Я заметил его сразу же, как вошел в зал ожидания. Он был совсем не похож не других пассажиров. Он был один, хотя на вид ему было лет десять. У него не было вещей. Для осеннего дня одет он был довольно легко: на плечах белела маленькая пелеринка, стройные загорелые ноги выглядывали из коротких белых штанишек.

Большие, отогнутые кверху поля белой шляпы открывали его удивительное лицо. Пропорцию нарушали глаза. Они занимали пол-лица.

Он стоял у скамьи, забитой пассажирами, и смотрел в окно. За окном была полная темнота, но казалось, он видел там что-то, чего не видели остальные. Лицо его было спокойно и серьезно.

До поезда, проходящего через маленькую станцию, где я случайно оказался, оставалось часа два. Народу в зале ожидания было много, но я нашел место за облупленным бачком с водой и стал наблюдать за мальчиком. Странно! Проходившие мимо пассажиры безжалостно толкали его, задевали тюками и чемоданами, а он как будто не замечал их толкотни и продолжал сосредоточенно смотреть в окно.

Мне хотелось заговорить с мальчиком, но я не решался. Я подумал, что если подойду к нему, он не заметит меня так же, как не замечал остальных. От этой мысли мне стало не по себе. Тогда я решил попробовать.

Я встал и, неловко переступая через тюки, подошел к мальчику.

- Послушай, - сказал я, - осторожно касаясь его плеча, - тебя здесь затолкают. Хочешь, садись на мое место!

Мальчик медленно повернулся и посмотрел мне в глаза. И у меня закружилась голова. В лицо мне ударила волна свежего воздуха, выбив из легких затхлый воздух провинциального вокзала, пропитанный запахом карболки.

Лишь на миг я увидел в огромных глазах мальчика свое колеблющееся отражение. По его зеленовато-голубым глазам пробежали светлые блики, я почувствовал, как тело мое теряет вес и я стремительно лечу в сияющее зелено-голубое пространство.

Блики становились все ярче, и я закрыл глаза. Но вскоре я ощутил, что полет мой окончился и я стою на земле. Я открыл глаза и увидел, что зеленовато-голубой свет уже не окружает меня со всех сторон, а сосредоточился прямо передо мной. И я понял, что стою на берегу моря.

 

*

 

Море было спокойно. Ярко-синее вдали, оно постепенно светлело к берегу и сияло у моих ног нежным зеленоватым светом. В прозрачном небе светило приветливое солнце. Его теплые лучи разбивались на воде на миллионы маленьких золотых огоньков. Море едва заметно покачивало их на своей поверхности.

Только у самого берега чувствовалось его легкое дыхание. Плоские волны осторожно набегали на берег и тут же отступали обратно, чтобы вскоре опять повторить свое движение.

Я боялся пошевелиться. Мне казалось, что если я сдвинусь с места или хотя бы поверну голову, сейчас же исчезнет все, что я вижу. Все же я тихонько скосил глаза.

Мальчик стоял рядом и ласково смотрел на меня. Я осмелел и повернулся к нему. Он улыбнулся и сказал:

- Меня зовут Глэн. Здесь хватит места для всех. Здесь никто никого не толкает.

Я огляделся. На берегу мы с Глэном были одни. За прибрежной полосой поднимались розовато-сиреневые горы. У подножия гор зеленел пышно разросшийся кустарник и какие-то незнакомые мне деревья с крупными листьями. В кусты уходила тропинка, а затем снова появлялась, но уже выше, там, где не было никакой растительности, и исчезала в горах.

На этой тропинке я увидел людей. Одни спускались вниз и пропадали в гуще зелени, другие поднимались вверх и скрывались за склоном горы. Меня поразила та легкость, с которой они преодолевали подъемы и спуски на горной тропе. Движения их были слегка замедленны и очень пластичны. Казалось, эти люди почти не имеют веса и совсем не боятся упасть. Иногда они отталкивались от земли сильнее, чем обычно, и как бы парили в воздухе. Люди были одеты в легкие светлые одежды. Тут я подумал о своем наряде: потертое пальто неизвестного цвета, нелепый черный берет, висящий на одном ухе, сырые от дождя, измятые брюки, забрызганные ботинки… и почувствовал, как щеки мои густо покраснели.

- Тебе, наверное, жарко, - в ту же минуту сказал Глэн.- Давай искупаемся. – И он взмахнул рукой в сторону моря.

Это был не взмах и даже не движение, а, я бы сказал, всплеск руки, как бы повторяющий всплеск волны.

Я разделся и медленно вошел в воду. Она была свежая и прозрачная. Я ощущал ласковое прикосновение воды каждой клеточкой своего тела. Мне стало легко и радостно, как бывало в далеком детстве.

Глэн бросился в воду прямо в одежде, скинув на бегу только шляпу и сандалии. Он то и дело нырял, стремительно выскакивал из воды и все время смеялся. Видно было, что купание доставляет ему большое удовольствие.

Вдоволь набарахтавшись возле берега, Глэн быстро поплыл ко мне. Я находился на значительной глубине и уже, было, встревожился за мальчика, но Глэн вдруг штопором ввинтился в воду, молниеносно обогнул меня и вынырнул на поверхность. Тотчас же он повторил свой трюк и схватил меня за ногу. Я хлебнул воды и понял, что Глэн - пловец получше меня и за него не нужно беспокоиться. Я отмахивался от Глэна, пытался отплыть от него, но он тут же настигал меня. Да, я значительно уступал ему и в силе, и в ловкости. Он плавал, как дельфин.

- Плывем к берегу! – крикнул я. – Утонем!

Глэн взял меня на буксир, и через несколько секунд я уже скоблил коленями по галечному дну.

- Что такое – утонем? – спросил меня Глэн, встряхивая пелеринку. Пелеринка сразу же стала сухой.

- Как, ты разве не знаешь, что значит утонуть? – удивился я. Глэн недоуменно покачал головой. – Ну, это когда человек погружается в воду и уже никогда не возвращается оттуда.

- Почему не возвращается? – спросил Глэн. – У нас все возвращаются. Мы любим море, а оно любит нас.

- Но ведь из моря можно не вернуться, - сказал я . – Если человек не может справиться с его силой, он погибает.

- Что такое – погибает? – опять спросил Глэн.

Я не знал, как разъяснить ему страшный смысл этого слова, и коротко ответил:

- Уходит из жизни.

И он вдруг понял. Словно маленькое облачко пробежало по его лицу, глаза сделались еще огромнее, и он сказал:

- Я знаю. У нас говорят об этом – уходят за горизонт. Так случается тогда, когда появляются маленькие дети, и старые люди хотят уступить им свое место на этой земле. Тогда приходит корабль, и старые люди уходят на нем за горизонт. Их просят остаться, но они уходят сами. Никто не понимает их, но потом все поступают так же. Ты скоро увидишь этот корабль. Он приходит к нам на закате того дня, когда кто-то хочет уйти от нас. Тем, кто уходит за горизонт, становится грустно, и им хочется хоть издали посмотреть на нас. Тогда мы бросаем в воду цветы. Цветы плавают на воде до темноты, а утром море становится чистым. Они собирают наши цветы ночью, когда мы спим.

- Пойдем собирать цветы! – неожиданно предложил Глэн и взял меня за руку.

Я послушно пошел за ним к тропинке. На ходу я оглянулся и увидел, что по берегу медленно идет человек и задумчиво бросает в воду камешки. Этот человек был одет обычно, как я, в черные брюки и плотную серую куртку. Я хотел спросить, что это за мужчина на берегу и почему он не похож на тех людей, которых я видел на склоне горы, но Глэн без умолку рассказывал мне о том, что вот какие чудесные у них цветы, и все такие разные, и их можно срывать сколько хочешь, потому что к утру обязательно вырастают новые, такие же большие и ароматные, и я забыл о мужчине на берегу.

Мы вошли в заросли кустарника. Здесь было тенисто и прохладно, в воздухе стоял аромат влажных листьев и трав. Неожиданно мы свернули и вышли на открытый луг, залитый солнцем, и я увидел огромный ковер ярких цветов. Мы оказались в самой середине этого ковра. Глэн срывал головки цветов и бережно складывал их в большую шляпу. Но я не мог собирать цветы. Я слушал. Слушал женский голос удивительной красоты, который доносился откуда-то слева, из-за деревьев. До сих пор стараюсь вспомнить эту мелодию, но это никогда не удается мне. Она ускользает от меня, как полузабытый сон. Я сорвал один-единственный цветок и пошел туда, откуда лился этот волшебный голос. Я уже знал, что подарю цветок женщине, что пела эту песню.

- Тебе нравится, как поет моя сестра? – спросил Глэн.

- Как? Это твоя сестра? – растерялся я. – Да, у нее изумительный голос…

- Давай подойдем поближе, - предложил Глэн. – Я люблю смотреть на нее, когда она поет.

Мы подошли к деревьям, сквозь которые просвечивал небольшой белый домик. Глэн подвел меня к широкому окну, и я увидел ее. Никогда я не видел такой тонкой и изящной красоты. Она была в полной гармонии с той мелодией, что выплескивалась из окна и заполняла все пространство.

Вдруг она умолкла, быстро встала и вышла из комнаты, не взглянув на нас, хотя мы стояли под самым окном. Вскоре она показалась на крыльце. Солнце сияло на ее открытых плечах. Она смотрела прямо на меня. Она не сводила с меня глаз, таких же огромных и зелено-голубых, как у Глэна.

Я медленно подошел к ней и положил цветок к ее ногам. Тогда она сжала ладонями мое лицо, привлекла к себе и поцеловала.

Я не знаю, сколько прошло времени. Я не помню ничего, кроме прикосновения ее рук, ее тела, прохладного и ласкового, как море.

Меня отрезвил Глэн.

- Возьми цветы, Гелла! – крикнул он за моей спиной. Я оглянулся и увидел, что мы опять стоим на берегу моря.

Солнце уже клонилось к горизонту. Шляпа с цветами висела у Глэна на руке. Он вынул несколько цветов и протянул их сестре. Потом немного подумал и дал два цветка мне. Таких красивых цветов я никогда не видел. Я с интересом стал рассматривать их узорчатые лепестки, но тут Глэн схватил меня за руку.

- Смотри! – крикнул он, и в ту же секунду все вокруг озарилось ярким серебряно-голубым светом. Я поднял глаза и задохнулся. Высоко над горизонтом в серебряно-голубом небе плыл огромный корабль. Он был таким ослепительно белым, что, казалось, светился изнутри каким-то таинственным светом.

Корабль плыл медленно и величественно. В небе за ним оставался длинный след, такой же, какой остается за кормой на спокойной морской глади. Это было похоже на мираж. Но это был не мираж. Это проплывал, прощаясь с угасающим днем, корабль с людьми, уходящими за горизонт.

С берега корабль казался безлюдным. Но я знал, что из-за стекол иллюминаторов на нас глядят мужественные и печальные лица людей, которые покинули свою землю, чтобы их дети и внуки могли жить так же независимо и свободно, как жили они сами.

Первый цветок кинула Гелла. Он закачался и засветился на воде, как цветной китайский фонарик. Вслед за этим цветком полетел другой, потом еще и еще, и постепенно море стало превращаться в ковер из цветов, похожий на тот, что видели мы с Глэном.

Гелла и Глэн уже кинули в море все свои цветы, я тоже бросил два цветка как можно дальше от берега, а цветы все продолжали падать откуда-то подобно красочному фейерверку. Я оглянулся и увидел, что за нами стоит большая толпа людей. Над этой толпой то и дело взлетали цветы. Это прощались с кораблем жители чудесной страны, в которой жили Гелла и Глэн.

У большинства женщин на руках были дети. Никто из них не плакал. Они смотрели на корабль большими удивленными глазами. Корабль плавно развернулся в сторону горизонта и постепенно растаял в воздухе. Тогда женщины подняли детей высоко над головами, и все захлопали им в ладоши. Женщины медленно и торжественно двинулись к тропинке. Их провожал слабый ветерок, поднявшийся с моря, и люди, которые рукоплескали крошечным большеглазым детям.

- Хочешь посмотреть на праздник детей? – спросил Глэн. – После того, как корабль уходит за горизонт, у нас всегда бывает праздник детей.

От волнения у меня перехватило горло. Я молча кивнул, взял Геллу и Глэна за руки, и мы смешались с толпой.

Солнце уже село, когда мы вошли в густой темно-зеленый парк. В быстро сгущавшихся сумерках вспыхивали разноцветные огни. Они зажигались в кронах деревьев и листьях кустарника. Огней было много, но густая листва приглушала их яркий свет. От этого освещение было мягким, мерцающим и немного таинственным. В этих разноцветных бликах лица людей казались еще более красивыми и слегка взволнованными.

Теперь я был в самой гуще людей и мог рассмотреть их вблизи. В лицах мужчин я видел мужество и гордость за себя, внутреннюю красоту и сознание свободы. Глаза женщин были доверчивыми и счастливыми, они излучали тихую радость.

Мужчины и женщины приветствовали друг друга, улыбались и о чем-то оживленно говорили на непонятном мне языке. Я понимал только Геллу и Глэна, но все равно чувствовал себя спокойно и уютно в этом желанном для меня мире.

Несмотря на поздний час, малыши еще не спали. Женщины выпустили их на большой луг, по краям которого сидели музыканты и наигрывали какую-то легкую мелодию. Дети танцевали под эту музыку, кто как умел. Было трогательно смотреть, как трехлетние кавалеры приглашали на танец двухлетних дам, и эти пары старательно и сосредоточенно топтались на лугу. Самые маленькие, которые еще не могли приглашать или быть приглашенными, танцевали сами по себе – просто прыгали на месте, забавно перебирая ножками, или радостно махали не в такт ручонками.

- Сейчас ты будешь угощать нас, - вдруг заявил Глэн и потащил меня в сторону.

От луга отходила широкая дорожка, которая круто поворачивала вправо. На этой дорожке по обеим сторонам стояли небольшие богато накрытые столы. Меня поразило обилие и разнообразие фруктов. Они были размещены с изяществом и вкусом. Люди подходили, брали со столов то, что им нравилось, и отходили. Мы тоже подошли и стали выбирать. Гелла взяла большую кисть прозрачного винограда, Глэн вытащил откуда-то из середины ветку соломенно-желтых бананов, а я… Я знал, что в моем кармане лежала всего одна монета, и в нерешительности поглядывал на фрукты, выбирая что-нибудь попроще. Я мучительно прикидывал, как бы мне не опозориться, расплачиваясь за угощение.

- Ну что же ты? Придется мне угощать тебя, - сказал Глэн. – Возьми вон те персики. И эту грушу – смотри, какая огромная! Преподношу с почтением! – И он смешно раскланялся.

- Видишь ли, Глэн, - зашептал я, увлекая его в сторону. – Получилось так, что у меня сейчас мало денег… и я не могу…

- Чего мало? – глаза у Глэна стали круглыми. Он даже перестал жевать свой банан.

- Ну, денег, понимаешь? Всего одна монета…

- Ну и что? Зачем тебе монета? – Глэн опять принялся за старое – расспрашивать о том, что и так всем ясно.

- Ох, господи… Монета – это деньги… А деньги – это то, на что можно купить все, что хочешь и сколько хочешь. Вот, например, фрукты…

- Зачем – купить? Бери так, - просто сказал Глэн. – У нас все берут так.

Я совсем растерялся.

- А деньги? Куда же платить деньги? – долбил я.

- Выброси, - равнодушно сказал Глэн.

Того, что я сделал в следующую минуту, я ни тогда, ни сейчас объяснить не могу. Я сжал эту проклятую монету в кулаке и, не разжимая его, махнул рукой в сторону кустов. Вообразив, что Глэн поверил мне, я сунул монету обратно в карман, довольный собой.

Все дальнейшее произошло в считанные секунды.

- А-ах! – вдруг пронзительно вскрикнула Гелла, словно ее неожиданно ударили.

Глэн нескладно взмахнул рукой и, прикрывая ею искаженное лицо, как смертельно раненный в голову, рухнул на землю.

Мир словно раскололся пополам, и, как на изломе, передо мной стремительно пронеслись застывшие в ужасных гримасах, еще недавно красивые лица людей, их нелепые позы – словно они хотят, но не могут удержаться на ногах. Площадка с детьми внезапно круто накренилась, и малыши, сбившись в безобразную кучу, с жалобным визгом покатились с обрыва. И над всем этим, словно гигантская карающая рука, взметнулась огромная, в полнеба, волна и с грохотом накрыла эту жуткую картину. Все погрузилось в полную темноту.

*

 

В нос мне ударил резкий запах карболки. Я почувствовал, что задыхаюсь. В страхе я открыл глаза. Сначала ничего нельзя было разглядеть. Мутная мгла окружала меня. Потом мгла стала понемногу рассеиваться, и я различил несколько тусклых лампочек. Они слабо освещали каких-то людей, закутанных в платки и полушубки. Люди сидели и лежали среди множества вещей. Я обвел глазами помещение и узнал зал ожидания.

Я никак не мог понять, что со мной произошло. Было душно. Голова была тяжелая и слегка кружилась. Нужно было выйти на свежий воздух. Я направился к выходу и уже у самой двери увидел мужчину, лицо которого показалось мне знакомым. Я остановил на нем взгляд и заметил, что он тоже смотрит на меня. Он встал и подошел ко мне. На нем были черные брюки и серая куртка.

- И ты не сумел остаться с ними, - хрипло сказал он.

И тут я вспомнил, где видел этого мужчину – там, на берегу, где стояли мы с Глэном.

- А мальчик? Где же мальчик? – вскрикнул я, словно просыпаясь от тяжелого сна. – Что с ним?

- Не беспокойся, - сказал мужчина. – Ни с кем из них ничего не случилось. Мир, в котором ты побывал, существует и будет существовать вечно. Наверное, ты просто оказался недостоин этого мира, и они показали тебе, что для тебя он исчез навсегда. Этот мальчик и сейчас здесь, среди нас, и, возможно, кто-то видит его, но это уже не мы с тобой.

- Откуда ты знаешь об этом? – спросил я.

- Я знаю, - ответил он, - потому что мне удалось быть среди них дольше, чем тебе. Но я…, - замялся он, - оказался труслив, и… Ну, тебе не обязательно знать об этом… В общем, они мне не простили этого, и вот я – здесь…, - закончил он с печальной усмешкой, повернулся и быстро вышел, хлопнув дверью.

И тут я понял все. Понял, что мальчик пришел за мной, чтобы увести меня в свою удивительную страну. Понял, что люди толкали мальчика, потому что не видели его. А я увидел. И тогда он взял меня с собой в тот чудесный мир, в котором он жил. А я разрушил, погубил для себя этот мир глупой, никчемной ложью. Меня вышвырнули из него навсегда.

Я знаю, он больше никогда не придет за мной, этот необыкновенный мальчик с огромными глазами цвета моря. Он приходит только однажды. Но я бесконечно благодарен ему за то, что во мне осталась память о нем и его прекрасной земле. Воспоминания о нем и о страшном наказании за ложь – все, что осталось со мной в моей скудной жизни, купленной за жалкую монету.