Есть у меня в Хайфе хорошая подруга Надя. Дама она приятная во всех отношениях – добрая, веселая, интеллигентная, бывшая москвичка. Убежденная кошатница, что для меня немаловажно, но к данному сюжету отношения не имеет.

Наде за пятьдесят, но выглядит она намного моложе благодаря своей живости и подвижности. Моложе, но все-таки не на тридцать.

По субботам мы с Надей в любую погоду ходим купаться на море. Встречаемся у фонтана часов около семи и не торопясь, болтая и радуясь прекрасному утру, идем к морю. Надо заметить, что Надя как всякая творческая натура, непунктуальна. А у меня точность и обязательность – «пунктик», выработанный многими годами работы в полу-военных организациях. Поэтому, если Надя опаздывает больше, чем на 15 минут, я ее не жду и ухожу одна. Потом мы, конечно, встречаемся, и у подруги всегда есть уважительные причины для опоздания. А у меня единственный ответ: «Я не молодой человек с букетом, чтобы тебя ждать».

В одно прекрасное утро на исходе пресловутых 15 минут прибежала Надя, совершенно не похожая на себя: злая, красная и растрепанная. Оказывается, по дороге Надя подралась. И не просто с какой-то шпаной, а с вполне респектабельным отцом арабского семейства, работающим муниципальным дворником в их районе. Он был знаком не только с Надей, но и с ее мужем, и всеми их родственниками и друзьями, и всегда исправно с ними здоровался. В это утро он тоже поздоровался с Надей и вдруг, не выпуская из рук метлы, схватил ее за грудь и недвусмысленно потащил в кусты. От такого приветствия подруга озверела. Она выхватила у дворника метлу и, одновременно взывая о помощи и колотя его этой метлой, погнала по дорожке. Ее истошные крики потревожили сладкий субботний сон соседей. Начали открываться окна, послышались слова «безобразие, полиция». Дворник позорно ретировался, а Надя, отбросив сломанную метлу, поспешила на встречу со мной.

Всю дорогу до пляжа мы разрабатывали планы страшной мести несостоявшемуся насильнику. Немного охладившись в 30-градусной морской воде, решили пожаловаться в полицию.

Сказано - сделано. Пришли в отдел жалоб. Здесь выяснилось, что по израильским законам, случай квалифицируется как сексуальное нападение, за которое положено тюремное наказание. (Подвели товарища публикации в местной прессе. А не верь газетам, что все «русские» – проститутки!). Допрашивать пострадавших по таким делам может только женщина-полицейская, а она выходная. Уговорили мальчика-офицера, и то только потому, что русскоговорящий.

Составляется протокол. После записи обычных данных, переходим к сути дела.

Что ты сделала, когда он схватил тебя за грудь? - спрашивает офицер.

Пострадавшая, кипя праведным гневом, честно объясняет, что она выхватила у обидчика метлу и била его, пока метла не сломалась.

- Ты звала на помощь? Соседи могут подтвердить?

- Конечно, я так орала, что все высунулись из окон.

- Это хорошо. Еще раз – что ты сделала, когда он напал?

Тот же ответ.

- Нет, это неправильно. Ты испугалась, заплакала и стала звать на помошь.

- Да нет же, я отняла у него метлу...

- А я тебе говорю, что ты заплакала. Ведь он тебя оскорбил, так?

- Конечно.

- Ну вот. Так и запишем в протоколе: оскорбилась, испугалась, заплакала. Не спорь со мной, я лучше знаю.

Но Надя продолжала спорить, как я ни толкала ее ногой под столом. Сама мысль о том, что она могла испугаться какого-то хайфского дворника, да еще и плакать по этому поводу, обижала ее больше, чем само нападение.

Дворника, конечно, не посадили, учитывая его многодетность и отличные характеристики от муниципалитета, но нервы попортили и на другой участок перевели.

А Надю потом долго дразнили несостоявшимся изнасилованием и ее «неправильным» при этом процессе поведением.