За грибами я ходила один раз. Мне было восемь с половиной. Собирались с вечера. Мама жарила котлеты, мыла овощи и на нас с папой временами отвлекалась распоряжениями: принести, подать, не путаться под ногами. Тонкой ниточкой поджатых губ давала понять, что всё делаем не так... короче «идите-ка... спать». В кровати мечталось, как завтра надену китайские новые кеды.

Утро не задалось... Разбудили так рано, что рано ещё и не наступило. Новые кеды надеть не дали. С соседями-грибниками долго впихивали все вещи в папину машину... потом утрамбовывались в неё сами. Все сели, случайно увидели меня, спящую стоя рядом. Затащили внутрь на чьи-то колени. Только заснула – опять будят: мол, приехали –вылезай. Разобрали корзинки и долго спорили, в какую сторону дороги идти в лес. Мне корзину не дали, сказали, что через два года дадут, когда ботаника в школе начнётся.

В лесу было зябко от утреннего тумана и вкусно пахло сыростью. Все разбрелись и шуршали листьями – искали грибы. Аукались, чтоб не потеряться. Грибов я знала два вида: съедобные и несъедобные.

Несъедобные это – некрасивые поганки, красивые мухоморы и много страшных историй со смертельным концом. Со съедобными сложнее... Все они похожи друг на друга, а отличаются деревом, под которым растут. Под берёзой – подберёзовики, под осиной – подосиновики, под сосной в бору – боровики, опята – на пнях, сыроежки едят сырыми, маслята с маслом, а грузди слишком солёные, на любителя.

Грибы от меня прятались, видимо, детей не любили... Да, собственно, я их тоже. Но хоть бы один выглянул, чтоб не всухую проигрывать... Стала хитро ходить за каждым взрослым и подглядывать, пытаясь быстротой реакции победить опыт. Вот папа, явно, нашёл гриб (я гриб ещё не вижу). Папа достаёт нож и наклоняется (я гриб не вижу). Папа

встаёт – в руках гриб-невидимка. Грибоискание потеряло всякий смысл – взрослые знают великую грибную тайну... Захотелось есть. Жалобно стала канючить у мамы хоть кусочек сыроежки для умирающего от голода ребёнка.

Но мама, как грибная фея, упорхнула с полной корзинкой от меня к следующему грибу. Сжалился папа. Аукнул общий сбор. От радостного предвкушения маминых котлет не сразу поняла о серьёзных разногласиях взрослых: в какую сторону идти к машине. Взрослые пытались идти сразу направо-налево-на-северо-юго-запад-восток, доказывая свою правоту муравейниками, мхом на дереве, зрительной памятью, природным чутьём и

родственником-геодезистом по бабушкиной линии. Я стала спотыкаться и падать, имитируя смерть от истощения. Мама сказала, мол, она не виновата, что мой папа страдает географическим кретинизмом, и мне лучше потерпеть. Я поняла, что придётся выживать в одиночку.

Солнце садилось, когда мы выползли к шоссе. Нашей машины не было видно ни на правом, ни на левом горизонте дороги. Папа, почуяв каким-то мужским нюхом правильное направление, ушёл за машиной. А мы остались сидеть на брёвнышке у старого кострища. Взрослые, устало переругиваясь, хвалились грибами... мешками грибов, ведрами, вагонами своих грибов...

И тут наступил сказочный момент этой грибной истории... Я увидела втоптанную в пожухлую траву грязную горбушку батона, недоеденную предыдущими туристами-грибниками. В тот же миг сладкий вкус белого хлеба вперемешку с комочками земли таял у меня за щекой... Мама кричала что-то про «выплюнь немедленно»... Если бы она применила силу – я б откусила ей пальцы.

 

С тех пор, если родители и брали меня с собой «в лес-на-природу», то оставляли в машине – сторожить котлеты и изредка бибикать...