«Крепкое слово, к месту и вовремя

сказанное - облегчает душу, постоянное

употребление бранных слов,

лишает ругательство всякого смысла».

Джек Лондон.

 

Образовываться как-то захотелось. Поступил в техникум.

Поступил, значит, бумаги какие-то получил и, - общежитие, - говорю, - дайте, какой из меня студент без общаги, страсть как пожить в общаге хочется. Дают бумажку и говорят:

- Пойдешь прямо, потом налево, а там прямо в «Лошадинную» и упрешься.

– Как это в «Лошадинную», - опешил я.

– Да, я забыл, что ты у нас новенький, - произнес тот, что бумажку выдавал. - До революции там конюшни были, слово «Конюшня» не прижилось, первые студенты быстро его в «Лошадиную» перекрестили.

– Наш техникум из старейших, еще в 1920 году был организован, - горделиво добавил он.

Пошел я в общагу оформляться. Нормальная, смотрю, общага, окошки есть, пол не соломой выстлан. Даже места общественного пользования имеются.

- Будешь жить в 25 стойле, - сообщает комендант. Я удивляюсь еще пуще прежнего. Комендант, заметив мое изумление, успокоил меня.

- Это наши первые студенты так прозвали нынешние комнаты. В ту пору время-то горячее было, двадцатые годы, первое время жили в стойлах. А в тридцатых, когда стройматериал пошел уже в Вузы и техникумы, отреставрировали мы бывшую конюшню, стойла расширили, нары убрали, установили места общего пользования. С тех пор так и живем. А название осталось. Студенты страсть как любят историю сохранять!

Я взял на вахте ключ и пошел осматривать свое будущее жилье. Пол, смотрю, есть, окно тоже присутствовало. Шесть железных кроватей, у каждой в изголовье коричневая тумбочка, стол круглый посередине, четыре стула и шкаф. Я открыл его скрипучие двери. Стадо тараканов, прервав на миг броулоновское движение, остановилось, изучило меня и, потеряв вскоре всякий интерес к будущему жильцу, продолжило свои изыскания по обгрызенным полкам.

– Ну, - думаю, - если тараканы живут, то и студент не пропадет!

Через день комната полностью была заселена. Ребята в основном из ближайших деревень (я приехал издалека), решивших навсегда разорвать отношения с сельским хозяйством.

Через неделю каждый уже получил прозвище. Притерлись к друг другу: вместе на лекции, вместе в столовку, вечером вместе анекдоты травим. Такое понаслышал, что и сейчас вспомнить не могу!

Только замечают мои сотоварищи, что анекдотов-то я не рассказываю. И хохочу как-то странно, не как все.

– Давай анекдот, - говорят, - трави, твоя очередь теперь рассказывать.

Делать нечего, вспомнил я запомнившийся мне анекдот про Василия Ивановича, собрался духом и приступил.

Как-то вечером Петька спрашивает Василия Ивановича:

- Василий Иванович, а можешь ты за вечер бутылку водки выпить?

- Могу, Петька, могу!

- А две?

- И две Петька могу!

- А море?

- Нет, Петька, не могу, огурцов не хватит!

Никто почему-то не засмеялся.

– Как это так? - вопросил самый шустрый, - чтоб море огурцами закусывали. И все дружно загоготали, но уже надо мной. Похохотали до слез, и уже. не обращая на меня внимания, травили следующий.

– Да! - пронеслось у меня в голове уже спустя 40 лет, - куда ж я попал! В будущие конструктора народ подался, а воображение дальше 2-х ящиков водки не работает!

Прошло какое-то время. Замечают мои товарищи, что слов бранных не применяю.

Пристали ко мне:

- Ну, скажи вот так-то и так-то.

А у меня никак из горла это выражение не выходит! Ничего с собой поделать не могу! Не выходит и все!

Пошли они тогда на хитрость. (“Голь на выдумки хитра” – прим. авт.).

Прихожу как-то вечером, толкаю дверь – заперта.

– Откройте, - прошу, - свой я.

– Пароль? - спрашивает самый шустрый.

– Какой еще пароль? - говорю.

– Скажи то-то, то-то и то-то, - требует Шустрый (кличку я дал ему, прижилась), - тогда откроем. Я оборачиваюсь по сторонам - никого в коридоре нет. Делать нечего, наклоняюсь к замочной скважине, и шепчу набор указанных нецензурных слов.

– Громче, - повелительно требует шустрый. Слышно, что за дверью притаились. Я еще раз осматриваюсь - никого нет. Повышаю голос.

– Еще громче.

Я занервничал и брякнул по настоящему.

- На сегодня достаточно, - важно заявил Шустрый, впуская меня в комнату.

– Вот тебе список, каждый вечер новый пароль будешь говорить.

Так я приступил еще к новой науке: умению говорить матом. Что поделать! В общаге все должны говорить матом!

Так уж получилось, что в жизни я и до сих пор использую метод обратного воздействия. Предлагают сделать так-то и так-то. Вижу, что неправильно предлагают, или мне не по душе. Но ситуация безвыходная, делать надо так, как предложено. Я делаю вид, что соглашаюсь и, придерживаясь указанного направления, довожу предложенное до абсурда. И вы знаете - действует безотказно!

Мат моих жильцов как бы сглаживал недостатки их речи, соединяя отдельные фразы в гладкую форму повествования. А для выражения чувств, одно и тоже матерное слово произносилось с разным оттенком, как, допустим, кошка своим «мяу» может выразить и ласку и показать свою агрессивность.

Я же решил поднять мат на уровень искусства.

Сходил в местный дом пионеров на кружок ораторского искусства, послушал бойкие рапорты юных пионеров.

– Пусть, пусть голос развивают, - подумал я, - может захочется образовываться и в общаге пожить – пригодится!

Полистал литературу по сценическому искусству, научился входить в образ. Для укрепления голосовых связок закупил десяток яиц и приступил к тренировкам.

Уходил за город в открытое поле (техникум и общежитие находились на окраине города) и отчаянно тренировался. Начала падать успеваемость, под угрозой была стипендия в 20 р., но я не сдавался и регулярно шлифовал свой голос.

К концу недели обо мне знала уже вся общага. Как только вечером я возвращался с учебы, едва вступив за порог «Лошадиной», слышал восторженное «Идет», и весь коридор оживал. Собиралась толпа желающих поразвлечься. Я важно подходил к своей комнате, там уже ждали. Я стучал в дверь и просил: « Откройте».

– Пароль, - гнусавил Шустрый. Я еще раз громче стучал и требовал

своего. Требование пароля повторялось. Стуча изо всех сил, я входил в образ и мощным, хорошо поставленным голосом повторял требование:

- Сейчас же откройте! И тут же добавлял отработанное нецензурное выражение.

Следовал дружный смех толпы, возгласы: « Во, дает!”

Со своей вахты слезала тятя Паша и укоряла меня: « Чё ж ты, милый, так ругаешься, ругался бы потише».

Я с достоинством отвечал: «Не могу, тетя Паша, не откроют же окаянные!»

Мой авторитет явно рос. Жильцы других комнат, чувствуя явную популярность комнаты №25, предлагали перейти к ним. Я решил из этого сделать выгоду.

- Всё! - сообщаю своим соседям, - перехожу в другую комнату. Предлагают сало из деревни доставлять и яйца для укрепления голосовых связок. Сказал и вышел якобы в нужное место.

Возвращаюсь через положенное время, смотрю - притихли ребятушки.

- Мы согласны, - сообразив, что потеряют такую знаменитую личность как я, сообщили они, - раз в неделю из деревни будем тебе продукт доставлять.

- Так, - важно говорю я, - ты, Шустрый, должен дюжину яиц поставить. – А ты, - я ткнул в сторону соседа по койке, - чтоб гуся запеченного каждый раз привозил. Еще одному поручил сало и овощи. Так я получил за свое искусство дополнительный паек.

Паек ежедневно приходилось отрабатывать. А тут еще и жильцы соседних комнат, проявив известную хитрость, стали подпирать поутру дверь скамейкой с обратной стороны с требованием пароля. Теперь уже мои жильцы с надеждой глядели на меня. К тому времени моя слава дошла и до рабочих местного общежития, которые, возвращаясь с ночной смены, толпились под окнами нашей комнаты.

Утро начиналось с возни в коридоре и скрипучим шагам за окном (уж выпал снег).

– Давай, паря,- буди, а то в столовку опоздаем, - требовали те, что в коридоре.

– Давай, студент, голоси, а то гастроном уж скоро откроется, - требовали за окном.

Я выжидал еще минуты две, потом резво вставал, подтягивал трусы и приближался к столу. Шустрый держал тарелочку с очередной цитатой, другой, что гуся доставлял - тарелочку с двумя яйцами. Ударом ножа я поочередно разбивал их и проглатывал. Бывали иногда промахи, и яйцо растекалось по ладони. Тогда третий, что сальцо поставлял, подавал мое полотенце и я аккуратно, не спеша вытирал свои руки.

Тщательно пережевав пищу, я подбоченивался. Наступала мертвая тишина. Даже тараканы в шкафу прекращали свое непрерывное шуршание, понимая важность момента. Набрав побольше воздуха, я делал выдох на слове «Эх» и, набрав очередную порцию общаговского спёртого воздуха, оглашал окрестности очередным ядрёным ругательством.

– Во, дает! - раздавались со стороны коридора еще не окрепшие голоса будущих конструкторов.

– Молодец, студент! - разносилось хриплым басом под окнами, - эту науку тоже надо изучать, а то не быть тебе начальником.

Первыми начинали свой шелест тараканы. Студенты торопились на занятия, рабочие ночной смены гурьбой спешили в гастроном опохмеляться.

День начинал свой отсчет.

Популярность моя докатилась и до техникума. После окончания занятий, внизу ждала с каждым днем все увеличившаяся толпа поклонников. Я молча проходил, они оживленно, выдержав дистанцию следовали за мной, ожидая на улице, когда я заходил в гастроном, делая нехитрые студенческие закупки. После представления в «Лошадиной» поклонники моего искусства, получив заряд бодрости, той же толпой шли к ближайшему пивному ларьку, где со смаком обсуждали мои достоинства. Нам «Лошадиным» это было не по карману.

В техникуме парни начали как-то по особому уважать меня и приглашали на перекур. Девчонки же, увидев меня, двусмысленно улыбались и хихикали. Мне это явно не нравилось.

Как-то раз, они плотным кольцом окружили входную лестницу, не давая мне пройти. Самая шустрая, ехидно улыбаясь, спросила:

- Ну, а как яички-то, вкусные аль нет.

Я, наконец, не выдержал:

- А что, ты разве еще не пробовала, смотри, какая вымахала, пора уж и попробовать!

Одни недоуменно, скривясь пожимали плечиками, считая, что я несу какую-то чушь, у других начали краснеть лица, третьи (одна или две) прыскали в кулачок и озорно поблескивали глазками в мою сторону. Последние мне явно нравились. После этого случая внимание ко мне со стороны слабого пола сошло на нет.

Слухи дошли и до преподавателей.

- К ним должен быть уже другой подход, - рассуждал я. - Сами понимаете, в чем я этой фразой обвиню мужчин преподавателей. Случай решил все само собой.

Как-то на занятиях по истории партии меня вызвали к доске и устроили допрос по этой самой партии. Я что-то отвечал, но когда задали вопрос: « Когда состоялся 99 Пленум ЦК», вспомнить о дне и часе начала пленума я никак не смог и молча продолжал стоять.

- Может у тебя с голосом не все в порядке, - ухмыляясь в свои хохлацкие усы, поинтересовался преподаватель. – Наверное у тебя сегодня по утру только одно яичко было?

Начитавшись сценического искусства, я входил в образ. Поворачивался к сидящим спиной, слегка раздвигал ноги и, нагнув голову, приступал к разглядыванию причинного места.

– Разрешите выйти в туалет, проверить надо, - с озабоченным видом обратился я к историку, - может действительно только одно. Очевидно по пути выпало.

Желающий унизить меня начал багроветь.

- Шутник, - бросил он мне, - садись.

Я с обиженной физиономией сел на свое место.

Надо как-то было освобождаться от ежедневного кукареканья. Я рассчитывал на приход комиссии преподавателей техникума. Тогда бы я прокричал пароль, сделав вид, что не замечаю их присутствия. Был бы, конечно, скандал, но тетя Паша обещала за меня вступиться.

Судьба распорядилась по другому. Все еще сопровождаемый поклонниками, однажды я, уже приближаясь к общежитию, увидел впереди идущих директора и троих преподавателей, мужчин нашего техникума.

Я замедлил шаг и, удерживая дистанцию, вскоре вошел вслед за ними в «Лошадиную».

Директор с преподавателями направился сразу к моей комнате. Услышав шум приближающихся шагов, там быстро закрыли дверь на ключ и приготовились.

- Откройте, - постучав в дверь, - попросил директор.

- Пароль, - требовательно прозвучал из за двери голос Шустрого.

В коридоре наступила абсолютная тишина.

- Какой еще пароль, сейчас же откройте, - с возмущением потребовал директор.

- Пароль, - гнусавили за стенкой.

- Сейчас же откройте! - приходя в негодование, уже прокричал директор, и добавил такое крепкое выражение, что все просто …

Под воздействием пароля проскрипел ключ, и дверь открылась. Сияющая физиономия Шустрого еще какое-то мгновенье выражала полную удовлетворение произведенным эффектом, но голова, анализируя нестандартность ситуации, заставила вскоре придать ей уже другое выражение.

Выходя из комнаты, директор грозно взглянул на меня, хотел что-то сказать, но взгляд его на время потеплел и, не сказав больше ни слова, комиссия покинула «Лошадиную».

- В общаге тоже наверное жил, - с уважением пронеслось у меня в голове, - хотя и университет закончил.

 

- Какой же это юмор! - воскликнет читатель, получивший образование в аналогичной общаге, - это же описание форменного безобразия!

- Вот насмешил, так насмешил, надо же так закрутить сюжет! – посмеявшись, подумает читатель домашнего воспитания.

- Не может такого быть! - заволнуется родитель отпрыска, получающего образование далеко от дома. – Сейчас другие времена, молодежь стала образованнее и культурнее!

- Может! - заявляет автор, свидетель подобной истории. Прочтите ещё раз и найдите слова коменданта:

«Студенты страсть как любят историю сохранять!”

 

Р.S. Тянет в прошлое. Был я там в начале перестройки. По случаю 25-летия окончания техникума. «Лошадиной» уж нет, другую общагу для студентов успели построить. Говорят при 16 этажах.

Появилось удобное жильё, молодёжь стала лучше одеваться и питаться, а мат как был, так и остался.

Говорят, что стал ещё более изощрённее.

Что касается меня, то после посещения директором общаги, спрос на моё «искусство» исчез. С тех пор с матом и завязал. Что поделать! Несовременная личность! Как говорят классики: «У каждого свои недостатки!»