1.

Дверь открылась, и из машины вышли две молодые девушки. Спрятав зеркальце в косметичку, одна из них громко засмеялась. От нее разило алкоголем и дешевыми духами. На уставшем лице второй, под толстым слоем тонального крема, были видны свежие ссадины.

 

- Ты считаешь, их выбор не правильным и осуждаешь их поведение?

Я облокотился на спинку мягкого кресла, и молча кивнул головою.

Ответ нисколько не удивил его. С равнодушным выражением на лице, он сказал:

- За поражение не борются, им не вознаграждают. Поэтому все самые чудовищные преступления совершались во имя добра и справедливости. Быть униженным – значит, отличатся от других, стоять на ступеньку ниже в бесконечной лестнице жизни. Озлобленным и удрученным бессилием, упрямо и непорочно сторожить ничтожный клочок холодного железа, и мечтать взобраться выше.

Зачем тревожить свое сердце подобными мыслями, если лестница предназначена для спуска, а не подъема? Свои ошибки исправить можно, чужие – никогда. Но что делать с чужими ошибками, если они являются фундаментом твоего счастья, лучом осеннего солнца перед вечным торжеством человеческой тьмы?

ОН подошел к рустикальному камину и, присел перед ним на корточки.

- Этот выбор был сделан за них, но не ими. Они колесо Фортуны в механизме вечных грез. В этом мое сочувствие, а их трагедия.

 

2.

Группа футбольных болельщиков, с наголо бритыми головами, одетые в спортивные костюмы, столпились на одной из станций метро, подняли над собою шарфы с эмблемами любимого клуба, и стали громко выкрикивать затертые фашистские лозунги. Прохожие хмурили лица, но молчали.

 

- Нет! Ты не прав! Это не есть плевок на нравственные устои нашего общества. Это лишь глупая, наивная попытка самовыразиться в пучине утопической идеологии низших слоев серой массы.

 

3.

Молодой парень с впалыми скулами, но кустистыми бровями, с серьезным выражением на лице, склонился над толстой книгой и стал повторять несколько раз про себя одну и ту же фразу, по-видимому, пытаясь запомнить ее.

 

С улицы доносился скрипучий стук капель осеннего дождя об ржавый карниз подоконника.

- Что есть мерой силы, - спросил ОН, медленно постукивая указательным и средним пальцами об деревянную ручку кресла, в котором сидел, - как ты считаешь?

Я сделал несколько глубоких глотков черного кофе и неуверенно ответил.

- Деньги.

По тому насколько грустными стали его глаза, я убедился в правильности своих слов.

- К сожалению, - глубоко вздохнув, вымолвил ОН, - Нет вины нашей в том, что мы разучились чувствовать время, и вследствие чего стали окончательно нетерпеливыми и максимально грубыми. Сама жизнь поставила нас в такие рамки, где быть честным и устойчивым к моральным изгибам, есть не нормально!

ОН встал с кресла и подошел к открытому окну.

- Появись бы на полвека ранее на свет, этот парень достиг бы блистательных результатов. Но здесь и сейчас он не способен найти применение своим знаниям.

 

4.

Их было шестеро. Они стояли около могилы неизвестного солдата, пили пиво и громко смеялись.

 

- Нынешняя жизнь – это идеальный инструмент гармонии несправедливости и упадка всех моральных ценностей, - начал он, решительной и полной уверенности походкой передвигаясь из одного угла комнаты в другой, - Атеизм, лож, неспособность к инакомышлению, неуважительное отношение к истории своего государства, злоупотребление алкоголем, наркомания и промискуитет…Вот основные черты того, что я вынес для себя каждый раз, когда подхожу к открытому окну и вижу, как вдоль старого проспекта идут люди. Часто я задаюсь вопросом – кто есть виновником этого глубокого нравственного и эстетического кризиса..?

Внезапно за окном послышался свирепой силы раскат грома. Небо, словно разорвалось на сотни мелких осколков, и тут же усеялось грозными валами, озаренными лунным светом.

- Каждое государство представляется мне огромным айсбергом, что дрейфует в холодных водах банковских счетов. Верхушка айсберга – это власть. Ее размеры соответствуют сектору деятельности, возможностям и уровню безвозмездного использования своих ресурсов. Основания айсберга – это народ. Гордость и между тем угроза авторитета в глазах недоброжелателей и мелких завистников. Это рычаг, что приводит машину счастья в работу. Сумасшедшая, но подвластная контролю сила. И основывается этот контроль на абсолютном искоренение мышления людских масс, их тягости к самовыражению; на внедрение в сферу использования одурманивающих сознание веществ. Разношерстным в духовно-эстетическом плане обществом управлять невозможно. Необходимо свести все проявления индивидуальности и здравого смысла до минимума, и превратить пахнущих жизнью людей в стадо, готовое с безукоризненной самоотдачей исполнять любые требования обезумевшего пастуха.

ОН медленно сел в кресло, и после непродолжительного молчания добавил:

- Каким бы огромным, могущественный и смертоносным не был айсберг, он всего лишь мертвая глыба холодного льда, которой суждено растаять. Все давно есть предрешенным! Во имя чего мы боремся за свою жизнь?

 

5.

Слезы медленно стекали по обветренным щекам седого старика. Он стоял с протянутой рукой у залитых электронным светом витрин супермаркета, и, весь дрожа от холода, сиплым голосом просил помощи.

 

Языки синего пламени, словно под звуки гитары, медленно развивались в камине, наполняя одинокую комнату спокойствием и тишиной.

- Все же человек не так уж и далеко ушел от природы, и животные инстинкты в нем по-прежнему сильны, - ОН закинул ногу на ногу и, погладив большим пальцем правой руки свой подбородок, продолжил.- Что, правда, в процессе развития цивилизации, науки и техники, генезисе прав и обязательств человека, эти инстинкты несколько видоизменились. Если ранее это было стремление к самосохранению, то сейчас основными направляющими спутниками за счастья, стали гордость, мстительность и эгоизм…

Всякой эпохи – свой идеал. Каждый последующий является фактически полной противоположностью предыдущего. Меняются мысли, цели и способы достижения последних. Человеческой жизни свойственна весьма грустная закономерность: низкому уровню жизни – соответствующий коэффициент культурного состояния. Честь, любовь, уважения, чувство собственного достоинства, соблюдения нравственной стабильности...Отсутствие этих качеств более не есть для нас удивительным. Смирились! Но лишь одно, но лишь одно…

Недоговорив, ОН спрятал руками лицо и находился в таком состоянии неподвижно еще в течение нескольких минут. ОН сидел ко мне в профиль, и я отчетливо видел, как толстые синие вены напряженно пульсировали на его шеи.

- Быть благодарным, - наконец начал ОН, вытирая с глаз слезы, - великое, великое искусство, владеть которым подвластно не каждому. Умение определить всю глубины щедрости, искренности и безвозмездности поступка другого, требует огромную, огромную выдержку и закалку характера. К несчастью, мы не владеем этим искусством…В рутинной обстановке настоящего мы совершенно перестали замечать тех, кто под мертвым шквалом автоматной очереди отстоял нашу свободу, кто повернул ход мировой истории и поднял из руин и пепла родную землю...Вместо слов благодарности они слышат наш смех и видят глупые ухмылки. Этот мир настолько сумасшедший, что победители в нем живут гораздо хуже проигравших.