«А мне приснилось, что ходил на Марсово

поле воровать сирень. Нарвал огромный

букет и принес тебе.»

 

 

 

1. Лирическое отступление.

 

Потом мы вышли смотреть на звезды. Прямо над домом висела тяжелая Большая Медведица, Млечный путь уползал за невидимый горизонт. Мимо станции прошла электричка, ее было еле слышно - весенний звук, такое бывает только весной, когда далекие звуки тихи, но очень отчетливы. Потом мы пошли смотреть на лениво текущую Лугу, воду было едва видно, но она дышала, совсем как живая. И в этой ленивой воде отражалась звезды... Потом я тебе рассказал, как я поймал, первый и единственный раз, налима, какой он был скользкий и очень сильный. И как я почему-то отпустил его обратно.

Неужели все в нашей жизни предопределено? Я не хочу этого, это нечестно... Проснувшись, я долго лежал с закрытыми глазами и думал, что бы я сделал, если вернулся на десять лет назад. Я бы смог не делать тех же ошибок, умел бы отличать настоящее от мишуры условностей. Но открыв глаза, я вспомнил, что так не бывает и что если есть чудеса, то они прошли стороной, даже мне не показавшись... Безответная любовь, неразделенная симпатия - чудеса не отвечают мне взаимностью.

 

«И осталась лишь фраза:

-Послушайте, маленький!

Можно мне вас тихонько любить?»

(Любимый Вертинский)

 

 

2. Комната.

 

У меня была комната в коммунальной квартире, в Питере. Она была маленькая, метров четырнадцать, с выходящим во двор-колодец окном. Когда я туда переехал, она была совершенно пуста и я постепенно стал обзаводиться мебелью. Первой появилась веревка, я натянул ее поперек комнаты и вешал на нее все, что у меня было из одежки. Спал я в спальнике, который выклянчил у родителей. Потом появился письменный стол, который тут же утонул под грудой вещей. Постепенно появлялись другие предметы обихода, необходимые в хозяйстве. Скажем, фен. Удивительно многофункциональный прибор! С его помощью можно сушить все, что захочешь. Самым ценным была сушка носков. Быстро и качественно, по минуте на каждый, надеваешь носок на фен, включаешь. Носок надувается, минута, и он сухой. Еще можно было сушить пленки, а когда зимой отключили отопление - прекрасно греть постель перед сном.

Потом появился утюг. На нем хорошо греть кофе. Если поставить его вверх ногами, зажав между двумя стульями, получается неплохая электроплитка.

Еще один предмет интерьера появился почти сразу - чудесный темно-красный матерчатый абажур на проволочном каркасе с бахромой. Света это сооружение практически не давало, но я любил этот абажур и рука не поднималась его заменить чем-нибудь более практичным. Он все время крутился. Сначала в одну сторону, долго-долго, а потом в другую. На стены падала шевелящаяся тень от бахромы, это мне напоминало верхушки деревьев в вечернем лесу, которые ракачивает ветер. По утрам на соседней крыше пели вороны, громко и вамозабвенно. Во двор выползала сонная и вечно похмельная дворничиха. Она начинала возить метлой по асфальту, монотонно и очень сосредоточенно. Причем всегда ровно час, я даже время засекал, она никогда дольше не задерживалась.

Мою берлогу очень любили друзья. Она существовала совершенно отдельно от остального мира. На обоях я писал мудрости и глупости, потом гости дополняли, стены получились для чтения.

 

«А я все еще хорохорюсь,

И стараюсь не думать о вечном...»

(Из забытого)

 

 

3. Питер.

 

Город утром. В шесть выползают дворники и начинают шоркать метлами. За полчаса до этого, летом, конечно, ездят поливальные машины и поливают тротуары. Не знаю, как сейчас, но раньше было именно так. И вот эти самые полчаса и есть время «Ч». Особенно в июне, когда Белые ночи и в это время уже совсем светло.

Город без налета дневной суеты и ночной сутолоки алкашей, бомжей и хулиганов (все они уже спят), прекрасен. Он свободен от признаков времени, его можно увидеть и почувствовать таким, каков он есть. Только тогда можно понять, почему люди присыхают к Петербургу. Именно так, иначе не скажешь. Я втречал людей, приехавших из глубинки и ставших коренными питерцами буквально с первого дня. Мне кажется, именно потому, что они хотя бы один раз увидели город таким.

 

«Все меняется, все теряется.

Солнце падает, заливая улицы.»

(Ненаписанное)

 

 

4. Гоги.

 

В Грузии я встретил очень смешного человека. Это было в Раче, около озера Шаори. Человек это был совершенно хипповского вида, хотя оказалось, что местный. Мы жили несколько дней у него в доме, в селении, названия которого я уже не помню. Мы гуляли по окрестностям, он показывал какие-то пещеры, озера с водопадами, а вечером мы возвращались к нему, пили чачу и говорили «за жисть». Иногда приходили соседи, для их деревни визит гостей из Ленинграда был эпохальным событием. Однажды его послали за фасолью к соседям - грузины категорически захотели сделать лобио, но фасоли не оказалось. Гоги - так его звали - отправился на промысел, но ни вечером, ни утром не вернулся. Появился он только к вечеру следующего дня, изрядно навеселе, с полной кепкой окурков. Оказалось, он все перепутал, решив, что его послали за сигаретами, сигарет не нашел и набрал окурков. Естественно, по дороге он заходил ко всем соседям на огонек, поэтому его поход так затянулся. В Грузии даже есть така поговорка – «Все равно, что рачинца послать», аналог русской «За смертью послать». Гоги справедливость этого изречения полностью подтвердил.»

 

«На дерево сел удод. Это вызывает у нас прилив энтузиазма, несмотря на усталость, мы кидаемся его ловить: примета гласит, что счастье ждет того, кто подержит в руках удода.»

(Путевые заметки А. М. Б.)

 

 

5. Чего я не люблю.

 

Терпеть не могу ханжества. Это уже мой максимализм. Если ты, к примеру, религиозен, скажем, православный, так не вспоминай об этом только в храме! Смотри, заповедей - десять. Десять!!! Я не встречал ни одного человека, который бы соблюдал хотя бы одну! Не говоря уже обо всех десяти. Ну, может быть, с натяжкой - первую. «...Я - Господь твой, да не будет у тебя других богов...» Эта самая комфортная, не будет и не надо... С остальными сложнее, они уже требуют напряжения сил. На этом экскурс в религию закончим. Про остальное, чего я не люблю - уже говорил: взгляда через плечо, разговоров за спиной и т. д. И когда больно, тоже не люблю.

 

«Говоришь, что хоть мягко стелят,

Жестко спать? Не страдай, не хнычь!

Под периной в твоей постели

Не горошина, а кирпич.»

(Некстати)

 

 

6. Подоконник

 

Когда-то любимым моим занятием было найти какое-нибудь укромное место, сидеть там, курить , пить сухое вино и писать глупые стихи. Одним таким местом был подоконник Инженерного замка. Меня снизу видно не было, он находился на высоте метров трех и был достаточно широкий, чтоб там умещаться. Можно было сидеть там, смотреть на окружающий мир чуть свысока, мечтать или просто ни о чем не думать. Окна эти принадлежали Военно-технической библиотеке и сначала, обнаружив у себя на подоконнике постороннего, сотрудники начинали было возражать, но потом привыкли и даже повесили занавесочку, чтобы мне не мешать. Иногда они выползали через окно покурить и поболтать, при этом мне было совершенно не тягость. Когда меня забирали в армию, у меня оставался месяц вольной жизни. И весь месяц я приходил на этот подоконник и никто меня оттуда не сгонял.

Еще одно чудесное место для прогулок в одиночестве - Смоленское кладбище. Оно очень старое, можно ходить между памятниками и читать надписи. Очень подходящее занятие - поиски могилы Арины Радионовны, она похоронена на Смоленском, но никто до сих пор не знает где. Еще я там нашел братскую могилу «Невинно убиенных юнкеров», погибших при покушении на государя императора. Позже на месте покушения был построен Спас-на-крови и память государя была увековечена, а могилу этих юнкеров не знает никто.

 

«Купив сигарет по дороге,

По Смоленке дойду до Залива.»

(Очень давно)

 

 

7. Что я люблю.

 

Я люблю комфорт. Не сказать, что в смысле бытовом, хотя и это тоже, больше - психологический. Последние годы я на компьютере делал всякие картинки для полиграфии и, как это обычно бывает в таких случаях, в числе моих клиентов было довольно много всякого рода бандитов и жуликов, им постоянно нужны какие-то полиграфические работы. Не то, чтобы мне нравилось иметь с ними дело, но это приносило заработок. Короче, большого выбора не было. Так вот, народ это чрезвычайно некомфортный в общении, сама понимаешь. Но, когда я уже уезжал и все мои клиенты заходили уже попрощаться, я вдруг узнал, что мои бандиты души во мне не чают! То есть я умудрился приучить их к тому, что при общении со мной им необходимо принимать мои правила игры!

Я люблю хорошую музыку, и не люблю попсы. Псевдомузыкальные группы типа «Дебицл» (или «Бидецл»?) я не воспринимаю в принципе. Правда, я не люблю Чайковского, хоть и считаю это хорошей музыкой, люблю кельтов, которые далеко не всем нравятся, скажем, ирландцы, говорят - пиликанье... Не люблю Киркорова. Люблю «Пер Гюнт» Грига. И так можно до бесконечности. И еще крепкий кофе без сахара.

 

«Милая девушка, неужели она готова терпеть мое общество?»

(Кнут Гамсун «Под осенней звездой»)

 

8. Про одиночество.

 

Итак, одиночество. Одиночество, как состояние души - это то, что свойственно любому, или почти любому, по крайней мере в какие-то моменты жизни. Я конечно, не берусь утверждать некую истину в последней инстанции, сужу исключительно по себе. Особенно сильно нужда в одиночестве проявляется когда очень плохо. Когда хорошо, то можно поделиться с окружающими, а когда плохо то, как правило, делиться не хочется. Наверное потому, что в ответ можно ожидать только сочувствие, а это штука, как правило, дешевая. Мало кто знает, да и я тоже, как можно помочь человеку, которому плохо. Но какая-то реакция необходима, и приходится людям вымучивать что-то, часто нелепое и несуразное, вроде соболезнований родственникам усопшего.

 

«...представлял, что ты ждешь меня за дверью, чтобы мы вместе поехали домой. Где он, этот наш дом?»

(Глупый вопрос)

 

 

9. О дилетантстве.

 

Старый анекдот про дилетанта. Один человек представляется другому, при этом плюет. Плевок делает двойную петлю и опускается точно на носок ботинка собеседника. «Иванов, двукратный чемпион Европы по фигурным плевкам!». В ответ второй плюет тому прямо в лицо: «Вася, дилетант!» Это так, к слову пришлось!

Еще один момент, это уже иллюстрация.Представь ситуацию - я только вернулся из Англии после годичного отсутствия, мы пьянствуем в конторе. Вечер, нас трое - я, мой приятель и юная барышня лет -надцати, весьма университетского свойства. Мы уже изрядно теплые, я по старой привычке вытаскиваю аппарат, беру первую попавшуюся пленку, заряжаю его и начинаю фотографировать. Барышня смотрит на меня и замечает: «У вас ничего не получится! Какую пленку вы взяли? И какая выдержка и дафрагма?» В ответ я честно признаюсь, что не знаю, за год отсутствия забыл, какая пленка в кассете, а выдержка поставлена исключительно на слух. И тут эта девочка мне заявляет: «Ерунда, вы не фотограф, даже не знаете, какая пленка в кассете! Вот у меня мама, она профессиональный фотограф...» и дальше она начинает нести какую-то очень умную околесицу. Мы с притятелем чуть не померли со смеху. Это было так трогательно... Не могу же я объяснять этому ребенку тонкости фотокухни и что если я снимаю, то все-таки рассчитываю на результат. Но! То, что простительно барышне, глупенькой и страдающей детским максимализмом, совершенно непростительно взрослому человеку, который высказывает суждения подобного рода, подкрепляя аргументами, вроде - «Вот у меня друг специалист...»

 

«Прекрасный дилетант на пути в "Гастроном",

Того ли ты ждал, того ли ты ждал?»

(Б. Г.)

 

 

10. Про сны.

 

А еще я детстве очень любил спать, я писал тебе об этом? Вот тебе рассказка. Жил-был на свете человек. Жизнь его сложилась как-то неправильно и он разлюбил ее. И он стал спасаться во сне. Сперва он просто спал немного больше, чем обычно. Потом он стал проводить во сне больше времени, чем наяву. Мир, который окружал его во сне, был ярче и красочнее, чем реальность. Ему было лучше во сне, там все, что задумывалось, сбывалось, а что не сбывалось, то не имело значения. Иногда, просыпаясь, он долго не мог сообразить, то ли он засыпает во сне, то ли просыпается наяву. Шло время, реальная жизнь по-прежнему категорически не хотела баловать его удачами и все больше и больше времени он проводил во сне, где жизнь его складывалась наилучшим образом. Наконец, наступило время, когда во сне он старался спать как можно меньше времени, потому, что действительность превратилась в сон, почти кошмар, который преследовал его в той, нереальной жизни. Чем эта история закончилась, никто не знает, возможно, он в один прекрасный момент так больше и не проснулся...

 

«Кажется, он научился летать. Ему надоело сидеть в четырех стенах, он открыл окно и полетел. Кругами, постепенно набирая высоту, он парил над сонным городом.»

(Из ненаписанного)

 

 

11. Судек.

 

Был в Праге такой фотограф, Иозеф Судек, очень известный. Он на первой мировой войне потерял правую руку и не смог работать переплетчиком, на которого он учился до этого. И он стал фотографом. Постепенно к нему пришла известность, до сих пор в пивной, куда он ходил, есть скамья, на которой он сидел, на ней табличка с его именем... И фотографы, бывая в Праге, всегда разыскивают эту пивную и почитают за честь посидеть на его скамье. Любимым его сюжетом было окно мастерской, у него очень много таких фотографий. Однажды, когда его спросили, какую выдержку он ставил, кивнул на патефон, стоявший на столе и ответил: «Одна сторона Вагнера». Он не признавал новомодной техники и пользовался допотопной деревянной камерой, огромным ящиком с треногой. Он мог с этим аппаратом ночью пройти через всю Прагу, чтобы сделать один кадр ранним утром в каком-то определенном месте.

 

«...и в июне 1989 года студия была снесена вместе с оставшимися вещами Судека.»

(Из биографии Йозефа Судека)

 

 

12. Ну не Гумберт я.

 

Я очень люблю объяснять, но у меня получается довольно занудно. Один раз я даже вел фотокружок в школе. Но меня хватило очень ненадолго. В кружке занимались в основном старшеклассники, мы ходили с ними на пленер, даже наладили фотолабораторию. Все было бы хорошо, если бы не переходный возраст моих учеников, точнее - учениц. В последних классах школы сексуальная озабоченность женской (в подавляющем большинстве) составляющей учащихся забивает все остальные устремления. Я просто не мог рассказывать им о композиции, законах перспективы и что такое параллакс, обстановка становилась все более и более кипятошной... Когда я понял, что я не железный и не в состоянии больше выдерживать жестокую осаду со стороны этих маленьких фурий, я распрощался со школой и смылся. Так моим педагогическим талантам и не было суждено реализоваться.

 

«Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя.»

(Набоков, «Лолита», 1-я страница, 1-я строчка сверху)

 

 

13. Звезда.

 

Пришло мне в голову - представь: темное небо, в нем знакомые звезды. И вдруг зажигается новая - маленькая, далекая, но очень яркая, и я знаю, что эта звездочка зажглась специально для меня. Я не знаю ее орбиты, не знаю, какие планеты входят в ее солнечную систему, я знаю только, что она горит для меня, что часть ее света доходит до моего сердца... И никто меня не переубедит; я знаю, что звезды могут согревать, неправда, что они светят, но не греют. Я могу разговаривать с этой звездочкой, рассказывать, что происходит в моей душе и слушать, что она мне отвечает, глядя из бесконечного темного неба прямо в глаза... или в сердце. Надо только увидеть ее и открыться навстречу ее свету. И я так боюсь ее потерять!

 

«Зато у меня есть теперь своя звезда! Но и это когда-нибудь станет частью прошлого... Знала бы ты, как я этого не хочу! Почему так все несправедливо - когда начинаешь ценить будущее, его остается все меньше и меньше?..»

(Из письма)

 

 

14. Север.

 

В Архангельской области, недалеко от поселка Няндома, есть Кенозеро. Вокруг него - несколько заброшенных деревень. В них можно было жить, хотя дома уже полуразвалившиеся и в избе приходилось натягивать тент, крыши протекали. Удивительное место - водораздел двух рек, Онеги и Северной Двины. Это каменистая гряда, поросшая лесом, поверху идет дорога. По обеим сторонам тянутся озера, с одной стороны принадлежащие бассейну Онеги, с другой - Двины. Иногда в просветах между деревьями видны озера с двух сторон и тогда заметно, что разница их уровней - метра два. Причем с одной стороны озера с каменистым или песчаным дном, заросшие камышом. С другой - болотистые, с нависшими торфяными берегами и черной совершенно неподвижной водой. Ощущение от этого - видишь то, чего в природе быть не должно, но оно есть, и ты это видишь.

Там водятся глухари, совершенно удивительные птицы, огромные, черные с ярко красными перьями на голове, которые, летя по лесу, с шумом задевают на своем пути ветки и даже маленькие деревья. Когда летит глухарь, впечатление, что через лес продирается кто-то мохнатый и неуклюжий, вроде маленького медведя. Наверное, именно в таких местах живет сказка, где-то в дремучих северных лесах затерялась единственная в мире избушка на курьих ногах.

 

«10 Июня. У человека, почти у каждого, есть своя сказка, и нужно не дела разбирать, а постигнуть эту самую сказку.»

«- Ох! Господи, Господи, барин, барин, да что же это такое?»

(М. Пришвин, Дневники, 1914)

 

 

15. Немного про тактильность.

 

Узнать о человеке по его прикосновению можно очень много, иногда больше, чем по внешности или словам. О человеке может сложиться определенное представление уже по одному рукопожатию. Иногда после этого хочется немедленно вымыть руки - с таким человеком лучше больше не общаться. Есть прикосновения добрые, жадные, строгие или похотливые. Влажные и сухие. И все они характеризуют человека. Слова, интонацию, даже взгляд можно изменить, сыграть. Прикосновение выдает. Иногда даже достаточно видеть, как человек моет руки или что-нибудь берет, и уже можно сказать многое о его характере. Например, если человек трогает и берет все кончиками пальцев, то уже можно сказать, что он аккуратен и не очень в себе уверен, а если он прикасается так к тебе, то скорее всего, он тебя опасается или ты ему еще не знаком. Терпеть не могу, когда здороваясь, подают руку «лодочкой», это выражает некоторое пренебрежение. Прикосновением можно объясниться в любви лучше любых слов. И объект объяснения сразу поймет, насколько искренни чувства.

 

«И любовь - это только шуточка,

Это выдумал глупый мальчик...»

(Я не виноват, это мой любимый печальный Вертинский.)

 

 

16. Бабушка.

 

У меня была бабушка по материнской линии. Отцовская мама умерла за несколько лет до моего рождения, а мамину я помню очень хорошо. Она - часть моего детства. Когда мы с братом родились, родители заканчивали университет, бабушка ушла на пенсию и занялась нами. Мы очень любили слушать ее рассказы о своей жизни, а ей было о чем рассказать. До революции у них было имение на Плюссе, ее отец был военным врачом. До сих пор у родителей висит портрет моей прабабушки кисти некогда очень популярного художника Юлия Клевера. Он летом гостил в их имении и писал портреты всех домочадцев. После революции бабушка пошла учиться в театральную студию, но потом, я так и не узнал, почему, бросила и работала в какой-то механической мастерской. Потом она познакомилась с дедом, которого я тоже не застал, он погиб в первые дни войны. Мама родилась за два года до этого и деда тоже совсем не помнит.

Когда бабушка вышла на пенсию, она все равно не могла оставаться без дела и занялась историей какой-то церкви подо Мгой. До сих пор жалею, что так плохо помню ее рассказы про свое детство...

 

«Тихий шутик в платье клечатом

С голубым воротником,

Сторожит ручного кречета

Под бумажным колпаком.»

(Из бабушкиных стихов)

 

 

 

17. Соседка.

 

Вратце про мою коммунальную соседку. Она на несколько лет помладше меня, детдомовская. Совершенно безграмотная, но чертовски талантливая. Пишет песни, в которых - бывает так - смысл удается уловить не всегда, но общее настроение понятно. Она имеет обо всем свое мнение, но опять же, весьма своеобразное. Мы могли трепаться обо всем ночь напролет, она показывала свои новые песни и требовала, чтобы я убирал совсем явные грамматические ошибки; в чем ее определенный плюс - по поводу своей грамотности она вполне критического мнения. Я хвастался ей своими фотографиями и должен сказать, что ее мнение для меня значило немало. Один раз она за свои деньги (до сих пор не могу понять, как ей удавалось экономить из своей нищенской пенсии и не менее мизерной зарплаты) записала кассету, а я сделал для нее обложку с ее фотографией. Она была счастлива, как ребенок...

 

«Однажды меня спросили,

Есть ли на белом свете

Страна, где не плачет небо.

Но я не успел ответить...»

(Из жизни)

 

 

18. Осень.

 

А потом я опять оставался один и опять смотрел на темные верхушки деревьев на фоне осеннего темно-темно синего неба и на звезды. Проснувшись утром, вволю повалявшись в постели, я грел оставшуюся с вечера грибную тюрю с картошкой и шел смотреть, улетели ли серые цапли, чье гнездо было в паре километров ниже по Луге. Во всей округе это единственное гнездо серых цапель и мы каждый год весной ждали, когда они прилетят, а осенью ходили смотреть, улетели они или нет. Еще я ходил смотреть на бобровую плотину на маленькой лесной речушке со смешным названием Ящера. Бобры там огромные, толстые и совершенно не боятся людей. Потом я возращался домой, готовил очередную грибную пищу и опять выползал на крыльцо смотреть на осенний лес...

 

«Я в тебе уже утонул, я уже видел твои глаза...»

(Не знал только, что твои)

 

 

19. Мысли перед сном.

 

Думал о любви. Странная это штука. Чувство, совершенно неподконтрольное каким-либо логическим механизмам. Обладает колоссальной силищей - способно стирать с лица Земли целые государства и создавать вечность. Из-за своей алогичности любовь делает невозможное там, где казалось бы, бессильно все остальное. Человек ради любви готов принести в жертву все, свою жизнь - в том числе! Откуда она берется, не знает никто, сколько ни старались бы объяснить с точки зрения науки. Пытались выделить «гормон любви», который якобы вырабатывается организмом при определенных обстоятельствах. Но о чем может идти речь, когда расстояние в тысячи километров разделяют людей! Воображение? Но какая сила должна быть, чтобы заставить воображение так работать? Вот тебе и история про Галатею... Волей-неволей в голову лезут совершенно антинаучные, скорее мистические идеи. Любовь - это единственное иррациональное в человеке.

 

«Свойство человека - возвращаться... Туда, где было хорошо, в надежде, что ничего не изменилось. Туда, где было плохо, рассчитывая, что все изменилось и там уже хорошо... Как заставить себя не возвращаться? Как научиться смотреть вперед? Оглядываясь, мы воруем у себя шаг вперед. Помнить надо обязательно, но - не оглядываться. Жалеть о том, чего не произошло, о том, что оставлено, - это отказ от будущего...»

(Свет выключен, читать больше нечего.

No comments)

 

 

P. S.

 

«...Пошел доставать Маське шоколадку со шкафа, но зацепился ногой за что-то и обрушился, как старый дом, осужденный на снос за ветхостью... Не то, чтобы больно, но чертовски обидно и неприятно, пол каменный и очень жесткий. Маська перепугалась, бедная, больше меня. Пока я соскребал себя с пола и приводил в удобоваримое положение, она ходила кругами и совала мне в утешение изрядно уже обмусоленную шоколадку...»

 

 

Иерусалим, 2003