Памяти израильских солдат,

погибших во Второй ливанской войне.

 

Павел первый, Павел второй

 

Это сообщение по e -mail от Паши Левина, переслал мне в Израиль Князь. «Старик, привет! И сразу без всякой лирики о том, что не дает мне покоя. Хочется излить душу именно тебе, потому что помню твое всегдашнее неутолимое желание знать про Израиль больше того, что можно прочесть в прессе или посмотреть по ящику. Я ценю мою дружбу с тобой.

Теперь о том, что очевидно. А что очевидно? Очевидно, что на душе, Коля, сказать по-русски хреново, настроение никакое и хочется завыть волком. Потому что я себе совсем не так представлял эту войну. Израильским солдатам, которые до недавнего времени, выполняли работу полицейских на оккупированных территориях, сегодня приходиться противостоять в Ливане хорошо тренированным солдатам, готовым умереть, выполняя свою задачу. Они появляются в неожиданных местах, скрываются в хорошо подготовленных бункерах, сражаются яростно, потому как не люди, а фантомы. Я думаю, ты представляешь: (ты же служил в танковых) легко управлять танком на центральной улице Газы или среди домов какого-либо лагеря беженцев, когда пацаны-отморозки бросают в тебя камни, когда у противника нет опытных бойцов и современного оружия. Гораздо труднее ехать на танке по застроенной территории в Ливане. Там отовсюду неожиданно появляются иноверцы, вооруженные современным противотанковым оружием. А наш танк сегодня не защищен от их нового оружия, собранного, между прочим, на военных заводах России.

Сегодня я – резервист и чувствую: со дня на день призовут повоевать и меня. Я же готовлюсь стать отцом. Зоя на пятом месяце. Будет мальчик! Угадай, как назовем? Даже не пытайся. Все равно не угадаешь. Если бы мы жили в России, его бы величали Пал Палыч. Да, да! Он тоже будет Павлом! Так решено было на домашнем совете. Я - Павел первый, он - Павел второй! Я так рад, что словами тебе этого не передать! Молю Бога, чтобы к восемьнадцатилетию сына вымерли, как мамонты все ненавидящие Израиль!

P / S

Помнишь ли ты, что Силантий, который в Канаде ждет нас к своему дню рождения? Напоминаю: 12 февраля будущего года. Праздник не за горами. Телеграфируй, что ты по всему этому поводу думаешь? Что слышно у тебя? Купил ли, как хотел крутой джип -HUMMER? Поздравь меня – я бросил курить и призываю тебя брать с меня пример. Привет тебе от Зои и привет супруге Алле. Жму руку, обнимаю. Паша».

Что мне ответить Князю? Он еще не знает, что Павел, спустя восемь дней после отправки ему этого сообщения был призван резервистом на войну. В самый тяжелый для страны день, в день, когда армия потеряла сразу двадцать пять солдат, был убит и сержант Павел Левин. Осколок ракеты угодил ему в голову. Коллективного письма Князь от нас уже никогда не получит. Наследник Павел второй, еще не успев родиться, остался без самого незаменимого наследства – без отца. Что написать мне Князю?

 

«Не хлебом единым…»

 

Семидесятипятилетний дедушка Исай закапал себе глаза и часто-часто поморгал. Потом нацепил на кончик носа очки и продолжил сосредоточенно писать: «Тусклая лампочка под низким потолком была сильно засижена мухами. «Откуда им здесь взяться? - зло подумал Бронхит. «Бронхит» - было его погоняло. Он получил его при первой ходке. - Не должно тут быть никаких мух. Как они могли сюда залететь, если малюсенькое окошко наглухо замуровано в стене? А про дверь вообще речи быть не может! Противно лязгают засовы, потом растворяется узенькая форточка. Заключенный получает пайку своей баланды и ни одной мухи.

В этом месте не веселых воспоминаний Бронхит потрогал лоб. Лоб показался ему горячим. «У меня, кажется, температура, - забеспокоился он. Не хватало еще захворать в этой в тюрьме! А ты хотел курортов? Думал, тебя в Эйлат повезут! С Даной Интернейшинал, думал, на пляже будешь загорать, да в сауне с ней париться? Нет уж. Попарься на нарах». Бронхиту стало жалко себя. Жалко до слез. Он отвернулся к стене и провел по ней рукой. Стена была шершавая, пахла известкой и сыростью. Когда-то дома, когда он был на воле, перед тем, как закимарить, поворачивался к стене, на которой конкретно висел красивый гобелен. На нем шесть не хилых подсолнухов тянулись к солнцу, к свету. Вокруг высокая зеленая трава. А конопли! Видимо невидимо! В натуре это были золотые головки подсолнухов. На одном из листиков, кажется, это был подорожник, зеленая гусеница без всякого базара, взгромоздившись на другую, выгибала над ней спину. «Всюду любовь», - думал тогда Бронхит, глядя на парочку».

Дедушка Исай поставил точку. Покачал ручкой между пальцами, потом она снова живо застрочила дальше: «Что Бронхит знал о любви? Ничего. Знал только, что купить её нельзя. Нет продажной любви. Но кто-то ему говорил, что можно купить собаку, и она будет любить тебя. «Лязгнули засовы», - вывела рука далее, но неожиданно лязгнули не засовы, а в замочной скважине мягко провернулся ключ, и чуть растворилась дверь. В желтом луче утреннего солнца заплавали пылинки. Показалась дочка Мира. Она вытирала о фартук руки в муке. За ее спиной настойчиво просилась гулять собака. Повизгивала и вертела хвостом.

-Папа, ты не забыл? Сегодня среда, твой день. Не опоздай на свою службу, писатель! Заодно Чипе устроишь утреннюю прогулку! - улыбнулась дочь. Дедушка ногами нащупал под столом домашние тапочки, поднялся из-за стола.

…Минут через десять уборщик Исай весело гремел по улице зеленой тележкой с не богатым скарбом: две разлохмаченные метелки разного калибра, да совок. Он торопился на работу. Впереди бежала Чипа. Собака обернулась и посмотрела на хозяина, как тому показалось, с некоторым недоумением. «А ты назови мне хоть одного писателя, которого кормили бы строчки? Нет, ты назови! Скажи мне! Скажи! Молчишь! То – то же! Тем не менее, не хлебом единым…»,- выговаривал ей Исай.

 

Тамагучи от одиночества

 

Они долго блуждали между одинаковыми многоэтажными домами нового микрорайона, (хотели скрыться от посторонних глаз, чтобы не стать предметом разговоров и сплетен соседей и знакомых). Долго бродили, лавочки были заняты бабушками, наконец, опустились на какую-то песочницу. Она была со всех сторон окружена густыми кустами. Костя стащил с ноги нечищеный туфель и, постукивая им по доске, стал старательно вытряхивать песок. Сердцем чувствовал – предстоит тяжелый разговор.

- Так кому ты звонила?- начал он и затеребил руками носовой платок.

-Звонками я заполняю душевный вакуум, который образовался у меня с тех пор, когда я узнала, что ты отдал Ольге мой подарок,- стараясь не выдать волнение, сказала Зоя.

- Тамагучи что ли? Никому я ничего не отдавал! А знаешь, говорят, что тамагучи придумала одна одинокая японская женщина, чтобы он помогал ей легче переносить одиночество.

- Одиночество это когда всегда знаешь, где лежат твои вещи. А я такая несобранная, такая растеряха! Короче все! Хватит, Костя! Я ухожу! Это же надо предложить дедушке играть в наперсток! Человеку, интересы которого лежат вокруг мировых цен на нефть, спикеру верхней палаты Госдумы! У деда отвисла челюсть, мама не знала куда деться, а папа принимал глицерин.

Они только начали выяснять отношения, а уже семимильными шагами к ним летела Вера:

-Так, господа дорогие! Почему вы здесь? Быстренько к главному входу! Нас ждут звери!

Подгоняемые этой всевидящей, парочка, влетела под широкий навес и стали в хвост колонне. Последним там топтался всегда без пары Гоша Скворцов.

-Если памперс жмёт – значит, детство кончилось, - ни с того, ни с сего выпалил он.

-Дело в другом, братцы,- задумчиво произнес Витя.- Есть ли в мире что-нибудь ужаснее, чем звери, запертые не в клетках, а запертые одиночеством?

- Как ты прав!- поразилась Зоя и выразительно взглянула на Костю.

- Им даже тамагучи не в силах помочь!

Раздалась команда и старшая группа детского садика «Светлячок» нестройно зашагала на экскурсию в зоопарк.

 

КОНЕЦ