько томительных секунд... Иван открыл глаза. Все та же серая туманная хмарь, белые от снега крыши... Все тот же ветер навстречу... Нет, похоже... похоже, он не сделал этот шаг. Сробел. Всего лишь выдал желаемое за действительное. А может быть... может, он уже умер? Просто ТАМ, за гранью смерти, нас ждет та же самая жизнь? И снова, как и прежде, не хватит времени для осуществления мечты? Повседневные дела, заботы, хлопоты... Самое важное всегда упускаешь... Или так и должно быть? Что судьбою суждено - то сбудется, а что не суждено - пропади оно пропадом? Кто знает?..

Когда он вернулся на кухню, Викторов был там - сидел и курил. Повел слегка глазом на вошедшего хозяина и снова глубокомысленно уставился в окошко. Дыев тоже закурил - хотя и не следовало бы уже. Помолчали.

- Чего не спишь? - настороженно спросил Иван.

- Тебя жду, - лениво сказал Жора.

- А зачем меня ждать?

- Увидеть, что ты все-таки сделал правильные выводы. Я ведь думал, ты уж сто лет как забыл об этой цыганке. А гляди-ка - помнишь. Вот это память!

Дыев задохнулся от возмущения:

- Да как ты... Да почему ты... Да ты не друг после этого! Ты знал, что я пошел на крышу и даже не попытался ничего сделать! А если бы я все-таки решился спрыгнуть? А?

У Викторова отвисла челюсть:

- Чего? Спрыгнуть? Так ты... на крышу лазал?!

Дыев молча затушил в пепельнице недокуренную сигарету. "Да, язык мой - враг мой", остывая, подумал он.

- Ё-маё! - воскликнул Викторов. - А я думал, ты в киоск за водкой пошел! Ну, даешь!

Дыев нервно рассмеялся:

- Да ладно, шучу. Чего я, дурной, что ли - прыгать? На салют ходил смотреть.

- И то дело, - согласился Викторов, тоже ткнул бычком в груду пепла и поднялся. - Ну, пойду-ка я лучше домой. Не спится чего-то мне у тебя, не дремлется. И, кстати, не шути так больше. Не смешно. И вообще, чтоб ты знал: исполнение заветной мечты - еще далеко не самое главное в жизни.

- А что тогда главное? - бросил Дыев ему вдогонку и понял, что в очередной раз сегодня сморозил глупость.

 

...А в далеких-далеких северных краях, в неприметной безымянной коми-пермяцкой деревушке, вдали от проезжих дорог и торных путей, в глуши да чащобе, среди диких невырубленных таежных лесов, в маленьком невзрачном бревенчатом домике, испокон века сидят три седенькие старушки и что-то прядут, что-то вышивают... Целый день увлеченно работают - без устали, сосредоточенно, молча. Сказывают, что они даже и ночью спать не ложатся, бабульки эти - хотя, наверное, брешут люди, сочиняют; где ж это, скажите на милость, видано, чтоб совсем не спать?.. Так что, может статься, никаких бабусек-то и в помине нет; может, вообще сказки это всё от начала и до конца - кто знает?..