Спиртовой термометр за окном показывает «минус пятьдесят шесть», а это означает, что младшие и средние классы сегодня учиться не будут. Актированный день. И всё же, жизнь не замерла - люди, как обычно, с утра спешат на работу, пряча лица в шарфы и шерстяные платки. Ничего, бывало и за шестьдесят, мы привычные. Это вам, дамы и господа, не жаркая Африка. Это суровая, резко континентальная Якутия. Впрочем, летом здесь тоже бывает довольно-таки жарко…

Выхожу из подъезда, дверь которого обита ватным утеплителем. Посёлок утонул в плотной завесе тумана, в котором буквально через пару десятков метров уже ничего нельзя разглядеть. На дорогах в такие дни не помогают даже включенные противотуманки машин, и количество аварий резко возрастает. Но это, конечно же, не останавливает движение транспорта, машины медленно катят по обледенелым трассам сквозь молочную пелену, вызванную столь низкой температурой.

Минус пятьдесят шесть! Это вам не шуточки… При каждом выдохе воздух шипит, и это шипение завораживает слух. Здесь, кажется, вступают в силу уже совершенно иные законы физики. Даже металл не выдерживает! Поэтому машину после ночного простоя ни в коем случае нельзя пытаться завести на улице - коленвал сразу же разлетится к чёртовой матери. Но кто не испытал на себе подобное, тот не поймёт…

Посёлок, приютившийся на скалистом берегу великой реки Лены, словно бы угодил в морозно-туманный плен Зимы. Плен, из которого невозможно освободиться, пока этого не позволит сделать сама Её Снежное Величество. Ох, тяжелы и холодны снежно-ледяные кандалы этого плена…

Раньше, в восьмидесятые годы прошлого века, такая погода была вполне обычной для якутской зимы, теперь же температура редко когда опускается ниже отметки «минус пятьдесят». Что поделаешь, климат нынче сильно изменился по всей планете, и уже никого не удивляют снегопады в Индии или в той же Африке, сильные морозы на юге Европы и почти тропические ливни в средних широтах. Может быть, матушка Природа начинает мстить Человеку за его грубое, циничное отношение к ней. Так что, ещё неизвестно, чего от неё можно ожидать в порыве праведного гнева на гомо сапиенсов в ближайшем будущем…

 

Поплотней запахнув чёрный армейский полушубок и подняв плотный цигейковый воротник, быстро шагаю по протоптанной в снегу тропе в сторону тусклой цепочки огоньков, обозначающих охранный «периметр» колонии. Туда же где-то впереди сквозь туман движутся ещё несколько тёмных силуэтов - коллеги. Идём на работу, как всегда, каждое утро. По дороге настраиваюсь на нужный лад, все посторонние мысли улетучиваются сами собой.

Догоняю один силуэт уже на подходе к «зоне». Это оказывается майор Тетерин, угрюмый начальник «самого блатного отряда».

- Привет, Сергеич.

- А, старлей… Здорово, коль не шутишь.

Мы одновременно снимаем меховые рукавицы и приветствуем друг друга крепким рукопожатием. Идём дальше в молчании. Я уже успел хорошо изучить тяжёлый характер этого «старого тюремщика» и знаю, что тот не любит болтать о всяких пустяках, а говорить с утра о чём-нибудь серьёзном не хочется. «Зона» постоянно требует определённой психологической настройки всего организма. Это я понял уже в первые месяцы службы, когда попал работать в колонию сразу же после окончания института. С тех пор минуло больше трёх лет, и жизнь «мента» стала для меня привычной и обыденной. Мне стали близки и понятны все эти люди в форме, о которых так много всякой чернухи показывается в последнее время в разных наших боевиках и сериалах…

Подгоняемые морозом, мы достигаем входа в «зону» и входим в помещение КПП. Майор усиленно трёт рукавицей побелевший кончик носа и матерится.

- Проходи вперёд, старлей, молодым у нас везде дорога. - Он неопределённо хмыкает над своей шуткой.

Я нажимаю кнопку звонка у первой двери, ведущей в мир по ту сторону колючки и вышек. Щёлкает электрозамок, и металлическая дверь сама отворяется, гостеприимно приглашая войти в этот почти сюрреалистический мир, скрывающий в себе все возможные пороки общества. Обманчивое это гостеприимство… Обманчивый «заповедник человеческих грехов», само назначение которого противоречит своему названию… Потому что этот Псевдомир не может исправить! Разве что единицы…

Теперь мы оказались в маленьком тамбуре-переходнике, между двумя дверьми, вторая из которых была решетчатой.

Помятое личико не выспавшейся девушки-сержанта всё же выдавливает из себя приветливую улыбку, сумев каким-то невероятным образом сохранить свою женскую привлекательность после суточного дежурства.

- Назовите номера пропусков, - приглушённо раздаётся из-за стекла её бархатистый голосок.

Она, конечно же, знает на память пропуска всех сотрудников (я не раз имел возможность в этом убедиться), но сейчас почему-то решает соблюсти формальности. Что ж, её право…

Майор называет свой номер и что-то недовольно бурчит себе в усы. Я медленно и отчётливо произношу каждую букву и цифру и дарю девушке ответную улыбку. Пожалуй, из всех часовых КПП этот «сержантик в юбке» мне наиболее симпатичен, даже теперь, не смотря на великоватую камуфляжную куртку, надетую поверх толстого вязаного свитера. Не каждая женщина способна оставаться таковой в любых условиях, и хотя бы за это она достойна уважения.

- Проходите.

Вторая дверь так же «приглашает нас войти», а за ней ждёт третья - опять сплошная металлическая. За этой последней дверью мороз кажется ещё сильнее, и я невольно ёжусь, ощущая лёгкий озноб. Закрыв лицо воротником от налетевшего порыва ветра, иду вслед за майором по расчищенной в глубоком снегу тропе, замечая, как в воздухе тает утренний сумрак. Но туман пока ещё не думает спадать, он может продержаться и сутки, и двое, и больше…

Снег сухо хрустит под ногами, и этот хруст почему-то кажется зловещим, нехорошим. Может быть, похоже хрустят человеческие кости? Не знаю, не слышал…

Меня обступают серые, местами все в непонятных тёмных пятнах, здания - общежития осуждённых, хозяйственно-бытовой корпус, изолятор для нарушителей режима, дежурка. Я вижу их каждый день и давно уже привык к этому мрачному «пейзажу», словно бы сошедшему с экрана во время просмотра какого-нибудь мистического триллера. Впрочем, здесь, в «зоне», часто происходят свои триллеры, порой не уступающие жуткостью киношным. Зеки периодически убивают и калечат друг друга, режут себе вены и вешаются, некоторые сходят с ума. Конечно, подобное происходит не часто, но каждый такой случай оставляет в душе тяжёлый осадок. Я видел трупы - с дырой в животе, с перерезанным горлом, висящий на проволоке… За три года службы таких «жмуров» «зона» показала мне около десятка. И то, что все они являлись преступниками, не сильно утешает. Люди, всё же…

В дежурке шумно, суетно, накурено. Отстоявший смену майор Павленко, получивший за своё пристрастие к купле-продаже прозвище Федя Импортный, как обычно, веселит сотрудников пошлыми шуточками и остротами, рассказывает очередную невероятную историю про свои амурные похождения. Здороваюсь за руку с каждым офицером и прапорщиком, слушаю с улыбкой «Федины байки» и смеюсь вместе со всеми. Вокруг стоят простые российские мужики, на любого из которых всегда можно положиться в трудную минуту. Они не подведут. Именно про таких нужно снимать серьёзные фильмы, а не про всяких там дилеров-киллеров. Но, увы, наше современное киноискусство предпочитает совсем иные образы, совсем других героев. Такое уж сейчас время, мать его…

В дежурку вваливается начальник режимного отдела майор Кузенков, шубутной, добродушный мужик по прозвищу «Дядя Кузя», «уважающий» хорошую компанию и выпивку, не раз попадавший на этой почве в разные забавные и скандальные ситуации.

- Морозец-то жмёт, сволочь. - Кузенков трёт ухо. - Проверку будем делать по отрядам, так что смотрите там повнимательней… чтобы бандиты все отметились. Если будут пьяные, сразу их не цепляйте, а идите сюда. Потом вместе их в торбу отправим. Ну что, начнём?

Начальник оперотдела, рыжеусый капитан Глушко, смотрит на часы и согласно кивает. - Я схожу во второй. Проверю кое-что…

Отрядники разбирают проверочные карточки своих подопечных. Заступающий дежурным капитан Подкаменный распределяет свою смену в помощь офицерам, затем подходит ко мне.

- Сходи в третий, с Тетериным. Хорошо?

- Конечно.

Толкаю майора плечом. - Сергеич, опять я с тобой. Берёшь на дело?

Он хмыкает. - Тогда держи карточки, и айда. Построим всех в коридоре вдоль стены, я буду называть фамилии, а ты смотри, чтобы они сразу из строя выходили. Усёк, старлей?

- Усёк.

- Тогда двигаем.

Мы вновь выходим на мороз и шагаем ко второму общежитию. Там, на крыльце, нас уже поджидает завхоз «третьего» Коля Колюжный по прозвищу Зяма. Пожалуй, в хитрости с ним в этой зоне мало кто может посоревноваться… разве что Глушко.

- Здорово, начальник! - приветствует он майора и изображает на лице слащавую улыбочку. - У меня тут всё тип-топ. Блатные трезвые как огурчики, нарушений не допускают. Исправляются бродяги.

- Тебе бы сказки писать, - шутит в ответ Тетерин.

- А что, надо попробовать. Сергеич, дал бы хоть закурить, что ли.

Майор суёт руку под полушубок и достаёт оттуда пачку «Примы».

- Держи, Колян. А теперь скажи мне весь расклад по отряду. Что у нас плохого случилось?

Зек закуривает и, глубоко затянувшись, хрипло кашляет, сплёвывает на снег.

- Вот дерьмо… А что расклад? Да всё то же. Бегемот опять пару фраеров в очко обул, но в пределах лимита. Надьку драли всю ночь. Можешь посмотреть, сколько она, сучка, жопой чая заработала. Штопор со своей кодлой заседание проводил - решали что-то по общаку. Кажется, хотят увеличить поборы с маклёров.

- Это уже серьёзно, - мрачно произносит Тетерин. - Надо будет со Штопором побеседовать. Что-то он бурную деятельность развёл.

Завхоз хитровато щурится. - Я так полагаю, что кумтрест об этом знает.

- Думаешь? - майор кривится.

- Сергеич, ты меня иногда поражаешь своей наивностью. Да наши блатные, мать их, без согласования с операми никаких постановлений не выносят.

- Ладно, хорош трепаться. Пошли в барак. Строй отряд на проверку.

Мы входим в общежитие, и завхоз нажимает на кнопку на стене у входной двери. Звонок, похожий на школьный, оповещает осуждённых о построении, и через пару минут все сто двадцать обитателей третьего отряда выстраиваются в коридоре в три шеренги. Майор медленно проходит вдоль строя, вглядываясь в лица своих подопечных, принюхиваясь к запахам.

Затем Тетерин берёт у меня карточки и начинает проверку - называет фамилию осуждённого, а тот в ответ говорит своё отчество и тут же покидает строй. И так каждый раз… Я же слежу за тем, чтобы ни один зек не остался на месте и не отозвался вместо кого-нибудь другого. Процедура отработанная и проверенная…

Многие лица в этом отряде мне знакомы, а некоторых знаю и по фамилиям. Случалось кое-кого и «резиновым изделием» «приласкать»… Подмечаю разнообразие национального состава. В строю, конечно, преобладают славянские лица, но так же много якутов и бурятов, присутствуют татары и башкиры, кавказцы. Я знаю, что в зоне есть и представители малых народов - эвены, юкагиры, чукчи. Всех этих людей здесь свело и объединило одно - совершённые ими преступления. У преступности нет национальных различий! В колонии все равны, все - ЗЕКИ в одинаковых робах тёмных цветов. Наверное, это очень хорошо понимали идеологи построения коммунистического общества… Но ведь это было давно! Теперь же в зоны попадают лишь те, кто убил, украл, ограбил, изнасиловал. И никакой тут политики…

Тетерин заканчивает проверку и отдаёт мне карточки.

- Ну, вроде бы всё. День начался удачно. Ты иди в дежурку, а я - к себе, чай ставить. Будет время, заходи в гости. Нужна будет помощь, обращайся. Как говорится, чем смогу…

Вечно мрачное лицо майора немного проясняется. Это хорошая примета.

Жмём друг другу руки и расходимся. Я возвращаюсь и докладываю о том, что всё в порядке…

 

После завершения проверки начинается вывод на работу. Все занаряженные в первую смену осуждённые собираются возле ворот, разделяющих жилую и промышленную зоны. Нарядчики начинают выкрикивать фамилии зеков, и те строятся побригадно. Затем мастера просчитывают свои бригады и ведут их через ворота к своим цехам и участкам.

Начинается самый обычный рабочий день колонии строгого режима, и никакой мороз не может изменить установленный распорядок. Я тоже забираю свою бригаду и веду в промзону. По дороге догоняю начальника блочного цеха высокого, худощавого капитана Нелейвода. Мы здороваемся. Он вдруг громко матерится, увидев, что одна из бригад нарушает строй.

- Куда вы прётесь как стадо?! А ну подравнялись, мать вашу…

Зеки что-то негромко бурчат, но всё же более-менее выравнивают ряды и бредут дальше. Ссутуленные фигуры в чёрных, серых и синих телогрейках с поднятыми воротниками… Они выглядят несколько сюрреалистически в туманной пелене, напоминая зомби…

Капитан с шумом выдыхает, пуская густые клубы пара.

- Ну что, старлей, пойдём ко мне чаёк пить?

- Да надо бы, а то что-то я продрог немного.

- Да, морозец сегодня не балует.

Нелейвода бодро идёт широкими шагами за своими бригадами, высоко поднимая ноги над снежным ковром. Я иду точно по его следам, стараясь не думать о холоде. Подумаешь, «минус» пятьдесят шесть! Жить можно. Бывало и хуже…

 

Ноябрь-декабрь 2005 г., г. Белгород