Ну что же, вот они со свистом летят поверх окоп. Кусочки метала, отлитые в пули. Сейчас мы поднимемся в атаку и все, конец, огонь слишком плотный. С моей везучестью я поймаю первую же и свалюсь подкошенный, переживая острую боль. Осталось только выяснить где именно будет эта боль.

Ну вот, уже близко, сейчас капитан закричит «в атаку!» и мы попадем под свинцовый град чеченцев. Но почему, почему я должен умирать на этой чужой войне, я двадцатилетний пацан? Чем конкретно передо мной провинились эти чеченцы? Что они сделали плохого мне?

- Отставить гнилые мысли! - крикнул я себе, подражая нашему старшине.

- Ты чего? – спросил бледный как мел Леха.

Ему тоже было страшно и он, возможно, думал о том же.

- Ничего, так, - ответил я не своим голосом.

Пару взрывов подняли пласты земли и обрушили их на наши головы.

- Рота готовьсь! – раздался гулкий голос капитана.

Я погибну, у меня предчувствие оно никогда меня не обманывает, погибну в этой глупой войне, в эту атаку…. Бедная моя мама!

Справа от меня Колька, с перекошенным лицом смотрел на край окопа.

Все ждали команды и затем, либо забвение, либо торжество победы. Нет не победы, а радость что ты еще жив, пусть до следующего боя, но жив. Еще один день ты будешь дышать, думать, вспоминать дом, еще как минимум целые сутки, а может и двое, а может и…, кто его знает. Вечером ты выпьешь с товарищами за победу и конечно за павших героев. Но это только в том случае, если сам не войдешь в их число! Но как же не хочется попадать в этот список. Ну все, хватит, прочь гнилые мысли!

Сзади пробежался сержант, он спешил к офицеру. Вскоре я услышал их далекий говор, сержант что-то докладывал и получал короткие приказы.

- Есть, - донеслось до меня.

Задевая наши спины, сержант пробежал обратно.

- Куда высовываешься, - крикнул он на молодого, - успеешь еще.

Пополнение прибыло позавчера, молодые и необстрелянные, после учебки. Сегодня был их первый бой. Кто бросал их на верную гибель?

Перед глазами вставала сытная жизнь столичной молодежи….

Мне приходилось бывать в Москве по делам торговли. В то время я устроился на вещевой рынок к армянину и был, что называется, на подхвате. Он часто брал меня в столицу, когда ездил за товаром. В одну из таких поездок мы были вынуждены задержаться и он позвонил своим знакомым. Тогда один из них дежурил в элитном клубе. В итоге мы смогли ознакомиться с ночной жизнью золотой молодежи. Никогда не забуду их сытых самодовольных физиономий, их папочки заранее позаботились о том, чтобы в их жизни не было никаких проблем. Здесь конечно таких не встретить….

- Твою мать…, - процедил Димка, мой сосед по койке.

- Что ругаешься? – бросил я ему.

- Затягивают, уж скорее бы! – ответил тот злобно.

Леха, оказавшийся в аккурат между нами, резко контрастировал своим бледным лицом с почти багровой физиономией Димки.

Да…, у каждого свой страх и реакции на него тоже….

- Успеешь навоеваться! – прошипел я.

На меня покосился Леха, на его лице возникло нечто вроде улыбки.

Я ему подмигнул и вдруг четко представил как он падает, покошенный пулей.

- Тьфу ты черт! – теперь уже у меня не выдержали нервы.

- А сам! - раздался голос Димки.

Да ожидание смерти хуже самой смерти, - вспомнились мне слова какого-то классика.

Тем временем плотный огонь над нашими головами только усиливался.

- Дяченко! – крикнул капитан, - корректируй!

Радист что-то быстро вещал в микрофон.

Послышались характерные звуки реактивных снарядов - заработали наши «грады».

Высоко над нами проносились ракеты.

Через несколько секунд разрывы оповестили об их приземлении.

- Вот так! – кричал багровый Димка.

Я смотрел на него возбужденное лицо и завидовал его твердолобости. Как замучило меня мое живое воображение! Я уже несколько раз мысленно вогнал себе пулю то в грудь, то в голову, то в живот и каждый раз переживал боль и последние мгновенья жизни. Это было настолько мучительно, что я уже проклинал эту свою способность. Почему одни умирают только раз, а я со своей чувствительной натурой должен умирать десятки, сотни раз, пока….

Залп «катюш» закончился, утихли далекие разрывы ракет.

Теперь уже точно в атаку.

Огонь со стороны чеченцев стал гораздо слабее.

- Ничего, сейчас только высунемся и все! – накручивал я себя.

- Рота! – раздался звучный голос капитана.

Вот он момент, самый страшный, когда ты, защищенный толщей земли, выходишь из укрытия и, полусогнувшись, бежишь навстречу смерти. И крик, крик и маты со всех сторон твоих раненых и умирающих товарищей. Главное громче кричать «Ура!», чтобы заглушить страдания тех, кто уже не может бежать, а может быть и дышать. Зачем, зачем всевышний наградил меня таким воображением, я не могу больше этого терпеть!

- В атаку! – прозвучала громогласная команда.

Я стал карабкаться наверх. Руки не слушались, я то и дело соскальзывал.

Мои товарищи уже бежали к врагу, а я все продолжал копаться.

- Вот черт! – ругался я, цепляясь за землю онемевшими руками.

Раздались разрывы мин, они падали все ближе к окопу.

Нас оставалось несколько человек, все остальные уже слились в гулком «ура!».

- Быстрее! – кричал сержант, - наверх!

Он находился в траншее и наблюдал за бойцами.

Наконец я выбрался и присоединился к товарищам.

- Ура! – закричал я что есть мочи.

Вот он момент истины, теперь мое воображение не работало, теперь работали только инстинкты – самосохранения и уничтожения.

Взрыв отбросил меня назад. В последнее мгновенье я успел подумать – так просто?

Черная пелена спадала, уступая место небольшим просветам. Постепенно они превращались в тусклые, а затем и яркие пятна, пока не слились в одно голубое свечение. – Да это же небо! – осенило меня. Через какое-то время я окончательно очнулся и увидел себя в окопе. Я подвигал ногами – на месте, руками – тоже. Потом попробовал подняться – получилось.

Надо же жив и, похоже, даже не ранен. Получалось, что взрывная волна отбросила меня назад в траншею.

Я осмотрелся, в окопе никого не было. Сверху доносились крики «ура!», очереди и разрывы снарядов.

- Вот черт! – я поднялся на ноги. - Ненавижу эту войну!

Я осмотрел себя и понял, что кроме как испачканной формы, взрыв не причинил мне никакого вреда.

Я опять полез наверх.

- Нет, нет! Хватит геройства, надоело!

Я вновь осмотрелся по сторонам. Траншея по-прежнему пустовала, да и кто мог оказаться тут в разгар боя. Наверняка сержант видел, как меня швырнуло в окоп, а может и не только он, поэтому можно не торопиться. Я еще без сознания.

Расположившись поудобней на дне траншеи, я закрыл глаза.

Стрельба и взрывы не прекращались. Криков «Ура!» не было, должно быть залегли под плотным огнем, а возможно и отступали. Скоро лафа закончится.

- Черт! но это же трусость, предательство, ты лежишь в траншее, а твои товарищи гибнут, как ты сможешь с этим жить, если выживешь?! – внутренне кричал я.

- Нет, это не трусость, это протест! Я ненавижу и не понимаю эту войну, почему я должен умирать?! Может все они понимают или им просто наплевать, но я не такой я должен знать за что отдаю свою жизнь! – отвечало мое второе я.

- Трусость! ты все это выдумываешь в оправдание, ты просто боишься боли, боишься смерти, ты трус! – кричало мне другое.

- Боюсь боли?! Нет, я боюсь глупости, я боюсь не совершить того, ради чего пришел в этот мир и я….

Меня вдруг осенило. Это был выход, это было спасение и доказательство того что я не боюсь…. Не боюсь боли….

Я огляделся по сторонам, медлить было нельзя.

- Так, - я передернул затвор своего АК и направил в ногу повыше колена.

- Нет так нельзя, будет порох на штанине.

Недалеко валялась старая шинель. Я небрежно ее скомкал и она стала напоминать подушку.

Отлично, то, что нужно. Я прислонил шинель к ноге и еще раз осмотрелся. По-прежнему никого.

Отведя автомат как можно дальше, я направил дуло на ногу. Пуля должна была пробить шинель, затем мясо внутренней части бедра.

- Ну, давай! – приказал я себе.

Палец опустился на спусковой крючок.

Раздался выстрел и острая боль в ноге оповестила меня о месте вхождения пули.

Я быстро выкинул шинель из окопа и, осмотревшись, взглянул на ногу.

Черное пятно вокруг дырочки быстро разрасталось.

- Есть! я сделал это! – удовлетворенно отметил я, - теперь ко мне никаких претензий, я ранен! – неуместный смех вырвался из моей груди.

Тем временем уже вся штанина ниже колена пропиталась кровью.

Я аккуратно просунул палец в дырку от пули и резким движением разорвал ткань. Передо мной обнажилась рана. Из нее пульсировал фонтанчик крови.

- А черт! – выругался я в сердцах.

Я понял, что перебил артерию.

Дорвав штанину, я обнаружил, что рана сквозная и такой же фонтанчик бил с другой стороны бедра.

- Дьявол! – почему-то в этот момент лезли только сатанинские названия.

Я по-быстрому скрутил штанину и почувствовал нарастающий озноб.

Получившимся жгутом я постарался остановить кровь. Но пуля вошла слишком высоко, стянуть ногу возле паха не получалось.

Немеющие руки уже не могли с должной силой затягивать жгут.

Фонтанчики по-прежнему пульсировали с двух сторон. Под ногой уже собралась впечатляющая лужа крови.

Я попытался закрыть раны руками, но кровь сочилась между пальцами и струйкой стекала на землю.

- Помогите! – закричал я что есть силы. – Помогите!

Голос слабел, в глазах темнело.

- Нет! Только не это! – подумал я в отчаянье, после чего собрал последние силы и вновь заорал:

- Спасите! – Получилось довольно слабо.

Сознание стремительно меркло и я провалился в небытие….

 

- Товарищ полковник, атака боевиков отбита, спасибо нашим «градам», хорошо поработали. – Докладывал капитан по рации. – Убито двенадцать боевиков, много раненых…. Да, ушли…, направляются как раз в сторону засады…. Есть!

- Потери минимальные, - продолжал он после небольшой паузы. – Восемь человек ранено и один убит. Рядовой, так в окопе и остался, в самом начале подкосило…. Есть!

Капитан положил трубку и окинул траншею взглядом.

- Старшина! – крикнул он.

Грузный мужчина протиснулся сквозь солдат, собравшихся вокруг погибшего товарища.

- Я, товарищ капитан, - проговорил он грустно.

- Отпишите родне погибшего, как положено…, мол, смертью храбрых и все такое…, – запинаясь, произнес офицер.

- Есть.