- Писать книги, чтобы задавать вопросы.

- Ранее, никто не знает, когда именно, существовала цивилизация, где искусству задавать вопросы уделялось огромное внимание. Те древние люди говорили, что если задать вопрос неправильно, то придешь к неверному ответу, а за ним гибель всех…

- Платон вел свои беседы несколько иначе, ставя в первом заявлении заведомо ложное понятие, и приходил в диалоге к правильному, опровергая ошибочность изначального положения. Платон знал, что верно, и вел в рассуждении ошибающегося к правильному, наставляя, заплутавших в собственных мыслях людей. (Из обычной беседы)

 

Теперь рядом нет ни Платона, ни тем более, людей из древней цивилизации. И умение задавать вопросы ему бы сейчас не понадобилось, нужны были разве что только человеческие мускулы и сила. Неисчислимое множество раз, до боли в боках, он наваливался на дверь. Бесполезно. Закралось сомнение, смог бы взрослый в подобной ситуации выломать в одиночку дверь из отдела мифологии?

Кто запер?

Специально?

Он не помнил, проверяли ли перед закрытием или нет? Должны были, обязательно!

Наверняка проверяли. Не заметить его можно только, если, не обходить отдел полностью, не заглядывать за каждый стеллаж, не наткнуться на объемное пятно портрета Ломоносова, и не опускать глаз вниз в самый угол, где, согнувшись над книгой, сидел он, повернуться и уйти.

Может, специально? Кого-то раздражает скрупулезное чтение хилого подростка с черной родинкой на лбу?

Из сотрудников библиотеки сегодня встретил только новенькую Беллу, кареглазую пышку с пустым, тусклым выражением лица. Вряд ли она… Просто закрыла без осмотра.

Где-то он это уже видел. Похожая ситуация, похожий герой… Вспомнился только хорошо забытый мультфильм с элементами мистики про школьников в музее и какая-то книжка со схожим сюжетом, да еще почему-то «Бесконечная история» Михаэля Энде. Глубоко вторичное событие для художественного произведения, а для реальной жизни?

Он знал только одну историю о запертой в стенах университетской лаборатории молодой аспирантки, девушка просидела среди пробирок всю ночь, а утром ее открыл в те годы еще молодой дед, который ради шутки ее запер. Впрочем, рассказанная дедом история ни коим образом не вязалась с тем, что произошло сегодня.

Колотить в дверь. Есть ли сторож в библиотеке? Конечно, есть – это напрочь глухой старик с соседнего района. Он видел его пару раз, когда засиживался здесь допоздна. Какой смысл стучать, если тебя не услышат: это дальний отдел на верхнем этаже.

Взрослые с ума посходили из-за ярмарки! Ну, еще бы. Сорвалась бы раньше на час Белла, кабы не ярмарка. Поэтому и не стала проверять, есть ли кто в отделе. А зачем – она прекрасно знает, что вся ребятня в эту субботу с утра торчит на главной городской площади, поедает сладкую вату и ревет от восторга и ужаса, развлекаясь на аттракционах. В семь начнется программа для взрослых, откроются уютные ночные ресторанчики, послышится зазывная мелодия, и сотни взрослых парочек устремятся туда, как мотыльки на свет.

Он забыл про дурацкую ярмарку, даже не подумал, что в субботу нормальные люди спешат закончить рабочий день, чтобы пойти развлекаться. Никто не услышит его, хоть кричи из окна. И дед не хватится, потому что уже сидит у друга-соседа в квартире, до поздней ночи будет играть с ним в шахматы, вести утомительные разговоры про войну и политику. Придет домой в таком пьяном виде, что тут же упадет на диван и проспит до самого вечера, не осведомившись, где внук. Печально.

В какой раз, затаенно прислушиваясь к тишине за дверью, он с досадой вздохнул. Уже темнело. В поиске включателя прошла не одна тягостная минута, наконец, желтый электрический свет трех лампочек залил весь отдел. Тревога на время отступила, все же оставаться в темноте это кошмар. Помимо боязни темноты было еще много и других страхов. Смешно подумать, но в свои неполные четырнадцать, он умудрялся находить в каждом встречном человеке нечто страшное. Можно сказать, любой незнакомец пугал уже тем, что был незнаком. Привыкал к людям трудно и чрезвычайно медленно, а, привыкнув, притирался словно навсегда, со слезами и болезненным подгрудным метанием прощался с ними, если того требовали обстоятельства. Все в окружающем пространстве было пропитано новыми страхами. Читая книгу, смотря телевизор, видя сны, черпал он все новые и новые боязни. Так, например, с головой погрузившись в древнюю историю, случайно набрел на свод летописей про воеводу Дракулу. А последующую неделю в холодном поту, закрывшись с головой одеялом, трясся от воспоминания о прочитанном.

Плакать или радоваться?

Провести ночь, а за ней воскресный день и еще одну ночь до понедельника в отделе мифологии, обособленным от мира людей? Может быть, это и безумно, мечтать о подобном, но иногда…

- Тебе не хватает одиночества? Хочешь совсем отгородиться от мира? – Нависла над ним фигура деда. – Попомни мое слово, я все шпингалеты повыдираю, чтобы ты в ванне больше не сидел!

Деда неимоверно бесила странная привычка внука, по приходу со школы, запираться в ванне и беззвучно сидеть там, попеременно включая и выключая воду в кране, имитируя какую-то деятельность.

Капельки невозмутимо прыгали вниз, грациозно разбиваясь о керамическую раковину, и медленно уходили в трубу. Капли похожие одна на другую, не претендовавшие на хоть какую-нибудь индивидуальность, в его глазах наполнялись разными составляющими характера. Что было в этом занятии, не понимал ни дед, ни он сам. Зато, пропустив небольшую серию капельных прыжков, успокаивалось колотившееся сердце, и не проливались наворачивающиеся слезы.

Нет, однозначно не мечтал оказаться запертым в библиотеке на все выходные. Перспектива пугала, и завораживала. Нечто уже однажды испытывал он, когда прочитал сборник рассказов Эдгара По. Мистика забирает внимание полностью, а душа трепещет от ужаса. Похоже на то, как целовать мумию, умирая от страха и от любопытства, проснется ли спящая красавица? Он поцеловал. Но не настоящую египетскую, а восковую. Память о том моменте, дарила ее обладателю позорные переживания и стыд.

- Господи, мальчик, что ты делаешь!!! – Разбила тишину в музее звонким голосом какая-то женщина, с виду посетительница, на деле сотрудник музея.

Дед пунцово-красный от гнева и растерянности вывел его на улицу и всю дорогу до дома зловеще молчал.

Кто первый подал идею проверить отвагу, точно не помнил. Знал, что от всей группы их осталось двое: два школьника, которые поспорили то ли на дорогую жвачку, то ли на билет в кино, что один из них поцелует восковую копию мумии. Мальчишка не решился довести начатое до конца, а сообщник, не переставая радоваться, дразнил, что тот струсил. Поэтому и ему захотелось, во что бы то ни стало, проверить себя на смелость, сможет или нет. В одиночку, конечно, поцеловать без свидетелей. После все произошедшего даже дед, все-таки поверил словам соседей, что внук у него того…

В коридоре за тяжелой дверью – тишина, настолько жуткая, что, если сильно проникаешься, в ушах начнет звенеть. Окна в отделе очень высоко, выдолблены полукругами, без рам с темными от пыли стеклами, зарешеченные неизвестно зачем. От решетки просто мороз по коже. Последняя надежда вылезти через окно и по трубе спуститься вниз угасла.

А как понял, что заперт?

Все по ней, по непроницаемой тишине. Сама по себе она не пугала, вернее, пока сильно не пугала.

Почему он решил пойти в библиотеку?

Суббота. Открытие ярмарки, кончились уроки, дед ушел к соседу. В маленькой однокомнатной квартире пусто и одиноко. Деться некуда, а в библиотеке он напал на золотую жилу древних сказаний. Этот отдел он облюбовал в самом начале недели, наугад вытащив с третьей нижней полки учебник по криптозоологии. Читал все подряд, надежно погружаясь в трясину старинных событий. За это же любил музей. Его захватывало от тоски по потаенной и глубокой древности. Чаровало могильное молчание вековой давности музейных экспонатов. А, покидая музей, оказывался в неописуемом диссонансе с обступившим со всех сторон миром. Трусливо, с опаской, глядел по сторонам и, сгорбившись от шквала жужжащих звуков автострады, бежал домой.

- Великие тайны. Погибшие цивилизации, - прочел он вслух название книги в некогда синем теперь потускневшем, сером переплете.

В школе не рассказывали о древних, курс истории начинался со времен, когда Русь приняла Христианство. О языческой славянской культуре ни слова, ни одного мифа, легенды. Лишь сказки. А ведь были языческие боги, в которых верил русский народ. Где найти книгу о них?

- Книги есть двух видов, - говорил дед, - те, что написать дорогого стоит, и те, что написать ничего не стоит.

Он истинный книголюб, особенно налегающий на книги исторического содержания, про Петра, про Наполеона. Тоже любил древность, но не такую ветхую, поросшую мхом времени, какую любил внук, а ту, чьи события еще колебали душу достоверностью.

- Читать то, что поражает, что трогает. Читать, чтобы задавать вопросы.

- Какие?

- Каждая книга это большой вопрос к читателю, вопрос, который ты должен услышать, если слуха нет, то хотя бы почувствовать, есть ли вопрос.

- А ответ?

Чувствовать вопросы дед научил, вбил. Заставлял переписывать отдельные главы из любимой эпопеи про русско-французскую войну. Когда перепись заканчивалась, приходила череда долгих, чаще нудных разговоров о теме, идее написанного. Пока не был обозначен четкий ответ, дед не отставал. Потом, в самую трудную школьную пору, когда в классе исчезли все единомышленники, открыл для себя, что в некоторых книгах есть не только вопросы, но и сами ответы. Ответ складно скрытый в самом вопросе. Когда он сообщил об открытии дедушке, тот пришел в крайнюю ярость, твердил что-то обидное про посредственность ума и невежество собственной родни. Обычно впадая в сильнейший гнев, дед остывает постепенно, балансирует между злостью и спокойствием как поплавок на водной глади. И тогда, взрываясь мелкими вспышками-монологами о неудавшейся судьбе учителя, глядя на него грустными влажными глазами, дед говорил:

- Собирай все мненья, но свое храни… - с силой добавил. – Так говорил еще великий дедушка Шекспир! Самому надо думать, своими мозгами шевелить, даже если писатель черным по белому написал, что и как! Терпеть не могу тупого принятие чужой точки зрения. Усвоил?!

- Усвоил.

Книжные полки тянулись к потолку широкими стеллажами, привлекая внимание потертыми корешками. Нечто до сердечного трепета беспокойное и загадочное скрывалось за этими книгами. Он испытывал, если не детский восторг, то изумление от осознания свалившегося на голову счастья, провести в библиотечном отделе мифологии все выходные!

- Нет ничего страшного, - в пустой тишине произнес он. – Я и книги. Не страшно.

Вернувшись обратно к портрету Ломоносова, поднял со стула книгу, неряшливо брошенную в ту самую секунду, когда он понял, что в отделе остался совершенно один. Это был сборник родных древнегреческих мифов. Тщательно перечитывал самые любимые: про Гермеса, как еще в младенчестве он показал всем богам свою ловкость и хитрость. Что привлекательного было в молодом боге? Покровитель торговли, атлетов, пастухов. Он же посланник богов, изобретатель меры, чисел и азбуки, которым обучил людей. Как такой бог, изобретатель букв, может быть еще и богом воров?! Потрясающее сочетание!

- Вопрос, как?! – сказал он тихо, почти шепотом. – Как?

- Никто не может превзойти его в ловкости, хитрости и даже в воровстве. Это он украл однажды в шутку у Зевса его скипетр, у Посейдона – трезубец, у Аполлона – золотые стрелы и лук, а у Ареса – меч…, - вслух прочитал он отрывок из мифа.

В воровстве и обмане бога Гермеса не было привычного для реальной жизни порицания, его проказы совершались бесцельно, точно некуда девать силу. Вот и воровал у высших богов все самое ценное, смеялся своим проделкам.

«А что бы я делал, окажись Гермесом?» - подумал он, осторожно садясь на стул. – «Наверное, тоже бы проказничал».

- Чем более силы, тем больше и ответственности! – Вспомнил он назидательные поучения деда.

Если верить этому правилу, то нести какую-то, сколько бы серьезную, ответственность за поступки, ему предстоит еще не скоро. Два года назад произошла неожиданная драка с одноклассником за порванный учебник. Хотя дракой это назвать трудно, он не смог, не то, чтобы ответить на удары, а даже самостоятельно подняться с пола.

- Каменный век прет изо всех подворотен с каждым новым поколением детей, - прокомментировал тот случай дед.

Занятый некоторое время отрывочными и совершенно не связанными друг с другом воспоминаниями, он позабыл, что оказался запертым в библиотеке. Словно заново, по-иному осознавая этот факт, вздрогнул и прислушался. Нет, кругом молчание, только у входа в отдел нервно потрескивала спираль лампочки. Чего же страшного в тишине?

- Не надо волноваться. Просто ситуация странная, поэтому все и кажется странным, - сказал он сам себе, заимствуя данную фразу из какого-то фильма или книги.

- Надо делать что-то, делать…

 

Взрослые все без исключения, даже самые лучшие взрослые, боятся, что их дети будут того…, ненормальными. А что значит «ненормальный»? Он посмотрел в толковом словаре, есть синонимы слову: убогий, глупый, больной.

- Людей отталкивает то, что им непонятно. – Мысль деда, почерпнул из очередного прочитанного философского трактата, наверное.

- Темнота непонятна, ничего не видишь из-за нее, поэтому тебе страшно. - Так дед объяснял причины страхов.

- Чужая душа потемки. – К тому, что он, его внук, людей боялся.

- В тихом омуте черти водятся. – Это к смирному характеру внука.

Понять деда нелегко. Тот хотел всего и сразу, и чтобы книги читал, и выигрывал олимпиады по физике, и на скрипке играл, и с одноклассниками дружил, и не курил, и ростом выше в два раза, и не смотрел американские фильмы, и поднимал штангу, и в ученые подался. Последнее, может быть, еще и произойдет, если он школу закончит. А вот игра на скрипке и поднятие штанги – явный перебор.

Когда случалось что-либо неприятное, дед говорил:

- Темнорусское отродье!

Или

- Темнорус!

За то, что постоять за себя не смог, завалил контрольную, не тянул четверку по физкультуре… Разве много надо, чтобы вывести деда, к старости нервы у людей такие расшатанные, хватает одного слова, и они уже звенят русской бранью.

В классе «ненормальный» - это он. Дома «ненормальный» - он. И когда в понедельник на работу придет Белла или кто другой, «ненормальным» тоже окажется он. В книгах бывают такие же «ненормальные» герои. В эпоху романтизма, в каждом романе встречался изгой, противопоставленный всему миру. Исключительный герой в исключительных обстоятельствах. Это в книгах, а в жизни «ненормальное отродье». Хотя он понимал, дед горячится напрасно, потом грустно подойдет и скажет, что был неправ.

- Ты читай больше, особенно…, - здесь он произносит имя какого-нибудь писателя, а книгу незаметно подсовывает ночью на книжную полку или кладет на стол ближе к учебникам.

Только в тот миг, когда деду случалось увидеть внука сидящим за столом с книгой в руках, в серых, бледных глазах проносилась необычайная для вредного характера теплота.

- Может, выйдет толк? - словно спрашивали они кого-то.

- Убогий – недалекий оп уму. Глупый… - Нет, не мог он согласиться, что глупый. – Больной?

- Кажется, нет. Если речь идет о физическом здоровье. Худой просто, хилый, и руки сильно длинные.

А еще черная родинка на лбу. В первом классе дразнили «помеченным». Друзья деда, смеялись, говоря:

- Контрольный в лоб!

- Нет, третий глаз!

- Третий глаз, выше находится, а у этого черт знает что!

- Если правее взять, получится и третий глаз.

И никто не задумывался о том, что ненависть к собственной родинке растет с каждым новым небрежно брошенным смешком.

- Ты думал, почему убили Саймона?

- Да.

- Почему?

- Саймон лишний. Его считали чокнутым, он был другим, но не чокнутым. И Саймон один знал правду, кто настоящий зверь.

- Чем же Саймон отличался от остальных?

Подобные разговоры он именовал «беседами». Если на выходных просиживал дома, а дед, возвращаясь от соседа, еще мог и хотел говорить, то они вели такие «беседы». У деда свалявшаяся, неухоженная, полуседая борода, усы плотно прикрывают губы, сухая, дряблая кожа на лице. Чем-то схож с русским классиком, портрет которого висел в спальне точно над телевизором. Еще до обеда, сильно напившись, дед мог глядеть телевизор, но, встретив там что-то возмутительное, расстроенный, как ребенок, сопел, с досадой в дрожащем голосе обращался к портрету:

- Видите, что в мире делается! Мрак, а вы тут…

Книги расставлены в алфавитном порядке. Строгая система, по которой можно отыскать необходимый материал. Он поставил на место древнегреческие мифы и аккуратно выудил следующую по порядку.

- Драконы: вымысел и факты.

Нет, уже читал. Рука потянулась к Гомеру, но на пол пути замерла.

Вдруг лампочка в начале отдела лихо щелкнула и погасла.

Все, что он больше всего любил на свете – читать книги. И чего боялся – страшных книг, художественные образы которых оживали на глазах и вписывались в настоящее. Так и смерть электрической лампочки, треснула по уже пропадавшей тревоге.

- Это случайность. По всему миру перегорают лампочки, и никто от этого не умирал. – Хотя он не знал точно, может, кто и умер.

Часы на стене показывали половину девятого. Игра в шахматы была в самом разгаре. Сейчас дед, наверное, совершает маневр ладьями, излюбленными фигурами. Если выиграет, сосед пошлет своего внука за пивом. Мальчишка понесется через улицу в ближайший ларек, купит несколько банок, а на сдачу получит жвачку, счастливый бросится обратно. Пивные банки будут звонко биться друг о дружку, сообщая прохожим о содержимом пакета. В рисующейся картине, в мальчишке что-то было от диккенсовского Оливера Твиста. Получает по шее он точно как Оливер.

Резко захотелось остаться жить в библиотеке, жить навсегда, не думая о еде и работе. Пусть дед приходит к нему в гости, а пьет у соседа. Пусть кто-нибудь выдумает такую тюрьму для ученых или изгоев. В одной книге, изгоями называли тех, кто не гоя, то есть предателя своих же людей. Чтобы мечта сбылась, надо либо самому изобрести эту тюрьму, либо быть очень богатым: купить дом, заполнить книгами все полки и шкафы. Чтобы даже на кухне и в ванне пахло книгами, приятный запах старой и новой бумаги. Новый день начинать с завтрака в личной библиотеке, обед там же, а вечером на веранде, наблюдая за закатом солнца медленно пить чай с лимоном, перелистывая книгу книг, вычитывая любимые места.

Страх, всякая еще грезившаяся в смутных коридорах отдела опасность исчезли. Кругом океан неизвестных книг, миллионы героев, захватывающих историй, приключений, мыслей, чувств и вопросов. Почему он раньше не думал об этом. Оказаться на все выходные спаянным с настоящим фантазийным сокровищем!

- Читать всю ночь напролет, а потом весь день.… Будто это мой дом.

Он вытаскивал с полок целые кипы книг, складывал неровными башенками вокруг себя и хватал по одной, наугад открывая любую страницу, пробегая глазами по первому попавшемуся абзацу, и решал, стоит ли читать книгу дальше. Невообразимо захватил собрание древнеисландских саг о колдовстве и Сокрытом народе, об аквайда-скальде Чаро-лейфи, которого в детстве заговорили эльфы. За сагами следовали новые саги, предания, легенды. Мир мифов усыпил его, спутывая сказочной древностью слога и не меньшей загадочностью всего прочитанного.

- Читать, чтобы задавать…

- Читать, чтобы отвечать…

- Читать, чтобы…

Снился сон, в котором они с дедом расставлял книги на полки под строгое командование сотрудника библиотеки. Он хмуро подавал новые стопки, ненароком заглядывая в глаза деду, что крылось в них? Недовольство, волнение? Нет, что-то новое, яркое, незнакомое, по блеску похожее на тревогу, по размеренным движениям на холодное равнодушие. Все не то. Это была взрослая растерянность, сомнение в правильности поступков. Опуская очередную книгу на полку, дед говорил:

- Умение задавать вопросы, умение находить ответы… Кто научит этому также хорошо, как… - На этой фразе голос деда обрывался и он повторял:

- Умение задавать вопросы…