1. АНГЕЛ

Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери,

тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал.

Быт. 6, 1-2.

Он обращался в каплю дождя, чтобы только коснуться её плеч; она смеялась дождю, и это было для него большей наградой, чем снисходительно-одобряющий взгляд Создателя. Он становился пламенем костра, чтобы согреть её, озябшую ночью; она жалась к огню, и её пальцы, временами касавшиеся лепестков пламени, таили в себе что-то более древнее, чем Бездна и Тьма над Бездною. Он растворялся в дыхании тёплого воздуха и прятался в её волосах; чёрная гладь волос вилась по ветру, и это мгновение убивало в нём тяжёлую память о Будущем. Он вливался в твердь скал, когда она бросала приветственный клич рождающемуся солнцу; она ловила блики рассвета на камнях, даже не подозревая, что скалы хранили иной, не солнечный, свет. Он был третьим из Девяти, вырвавшихся из Бездны, когда прогремело — "ДА-БУДЕТ-СВЕТ"; ей было всего лишь четырнадцать лет.

— Я нарцисс Саронский, лилия долин!

Что лилия между тёрнами, то возлюбленная моя между девицами.

— Что яблонь между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами. В тени её люблю я сидеть, и плоды её сладки для гортани моей.

Он ввёл меня в дом пира, и знамя его надо мною — любовь.

Песн. П. 2, 1-4.

— Кто здесь?

— Спи. Я не потревожу тебя.

— Ты — Ангел?

— Ангел?.. Нет, что ты! Разве Ангелы разговаривают со Смертными?

— Тогда откуда ты здесь? Я не слышала, как ты подошёл.

— Ты вздремнула. Не беспокойся: спи.

— Ты будешь здесь, когда я проснусь?

— А тебе хотелось бы этого?

— Не знаю... Наверное, да.

— Да. Я буду с тобой. Спокойной ночи, принцесса!

— Спокойной ночи, Ангел!

И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями.

И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: "Кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати её?"

И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землёю, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в неё.

Отк. 5, 1-3.

— Я люблю её, — молвил он, сверкнув очами на Сидящего на престоле.

— Ты — Ангел, а она — Смертная, — ласково ответил Всевышний. — Ваши пути никогда не смогут сойтись.

— Я люблю её, — повторил Ангел.

— Нет, ты не любишь её. Наступит день, она постареет, и ты поймёшь, что её красота исчезла безвозвратно, ибо ты — вечен, а она — нет.

— Я люблю её, — не унимался безумец.

— Это твой старший брат... твой Изгнанный Брат искушает тебя порочной страстью: не боишься повторить его судьбу?

— Я люблю её.

— Только люди могут любить! Таковы Законы Мои.

— Тогда я стану человеком! И постарею, и умру вместе с нею, и мы возродимся вновь, и снова встретим друг друга, и снова постареем, и снова умрём, — и так до тех пор, пока Смерть не устрашится нас. А потом — мы вернёмся сюда, вместе, и тогда... тогда — трепещи, Создатель, ибо холодны твои законы!

— Безумец! — гневно вскричал Бог.

— Я люблю её, — гордо ответил Ангел.

Дни человека, как трава; как цвет полевой, так он цветёт.

Пройдёт над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.

Пс. 102, 15-16.

Иногда ей казалось, что дождь — это всего лишь вода, падающая с неба. Иногда в изгибах пламени ей в лицо скалились лихие саламандры. Иногда ветер встречал её в грудь и мешал идти. Иногда скалы становились для неё просто скалами, нагромождением серых, холодных и мёртвых, камней. Что-то, что раньше с восхищением смотрело на неё и всегда подставляло ей ладони, ныне покинуло воду, пламя, воздух и скалы, — думала она тогда. Но стоило ей заглянуть в его глаза, как дождь превращался в мелодию, огонь приветливо улыбался, ветер нежно касался её волос, а камни светились собственным неповторимым светом.

— Я всегда буду с тобой, Принцесса!

— Я всегда буду с тобой, ангел!

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.

И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы.

1 Кор. 13, 1-3.

"И ОНИ ЖИЛИ ДОЛГО И СЧАСТЛИВО, И УМЕРЛИ В ОДИН ДЕНЬ..."

2. БОГУМИЛА

И я спросил её:

— Красавица лучезарная, как зовут тебя?

— Радость Бога, — ответила она.

Н. Болток

— Как зовут тебя?..

Осторожное дыхание. Волосы, пролитые на плечи ковшом Водолея. Бесенята в глазах: так и просятся выскочить набедокурить! Стой, где ты?.. Босоногое кружение танца скрывает её ветвями деревьев.

Где ты?..

Молчание.

Где ты?..

Молчание.

Где?..

*

— Как зовут тебя, красавица?..

Солнечная ромашка в распущенных волосах. Тонкие стебли, раздвинутые хрупкими ладонями. Лукавые морщинки задорно искрятся в уголках глаз. Погоди, я хочу разглядеть тебя! Куда же ты?..

Шорох листьев. Журчание ручейка. Птичий щебет.

Куда?..

*

— Как зовут тебя, красавица лучезарная?..

Озорная улыбка рассеивает дубравный полумрак. Танец косули в пушистом серебре одуванчиков. Невесомая колыбель паучка. Испуганный трепет листьев. Неужели не скажешь? Скажу. Неужели не скажешь? Скажу. Неужели не скажешь?..

*

Плавный изгиб запястья, оплетённого травяным браслетом. Протянутые навстречу ладони. Ветер прячется в волосах.

— Богумила — имя моё.

Радость Бога. Голоса серебро. Лёгкое дуновение ветра. Звон колокольчиков. Где ты?..

*

Лишь примятые стебли травы...

3. КЛЕЙМЁННЫЙ БОЛЬЮ

Я расскажу тебе о Той, которую я любил; о Той, что была для меня всем: радостью и печалью, Жизнью и Смертью, смыслом существования и доказательством его бессмысленности; о Той, которую я предал.

Бесполезно называть время и место нашей первой встречи: мы встретились в Нигде и Никогда, потому что были Одним от Начала Времён. Эти слова могут показаться тебе надуманными и даже высокопарными, но мне не до тонкостей стиля, когда я говорю о Ней. Ещё тогда, когда я не знал её имени и лица, а она только предчувствовала меня в сновидениях, я помнил о Ней, звал Её, искал среди проносившихся мимо лиц. Порой мне казалось, что я – нашёл: вот она, Та, Которую я жду, Та, Которая предопределена мне раньше, чем Тень над Бездной возжелала Света… – но я вглядывался пристальнее, и едва уловимые Знаки подсказывали мне, что мой Поиск не закончен. Иногда я уставал от этой бесконечной гонки, от равнодушной суетности жизни и от кажущейся невыполнимости моей Мечты. Тогда мне думалось, что я – лишь отзвук того человека, которым себя возомнил, украшенный наносными дарованиями, патетическим красноречием и сотней-другой вычурных рифм. Но две молитвы, обращённые к Ней, спасали меня от равно непристойных сладкого забвения Смерти и рутинного блеска Жизни: “Ты – Единственное, что есть во мне Настоящего!” – и: “Не дай мне стать таким, как они!”

Годы Поиска заострили мои слова, сделали каменным лицо, выжгли нервы и приучили сердце к боли. Боль стала столь же привычной для меня, как дыхание. Она перестала удивлять, причинять страдания и даже – восхищать, – но не покидала меня ни на секунду, привыкнув ко мне едва ли не больше, чем я к ней. Избавлением могла бы стать Смерть, – но это бы значило отречься от Поиска и от Неё.

И я был вознаграждён.

Один Прекрасный День подарил мне – Её, а меня – Ей. Боль отступила, забившись в самые потаённые уголки памяти и ожидая своего часа.

В признаниях и громких словах не было необходимости, ибо мы знали: я – это Она, и Она – это я. Мы не клялись любить друг друга всю жизнь; не клялись беречь друг друга и заботиться друг о друге; не клялись хранить верность душой и телом. Это было между строк и не требовало слов. Но мы дали Страшную Клятву: если одному из нас суждено покинуть этот мир раньше другого, то второй обещает в три дня последовать за ним в Мир Теней, чтобы не разлучаться и в Смерти. Мы верили себе, а ещё больше – друг другу, и таким же безграничным, как наша вера, было наше счастье.

Год спустя она умерла.

Боль, вырвавшаяся на свободу, и Последний Долг призывали меня исполнить Клятву. Но в тот же день, когда Та, Которую я любил, покинула меня, я увидел твои глаза и предел Её – ради тебя.

Кто-то, прочтя эти строки, обвинит меня в малодушии и непостоянстве. “Ты так не хотел уподобиться толпе, – скажет он, – но что стоят твои слова, если ты не смог сохранить верность своего слова единственному существу, которое считал дорогим и близким?” Меня не смущают их наветы и упрёки. Сейчас, спустя восемнадцать лет, я уверен: ты сможешь понять меня, а Она – простить.

Я благодарен Судьбе за то, что день, отнявший у меня мою возлюбленную, подарил мне тебя. Сегодня, в день твоего совершеннолетия, я знаю, что дал тебе всё, что мог, и вправе тебя покинуть. Храни в душе крылатый огонь Звезды, ведущей тебя к твоей Мечте сквозь стены и лабиринты, и будь достойна памяти твоего отца и твоей несравненной матери, которые встретились, наконец, снова, чтобы никогда уже не расставаться!

4. ИВОЛОЖКА

Иволожка, Птица-Золото, вьёшь ли ты гнёзда свои? Вью, вью. Иволожка — Жёлтое Пёрышко, где лежат твои гнёздышки? Там, где ветер сплетается с соснами, где золотом листья падают, где все реки вливаются в озеро, что лежит на Краю Земли. Жёлтые перья мои — листья опавшие, жёлтые листья мои — блики солнечные. Чёрны ноченьки в краях нехоженых: что же ты, Иволга, гнёзда свои не прячешь? Полозам на разор достанутся гнёзда твои, Иволожка, прутик от прутика вытекут гнёзда твои сквозь пальцы. Не тронут ветры гнёзда мои, не вплетётся змея среди веточек: хранит-бережёт мои гнёздышки Волк — Серебряная Шерсть, Волк Желтоглазый, Волк-Легконожка. Свист мой с воем его — веточка к веточке: лягут нитями песни на полотно ночи. Дороги выстелю ногам его в усладу, крылом укрою сон его, окуну в прохладу озёрную.

Так ли, так ли? — ветер свистит. Грезится Волку свист Иволожки: Фью! фью! Гнёзда вью, вью! Волк бы Иволге тропы выведал, да тропы под крылами не чуются. Отдыхай, Иволожка: никуда твои гнёзда не денутся! Если плакать тебе, то с тобой заплачу, и смеяться с тобою рад. Лес не тёмен с тобою: дороги по небу да по земле одной тропою сплетаются, венком по воде плывут, сплетённые. Золото Перьев, Серебряная Шерсть: где найдутся ещё богатства такие? И на юг не лечу, а с тобой бы летел и на север.

Поцелуюсь, Иволга, с ветром: пусть он целует перья твои за меня. Голос твой донесётся через леса, через поля. Знаешь ли ты, что и мой голос летит ему навстречу? В сон мне — чёрное на золоте: как приснилась, так и въявь грезишься. Чую, перья растают к ноченьке, если воем на свист не отвечу. Застели своё гнёздышко пухом: в ноженьки тебе облако расстелю. Зубы мои нежные не надломят скорлупки в гнёздышке. Иволожка милая, сердце моё врачуй!

Иволга-Иволожка, что же гнёзда твои к рассвету не выцветились? Просто ирисы жёлтые с утра не распускались, а без них кто укажет Волку, где живёт его Птица-Иволга? Иволга-Иволоженька, ты ли это, кто ждёт Легконогого? И сама я не знаю, не спрашивай. Как распустятся ирисы жёлтые, так и скажет мне солнышко ясное, не его ли я жду возле гнёздышка.