Что был до того, как он меня нашел? В сущности, ничего хорошего: подъезды, одноразовое питание, пинки и иногда сочувственные взгляды. Взглядом не накормишь.

Как он меня нашел?

Было только начало ноября, выпал первый снег. До вечера я просидела на теплых трубах какой-то школы. Хотелось есть, но не хотелось никуда идти. Метрах в десяти стояла парочка влюбленных. Я вообще людей не люблю. За что мне их любить? Никто ничего хорошего не сделал, не покормили ни разу. Но он мне понравился, и я решила подойти ближе. Чужие разговоры меня не развлекают, но этот сыграл в моей жизни определенную роль.

Он сказал: «Ты уезжаешь, и я не могу требовать от тебя каких-либо обещаний, даже верности. Но ты дорога мне, и хочется надеяться, что расстояние не разлучит нас». «Зная твою обязательность, надеяться на это отнюдь не бессмысленно. Не провожай, знаю, ты ненавидишь поезда».

Потом эту трогательную сцену заслонила приехавшая машина. Машина с девушкой уехала, а он остался.

«Вот это да!» - он посмотрел на меня и осторожно, ожидая верно, что я убегу, подошел ближе. «Ты будешь мне как напоминание о ней».

«Вот еще!»- фыркнула я и отодвинулась на полшага: не хотела я связываться с людьми, тем более быть живым памятником. Улица, быть может, не самое лучшее место, но… Тут я подумала, что ничего другого-то и не видела, и мнение свое о предложенных еде и постели изменила. Тем более, что скрывать, чем-то он меня притягивал, хотелось побыть с ним рядом хотя бы чуть-чуть, а убежать всегда можно. Он попытался взять меня на руки, но я не далась, пошла за ним следом.

Первое, что меня поразило, это когда он открыл дверь и пропустил меня вперед. Хотя, что в этом странного? Я вошла. Ну а дальше началась сказка. Меня накормили мясом, напоили молоком, показали, где спальня и туалет. Одно лишь событие омрачило этот вечер – наше знакомство. Он сказал: «Ну я-то Андрей, а ты будешь Лизой». Сначала я не предала этому значения, но потом узнала, что ту девушку, с которой он прощался, зовут Лиза. «Нет, так не пойдет», - подумала я. Ну как скажешь-то? Я просто перестала откликаться на это имя. Через десять дней меня переименовали в Масю Нелепое имя, но ему нравилось.

И мы стали жить вдвоем. Честно говоря, сначала я его побаивалась, а еще больше – его друзей, которые очень часто приходили к нам в гости. Не понимаю, с чего люди решили, что кошкам нравится, когда их таскают любые посторонние. А к нему я сама себя приручила. Когда он спал, я тихонько приходила, садилась садом и долго-долго на него смотрела, думая о том, почему я все-таки не убегаю. Честно признаться, я частенько вспоминала жизнь на улице. Особенно мне помнились летние дни, когда еда не такая большая проблема, а жизнь полна событий и приключений. Но то ли из-за зимы, то ли по какой-то другой причине, убегать не хотелось. Я смотрела на него и думала, что нам, конечно, хорошо вдвоем, но если мне одного его достаточно, то ему меня – определенно нет. Но, наверное, те принципы, о которых говорила его девушка, брали верх над разумом и физиологией.

Прошла зима и половина весны. За это время я научилась есть только Wiskas, не задыхаться в накуренном помещении, слушать рэп и смотреть футбол. Прятаться от его друзей я умела всегда. Впрочем, скоро это было уже ненужно, потому что они поняли, какой дряной у меня характер, провали «шальной трусихой» и оставили в покое. Когда он уезжал, я скучала, и была счастливейшей из кошек, когда возвращался, брал на руки и говорил, что я у него самая лучшая.

Но в мае приехала Лиза, и в доме все пошло кувырком. Во-первых, с собой она привезла кучу флакончиков всякой гадости, запах которой скоро наполнил всю квартиру. Во-вторых… Во-вторых, она мне просто не понравилась сразу, как только вошла, и с каждым днем ситуация усугублялась. Почему-то она решила, что кошкам вредно питаться одним кормом, и каждое утро я обходилась без завтрака, потому что есть кашу, пусть даже на молоке, не хотела. Андрей, чтобы любимую не обидеть, незаметно кашу выкидывал, кормил меня нормальной едой и потом с умным видом доказывал ей, что я сыта.

Она заняла мое место в его постели! Ну, хорошо, нравится нам обеим спать, уткнувшись ему в правое плечо, но я не привередливая, могу уткнуться и в левое. Нет же! Она купила какую-то нелепую корзину с тоненьким одеялом, думая, что мне там будет гораздо удобнее, чем рядом с ним. И каждую ночь любовно относила меня «в мою постельку»! Ну, как бороться с таким отношением? Пришлось царапаться и кусаться. Но это сначала. Потом я совсем обиделась и испортила ей сумку, куртку и сапоги. Истерика длилась два дня и закончилась походом по магазинам и приобретением нового гардероба. А с Андреем у нас состоялся серьезный разговор. Он, как обычно, присел и, медленно произнося каждое слово, сказал: «Вижу, что она тебе не по душе, но все-таки однажды нам придется жить втроем. И жить надо дружно. А если ты постоянно будешь портить ее вещи, я разорюсь».

Я расстроилась и решила устроить голодовку. Правда, Лиза уехала раньше, чем я успела проголодаться. Мы вновь остались вдвоем. Могу признаться, мне было даже как-то стыдно за свои пакости, потому что он, как только она уехала, заскучал, загрустил и вообще как будто умер. А когда он уезжал к ней на неделю или на две, умирала от тоски и сходила с ума я. Даже убежала один раз с горя. Но он меня нашел.

Близился Новый год. Квартира превратилась в балаган: незнакомые люди, круглосуточно слоняющиеся по нашему дому, громкая музыка, ужасный запах сигарет и пива… И вот в один из вечеров пришла ОНА.

Скинула курточку (никто же не помог!!!), вышла из туфелек (на дворе – зима?!) и удивленно на меня посмотрела. «Да, это Мася», - ответил Андрей на ее немой вопрос. «Она у меня пугливая, не любит чужих».

Ну, кто, кто пустил этот нелепый слух? Для поддержания имиджа пришлось убежать и спрятаться. Впрочем, осень скоро она меня нашла. В ее руках было так же удобно и спокойно, как у Андрея. Она мне нравилась. Даже больше – я бы хотела, чтобы она вообще не уходила. Увы, он моего восторга не разделял.

Как, как она могла уйти? Надолго она ушла? У меня было предчувствие, что нет, у моего хозяина, очевидно, не было ни волнений, ни предположений на этот счет.

Через три недели она снова появилась в нашем доме. Грустная, как осенний дождь, неразговорчивая, какая-то не такая. Пришла, села в уголок дивана, закурила. Мне так хотелось свернуться клубочком у нее на коленях, чем-то утешить… Но она постоянно уходила то на кухню, то в другие комнаты, как будто нигде не могла найти приюта и покоя. Ей было, прямо скажем, плохо, то есть совсем хреново. У Андрея два верных средства против депрессии и тоски: травка и пиво. Какой только реакции организма не видела я за год от дури! У нее ничего особенного не было: она долго кашляла, постоянно убегала в ванну, смеялась и все повторяла «улетаю». Потом она села к нему на колени и сказала: «Ну сделай что-нибудь! Я, конечно, слишком много уже натворила и наговорила, чтобы останавливаться, но…». Договорить она не успела – поцелуй помешал. От радости я даже замурлыкала. Но радоваться было раною после он начал, как говорят люди, съезжать: «У меня девушка, принципы… Я не могу…»

«Дурак, дурак! Ой, дурак!» - плевалась я, сидя под креслом. Возмущению моему не было предела. «Вот увидишь, завтра она уедет навсегда!» - фыркнула я и ушла портить обувь, на этот раз его.

Почему люди бывают такими глупыми? Вот кошки всегда верны интуиции. И она тянулась к этому глупцу, повинуясь каким-то внутренним силам. В ней легко угадывалась кошачья порода. Она была свободна, несмотря на то, что первая позвонила и сама приехала, несмотря на то, что осталась у него. Во всем этом было больше свободы, чем у той же Лизы, которая имела право здесь жить и руководить.

Она уехала утром вместе с ним на работу. Стало пусто… Если бы кошки умели плакать, но они не умеют... Так хотелось уйти вместе с ней! Я бы нашла ее по аромату духов, нашла бы! Но Андрей… Все-таки он был мне дороже всех. Он заботился обо мне, лечил, когда я болела, нашел, когда убежала. Ему надо было помочь, а не бросать одного с его принципами, мыслями и тоской.

А ему было лихо. Он ничего не ел, только курил больше обычного. Подолгу смотрел в окно или вообще в стену. И все это в гробовой тишине: ни музыка, ни телевизор не были включены. Казалось, даже меня он не хотел видеть, потому что обычно рассказывал мне что-то, спрашивал совета, даже понимал, что я ему говорю. А тут молчал, даже кормить меня забывал. Но я не обижалась, я понятливая.

Так проходили дни, недели, месяцы. Наступила весна.

Однажды поздно вечером ему было совсем худо. Он не мог ничем заняться, его раздражали любимые фильмы, которые всегда безотказно поднимали настроение. Как ни странно, он не спасал себя обычными лекарствами – алкоголем и травой.

О, если бы я могла найти ее, сказать ей!

Но вдруг она сама появилась в квартире. Именно появилась: мы не слышали, как она вошла, разделась, шла по коридору. Странно, что Андрей забыл закрыть дверь.

- Я ждал тебя, - он смотрел на нее, как на ангела, сошедшего с небес.

А она скорее походила на чертенка, искушающего свободой и весельем.

- Для меня эта ночь вне закона! – улыбнувшись, пропела она.

- Что будем делать?

У него было глупое, виноватое выражение лица. Можно подумать, она сразу потащит в постель, чего он почему-то очень боялся.

- Для начала, поедим. Уверена, ты голодный, и твоя кошка тоже, - она сочувственно на меня посмотрела, взяла меня на руки, его за руку, и мы всей компанией отправились на кухню.

- Только есть-то нечего, - нерешительно произнес Андрей. – Все закончилось еще два дня назад.

- Это нетрудно было предвидеть. Я все принесла с собой.

Чтобы не мешать, я отправилась смотреть телевизор. Из кухни доносились его смех, ее мурлыканье. Во всей квартире были аромат ее духов, ее голос и еще музыка, появившаяся вместе с ней. Я уверена, эту музыку слышали мы трое, это была наша тайна. Ее никто не мог отнять или разрушить, кроме нас самих. А еще по квартире гуляло счастье. Оно посмотрело в зеркало. Легким ветерком пронеслось по всем трем комнатам, поправило шторы, чтобы никто не видел, куда оно пришло, и не украл его, оно затуманило пылью памяти старые фотографии и тихонечко так уселось в уголочке дивана на кухне.

Всю ночь они ворковали. На такую парочку неосторожных голубков стыдно охотиться даже самой голодной кошке. Но утром я услышала страшные слова, а именно: «Ты ничего не понимаешь!» и «Я не хочу ничего понимать!».

- Ты ничего не понимаешь! – Андрей сидел на диване растрепанный, виноватый, как будто чем-то смущенный.

- А я не хочу ничего понимать! У нас нет будущего, потому что где-то в каком-то городе живет твоя возлюбленная, потому что мы вместе работаем, потому что мы слишком многого хотим от жизни. Все это я слышала, но что я должна понимать?

«Истерика», - подумала я, уловив высокие срывающиеся нотки в ее голосе, увидев ручейки слез на щеках и отчаяние в глазах. Она стояла у окна, закутавшись в плед, такая беззащитная и трогательная, что хотелось обнять ее сильно-сильно и никогда никуда не отпускать.

- Мне не нужно будущего. Твои принципы рухнули, даже бороться не смогли, так безжалостно сердце; на работе давно обсуждают наши небывшие отношения, они за нас все решили, и никакая другая правда им не нужна. Что касается желаний… В большинстве своем мы сами не знаем, чего хотим и на сколько сильно. Мне не нужно будущего, которое обречено на провал.

- Не понимаю, чего же ты хочешь? О чем говоришь?

- О том, что будущего не будет, не может быть, если нет настоящего и прошлого.

- Послушай, у нас был чудесный вечер, великолепная ночь, - он подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал в волосы. – Зачем сейчас выяснять отношения…

- Которых нет, - вставила она.

- Ты сегодня спасала меня, не так давно я спасал тебя… Зачем все усложнять? Давай…

- Ты не сможешь, - опять перебила она его. – Не сможешь быть мне другом: ты никогда не расскажешь мне о своей девушке, не спросишь совета, на работе будешь избегать меня, не пойдешь со мной в один бар, даже в разных компаниях. И я не смогу. Потому что буду помнить, как ты был моим, потому что буду слышать, как подбираешь в разговоре слова, буду видеть лишь, как ты смотришь в сторону, и знать, что все замечаешь. Один из нас рано или поздно сломает другого.

Она села на краешек дивана и заплакала. Он ничего не мог сделать, потому что каждое слово было правдой, а с ней трудно спорить. Попытка утешить ее успехом не увенчалась.

- Мне холодно, - она отодвинулась и еще больше укуталась в плед.

- Я включу обогреватель.

- Нет, - остановила она его. – Холодно рядом с тобой, обогреватель не поможет. Вызови таки.

Он послушно встал, нашел телефон, набрал номер, сбросил, наверно, было занято.

- Может быть, передумаешь?

- Я не могу одна, - не сразу ответила она.

Он помог ей одеться, подал сумку. Зазвонил телефон.

- Машина приехала. Давай, я отменю вызов.

- У тебя есть сутки, чтобы все решить наверняка, - сказала она и ушла, не дождавшись, когда он ответит на звонок.

В отчаянии, забыв обо всем на свете, я бросилась за ней.

- Ты с ума сошла! – воскликнула она, взяв меня на руки. – Тебе нельзя со мной, тебе домой надо.

«Нет! Не хочу! К этому чудовищу, у которого нет ни разума, ни сердца? Не хочу!» - я все сильнее впивалась когтями в ее куртку.

Из подъезда выбежал Андрей. Она разжала руки, я тут же оказалась на земле. Две ее слезы, как два сердца, разбились на осколки возле моих лап.

- Ты слышишь музыку?

Мы обе застыли, глядя на него.

- Да.

- Какая она? Что ты слышишь? – ее голос дрожал, будто если он ответит неправильно, она тут же умрет. Наверное, и умерла бы.

- Саксофон, рояль, ударные, - перечислял он, вслушиваясь, вглядываясь в рассвет. – Это блюз, джаз, музыка, которая существует только одно мгновение, у которой нет ни прошлого, ни будущего. В этом ее сила, ее притяжение. Я будто слышу тебя… Сутки одному – это слишком много, - обреченно закончил он.

 

 

Люди понятия не имеют, какой счастливой может быть кошка, если ее не прогоняют ночью из под одеяла и не кормят по утрам кашей, если не навязывают ей свое общение и не забывают о ней, если те, кого она любит больше обжаренной куриной грудки счастливо живут вместе, иногда даже вопреки себе.