Как тебя назвать, милочка, Нина, Оля, Лена, Света? Выбирай любое имя, не жалко. Выбери себе любой после тридцати возраст, любое лицо и любой размер зарплаты или бюста. Выбери себе болезни, детей и мужей. Выбери всё и всех - я разрешаю. Как говорят - даю добро (как чудесно звучит). Оставь мне взамен чуть-чуть своего детства, ведь тебе не будет жалко, правда? Но только не прячь глаза и не дуй губки, когда я скажу правду. Ты спросишь, как я ее узнал? Ты скажешь, что я не мог быть там, за 20минут от Киевского (Курского, Павелецкого) вокзала. Ты возразишь, что меня не было на свете, и я не могу знать, как каждое утро ты приезжала к станции на своем велосипеде - ага, ты вздрогнула? Откуда я знаю? Знаю и тебе меня уже не остановить. Я проболтаюсь всем. И ты на мгновение почувствуешь себя голой и жалкой. Почему? Потому что я знаю, что это так. За что? За то, что ты виновата. Слушай же…

 

Ты переехала из далекого северного (южного, восточного) городка в Москву. Ну, почти в Москву. Сейчас там уже стоят многоэтажки и под землей тяжело ворочается червяк метрополитена. Да… Сейчас за пятак ты бы могла преодолеть расстояние до своей школы за 25 минут. А в те такие уже нереальные годы твоего детства надо было ехать полчаса на электричке, а потом еще 15 минут пешком. Неблизкий путь, но школа была уж больно по душе твоей маме. Да и тебе там нравилось.

Так вот. Шесть раз в неделю ты ровно в 7:35 выскакивала из дома, болтая косичками с синими (а в праздники белыми) бантами. В портфеле сделанные на отлично уроки и кошелек с 35 копейками - столько стоили все затраты на твой взрослый путь до школы. Ты вскакивала на свой раздолбанный, не по возрасту здоровый «Минск» и жала на педали. Тебе надо было успеть на 7:50.Следующая электричка шла через 20 минут и тебе не подходила.

 

Я немного опишу велосипед - не вздрагивай. Это была довольно уродливая машина с мужской рамой, через которую ты так трогательно перекидывала ножку в белом гольфе. Велосипед когда-то, видимо, был травяного зеленого цвета, но почему-то его перекрасили в черный – кто-то неаккуратно и жирно мазал эти перегибчивые трубки и шестерни. Только надпись « Минск» пожалел и оставил ее, глуповато зеленеющую, посреди облупившихся подтеков черной нитроэмали. Чуть заржавленная цепь, которую сосед дядька Кирилл иногда смазывал из смешной масленки. Руль похожий на наряд пестрой курицы - пятнышки ржавчины навсегда въелись в некогда блестящую поверхность. Наверно, кто-то забыл велосипед под дождем однажды. Наверно… Что еще? Конечно резиновые ручки, затвердевшие от времени и множества рук. Конечно, конечно седло, похожее на инквизиторские штуки типа Железной Девы и Испанского сапожка, седло было ужасно неудобное, угловатое и в трещинках, не раз ты, бедная девочка, натирала об него свою нежную попку…

Но, не смотря ни на что, с момента переезда в этот район, полный каштанов и пивных ларьков, старый велосипед был твоей главной игрушкой и приятелем. Я даже не знаю, насколько ты любила на нем кататься, мне кажется, тебе просто льстило обладание такой здоровой махиной. Часто ты просто сидела рядом с ним и казалась абсолютно счастливой. Иногда ты украшала своего любимца то ленточкой, то сорванным цветком - очень недолговечные обитатели на железном приятеле. А еще я помню, как заезжий сосед показал тебе чудо-изобретение под справедливым названием Трещотка.

 

 

 

 

 

Это была обыкновенная деревянная прищепка и всунутый в нее кусочек картона или тонкой пластмассы, прикрепленный к раме так, чтоб картон касался спиц, при должной скорости трещотка издавала волшебный стрекочущий звук. Да… Была ли большая радость в твои десять лет, чем протрещать пару улиц, лихо свернуть около магазинчика старьевщика и въехать во двор на минуту позже чудесного звука? Да… Это было счастье…

 

Так вот. Шесть раз в неделю ты выскакивала утром из дома и гнала на станцию. Велосипед пел под тобой свою ровную упругую песню, немного сбивая ритм на рытвинах и поворотах. Ты слезала с него около перрона, а затем, убедившись, что за тобой никто не подглядывает, быстро прятала велосипед в проем между двух гаражей. Там иногда пахло мочой и псиной, но тебе казалось, что велосипеду нравится эта игра в прятки. Ты загораживала его доской от случайных глаз и взмахнув школьной коричневой юбкой бежала на гудок поезда, и конечно, ты знала, где остановится последняя дверь второго вагона, конечно знала…

И ты уезжала в городскую суету и веселье, оставив свой велик дожидаться тебя между двух гаражей. (Трудно избежать соблазна представить, о чем думал «Минск» в это время, но я избегу. Ведь это был только велосипед…)

А в 4 дня ты приезжала на обратной электричке и часто, освобождая велосипед из засады и, крутя педали в сторону дома, ты рассказывала о прошедшем дне и о своих радостях или тревогах. Так прошло почти два года.

 

Потом у твоей мамы появился более-менее длительный мужчина - дядя Сережа и как-то вышло, что иногда ты оставалась ночевать у московской тетки, веселой крашенной блондинки со шпицем и большим бюстом. Она забирала тебя после школы и ты ночевала у нее пару раз в неделю, твоему велосипеду приходилось ждать больше суток. Сначала ты извинялась, потом как-то перестала разговаривать с ним - ты была уже взрослой девочкой. Что-то было естественно и потом, вроде тетка переехала в другой город или вообще уехала к мужу на Украину, как-то вышло, что ты почти поселилась в ее квартире и только иногда звонила маме. Да в общем, все это мне уже безразлично, как и то, во сколько лет ты потеряла девственность и в какой институт ты поступила. Скучно. И вообще мне иногда кажется, что юность с её прыщами и физиологией - отвратительна. Согласна?

 

Да, девочка моя. Ты раз и навсегда забыла своего железного дружка в тайной щели среди двух гаражей. Ты спешила жить, и память (а заодно и совесть) отставали на бегу. Да ты и не оборачивалась. Твоя жизнь из неторопливой мелодрамы застоя и покоя заспешила в ритмах восьмидесятых. Видеоклип, один из законов которого, не задерживаться в одном плане больше 30 секунд. Так у тебя и выходило. Папф-папф - студенческая жизнь, умопомрачительный секс на чердаке театра Сатиры - он был помощником осветителя. Па-памф-памф – смена теткиной квартиры после её смерти от сердечного приступа. Папф - марихуана в парке Горького, Папф - распределение под Питер в крошечный городок. Папаф - свадьба там же с Витькой с параллельного потока. Паф - развод. Слава богу, что не залетела. Паф - тусовки с золотой молодежью - споры о Бродском, Пастернак, Кама-Сутра, поза 118 на турнике - смешно. Ночи напролет болтовня. Ночи напролет слезы, смех и новые мальчишки - второй виток молодости. Ау, где ты Витька, дурачок?

Снова замуж по расчету - хороший тихий мальчик из еврейской семьи. Паф - аспирантура, Паф - сын Гога, паф - и ты тогда сначала даже и не расслышала, а, расслышав, не поверила бы, что это может настолько изменить твои танцы и твою музыку. Тогда ты просто пожала плечами, укладывая ребенка спать. Каким-то бредом звучали слова свекрови на кухне –странные скользкие словечки:

 

Симочка, а как же нажитое, ковры куда же? Ах, брось ты, Берта, продам на Тишинке. Главное прочь из этой страны! Ты слышала, говорят, снова погромы готовятся. А я…а ты на Сеню то посмотри - у него ведь семья, жалко мальчика… Паф…паф…пааа…

 

 

 

Да… Завертелась, наращивая обороты другая жизнь. В доме стали появляться другие люди, немного похожие на твою прежнюю среду, но Бродский теперь звучал в другом контексте. И ты, которая была так благожелательно настроена к действительности, стала внезапно проникаться звучащими идеями, хотя основ ты не принимала. На улицах смеялись дети и ходили влюбленные парочки. Ты всматривалась в лица проходящих людей и искала ту самую затаенную ненависть и змеиную хитрость, о которой тебе уши прожужжала свекровь. Люди были обычны и будничны - усталые, грустные и жалкие, но они были просто обычными понятными людьми. Ты это видела и чувствовала, но однако влезать в споры родственников ты не решалась, уж больно красива была выстроенная ими схема. Жить в этой стране можно только доносчикам и шлюхам. Жить в этой стране можно, только давая взятки, и вылизывая чужие задницы (этот аргумент на тебя всегда сильно действовал). Жить в этой гребаной стране опасно, а растить ребенка - опасно втройне!!!! А значит, надо уезжать любым способом. Или умереть. Или умереть…

 

Я не буду тебя обвинять в бесхребетности и уступчивости - да и кто я такой, чтоб читать морали. У тебя были свои мотивы для уезда, смешные и трогательные. Тебе, например, не нравилось жить в пятиэтажке. Тебе мечталось о заграничных шмотках и шампанском на краю бассейна. Тебе хотелось машины, да не Запорожца…Тебе хотелось тепла круглый год. Тебе хотелось начать новую жизнь. И, в общем-то, все сбылось почти, как в сказке…

 

 

Когда ты очнулась, тебе было на три года старше, и выглядеть ты стала серьезнее. Когда ты пыталась потом рассказывать, что ничего не помнишь из этих трех лет, люди смеялись и списывали на философский настрой твоей души. Ты так и осталась в недоуменном одиночестве своей местной потери памяти. С пристальным вниманием ты вглядывалась в фотографии этих прошедших лет. Сомнений не было, ты жила, ты сменила 2 страны и завела еще одного ребенка. Твой муж тоже остался всамделишный и тоже не слишком тебе верил. Ты еще с полгода покусывала локти и протирала глаза, а потом по-женски смирилась, освоилась и еще раз стала привыкать жить в стране с вечным летом и картонкой синего неба над пальмами. Тебе удалось научиться жить в плакате ,который 5 лет провисел в туалете проданной теткиной квартиры. Ты снова начала наращивать обороты под новые ритмы новой Родины.

Тунц, тутунц - английский осваивался быстро и с удовольствием. Ты научилась болтать на порядок быстрее своих еврейских родственников. Тунц, ты начала наращивать карьеру, меняя профессии и зарплаты. Тунц, машина, тунц - вторая, тунц - дом в рассрочку, тунц - новые знакомые, новая кровь, новая кожа. Тунц-тунц…

 

Ты выскочила из ритма, потому что кто-то звонил в дверь. Звонил долго и настойчиво… И в объятия тебе упала рыжеволосая Ностальгия с горестным: «Как долго я тебя искала!!!» И она поселилась в твоем уютном доме и понемногу стала хозяйничать. Ты вспомнила адреса бывших друзей, ты вспомнила телефоны. Вдруг тебе стали невыносимы все иностранцы вокруг, захотелось русского языка и понимания. Ты поняла, почему тебе было тяжело - иностранцы были изначально чужими и их проблемы, кроме денег, секса и скуки - были тоже чужими.

 

Они опирались на другие опоры, для них были создана другая система тяготения и притяжения. Они стали тебе не нужны, ты подозревала, что им ты была не нужна изначально. Ты надевала английскую речь вместе с одеждой и снимала ее как одежду, возвращаясь, домой. Это было приятно. Приятно быть без обязанностей, приятно быть отдельно от чужой культуры. Зашелестели старые фотоальбомы, зазвучали старые кассеты. Это было приятно… и это было понятно. Правда?

 

Однажды, проснувшись среди ночи, ты не нащупала спящего мужа. Босиком, в ночной рубашке ты привидением обошла весь свой большой дом и обнаружила только спящих детей и Ностальгию, курящую в патио… Она взглянула на тебя и криво усмехнулась.

- Где он? - закричала ты - Куда ты его дела, сука?

Ностальгия затушила бычок и спокойно сказала: «Теперь я его жена…»

- Не смеешь, - прошептала ты, сжав кулаки, - я не отдам его тебе, слышишь???

Ностальгия в ответ пробормотала что-то невнятное и исчезла. Но она осталась.

В ту ночь тебе снова приснилась станция в 15-ти минутах от Курского (Киевского, Павелецкого) вокзала. Все было также, бетонные плиты перрона и люди, ждущие электричку. Только они все смотрели в сторону, словно обижались на тебя за что-то. Поезд подходил во время, но совсем тихо-с мягким шуршащим звуком. Ты вставала к краю перрона, точно помня, что тут откроется последняя дверь второго вагона. Ты в душе злорадствовала над этими противными обидчивыми людьми, сгрудившимися где-то вдалеке. Но когда поезд остановился окутанный бежевым паром, ты с ужасом заметила, что он теперь стал останавливаться совсем в другом месте и ты катастрофически не успеваешь добежать до двери. А это значит, что ты опоздаешь в школу! А это значит… Велосипед! - радостно вспоминаешь ты и просыпаешься с этим словом, потная и взъерошенная.

 

Велосипед… Велосипед - ты оставила его между двух гаражей, оставила тысячу лет назад. Ты его бросила ржаветь там - память подло подставляет тебе дождливое утро, когда ты последний раз прятала между гаражей - ржавая жесть, кусок картона с надписью: «Урзум Шеврази» и мысль: «Ничего, вернусь и вытру его потом. Он же из нержавейки…»

 

Велосипед крашенный черной нитроэмалью - сколько же назад это было? Лет 10 назад… Бррр. Какой десять? Двадцать? Да нет, почти 30 лет назад..28,если быть честной. Потому Что сейчас тебе… Господи…ГОСПОДИ….

 

А что произошло? Ничего не произошло. Муж съездил туда на 2 недели. Скрытно, билеты купил, гадина, на себя одного. Почему? Потому что он сильнее хотел там побывать, там его друзья. «И подруги» - шептало сердце. Ну и пусть. Если б я знала, ты бы мог съездить в… это близко. Зачем? Ну…я там велосипед оставила …в детстве… ЧтОООО? Ну, Велосипед – такой черн…Нин (Оль, Свет, Лен), ты дура, что ли? Какие велосипеды? - там перерыто все, там, небось, новый район построили…велосипед какой-то….

 

Ну да, ну конечно - наверняка гаражи снесли, а велосипед уволокли - это же вещь, она же нужна… Но все-таки, - как проверить? Позвонить подруге в Москву: «Мил, ты бы не могла…» кошмар - вообще за дуру примут. Почему, почему я должна об этом думать…

 

Этот сон стал повторяться с пугающей периодичностью - ты спускаешься по деревянным ступеням перрона и идешь к гаражам. Ржавая жесть - ну что, есть он там или нет? Еще шаг, еще полшага - вон… Вон видна картонка с выцветшей надписью «Урзум Шеврази», протянуть руку и… ААААААА!!! - с криками просыпалась ты и встречалась с сонным мужниным взглядом.

 

А иногда не встречалась - последнее время отношения у вас стали хуже, и он иногда стал спать в ливинг рум. Его роман с Ностальгией продолжался - он все чаще стал брать в прокат русские кино и все больше зачитывался русскими газетами. Это был проигрыш.

 

Впрочем, не это мучило тебя в эти дни. Ты стала вдруг гостеприимной хозяйкой и старалась позвать в гости недавно прибывших - они снова хлынули в ваши края - вечно голодные искатели сокровищ и впечатлений. И ты, наливая им по полной рюмке, начинала потихоньку выспрашивать, а не бывали вы случайно - там я жила и ездила на в… Обычно не бывали. Гости знали Москву плохо и были схожи постоянным обкладыванием места, где они родились, росли и получали образование. Москва и вся Россия выглядела прибежищем убийц и воров - вспомнились разговоры на кухнях про погромы. Все также - или воровать или лизать задницы, или шлюха или стукач - ты по-прежнему не верила и по-прежнему не вмешивалась. У тебя в голове засело другое, оно грызло тебя и пугало грядущими нервными срывами. «А случайно вы не были в … Не были? Мммм… Да, да нет - там просто…Да, наливайте…»

И гости уходили и ничего кроме пустоты их посещения не приносили, в основном это были прогоревшие бизнесмены, программисты или просто неудачники. Во всех их словах чувствовалось фальшь и неуверенность. Они хотели одного - благополучия и спокойствия. Этим они были тебе противны. Хотя ты хотела примерно того же. Ну и узнать про велосипед. Были предприняты попытки, выбить клин клином. Ты купила себе самый дорогой велосипед - мечту тинэйджеров провожавших тебя удивленным взглядом, зачем такой тетке эта шикарная машина? Но ты отвыкла ездить на велосипеде вообще, а на такой модели ты вообще ездить боялась - обилие переключалок, странные тормоза, педали назад прокручивались и все пестрило наклейками и заклепками. Сдала обратно ты его через две недели. Не помогло. Ты начала ходить в фитнесс заниматься спортом, ты попробовала курить траву, Ты засиживалась на работе. Ты даже завела убогий романчик с русским, приехавшим по контракту - все было напрасно. Сны ночью и мысли днем бились над загадкой, бредовым желанием сойти по перрону и увидеть или не увидеть. И ты не знала, что больше ты хотела увидеть - дальше этого бредового желания логика буксовала. Ну…просто увидеть.

 

«А почему нет?»,- шептала помирившаяся с тобой подружка Ностальгия. Он съездил, гадина, почему ты не можешь? Очень просто - получить визу - кошмар какой - чтоб поехать на Родину-одину-одину-одину - било колоколом забытое слово, а потом купить билет. Не очень дорого. Но ты не поехала… Почему? Да по кочану - не поехала и все. И ты действительно, по-детски не стала себе объяснять причину своей НЕ поездки. Может быть, из-за желания простого спокойствия знать, что 12 лет назад ты сделала правильный выбор? Или может, ты боялась встретить подруг, у которых жизни сложились лучше твоей, а? Скорее всего, всё вместе. Наверняка всё вместе. Правда, непонятно почему этот твой крошечный комплекс оказался сильнее желания расстаться со своей незатухающей фобией? Неужели ты всерьез не понимала, что все уже разложилось и половина игры уже сыграно, и бестолку думать об иных правилах и иных игроках. Покер, флешь-рояль, стрит… И приняв такое вот решение ты осталась жить с тем же мужем и теми же снами, которые ты научилась иногда глушить голубыми таблетками из оранжевой баночки. Только иногда муж слышал ночью, как ты шепчешь, глядя в июльское небо с ущербной луной, ты, вытянувшаяся в постели последним фараоном: «Я не виноватаяневиноватаяневиновата…» Ну шептала и шептала. Это все не помешало, в конце концов, ощущать себя счастливой еще 20(30,40) лет. И конечно… конечно, ты не в чем не виновата. Ну, забыла…ну что из этого?

 

 

 

 

 

Ээээ… Вот собственно и все. Чего ты смотришь? Тебе не понравилось? Ты хотела больше смысла, больше подробностей и финал - тебя с улыбкой успокоения стоящую рядом с магазином «ОБУВЬ», как раз на месте тех злощастных гаражей? Или еще того нелепее, встретить в этом месте свою первую сумасшедшую любовь? И чтоб вы пошли, держась за руки как в 18 лет, куда-нибудь к Патриаршим? Ну, уж нет, видно на роду быть мне реалистом…

Тогда зачем все эти слова и буковки, пожав плечами, спросишь ты, так ничего и не поняв? Да я сам ничего не понимаю, если честно. Потому что все на твоей стороне. Почти все… Я просто попытался неумелыми пальцами нарисовать мистику. Потому что все можно по идее объяснить словами. Хочешь?

Представь, что где-то в пещерке твоего подсознания сидит маленькая скрюченная женщинка. Она почти слепа и почти мертва. И это - твоя Совесть - двоюродная сестра твоей подружки Ностальгии. И она все эти твои годы выискивала, за что бы можно было зацепиться, чтоб быть замеченной. Ты же не убивала людей и не бросала мужчин - ну может быть парочку. Ты забыла велосипед - оооо… я сойду с ума!!!! Ты забыла велосипед в щели. Ты забыла свое детство в щели, ты забыла половину своей единственной жизни в щели и при этом пытаешься жить, как будто все нормально. А природа (и я) этого не любят. И съездить туда ты боишься, потому что тебе совсем не важно, там ли велосипед - прекрати! - или нет его, конечно, там его нет!!! А боишься ты увидеть, что все там живо и ярко. Что там валяется обрывок веревочки, которым ты смогла бы связать все события прошлые с нынешними, и что снова пойдет ток, снова бусы можно надеть на шею, а корабль поставить на якорь. Что фотографии мест, где ты стояла в детстве, могут ожить и запахнуть. И что ты вдруг поймешь, что все это не имело смысла - менять направления, язык и будущее сына Джорджа - был Гога - стал Джордж. Дааааа… Была зима - стало лето, были рубли - стали доллары, франки или пистоли. И что не имело смысла столько лет спать и столько сил тратить! И что дело совсем не в стране, это правда. Дело все в надеждах и том местечке в груди, где сидит она, твоя Душа. Или совесть. Кто-то пишущий тебе письма. Ты можешь жить счастливо и даже перестать видеть сны. Но оно-то самое мистическое, та самая мелочь и смехота - оно останется умирать, ослепнув и оглохнув в тебе. И не зажечь свет. И не затопить камин. Там навсегда будет сыро и холодно. Как между двумя гаражами. Будет пахнуть мочой и плесенью. И ржавчиной.

 

И когда однажды, в своем тысячном сне, ты все-таки отогнешь картон с непонятной надписью «Урзум Шевради», есть вероятность, что ты увидишь саму себя. Некогда зеленого цвета, но уже навсегда покрашенную черной нитроэмалью. Увидишь себя - ржавую и ненужную. С облезлым седлом. С мертвой цепью. И надписью «Минск» (Смоленск, Подольск, Ростов). И поймешь. И поймешь….

 

Только тогда все те люди, которые ждут поезда на деревянном перроне, посмотрят в твою сторону. И ты увидишь, что они совсем не сердятся. Они любят тебя.

 

 

13 октября 2001. Калифорния.