«Вот и начал я помаленьку да полегоньку писать рассказы о своем детстве, о селе родном, о его обитателях, о дедушке и бабушке, ни с какой стороны не годных в литературные герои той поры».

В.Астафьев

 

Недавно мне приснился странный сон - на какой-то миг я почувствовала себя снова в детстве, на летних каникулах у бабушки с дедушкой, и он слился в один длинный летний день.

Сладкий сон. Закрытые ставни на окнах. В комнате тихо и темно, хоть глаз выколи. С улицы слышен приглушенный бабушкин крик: "Вставайте, засони!" и скрип открывающихся ставен. Сначала с них скидывается крючок, и пробивается узкая полоска света, разрезая комнату пополам, потом сразу становится видна вся комната - первая ставня открыта. Вместе с остальными распахнутыми ставнями врывается шум улицы - за окнами уже день, 11 часов! Запоздалое чувство утраты - пол дня проспали! Открываем с Татьяной дверь и слышим звуки и запахи с кухни: бабушка печет блины с маслом. Каждый новый шипит, растекаясь по сковородке. Потом блины укладываются горкой в неостывшую сковородку, смазываются намасленным гусиным пером и разрезаются крест на крест. Вилочкой цепляешь кусочек за краешек и накручиваешь. Блинчик нежный, горячий, пропитанный растопленным маслом, тает во рту.

В огороде под двумя яблонями опять попадали яблоки. Нам нужно собрать их в большие тазы. Яблоки мелкие, желтые, с кислинкой, но 5-6 штук я откладываю себе - они особенные, медовые. С одного бока под тонкой кожурой вместо мякоти будто меду налили, такой он прозрачный и теплый от солнца, даже косточки видны. Кусаешь его именно за этот бок и пьешь.

Потом нас отпускают на улицу и, встав напротив соседского окна, нараспев затягивам: "Лю-ю-да, вы- хо- ди!". Раз пять прокричим, пока в окне не появится сонная рожица, потом горячие от солнца металлические ворота откроются со скрипом и Люда, прихрамывая, выходит на улицу. Постепенно собирается вся наша компания: Сашка-хлызда с Вовкой, Люда, я и еще маленькая Татьяна.

После полудня хочется на озеро, идти далековато, но взрослые не пускают нас одних. Провожаем взглядом идущих через нашу улицу прохожих. Собаки облаивают каждого, особенно яростно рыбаков в высоких резиновых сапогах. Те на головах несут надувную лодку, с которой предательски низко свисают удочки и, покачиваясь на каждом шагу, дразнят собак. На дороге мягкая теплая пыль. Наступаешь в нее босиком, и она нежно обволакивает ноги. Стремительно наползает со стороны озера черная туча, тень от нее растет, и сумеречная часть мира наступает на солнечную. Моментально становится темно. По-хозяйски раскатисто, сверкая молниями, гремит гром, и начинается теплый проливной дождь. Крупные капли ласково обнимают тебя, в лужах весело плавают пузыри. Взрослые прячутся по домам, а мы бегаем по размешанной дождем кашице пыли и счастливо орем: "Дождик, дождик, пуще!". Но дождь быстро мельчает, и нам улыбается сквозь прореху тучи солнце. Слепой дождик!

На закате под яблоней накрывают круглый деревянный стол на толстых ножках. Он уже очень старый, лак почти весь облез, только в огороде ему и стоять. На белой скатерти, пятнистой от тени листьев, в глубоких тарелках дымится борщ со сметаной, большими кусками нарезана круглая булка ржаного хлеба. Вся семья в сборе. Солнце бросает последний жар, сад в золотистом цвете. Становится прохладнее, громкий разговор стихает сам по себе, наступающие сумерки навевают тишину и покой. Пока не позвали домой спать, можно поиграть в прятки, посидеть на скамейке у калитки и, отгоняя обломанными веточками клена комаров, рассказывать друг другу замечательные истории аж до полуночи. Так хорошо, что не хочется уходить, как - будто пропустишь что-то самое важное. День был длинный, как год.

Старые яблони давно срубили, бабушки и дедушки нет, дом продан. Я живу в другой стране, и все это в далеком прошлом. Я внезапно проснулась от мягкого рокота утренней грозы. Яркое чувство звенящего счастья, теплых летних красок и знакомых голосов сразу потускнели. Прошлое и настоящее случайно столкнулись, и тут же стали стремительно разлетаться в разные стороны. Я физически ощутила, как истончается с каждой секундой эта минутная связь. Точно не помню, что именно тогда мне приснилось. Старые яблони давно срубили, бабушки и дедушки нет, дом продан, всё это в далеком прошлом, а я живу в другой стране. Моя попытка выразить на бумаге свое состояние закончилось бессилием до слёз.

 

Ленка - дурак.

 

Посередине лета, через два года после развода, мама попыталась устроить личную жизнь. Она уехала с человеком старше ее лет на 20 и дочерью Леной в небольшой уральский городок со странным названием "черная голова" в переводе с башкирского. Лесные дороги к нему охранялись сухими огрызками берез на закисшем черноземе. Мертвые оглобли почерневших сосен сливались с перспективой болот, выставляя над линией горизонта свои уродливые изломы. Город был похож на холмистую пашню, перерытую кротами. Горы шахтовых отвалов естественно возвышались. На проложенной по ним колее игрушечные на вид снизу товарные вагонетки выращивали бесконечные продолжения насыпей. Семья поселилась на окраине города, в доме у подножия лесистого холма. Лена беззаботно гоняла на только что купленном самокате все дальше и дальше от жилья, разведывая новые места. Над каждым бугорком самокат буквально подлетал на бешеной скорости, создавая ощущение короткого полета.

Вскоре все уехали в отпуск. Новый папа был большим начальником на какой-то стройке, поэтому мог себе позволить отвезти молодую красавицу жену в курортный город Сочи. Летели самолетом, впервые глядя через иллюминаторы на землю. Жили в гостинице прямо у берега Черного моря, много купались и загорали. Лена касалась руками диковинных медуз, пока ладони не начинали нестерпимо жечь ядовитые прикосновения. Выловленные из воды медузы бесследно таяли. Запомнился огромный обезьяний питомник, наглые вороватые мартышки. На фотоснимках запечатлели высоченные и в пять обхватов широкие пальмы, а несколько кадров потратили на веерохвостых надменных павлинов. Лена привезла домой большую ракушку, и, приложив к уху, подолгу слушала шум моря, воскрешая в памяти яркие сочные краски южного лета, крики чаек и беззаботных купальщиков.

Приближалась осень. Первого сентября Лена пошла в первый класс. Самыми близкими друзьями стали дети с соседней парты Лариса Саблина и Гера Букин. Будучи замкнутой в общении, Лена никогда не встревала первой в чей-нибудь разговор, поджав губы и настороженно глядя исподлобья. К этим ребятам она сразу прониклась доверием. Лариса оказалась бойкой девочкой очень маленького роста, с тонюсенькими золотистыми косичками, любительницей поболтать на уроке, что не мешало ей неплохо учиться. Гера был намного спокойнее, очень исполнительный и аккуратный светло-русый мальчик. На переменках он любил натягивать на голову школьный пиджак, придерживая руками лацканы, с хохотом носился по коридору за довольными девчонками и громким голосом бубухал.

Домой дети уходили вместе, отзанимавшись в группе продленного дня, расходились в разные стороны за железнодорожным переездом, чуть дальше старой 50-метровой насыпи из пустой породы. Остальные полтора километра Лена шла вдоль тихой прозрачной речки одна. На мелких прибережных плешинах сквозь живое стекло загадочно мерцали разноцветные песчинки. Лена часто приседала у берега на корточки, осторожно выбирала их рукой, стараясь не замутить мозаичное дно. Она зачарованно разглядывала на тоненькой мокрой ладошке малахитовые, бардовые, бежевые, золотые и прозрачные крупинки. Высыхая на солнце, те мертвенно тускнели. Приходилось спасать их, бросая в живую воду.

Зима началась позже обычного. Снег забелил почерневшие останки осени, задорно захрустел под ногами, люди сменили унылые зонты, плащи и резиновые сапоги на меховую одежду и уютные валенки. В первые же выходные начались лыжные соревнования, дети раскатали санки. Через месяц наступили зимние каникулы, ребята понастроили снежные крепости, залили водой ледяные горки. Возле Лениного дома взрослые вырыли в плотных сугробах "муравьиные ходы". Рядом жили только два брата татарина - Федька- четырехклассник и шестилетний Радька, который плохо говорил по-русски. Лене нравилась их искренняя дружба. Ползая с визгом по узким туннелям, они преследовали друг друга, едва уворачиваясь. Играли в догонялки дотемна, домой приходили по уши мокрые, с полными снега валенками, уставшие и счастливые.

Еще летом на поляну за домом Федька притащил старое бревно. Сначала дети хотели его распилить на пенечки, потом выдолбить лодку, исковыряли неумелыми тычками гвоздем и с тех пор использовали в качестве опоры для сидения. Частенько разводили рядом костры, пекли горелую картошку, колотили по тлеющим углям ветками, рассыпая горящие искры. Теперь здесь было холодно, неуютно, чаще катались на санках с горы. Радька старался сжульничать, если была не его очередь сидеть рядом с Леной, кидал в них с Федькой снежками и заваливал на ходу санки, хватаясь сзади за спинку сиденья. У Лены выбивались волосы из-под шапки, мокрыми прядями налипали на лицо. Замерзшими пальцами она пыталась их заправить за уши, но при падении в сугроб шапка сдвигалась, волосы снова выбивались наружу. Однажды в снежной перепалке Радька ткнулся губами прямо в щеку Лене, она сердито вскочила, крикнула "Дурак!" и убежала домой, утирая лицо. Не разговаривала с мальчишками неделю.

Наступила весна. Снег съежился, отяжелел, захлюпал под ногами. На реке начался ледоход. Местные дети частенько катались на льдинах, бывали даже несчастные случаи. Поговаривали, что в прошлом году утонула одна девочка, так ее даже водолазы не нашли.

Федька постучал Лене в окно, когда дом был полон гостей - приехала тетя Вера со своим семейством. Неподалеку от города их запорожец попал в аварию. Машина имела весьма покореженный вид, но пассажиры чудом остались без единой царапины. Теперь мама устраивала всех в доме, оживленно обсуждая их приключение в дороге и последние семейные новости. Лена выглянула в форточку, и Федька заговорщицки пробормотал:

- На речку идешь?

- На льдинах кататься? - она испуганно вытаращила глаза.

- Ну да! Так ты идешь?

Лена замялась:

- Мама не пустит. У нас гости. Ладно, я счас!

Она юркнула в комнату и, немного погодя, появилась из дверей уже одетая.

- Маме некогда, я сказала, что мы идем лазить по "муравейнику".

Подбежал Радька. Дети направились к реке у моста, чтобы было поглубже, и льдины проплывали у самого берега. Наперегонки запрыгивая на ближайшую льдину, мальчишки черпали через раз сапогами ледяную крошку, прокатывались до первого поворота реки, затем прыгали на берег. Лене везло - ни разу в воду не оступилась и уплывала дальше всех. В очередной раз братья прислонились к березе, стоя цаплями на одной ноге и выливая воду из обуви. Она издали увидела, как из-под моста приближается отличная льдина. Если поторопиться, то можно успеть раньше них. Не рассчитала, поспешила. Неловко прыгнула и ушла по пояс в реку возле самого берега.

Все происходило как во сне: Лена пыталась нащупать ногами опору, но только пинала отвесную стену, под ногами - глубина. Не сразу поняла, почему не тонет выше пояса - руки крепко ухватились за мерзлую прибережную насыпь и тянули отяжелевшее от мокрой одежды туловище наверх. Позвать мальчишек не было голоса, широко раскрытыми глазами удивленно таращилась на застывших с разинутыми ртами ребят. Ничего не соображая, она бессознательно впивалась ногтями в землю, а в голове крутилось дурацкое слово "водолазы". Потом Лена ощутила себя стоящей на одной ноге рядом с мальчишками: она выжимала стянутый на ступне в узел колготок. Дети истерично хохотали, странно поблескивая глазами. Кататься на льдинах больше никто не хотел, все устало разошлись по домам.

Мокрая Лена с опаской переступила порог дома. Мама выглянула из кухни, посмотрела внимательно на Лену и устало сказала:

- Господи, ну почему обязательно надо так угвоздаться?

Помогая Лене переодеться, она продолжала ворчать:

- Я закопаю на фиг ваши снежные катакомбы. Уже все тает, а вы по грязи ползаете.

Потом Лена сонно сидела за столом, пила горячий чай, слушала бессвязный гомон гостей. Она удивлялась, почему мама в этот вечер не пела и заразительно не смеялась, как обычно, а что-то грустно говорила тете Вере. Та внимательно слушала, кивала головой, обе тяжко вздыхали. "Неужели из-за мокрой одежды?" - думала Лена. Ей показалось, что причина не в этом, а в чем-то взрослом и непонятном.

Через два месяца начались летние каникулы. Радостная ребятня разъехалась по родственникам, засобиралась и Лена с мамой к бабушке с дедушкой. Они уезжали насовсем. Девочка прибежала на их общую поляну, грустно обошла кругом. На старом бревне с обратной стороны корявыми буквами виднелась надпись синей краской - "Ленка дурак!". Она заливисто рассмеялась и уехала из этого города, бережно унося в душе тепло детской дружбы.

 

Плановка, как она есть.

 

Родители мамы живут в частном секторе областного центра, разделенном на участки по 10 домов. Небольшие улочки и переулки с названиями, встречающимися в любом городе Советского Союза, составляют жилмассив под названием Плановка.

Мама устроилась преподавателем в строительное училище, и хотя летом нет учеников, на работу почему-то все равно уходит. Ира, младшая мамина сестра, которая тоже живет с ними, работает секретарем-машинисткой на заводе. Она такая же рыжеволосая, как мама, только небольшого росточка. Ира увлеченно собирает глянцевые фотографии известных актеров и певцов. В два толстенных фотоальбома аккуратно вставлены черно-белые, коричневые, или реже цветные открытки-фотокарточки. Актеры запечатлены вполоборота, смотрящими в правый или левый верхний угол, томно закатив подведенные глаза и блистая напомаженной укладкой волос. О них Ирина может рассказывать бесконечно, перечисляя фильмы и песни. Вечерами и на выходные дни она самозабвенно крутит любимые пластинки с модными мелодиями. Лена многие выучила наизусть, и вместе с Ирой подпевает Синий иней, Последнюю электричку, Каникулы любви.

В доме напротив живут двоюродные брат с сестрой - Вовка Денисов и Людка Ерофеева. Между собой они немного похожи - темный вьющийся волос, круглые глаза и большеватый рот, верхняя губа чуть приоткрыта, обнажая передние зубы. Вовка довольно худенький, вертлявый мальчишка, он еще не ходит в школу. Люда медлительна и уравновешенна, длинная челка зачесана назад. Из-за левой ноги, которая чуть короче правой, у нее неровная походка. При этом она часто держит руки, чуть сгибая в локтях, а кисти расслаблены и покачиваются в сторону в такт шагам. Люда закончила второй класс и старше Лены года на полтора.

Частыми играми бывали прыжки по нарисованным классикам, беготня в прятки, пересмешки в глухой телефон или постройка домиков из песка. В первую неделю приезда Лены дети с удовольствием прятались по старым тайникам, а чтобы было побольше народу, позвали Уколова Сашку с углового дома. Он тоже, как Вовка, еще не ходит в школу. Весь какой-то неловкий и малоподвижный, он делает все невпопад, любые вопросы решает слезами. За это его прозвали Сашка-хлызда. Дети встали кругом, и Люда начала считалку, касаясь ребят рукой по очереди на каждом слове:

- Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, все равно тебе галить! - вытолкнув их круга Сашку на последнем слове. Тот привычно затянул свою нудную историю, что его обижают, и он сейчас пойдет домой. Люка махнула рукой и согласилась галить за него. Она подошла к воротам, закрыла глаза, согнув в локте правую руку и облокотившись на ворота, начала медленно считать:

- Раз, два, три, четыре, пять - я иду искать! Кто не спрятался, я не виновата! - и, не открывая руки, вопросительно крикнула - Всё?

- Не-е-т, - откуда-то издалека крикнула не успевшая спрятаться Лена. Она вспомнила замечательное старое место, в котором укрывалась в прошлом году - за густой травой в палисаднике ее дома, и торопливо утаптывалась в самом дальнем углу.

Наконец, на голос Люды никто не откликнулся, и она стала обходить знакомые потайные места, стараясь не отходить далеко от ворот. Вовка, как всегда, внезапно выскочил из укрытия и первым подбежал к воротам, бешено колотя ладонью и крича "Баш, баш, баш!". Люда только нервно развернулась - она знала, что за Вовкой не угнаться, и привычно стала искать ребят дальше. Вовка радовался недолго, заскучал, начал, как обычно, обкидывать ее мелкими камушками, больно попадая по рукам и ногам. Люда разозлилась, отвлеклась, и Сашка бросился из-за широкого кустарника ей наперерез. Люда была ближе к воротам, но Вовка подставил ножку. Сестра неуклюже растянулась на пыльном дворе. Сашка ликующе заорал, тарабаня по воротам и подпрыгивая на месте. Люда приподнялась, села на землю, осматривая царапины на локтях и коленке, тихонько всхлипывая от обиды.

Лена с досадой выбралась из своего укрытия, неторопливо подходя к месту событий. Вовка виновато топтался чуть поодаль от Люды, зыркая глазами по сторонам. Лена приготовилась схватить его за руку, но он опередил, сорвался с места чуть раньше нее, сделал бегом круг почета, и с хохотом ловко увернувшись, скрылся вместе с Сашкой за углом улицы. Люда обязательно наябедничает на него бабушке, но ему все равно от нее не попадет. Прошлым летом Вовкин отец по пьянке зарезал соседку, теперь сидел в тюрьме. Его мама от чего-то умерла, и осиротевший мальчик остался под опекой бабушки, которая, жалея сорванца, за его проделки строго не наказывала. Люда говорила, что его мама умерла потому, что Вовка похоронил как-то птенца, поставив крестик из прутиков прямо на дороге. Это была плохая примета. Теперь все ритуальные погребения дохлых птенцов и кошек проводились в неприметных заброшенных местах, а крестики совсем не ставили.

У Лены руки так и чесались проучить Вовку, но никак не удавалось придумать подходящего плана. Решение пришло неожиданно, ближе к вечеру. Девчонки копались в песочнице, когда мальчишки стали к ним приставать, устав от безделья. Они нарвали где-то огромные ветки крапивы, и, обернув стебли газетой, чтобы не обжечь ладони, тыкали в девчонок колючими листьями. Люда болезненно ойкала и ругалась, а Лена терпеливо молчала, будто и не больно ей вовсе. Вовка заинтересованно подошел ближе, несколько раз провел крапивой Лене по руке, та любезно предложила ему попробовать еще, и он ослабил бдительность, подойдя совсем вплотную. Лена выхватила ветки из рук Вовки и принялась хлестать его со всех сил. Обезумевший пацан запоздало рванулся, потеряв начальную скорость, поэтому Лена бежала за ним довольно долго, ударяя то по спине, то пониже, и приговаривая "На тебе, на тебе!", а Вовка разогнался так, что сандалии слетели и замелькали голые грязные пятки. "Ле-е-енка-а не-е на-а-адо-о-о!" - орал он, пока не вырвался далеко вперед, да и крапива обтрепалась. Уставшая Лена поплелась довольная назад, и ей нисколько не хотелось даже плакать от боли в руках.

На следующий день в гости пришла Вера, средняя мамина сестра, и привела с собой дочь Татьяну. Тане 6 лет, но для своего возраста она довольно крупный развитый ребенок с сильными руками и тугими косичками из пружинистых колечек каштановых волос. Девочек отпустили гулять на улицу - бабушка готовила обед, а дедушка а сидел на скамейке в палисаднике и строгал из вишневой ветки мундштук для папирос. При этом он умудрялся курить, бормоча что-то про себя губами и не вынимая старый мундштук изо рта. Длинный столбик пепла на папиросе нарастал, падал и рассыпался у деда на круглом животе, прикрытом полу расстегнутой рубашкой. Бабушка собирала из теста пирог и сердито выглядывала из-за створки открытого окна на улицу. Короткое каре полуседых волос, заколотых за ушами, слегка растрепалось и придавало невысокой полной бабушке еще более строгий вид.

Позвали Люду и в лицах изобразили Татьяне вчерашнюю историю, передразнивая вопли Вовки и показывая обожженные крапивой руки. Потом Люда живописно рассказала, как Вовка стонал пол ночи, поворачиваясь в постели на больные места, и девчонки от души посмеялись. Лена пыталась представить, как поделом Вовка мучается, но в глазах вставала картина, когда она весь вечер держала свои руки под струей ледяной воды по локоть, снимая обжигающую боль пузырей от крапивы.

 

Витька и велосипед.

 

На окружной улице Витьке-первоклашке купили новенький велосипед. Неделю на зависть всей ребятне мальчик неровно колесил вдоль улицы, научился разгоняться по горке вниз, и даже благосклонно дал прокатиться пару раз своим приятелям. Был вечер, когда Лена возвращалась от подружки Иры, которая жила на той улице, но ее не оказалось дома. Витька с гордым видом пронесся мимо Лены. Недавно она была со всей семьей в детском парке, в котором брали напрокат небольшой двухколесный велосипед. Лена села на него и проехала по наклонной аллее, слегка покручивая педали, первый раз в жизни! Если бы он дал сейчас прокатиться, у нее получится не хуже. Витька, заметив говорящий взгляд девочки, приостановился и важно сказал:

- Я сейчас в окружную проеду, и дам тебе покататься.

- А я тоже там живу. Мне все равно туда, я за тобой пойду.

Мальчик неторопливо поехал дальше, а Лена чуть прибавила шаг, стараясь от него не отставать. Витька немного разогнался, Лена весело побежала рядом вприпрыжку, с каждым шагом прибавляя скорость. Витька раскраснелся, натужно крутя педалями, даже запыхался. Лена тоже почувствовала жар, но отставать почему-то не хотелось. Вместо своей улицы Витька повернул на другую, с большим усилием нажимая на педали.

- Витька, ты куда? - задыхаясь, крикнула Лена.

- А я еще немножко! Сейчас! - тусклым голосом ответил он и со всех сил прибавил скорость. Лена никак не могла понять, почему он так странно поступил, но надежда на его обещание еще теплилась, поэтому она побежала за ним дальше, тем более что возвращаться с чужой улицы одной не очень то хотелось.

Стало заметно смеркаться. Лена заволновалась, что ее могут потерять дома, да и Витьку наругают. Она все еще бежала рядом с ним, и теплый летний воздух обдувал ее горячее лицо, сушил дыхание. Незнакомые дома мелькали вереницей, Лена неслась, не чуя под собой ног, словно поднимаясь над дорожной колеей. Ни усталости, ни жажды, никакого другого желания больше не было - хотелось попасть домой. Она боялась, что если остановится, то не сможет больше двинуться с места. Так и расстались они на развилке - Витька промчался к себе на улицу, а Лена, повернув за угол, выбежала на свою. Замедляя шаг и устало приближаясь к ребятам, Лена споткнулась и грузно рухнула посередине улицы. Дети, не зная, какой путь она проделала, дружно расхохотались, показывая на нее пальцами.

Наверное, недавнее чувство маленького полета над землей не позволило ей расплакаться. Поймав слезы в уголки глаз, сидя на земле, она громче всех засмеялась, вытянув перед собой правую ногу и показывая вконец разодранный сандалий, из которого, как сосиски в двойном бутерброде, выглядывали грязные ушибленные пальцы. Домой на этот раз ушла рано - сильно "гудели" ноги и саднила коленка. Нерадиво вымывшись, она наспех поела борща с картофельными шанежками и бухнулась в постель, сразу уснув.

 

Осторожно, двери закрываются.

 

Хорошо, что на следующий день была суббота. Мама насобирала последние копейки до получки, и костеря на чем свет стоит неугомонную дочь и обувную промышленность в целом, отправилась с Леной покупать новые сандалии. Пока пришлось одеть прежние рваные, но ожидание новенькой глянцевой обуви с целыми ровными ремешками позволяло не обращать на такие мелочи внимания. К остановке шли молча, мама о чем-то думала. На небе с утра было пасмурно, начинал накрапывать мелкий прохладный дождь. Лена беспокойно поглядывала на маму, которая могла в любой момент повернуть назад, если дождь вдруг пойдет очень сильно. Стояли на остановке, казалось, целую вечность, пока вдалеке из-за поворота не показался долгожданный троллейбус. Пока он медленно полз, неохотно приближаясь, подошли еще несколько человек и нетерпеливо встали у края тротуара.

Почему во время непогоды троллейбусы куда-то пропадают, а те немногие, что есть, так переполнены, что проезжают мимо без остановки? Этот остановился, с вздохом раскрыл двери, и Лена с ужасом увидела плотную стену из спин. Все, можно поворачивать домой, они ни за что сегодня не уедут. На пределе отчаяния она как бы со стороны услышала свой звонкий голос: "Граждане пассажиры! Пропустите женщину с ребенком!". Спины дружно как-то заколыхались, по салону прокатился густой негромкий смех, и в проходе передней двери стена распалась надвое. Покрасневшая от неловкости мама подхватила Лену за локти и зашла с ней в троллейбус.

Вечером Лена обновляла желанную покупку, взлетая на качелях возле девятиэтажки, рядом с остановкой. Толстые ровные наружные швы сандалий отлично тормозили, если зарываться ими в землю. Буруны сухой пыли волнами разлетались по сторонам, разрытая под качелями чужими ногами ямка еще больше углубилась. Последняя проверка прошла блестяще. Лена спрыгнула с качели на ходу, так шлепнув сандалиями о землю, что даже ступни отбила.

 

Сон в летнюю ночь.

 

В следующую субботу к вечеру вся семья была дома. Мама сначала писала что-то в тоненьких тетрадках, потом с облегчением отложила их в сторону и натянула между двумя шурупами на крышке стола толстую тугую нить. Затем кропотливо начала вплетать в нее пряди собственных отрезанных локонов, чтобы потом скрутить снятую нить спиралью и собрать на затылке модную прическу из накладного парика. Бабушка жарила в сковородке картофельные драники по специальному заказу дедушки, а он терпеливо ждал первой порции, неторопливо потягивая горячий чай с сахаром вприкуску.

Для этой церемонии у него есть специальный позолоченный подстаканник с широким 200-граммовым стаканом, как у проводников в поездах, и плоская стеклянная сахарница, вставленная в ажурные металлические ножки. К набору прилагаются небольшие кусачки, чтобы раскалывать твердые сахарные головы на более мелкие куски. Крупными пальцами больших сильных рук он выбирает сладкие осколки и складывает в рот, потом запивает горячим черным чаем и медленно глотает, рассасывая любимое лакомство. Своих зубов у него давно нет из-за перенесенной цинги, поэтому сахар как сладость считается на первом месте после сгущенки.

Лена должна прополоть маленькую грядку проросшей морковки, но она провертелась дома, а теперь и подавно ждёт драников на пару с дедушкой. Ира только что вернулась из магазина с новой пластинкой ансамбля "Ариэль" и грамзаписью мультфильма "Бременские музыканты". Лена мусолит в руках первую масляную картофельную лепешку и канючит у Иры поставить сначала песню Трубадура. Ира сама горит нетерпением насладиться новой покупкой, и, не взирая на приставания племянницы, включила погромче "Алешкину любовь".

- Ленка, паразитка, куда тебя с куском понесло, быстро на кухню! - фальцетом крикнула бабушка и загремела, что-то прибирая, кастрюлями. Пока мама не вмешалась, Лена юркнула на кухню и пристроилась к дедушке, ожидая, когда освободится его чайный стакан.

Домочадцы угомонились довольно поздно, только дедушка задержался на кухне возле радиолы, чтобы посидеть и докурить последнюю папироску, заправленную в новый мундштук. Во всем доме погасили лампочки, только светящееся окошко приемника выхватило из темноты дедушкин силуэт и отбрасывает на стену его усталую задумчивую тень. Радио "Маяк" передавало ночной концерт, но дедушка скорее слушал свои мысли, звучно вздыхая в клубах дыма. При каждой затяжке папироса вспыхивала красным огоньком, словно далекий маячок. Наконец, дедушка встал, выключил радио, шаркая тапочками и откашливая дым, прошел вдоль стены в соседнюю комнату, где уже задремала бабушка. Он улегся на пружинную кровать, недолго поворочался, потом затих.

Лена легла спать в зале на старом раскладном диване. Было уже за полночь. Она честно закрывала глаза несколько раз, но события последних дней оживали в картинках и не давали уснуть. Ставни на окнах бабушка не закрыла, и сквозь открытые форточки доносились ночные звуки. Где-то одиноко забрехала сонная собака, под окном прокрался, шелестя травой, наверное, кот. С проезжей части за девятиэтажкой донесся стонущий гул пустого запоздалого троллейбуса - транспорт работал до часу ночи. Лена повернулась на другой бок к стене. В ночной тишине далеким эхом динамика разнеслось бормотание железнодорожного диспетчера, послышались грустный гудок тепловоза и многократный звук колес, сдвинувшихся с места под тяжестью груженых вагонов.

Было такое чувство, что над Леной нет потолка, словно открылось огромное звездное небо. Кроме звуков невидимых людей и машин, ничего больше вокруг не было, только она одна на всем белом свете. Откинув с шумом одеяло, Лена вскочила босиком на прохладный пол и прошлепала к маме в спальню. Мама спросонья почувствовала, как дочь закопошилась у нее под одеялом, но выгонять не стала, несмотря на тесноту односпальной кровати. Лена уткнулась носом в мамину спину, закинула ногу на ее бедро, затихла и, наконец, уснула.

Они воевали с мальчишками с соседней улицы. Дома стояли невероятно далеко друг от друга, на пустыре не было видно края, но до него нужно было добежать. Лена с легкостью разогналась и раскинула руки крыльями - еще пара полу прыжков, и приподнялась над землей в стремительном разбеге. Она как большая птица невысоко парила, почти не шевеля руками, ноги перебирали воздух, и теплый ветер уносил ее мимо медленно сменявшихся домов. Грудь готова была разорваться от нахлынувшей радости, свободы, восторга. Откуда-то издалека послышалась красивая грустная мелодия: невидимый музыкант пронзительно играл на трубе, а нежные скрипки печально подпевали. Лена открыла глаза, полные теплых слезинок, постепенно понимая, что лежит в пустой маминой постели, сбив ногами одеяло в комок и разметав руки. В комнате светло, из зала слышны голоса бабушки и мамы. Ира включила на всю громкость пластинку, и по всему дому разносится "... есть только миг, ослепительный миг".

Чтобы слезы не пропадали даром, Лена решила немного поплакать - мама бросила ее здесь одну и, наверное, спала на диване. Услышав хныкание, мама заглянула в спальню и со смехом оправдалась:

- Так ты всю ночь в футбол играла, с тобой невозможно спать!

Лена вспомнила огромное поле из своего сна, стремительный бег и подумала, что маме действительно здорово досталось. Она спрыгнула с кровати и побежала на кухню, на запах бабушкиных блинов.