- О, свет очей моих! Славный мой жеребенок! - страшно и надрывно кричала байбише. - Кто посмел остановить бег твой? Кто посмел осиротить меня и сделать дни мои длиннее самой черной ночи.

Как орлица, раскинув крылья над погибшим птенцом, байбише с распущенными седы-ми волосами, которые разметал ветер, сидела над телом Амирхана. Она склонялась над его грудью, вдыхала родной запах, не в силах поверить, что сердце ее жеребенка, ее младшего и самого любимого детища, не стучит больше. Она вглядывалась в его глаза, надеясь, что вот-вот откроет их и скажет, улыбаясь: "Ну, что ты мама? Зачем эти слезы? Ведь я живой!"

Она молила глаза: "Откройтесь!"

Она молила сердце: "Стучи!". Но ...

- Возьми мою жизнь сынок! Возьми, но только живи! Что мне без тебя делать в этом мире?

Но не мог Амирхан в первый раз в своей жизни исполнить просьбу матери. Не мог и уже никогда не сможет.

Байбише наконец осознав, что это все: не встать ее сыну никогда с земли, тяжело под-нялась сама и не убирая с лица пряди длинных седых волос, грозно спросила тех, кто принес ей тело сына.

-Кто?

Она хотела знать, кто оборвал светлый путь ее сына.

-Юнцы из рода Кадырали, - ответили ей, потупя глаза, не смея взглянуть на убитую горем байбише Алиму.

-Что надо было им в наших пределах? Кадырали откочевал со всеми своими аулами.

-Да, но они праздновали рождение сына у младшего отпрыска Кадырали. В завершение праздника решили потешить себя барымтой и отогнать табун лошадей в подарок новорож-денному. Глотнув излишне архи, Баймагамбет посмеивался, что лучше жеребятся кобылы чужого табуна и что младенцу надо дарить пристойный подарок, чтобы, когда возмужает, владел бы не одним табуном. Их выбор пал на твои, Алима-апай, табуны.

-Пусть подавятся табуном моим, чтобы конские ребра повылазили меж ребер их! Но жизнь моего сына не табун!!! И сын младшего сына Кадырали не ханского рода, чтобы на его праздник ему приносили чужую жизнь!

-Арха, байбише, затуманила глаза Баймагамбета.

-Что творится со степью? Куда мы идем, если арха решает вопросы мира и войны? Ка-дырали никогда не вредил нам, ведь он родственник по линии покойного Баракхана. Даль-ний, но он был верен слову дружбы, всегда.

-Да, но Баймагамбет вырос большой задирой, особенно, когда его и без того горячую черную кровь разгорячит арха.

-Надо потребовать с Кадырали плату за убийство Амирхана, как заведено в степи, - сказал один из аксакалов аула байбише, хранитель степных законов. – Пусть расчитается своими табунами или выдаст голову Баймагамбета.

-Кому нужны табуны несчастного Кадырали? И кому нужна глупая голова Баймагам-бета? Моему светлому Амирхану нужна была степь и небо, полное неразгаданных тайн, ко-торые наполняли душу моего сына песнями, лившимися из этой души, воспламеняя другие сердца. Не воином был Амирхан, он был душой самой степи. Разве может сравниться жизнь разгульного барымтача Баймагамбета с той потерей, которую сужденно нести мне? Никто не заметит смерти Баймагамбета и только облегченно вздохнут многие, что прервется путь смутьяна, втягивающего дружеские роды в раздоры! Это не равноценная плата.

-Что тогда будешь делать, байбише? – спросил аксакал тихо.

-Надо похоронить Амирхана. Так же красиво, как он жил, -ответила старая Алима и вернулась к сыну.

Снова склонилась Алима над телом Амирхана, укрывая его своими волосами, опускав-шимися на его грудь. Она нежно и ласково погладила щеки сына, на которых совсем еще не-давно играл румянец…

-Жеребенок мой, надежда и утеха дней моих. Кто измерит горе мое? –слеза скатилась по сухим щекам ее. –Я знаю, что сделаю и не осуждай меня, сынок –сказала она о чем-то решенном ею.

-Я созову лучших певцов степи – пусть они споют тебе песню-прощание.

Поднялась Алима легко и уверенно. Все в ней говорило о решительности. «Сильная байбише!» - подумали люди и лишь аксакал, прищурив глаза, подумал: «Что-то задумала байбише. Впереди нас могут ждать неожиданности.» Он долго жил и многое замечал, старый аксакал аула Алимы.

Съезжались все, кто хотели проститься с Амирханом. Приехали певцы и привезли свои песни. Алима ходила прямо, гордо неся свою боль. Она больше не плакала – иссякли сле-зы…

Алима приказала не жалеть ничего, чтобы поминальный той запомнился щедростью всем.

-Пусть будет щедрым дастархан, как душа Амирхана была щедра на любовь к людям.

…Предали земле тело, насыпали холм и положили домбру. Может…

Что может? Не встать Амирхану, не взять в руки домбры, а душа его светлая улетит ввысь. Но пусть лежит домбра, как знак того, что покоится здесь тот, кто мог бы еще петь, но не дали…

Алима сидела отрешенная, уйдя мыслями в даль, где видела своего сына, смешно пере-ставлявшего ноги: он учился ходить! Падал и смеялся! Не плакал! Вот какой он смелый ее жеребенок!

«Сильная духом мать твоя,

О, Амирхан…»

Слова песни, которую пел один из певцов степи, вернули Алиму из воспоминаний. Ог-нем вспыхнули глаза ее. Смолчала. Она ждала, он не мог не прийти.

И он пришел, старый Кадырали. Сердцем почуяла, что это он, когда увидела вдали скачущих лошадей. Не было видно кого они несли на своих спинах, но сердце подсказало: он.

Скорбно подходил Кадырали к байбише, горе придавило его. Рождение внука принесло вместо радости – печаль. Не так он хотел отпраздновать, не так.

-Чем оплатить мне потерю твою? - спросил он, склонясь перед Алимой. – Любую цену назови! Возьми жизнь мою.

-Что стоят наши с тобой жизни Кадырали? Много ли трав можем мы истоптать наши-ми усталыми ногами? За дорогое – платят дорого! Я призываю всех быть свидетелями, духов земли нашей призываю свидетельствовать: за дорогое – платят дорого! Как жертву в испол-нение этого я отдаю сердце свое, уставшее биться без моего Амирхана.

Резко выхватила Алима нож и всадила его себе в сердце, упав с улыбкой на лице. Лишь одно слово слетело с губ.

-Сынок!

-Ах!-как один человек выдохнула степь.

Но был этот вздох сильнее грома!

Что крылось за словами Алимы: «За дорогое -платят дорого?»-подумал старый аксакал, зная, что исполниться сказанное.

Прошли годы, стало забываться многое. Но понял не только старый Кадырали. завет Алимы, когда горе пришло в его аул .Умер младший. самый дорогой сын. В погоне за джей-раном слетел с коня и ударился головой о камень. Будто сама Алима подложила этот ка-мень… «За дорогое - платят дорого!»

Проклятье легло на род Кадырали. Из поколения в поколение, самый младший из рода, едва достигнув возраста Амирхана, уходил из жизни нелепо, случайно…

В двадцать девять лет, как ушел Амирхан- светлая душа степи.

… И только старый аксакал аула байбише Алимы знал: не проклятье это! Смягчила Алима удар, который мог истребить род Кадырали. В ночь страшной трагедии, когда добро-вольно ушла из жизни Алима, сидел он один, под звездным небом у костра и размышлял над словами Алимы. Он не заметил как сон начал смежать его глаза, но вдруг появилась Алима в белом наряде. Она как будто стояла над костром.

-Не надо мстить роду Кадырали. Это мое слово, которого нельзя ослушаться. Они за-платят плату, что выбрали сами. Это не мое проклятие, это их жребий. В страдании, очистит-ся род Кадырали от совершенного. Они научатся не пить архи и ценить жизнь. И лишь когда их род воспитает младшего сына с душой широкой и светлой, как у Амирхана – значит: они заплатили. Они должны восполнить потерю, принесенную в степь. Не раньше.

-Алима-апай , -начал было аксакал, но Алима растаяла в воздухе, лишь дым от костра поднимался в верх.

Весь род Алимы воинственно готовился ответить за все роду Кадырали.

-Не можем мы идти против указа Синего Неба, - сказал аксакал, усмиряя пыл соби-равшихся в поход. – Не можем без того, чтобы не навлечь его гнева на весь наш род.

-Мы не можем оставить это так, иначе мы не мужчины.

-Не только можем, но и должны. Так сказали мне духи. Не надо мешать, чтобы совер-шилось справедливое воздаяние.

Нелегко далось аксакалу усмирение праведного негодования, требующего возмездия. Не легко, но все-таки удалось.

Прошли века, забылось все. И льется рекой арха-водка и не ценят жизнь других…

Эх, степь, степь! Страдает душа светлого Амирхана, ибо не готова ты еще принять его.