25 мая 1993 года.

- В конце мая в Копенгагене всегда необычайно душно. – сказала молоденькая медсестра, сидящая за столом в ординаторской входящему молодому доктору. Доктор очень устал, день был необычайно напряженным, несколько часов назад в муниципальную клинику Красного Креста доставили четырех полицейских, серьезно раненных во время облавы. Доктор только что вышел из операционной, в которой провел четыре с половиной часа. Однако, несмотря на все это, он приветливо улыбнулся сестре и подумал: «Она явно намекает на то, чтобы я пригласил ее на природу в эти выходные».

- Думаю, здесь дело не в городской суматохе, а в повышенном атмосферном давлении. Синоптики обещают грозу к вечеру. – сказал он вслух и равнодушно отвернулся.

Его мысли были заняты предстоящим матчем в гольф-клубе. Он собирался отправиться туда в воскресенье. Гольф был его страстью.

- Доктор Майерс, - услышал он позади себя встревоженный голос его пожилой напарницы. – нам срочно нужна ваша помощь. Там в приемной лежит пациентка, совсем еще девочка… В очень тяжелом состоянии… Большая потеря крови…

Молодой доктор обернулся. На лице его коллеги был написан приговор.

«Опять не успел попить кофе…» – подумал доктор Майерс, спускаясь за ней в приемную.

В приемной он увидел худенькое синеватое тельце, облепленное проводами капельниц.

К нему тотчас подбежал какой-то ординатор в распахнутом халате с блокнотом.

- Ее зовут Синди Хансен, 15 лет! – прокричал он на бегу. – Она была беременна, хотела избавиться от ребенка и…

- Давление падает! – перебил его энергичный женский голос. – Нам понадобится аппарат искусственной вентиляции легких!

- Срочно сообщите ее родителям. – скомандовал доктор Майерс, не в силах оторвать взгляда от пепельно-белой пряди волос, свешивающейся с каталки почти до самого пола.

Она была похожа на ангела, попавшего в научную лабораторию.

Он подошел ближе.

- Принесите чистое полотенце. Здесь все в крови.

Все происходящее доносилось до него как будто сквозь плотную пелену тумана.

- Мы ее теряем! – истошно кричала одна из врачей. – Срочно введите ей стимулятор!

А он все смотрел на прядь белых волнистых волос, которая слегка колыхалась от невидимых потоков воздуха, проносящихся над самым полом.

Ему показалось, что губы девочки шевельнулись, но в этот самый момент он услышал металлический голос:

- Все бесполезно. Время смерти 16:32.

Доктору Майерсу казалось, что все это нехороший сон. Он выпил кофе, чтобы проснуться. Проходя мимо одной из свободных палат он увидел родителей девочки. Белый, как мел, мужчина с густыми черными усами, одетый в рабочий комбинезон, молитвенно сложил руки. Рядом стояла его рыженькая тщедушная жена с заплаканными глазами, в плотном коричневом пальто. Перед ними стояла пожилая докторша.

- Мне очень жаль… - говорила она. Ее голос напоминал шелест опавших листьев на ветру.

- Если бы я знал, кто этот подонок, я задушил бы его собственными руками. – медленно сказал отец.

- Она была такая тихая, скромная. Пела в церковном хоре. – отозвалась мать голосом, полным раскаяния.

А тело их нераскаявшегося ангела уже перенесли в пустующую одиночную палату и положили на кровать. До этого в палате медсестры пили чай и забыли убрать за собой чашки, забыли выключить телевизор под потолком.

Доктор Майерс поднял усталые глаза.

- А у нас сейчас прямое включение из Праги. В этом городе в роскошном концертном зале «Люцерна» сегодня дает свой последний концерт 91-летняя американская певица Мэрион Андерсон. – торопливо говорил диктор.

На экране появилось лицо дряхлой негритянки, необычайно живое и умиротворенное.

- Я всю жизнь вложила в мои песни. – неторопливо говорила она. – Мне кажется, что я умру на сцене. Моя реальность – это джаз. Именно он помогает мне всегда оставаться молодой.

Мисс Мэрион не любила репортеров, но сегодня она пересилила себя и дала подробное интервью по случаю ее ухода на покой.

- Нет, я не отказываюсь от музыки. Во мне говорит голос моего народа, который песней одолел иго колониального рабства. И я буду продолжать петь. Я уже заключила контракт с одной крупной звукозаписывающей студией, но по состоянию здоровья мне придется отказаться от крупных концертов, гастролей и турне…

Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее и убедительнее.

После интервью певица почувствовала себя необычайно усталой. Она уединилась в своей гримерной, до потолка заставленный вазами с цветами от поклонников.

- Они никогда не забудут меня, я знаю… - шептала старушка, а по ее сморщенным щекам текли слезы.

- Мисс Андерсон, пора! – сказал продюсер, торопливо заглянувший в гримерку.

Певица вытерла глаза бумажной салфеткой.

На сцене среди миллиардов сияющих огней под звуки сумасшедших оваций она чувствовала себя древней жрицей какой-то таинственной религии, которой она принесла в жертву всю свою жизнь.

Она спела «Грезы Любви», затем «Огни Нью-Йорка», затем еще несколько песен. Ее сердце бешено колотилось. Тогда она запела песню, не предусмотренную программой, песню, которую ее попросили спеть «на бис». Это был шлягер ее молодости – «Твоя нежность», с которой она дебютировала в далеком 1926-м году.

Твоя нежность не даст шанса моей печали.

Она ведет меня по дороге жизни.

Ты знаешь, без твоей нежности я умру.

Как так получилась, что она совсем забыла смысл этой песни? Но в этот миг он вернулся к ней, и ее сердце внезапно перестало биться. Мисс Мэрион, вздрогнула, широко раскрыла глаза, подняла руку к груди, но, так и не успев ничего сказать, осела на пол. К ней подбежали десятки людей, охранники, продюсеры, музыканты и просто поклонники. Один из них, видимо, врач, приложил пальцы к ее шее, замер на несколько секунд, а затем серьезно и разочаровано кивнул толпе, по которой волнами взволнованного шепота путешествовали беспорядочные обрывки фраз:

- Мисс Мэрион Андерсон… Великая певица… Умерла прямо на сцене… Мгновенно… Так и не успела вспомнить перед этим всю свою жизнь.

А если бы мисс Андерсон было дано для этого хотя бы несколько секунд, она вспомнила бы молодого индонезийского поэта, который написал для нее эту самую песню в далеком 26-м году. Она тогда пела в негритянском ансамбле в Нью-Йорке, а он с несколькими своими друзьями-студентами пришел на шоу. Мисс Мэрион вспомнила бы, как пять лет они были вместе, не в силах расстаться, а потом он вернулся на родину и стал писателем, освещающим в прозе острые социальные проблемы своей страны. А она посвятила себя музыке. Но мисс Мэрион не дано было нескольких секунд, чтобы вспомнить все это, она умерла мгновенно.

Не вспомнил об этом и старик по имени Сунда Негара, забытый всеми в своем гостиничном номере на окраине Джакарты. Вот уже почти двадцать лет господин Негара наслаждался покоем и одиночеством – он работал над самой важной книгой в своей жизни – над собственными мемуарами.

Господин Негара устало посмотрел на кипу бумаг, беспорядочно разбросанных по его письменному столу. Затем он закурил свою старую трубку и подошел к окну, выходившему прямо на оживленную городскую площадь. Его отель почти вплотную примыкал к новенькому университетскому корпусу для иностранных студентов, выстроенному всего пару лет назад.

- Я всегда верил в то, что образование выведет нашу страну из зловонного болота нищеты. – подумал старик про себя. – Это необходимо записать.

Он рассеянно смотрел на небольшую кучку студентов, собравшихся посреди площади с флагами, плакатами и транспарантами. На них горели алыми буквами пламенные призывы их юных сердец: «МЫ НЕ ХОТИМ ВОЙНЫ!»; «ДОЛОЙ ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ!»; «НАШИ ДЕТИ ИМЕЮТ ПРАВО ЖИТЬ!». К университетскому корпусу подъехало несколько бронированных военных грузовиков, из которых моментально высыпали солдаты и окружили толпу демонстрантов плотным кольцом.

- Прочь отсюда! – закричали студенты. – Нам нужна свобода и демократия! Мы хотим смело говорить о наших нуждах!

Солдаты молча стояли, сжав автоматы в руках, не пропуская студентов дальше, на улицы. Тут одна из митингующих, невысокая девушка, иностранка с короткими черными волосами резко вскинула руку, в которой что-то блеснуло и в стройные ряды солдат полетела бутылка с зажигательной смесью. Солдаты вскинули оружие. Тотчас другая девушка, видимо подруга этой хулиганки, крикнула что-то на своем непонятном гортанном языке. В ее руке мелькнуло что-то темное. Один из офицеров закричал и замахал руками, и солдаты подняли беспорядочную пальбу. Девушка упала на асфальт, ее белая блузка с синими цветочками окрасилась кровью. Студенты бросились врассыпную, швыряя по пути свои плакаты в толпу зевак, собравшихся на площади. Одна девушка осталась лежать на земле. К ней подошел высокий, красивый солдат, наклонился и пощупал пульс на ее шее. Пульса не было. Тогда он встал перед ней на колени и принялся ее обыскивать. Кажется, в ее руках было оружие. Солдат прикоснулся к руке застреленной им девушки и вдруг страшно побледнел. Из ее разжатой ладони выскользнул игрушечный пистолетик-пугач, из дула которого торчал белый флажок с надписью «ОСТАНОВИМ ГЛОБАЛИЗАЦИЮ». Девушку звали Миранда Хойни, она была уроженкой острова Мадагаскар и училась на факультете древней истории. В ее сумке нашли немного денег, помаду и потрепанную Библию небольшого формата с полустертой карандашной надписью на титульном листе: «ЛЮБИМОЙ СЕСТРЕНКЕ ОТ МЛАДШЕГО БРАТА КУНИ».

 

Куни Хойни, младшему брату Миранды, неделю назад исполнилось 16 лет. Он заканчивал среднюю школу в Тананариве и собирался стать юристом. Деревня, в которой жил Куни, располагалась в четырех часах ходьбы от столицы. Она представляла собой несколько ветхих хижин, обнесенных ржавой изгородью. Каждая хижина состояла из 3-4 комнат, в которых одновременно ютились по 30-40 человек, бедных, больных, лишенных всяческих бытовых удобств. Этот год оказался неурожайным. Люди очень голодали. Умирали маленькие дети. Куни было жаль их всех. Иногда он плакал, видя их бескровные, крошечные лица, застывшие, словно восковые маски. Единственным источником пищи в деревне была небольшая миссия «Святое сердце», расположенная на окраине. Пастор распорядился каждый день устраивать бесплатные обеды для голодающих. В ту минуту, когда Миранда Хойни испустила последний вздох, ее братишка со всех ног бежал к миссии, боясь опоздать к очередной благотворительной раздаче. У дверей трапезной уже расположились люди, сидящие прямо на земле. В руках у них были деревянные миски. Молодая служительница открыла раздаточное окошко и принялась раскладывать овощное пюре в протянутые миски. К пюре добавлялся большой ломоть хлеба. Куни занял свое место в очереди. Ему ужасно хотелось есть.

- Не толкайтесь, братья! – говорил пожилой пастор, стоящий в дверях миссии. – Еды хватит на всех. Пропускайте вперед женщин, детей и стариков. Женщины, получившие свой обед, расселись под деревом и оживленно болтали. Мимо них со своей тарелкой прошла еще одна сельчанка, молчаливая, с опущенными глазами, в заплатанной одежде. Она хотела скорее отойти подальше от своих соседок и поесть спокойно. Но, проходя мимо них, она немного замешкалась. В это время одна из женщин намеренно толкнула ее, сельчанка упала и выронила чашку. Овощное пюре разлилось по земле. Женщина схватилась за голову и горько заплакала.

- Так тебе и надо, проклятая! – закричали на нее другие. – Убирайся отсюда и не показывайся нам на глаза! Это ты навлекла проклятие на нашу деревню! это из-за тебя мы голодаем. Колдунье не место в Тинкени!

Бедная женщина, плача, пошла по тропинке к своему дому. Пастор вздохнул и скрылся в дверях миссии. Ему не хотелось ввязываться в местные размолвки, нарушать обычаи и портить отношения с местными жителями. Он знал, что женщина, по имени Куэра вовсе не колдунья. Когда ей было 15 лет родители выдали ее замуж за старого, больного человека, который вскоре умер. По обычаям деревни она вышла замуж за его брата, который тоже умер, менее чем через год. Тогда Куэру отдали в жены еще одному родственнику по мужской линии. И он тоже вскоре умер. Несомненно, все мужчины в роду страдали от какого-то редкого наследственного заболевания. Но жители деревни не смыслили в генетике. Пошел слух, что Куэра – колдунья, что в ней сидит злой дух, и что она намеренно убила всех своих мужей. Если бы пастор вступился за эту женщину, то миссию бы посчитали засильем демонов и сожгли. Так случилось в нескольких деревнях по соседству.

Куни пожалел бедную Куэру. Он спешно получил свою порцию еды и побежал за ней.

-Постой! Постой! – кричал он.

Куэра же, увидев, что за ней бежит кто-то, подумала, что это один из ее обидчиков, испугалась, и спряталась за деревьями в лесу.

Куни с трудом отыскал ее, дрожащую, сидящую под деревом и сжавшуюся в комок.

- Возьми мой обед. – сказал Куни, протягивая ей свою тарелку. – Я знаю, что ты несколько дней ничего не ела. Куэра с опаской взяла еду из его рук.

- Не бойся меня. – снова сказал Куни, - я знаю, что ты не колдунья.

Куэра смущенно подняла на него свои большие черные глаза, полные слез.

- Я думала, что Бог меня оставил. – тихо проговорила она. – Но я вижу, что он послал ко мне своего ангела, чтобы не дать мне умереть.

Куни улыбнулся, подумав, что сравнение с ангелом не очень для него подходит. Иногда он был менее всего похож на ангела. Но эти слова глубоко запали в его доброе сердце.

«Бог живет не на небе, - думал он. – Христос живет в нас самих, в наших мыслях и поступках».

Через пять лет Куни принял священнический сан и стал пастором в своей родной деревне. Так он смог защитить Куэру от нападок сельчан и вскоре она стала его женой. Своего первенца они назвали Хесус в память о том, что каждое сердце может стать домом для Иисуса.

 

- Иисус смотрит в сердце каждого человека. Он живет рядом с нами. Он участвует в нашей жизни. Присутствует при нашем рождении, смерти и благословляет наш брак. – говорил отец Питерс, пожилой священник, стоя за своей кафедрой.

В церкви сегодня было необыкновенно много народа. Множество парадно одетых мужчин и женщин, улыбаясь, смотрели на жениха и невесту, которые стояли перед ними, взявшись за руки с необыкновенном нежностью смотрели друг на друга. Старушки, вытирали глаза кончиками платков. Дети с восхищением рассматривали ослепительно-белое платье новобрачной.

- Сегодня Иисус благословляет брак нашего возлюбленного викария Виттенберга и его прекрасной невесты Алисы Браун. Викарий приехал в наш приход 6 месяцев назад из Копенгагена и уже очень многое успел сделать для спасения наших душ. Сестра Алиса родилась и выросла в нашем городе и уже 10 лет служит на благо Церкви, заботясь о маленьких учениках воскресной школы. Мне очень приятно видеть, как два этих прекрасных труженика связывают отныне свои жизни в Господе…

Речь была длинной. Она несколько утомила молодого викария. Он принял множество поздравлений от друзей и знакомых. Ему необходимо было побыть одному. Извинившись, викарий поднялся к себе и запер дверь изнутри. Несмотря на то, что был уже конец мая, в городе было холодно. В его комнате горел камин. Молодой человек был немного взволнован. У него был час в запасе, чтобы собрать чемоданы, потому что в 18:03 отходил их поезд в Испанию, где он с молодой женой отныне должны были жить и работать. Викарий начал спешно собирать вещи. Рубашки, книги, брюки… Вдруг из кармана его старых брюк выпало что-то блестящее и, звеня, покатилось по полу. Щуря близорукие глаза, викарий наклонился и поднял крошечный серебряный медальончик в форме сердечка. Посмотрел на него растерянно и швырнул в камин. От удара медальончик раскрылся. Внутри находилась маленькая цветная фотография синеглазой девушки, почти ребенка. Ее бледное лицо было обрамлено прядями белых, словно у ангела, волнистых волос. На крышке медальона было выгравировано: «МИЛОМУ ГАНСУ ОТ СИНДИ С ЛЮБОВЬЮ». Огонь оплавил фотографию и ее края почернели. Казалось, лицо девушки скорчилось от боли. Но викарий Виттенберг не думал об этом. Он торопился на поезд. Только где-то в мыслях крутилась наивная рождественская песенка, которую пела когда-то белокурая девочка из хора, похожая на ангела.