Это было в конце семидесятых прошлого века. Странно, произносить «прошлый век», особенно, когда с возрастом воспоминания молодости становятся ближе, а настоящие дни тянутся однообразным черно-белым кино.

Мне посчастливилось через знакомых снять комнату в квартире на Поварском переулке, это сразу за станцией метро «Маяковской», не доходя до улицы Марата. Цена была вполне подходящей , а комната была мансардой – светлой и просторной. Окна выходили на крышу, и в них часто появлялись кошачьи морды, с недоуменным выражением: «а где чердак?». Квартира принадлежала семье художника, ректора Мухинского училища Дмитрия Филиппова (тогда уже покойного) и была перестроена из мастерской, где потолки были настолько высокими, что позволили впоследствии достроить второй этаж с двумя маленькими комнатками – для дочерей. В первые недели проживания, я очень стеснялась хозяев, они казались мне людьми голубой крови истинных петербуржцев, имеющих отношение к святому для меня миру искусства. Я же ощущала себя наивной и глупой провинциалкой, попавшей по ошибке в высший свет.

Однако через некоторое время мы сблизились.

Дом был открытым и дружелюбным , постоянно приходили гости, молодые актеры ТЮЗа, где работала Ирина, младшая дочь, «технари»-друзья старшей дочери , засиживались часами, а порой и ночами. Постоянно ставился чайник и сушились сухарики, смазанные белком с сахаром – любимое всеми угощение. Со временем мои университетские друзья тоже вошли в компанию и стало уже непонятно, кто к кому приходит, образовалась одна компания, объединенная одним общим свойством – молодостью и жадным интересом к жизни.

Тогда я и познакомилась с Риткой. Она появилась на дне рождения хозяйки и сразу же привлекла мое внимание сначала экстравагантной внешностью, а потом и резкими амбициозными замечаниями в беседе. Ритка была невысокого роста и удивляла невероятной миниатюрностью телосложения, граничащей с дистрофией. На узком лице, обтянутом бледной от пудры кожей, выделялись большие серые глаза, подчеркнутые изобильной косметикой и ярко накрашенные крупные губы – что-то вроде маски японской гейши. Образ завершала высокая, наподобие стога сена, прическа, сдобренная большим количеством лака. По поводу Риткиной прически, позже, ходили легенды: мы не могли понять, натуральные у нее волосы или она носит парик. В течение многих лет нашего общения прическа была неизменной, никто и никогда не видел Ритку без прически. Даже после купания в ванной, она выходила оттуда накрашенная, с тем же самым «стогом» на голове. Таким же неизменным был и стиль ее одежды – белые рубашки с рюшами, велюровые темные пиджаки с рукавами «буф» и узкие черные брюки.

Когда я узнала, что Ритка – художница, интерес мой к ней невероятно возрос, слово «художник» значило для меня в ту пору, то же самое, как если бы она была олимпийской богиней, спустившейся на землю. Я узнала Ритку поближе через полтора года, когда Филипповы вынуждены были поменять свою квартиру на меньшую, так как понадобились деньги, тем более, что огромная квартира потихоньку разваливалась из-за нехватки средств для ее содержания. Несмотря на безденежье, картины Дмитрия Филиппова не продавали. Помню, только однажды приехал председатель колхоза из Бородина, и приобрел работы исторической тематики для музея Бородинской битвы. Ко времени переезда мы стали практически родными, было немало пережито вместе. Хозяйка Зинаида Марковна стала для меня второй мамой, а ее дочери стали мне почти сестрами и, когда квартира была продана, все принялись искать для меня жилье.

Тогда Ритка и предложила мне свою комнатку в коммуналке на Васильевском острове. Правда, она меня предупредила, что соседи там кошмарные и сама она ужиться с ними не может и живет в мастерской .К этому времени я уже знала вздорный и неуживчивый Риткин характер и ,поэтому, согласилась, надеясь, что мне удастся не вступать в конфликты с соседями. От ежемесячной платы Ритка наотрез отказалась. Мне нужно было только погасить мелкий долг за Риткину комнату и сделать в ней ремонт. Я представляю, как прозвучало слово «ремонт» для сегодняшнего читателя, но в ту пору под ремонтом имелась в виду оклейка дешевыми обоями комнатки 9-ти метров и покраска пола.

После переезда на Васильевский остров мы с Риткой стали встречаться часто.

Ритка называлась художником, но давно прошло время , когда она что-нибудь писала. Когда-то до нашего знакомства, друзья хотели сделать выставку ее работ, но она в порыве самоуничижения выбросила все картины на помойку. В комнатке на Васильевском, разбирая хлам, я откопала несколько маленьких работ и с трудом уговорила ее разрешить мне повесить их на стенку. Работала Ритка в Художественном фонде, зарабатывала , оформляя выставки и ей разрешалось иметь мастерскую, где она и жила на Владимирском проспекте.

Ее мастерская была сама по себе произведением искусства. Из всевозможных посылочных ящиков, кусочков тканей, дермантина, старой поломанной мебели был создан удивительный уютный салон в чердачном помещении, увешанный романтическими автопортретами хозяйки. Почему-то у Ритки автопортреты получались лучше всего. Раз в неделю мы приходили к ней в гости, называлось это – «Пятницы у Маргаритки». Когда не было заказов, хозяйка голодала, из гордости скрывая свое безденежье. В долг брать деньги отказывалась, поэтому мы делали вид, что очень голодны и приносили еду, якобы для себя, чтобы ее не обидеть. Сидели обычно за полночь и оставались ночевать, и тогда волшебным образом скамеечки и сундучки превращалась в спальные места.

У Ритки был удивительный дар заводить знакомство с разными «чудиками» на улице и приглашать их в гости. Являлись в гости они отчего-то ночью. Мне вспоминаются некоторые из этих ночных гостей: какие-то необыкновенные экстрасенсы, физики- теоретики, непризнанные писатели и т.д. Всех их отличал слегка безумный взор и уверенность в собственной гениальности. Сейчас я думаю, что нам удивительно повезло, что среди этих странных людей нам не попались какие-нибудь бандиты или маньяки.

Несколько раз, правда к Ритке при нас заходил мужичок с неприметной внешностью, скромный и милый, лет пятидесяти, с детским выражением синих глаз, который пил из фляжки спиртное, приготовленное его мамой.

Это был один из старых Риткиных друзей -художник Василий Голубев. Замечательный художник, его уже нет в живых, но я с радостью недавно увидела его работы в каталоге лучших художников Петербурга. Однажды мне посчастливилось побывать у него в мастерской. Мастерская была большой и светлой : Василий был членом правления Союза художников Ленинграда, что удивляло, так как он был далек от требуемой в ту пору тематики и техники соц.реализма, не отличался праведностью и коммунистическими убеждениями. Думаю, что бывают таланты, перед которыми не могут устоять даже чиновники от искусства. Мастерская была завалена альбомами с репродукциями, картинами и холстами, которые в беспорядке валялись на полу, и было страшно ходить, чтобы случайно не наступить на что-либо ценное. А ценным было все! В памяти осталось впечатление праздника ярких и сочных выразительных полотен.

Еще от того визита мне запомнился высокий бородатый мужчина в шелковом халате – бездомный, полубезумный поэт, которого Василий приютил у себя из жалости.

Я вспоминаю Василия Голубева с теплотой еще и потому, что он был единственным человеком, вступившимся за Ритку, когда у нее начались серьезные неприятности на работе.

Ритка была невероятно гордым человеком. Ее гордость, прямолинейность и вздорный характер не раз портили ее жизнь. Она разговаривала резко и насмешливо. Любимой присказкой было из Т.Уильямса : «Я люблю говорить гадости, гадости, гадости…»

Но мы понимали, что это была защита очень ранимого человека, и не обижались на нее. Ритка выросла сиротой. Родилась она в сорок первом и выжила в блокаду, благодаря самоотверженности матери, пожертвовавшей собой ради спасения маленькой дочки.

Живописи училась везде и понемногу. Был период, когда она подавала большие надежды, но период прошел, а надежды так и не оправдались. Но, все же, вспоминая, те немногие работы, которые я видела, думаю, что она была талантлива. Ее другой талант более всего проявлялся в ее человечности и бескорыстии и в даре из всякой ерунды создавать оригинальные вещи. Мне кажется, что родись Ритка позднее, она могла бы стать выдающимся дизайнером. Но в то время она работала в паре с известным маститым художником Крумом Стефановичем Джаковым, они оформляли всевозможные выставки Джаков в то время был признанным классическим пейзажистом(городские пейзажи)и жил в огромной двухэтажной квартире на Невском. Джаков был другом семьи Филипповых, и мне приходилось не раз бывать у него в гостях. Поэтому я попытаюсь пересказать его необычную биографию, услышанную от друзей. Крум Стефанович Джаков эмигрировал в СССР перед началом Отечественной войны из Болгарии, его в числе группы молодых коммунистов переправили в Россию, спасая от преследования фашистского режима. Во время Отечественной войны был на фронте разведчиком, потом восстанавливал заводы в Одессе. Его единственного из этой болгарской группы миновали сталинские репрессии, говорили, что за него вступился сам Димитров. Потом он окончил Академию художеств и жил в Ленинграде. Был дважды женат, от второй жены у него родилась дочь в шестьдесят восемь лет. В ту пору нам это казалось чем-то невероятным. Это был моложавый, подтянутый, великолепно эрудированный человек, интереснейший собеседник, любивший общество молодежи. Его рассказы о художниках и рассуждения об искусстве можно было слушать часами, открыв рот. В те годы он писал книгу об истории живописи, и почти закончил ее, но тяжело заболел и умер от рака печени. С Риткой их связывали отношения похожие на родственные Они часто ссорились из-за ее необязательности и вредности, мирились и, мне кажется, что Джаков был в нее немного влюблен, так как их отношения напоминали отношения супружеской пары, постоянно ворчащей друг на друга и ,в то же время , любящей.

Мне потом говорили, что Ритка могла при желании женить Крума Стефановича на себе, но Ритка! Ритка и шагу не сделала в своей жизни себе на благо.

Когда Крум Стефанович заболел, Ритка бросила работу и была рядом с ним сиделкой в течении полугода, пока он тяжело умирал. Ни одна из бывших жен не появлялась на горизонте до самого конца, до того момента пока не настало время делить наследство.

Надо сказать, что наследство было не маленькое по тем временам. Огромная двухэтажная квартира с мебелью, множество его картин, великолепная библиотека, катер на Финском заливе, какой-то баснословной стоимости и т.д.

Начались дрязги между женами по поводу дележки наследства. Ритка очень переживала из-за тяжб и скандалов, разразившихся после смерти дорогого ей человека. Из квартиры Джакова она не взяла ничего, даже своих рабочих инструментов В это время на похороны Крума Стефановича приехал его родной брат из Болгарии, занимавший большой пост в правительстве. Он обратился в Лениградский союз художников с просьбой разрешить увезти картины Крума Стефановича в Болгарию, с целью передать их в национальный музей, но получил отказ.Наша Ритка решила отдать ему хотя бы рукописи книги Джакова, зная, что иначе они пропадут навсегда в запасниках фонда, а в Болгарии книга обязательно выйдет.Поскольку нее были ключи от квартиры Крума Стефановича, она ночью унесла рукопись и отдала брату Джакова.

Вот после этого и посыпались беды на ее голову. Ее обвиняли чуть ли не в измене Родине. Сначала ее выгнали из Художественного фонда, основывая приказ, на том, что она не являлась в течении длительного времени на работу, потом у нее отобрали мастерскую, правда она еще жила в ней неофициально больше года, благодаря поддержке Василия Голубева.

В то время я уже уехала домой в Сочи и, поэтому, знаю о дальнейшей Риткиной судьбе мало. Знаю, что она не использовала еще один шанс устроить свою жизнь с симпатичным московским ученым, отчаянно ее любившим (теперь и его нет уже в живых, а его квартира досталась «государству»). Знаю, что Ритку обманули с продажей той самой комнатушки в коммуналке на Васильевском. Говорят, что она теперь «бомжует» и скрывается от бывших друзей - гордая и вздорная Ритка, всегда помогавшая всем, но никогда никому не позволившая помочь ей.