Советник.

 

К вечеру погода испортилась. Дождь нещадно колотил по твердой от засухи как хлебная корка земле. Ветер с яростным порывом сил срывал листья со старых деревьев. Сумерки сгущались, захватывая своим неприветливым мраком пустынные улицы, грязные кварталы трущоб, обветшалые террасы домов, витрины магазинов. Лишь дом на холме, обособленно стоящий и выделяющийся своей ярко – белой изгородью, словно не хотел тонуть в непроглядной тьме. В окнах горел свет. В гостиной комнате в старом обшарпанном кресле из болотного цвета кожи сидел пожилой мужчина. Он в задумчивости поглаживал свою редкую седую бородку и снова возвращался к трапезе. Обычный ужин – горячие франкфуртские сосиски и яблочный пирог. Блики от фарфоровой чашки с золотистым узором и китайским чаем играли в свечении абажура на лакированных поверхностях не совсем удачных копий Тербоха, висевших на стене. Они отражались и от диплома в рамке из красного дерева со стеклом, располагавшегося в близком соседстве. «Имрис Уоткинс. Бакалавр медицины и психиатрии. Суонси» - так значилось на синей тисненой бумаге. То же самое можно было прочитать на узенькой металлической табличке входной двери, также там значилось «советник по семейным делам».

На столе с небогатым ужином лежал раскрытый номер журнала «Производство и здоровье», табачная трубка, приходная книга и кипа подписанных чеков от поверенного. Взгляд мужчины был по – прежнему неподвижен, его черные глаза с множеством сухих морщинок в уголках были устремлены на огонь в камине. Рука машинально подносила чашку чая ко рту. Он делал глоток и продолжал сидеть в каком – то утомленном оцепенении. Со стороны улицы послышался шум подъезжающей кареты и торопливые шаги чьих – то ног. Мужчина встал, подошел к окну, чтобы рассмотреть непрошенных гостей, но настойчивый звук дверного колокольчика помешал этому. Едва он открыл дверь, в комнату недовольно ворча, стремительно ворвалась дама, за руку тащившая за собой мальчугана лет восьми.

- Мистер Уоткинс, сил больше моих нет! Я не знаю все эти Ваши порядки о частных визитах и консультациях, но мне нужна помощь сейчас, сию минуту! Этот ребенок совсем неуправляем! Пожалуйста, помогите мне! – все это женщина выпалила на одном дыхании и прямо с порога.

Ее полное лицо выражало крайнее возмущение, а щеки пылали румянцем. На вид ей было чуть больше шестидесяти, и, судя по всему, причина ее бед являлась ей внуком. Худой, нескладный, черноволосый мальчишка с огромными синими глазами стоял с абсолютно равнодушным видом. На его лице иногда появлялась некая напряженность, но она, скорее всего, свидетельствовала о его любопытстве, с которым он рассматривал жилище советника. А слова пожилой родственницы его не трогали, по всей видимости, он привык к ним. Женщина была как – то небрежно одета: шляпка съехала на бок, волосы, собранные в пучок на затылке, порядком растрепались, а нижняя часть юбки пестрела кляксами грязи. То ли она очень спешила, то ли являлась неопрятной особой – ну, уж очень напомнила мужчине вульгарных торговок с рынка Маскборо, где он часто покупал рыбу, оглушенный их криками и базарной болтовней.

- Но… - начал он.

Дама его перебила:

- Миссис Беннет. Забыла представиться. Я все понимаю… Нужно было договориться о визите. Конечно, так положено. Но у меня особые обстоятельства! Джозеф, мой внук, - она указала в сторону мальчика смятым носовым платком в руке, - он начал выбрасывать деньги в мусорное ведро! Нужно принимать меры немедленно! Вы только представьте себе, какой это ужас, когда я застала его за этим занятием! – теперь на ее щеках играл не только румянец, все лицо миссис Беннет стало ровного темно – розового цвета. От негодования она говорила очень быстро, сбивалась, а ее дыхание было взволнованным:

- Мистер Уоткинс, ради всего святого, простите меня за это вторжение. Но я готова вместо указанных 5,5 шиллингов в объявлении в газете о Ваших услугах заплатить целую гинею. Только сделайте что – нибудь! У Вас ведь еще нет клиентов в нашем городке? Как я поняла, Вы приезжий и только начинаете свою практику семейного консультанта в Эберло, - с этими словами она положила на его стол рядом с тарелкой недоеденных сосисок гинею, которая была ранее завернута все в тот же смятый носовой платок.

- Присаживайтесь, - он указал ей жестом на еще одно свободное кресло.

Она присела, вдруг, как – будто притихла, и о чем – то вспомнив, сказала:

- Хороший меблированный домик. Здесь раньше жил старый мистер Ле – Рой, наш местный врач, но он съехал к своей сестре в Кардифф, когда его совсем уж доконала астма…

Советник перебил ее:

- И что еще вытворяет этот милый мальчуган?

Миссис Беннет со смешенным чувством признательности и отчаяния начала спешно рассказывать о проделках своего внука. А тот в этот самый момент стоял уже у книжного стеллажа и рассматривал там маленькие деревянные фигурки индийских божков, по – прежнему игнорируя присутствие окружающих.

-…И вот сегодня разговорилась с нашим соседом Джеком Лоренсом, поворачиваюсь, смотрю, а этот негодник вытащил из моего кошелька шиллинг и целится им в мусорное ведро. Меня чуть удар не хватил! И откуда такое пренебрежение к вещам, деньгам, ко всему?! Родители его, упокой их душу Господи, были интеллигентными, учеными людьми, а он, он…. как – будто вырос в семье доильщика из греймусской фермы. Никаких манер и ничего не слушает, совсем отбился от рук! Трудно поверить, что его дедом был сам Майкл Беннет, - она по привычке вытерла глаза, хотя слез на них не наблюдалось, но интонации голоса подсказывали, что все может быть.

Советнику имя мальчика ровным счетом ничего не говорило. Для него Эберло со всеми его жителями было новым неисследованным населенным пунктом, не более того.

- И что? – поинтересовался он.

- Я ему дала приличную затрещину по лбу. Может слишком больно и грубо, но мальчишка отнял у меня все самообладание.

- Кажется, я понял Вашу проблему и готов дать совет. Давайте оставим маленького джентльмена в гостиной, а сами пройдем в мой кабинет, и там я все объясню.

С этими словами они удалились. А Джозеф тем временем уселся в кресло – качалку мистера Уоткинса с намерением проверить, как сильно его можно раскачать. Он даже не прислушивался к голосам взрослых, сейчас его занимало другое.

- Проблема очень проста, миссис Беннет. Вы наказываете мальчика сверх положенного, отсюда затаенная обида и злость. Вот, например, мальчик выбросил один шиллинг, но вместо того, чтобы наказать его на этот самый шиллинг, он получает затрещину на пару гиней, образно говоря. Вы переусердствуете, выплескиваете на него все раздражение за день, а не за один его проступок. Видимо, это продолжается давно, раз он перестал Вас замечать и слушать. Если его наказывают на пару гиней за шиллинговое преступление, у него остается чувство обиды ценой в разницу этих денежных единиц, потому что при всей его неопытности он как – то догадывается, что его делают козлом отпущения за чужие грехи и обижается на такую несправедливость.

Женщина молчала. Потом на ее лице появилась тень удивления … и вины. Слова советника были настолько очевидны и правдивы, что ей и сказать то нечего было. Она, не произнеся ничего, вышла из кабинета, подошла к Джозефу, взяла его за руку, и они отправились к входной двери. Затем миссис Беннет повернулась лицом к Уоткинсу и коротко сказала:

- Благодарю, Вы все верно заметили. Доброго Вам вечера!

Как только послышался звук отъезжающей кареты, советник опять вернулся к своему оставленному занятию – созерцанию пламени и искр в камине.

Спустя несколько дней на пороге дома возник посыльный. Он передал от миссис Беннет сверток и записку, в которой красиво было выведено следующее: «Мистер Уоткинс, Ваш совет и правда помогает. Любезно приглашаю Вас седьмого числа к нам на ланч. Еще раз благодарю за ценную для меня помощь. Неизменно к Вам расположенная, А. Б.» А в свертке был большой ароматный кусок липтауэрского сыра.

Молва о проницательности нового советника из уст вдовы Беннет достигла и ушей мистера Крэмба, который стал его следующим клиентом.

Крэмб наведался в дом на холме с белой изгородью ранним утром. Он долго и смущенно мял на пороге шляпу, пока не решился, наконец, войти. Это был человек лет сорока, низенького роста, крепкого телосложения, с непропорционально большой головой. Цвет лица у него был как у ребенка, бело – розовый, темные волнистые волосы отличались отменной густотой и причесаны на пробор. Но не только его лицо напоминало нечто детское, вся его манера держаться и говорить (и это в его возрасте!) вызывала такое же ощущение. Суетливый и сконфуженный одновременно, инфантильно – нелепый он не мог связать и двух слов.

Мистер Уоткинс взял разговор в свои руки:

- Давно Вы здесь живете?

- С тех пор, как основались здесь еще мои прародители, - Крэмб, местный служащий банка, все продолжал стесняться и прибывать в состоянии неловкости. Через пару минут, словно собравшись с силами, он протянул чек на две гинеи. Советник с удивлением на него взглянул:

- Но я не понимаю … Я ничего еще не сделал для Вас.

- Если мальчишка Беннетов оказался Вам по зубам, то с моей проблемой Вы точно разберетесь, - Крэмб криво улыбнулся и робко положил свою шляпу на край стола.

Хмурая усмешка не сходила с его лица, а смущение потихоньку улетучивалось.

- Расскажите, что Вас мучает, - советник пристально посмотрел в его глаза.

- Знаете, мистер Уоткинс, всю мою жизнь мне не везет с людьми. Меня не воспринимают всерьез, - голос Крэмба чуть дрожал, а губы из усмешки скривились в нечто обиженное, - еще в школе меня выгоняли с уроков, надо мной вроде как издевались. Потом в семинарии вообще ухитрились отчислить, нашли причину – постоянное пререкание с администрацией, - он тяжело вздохнул, - из всех общественных организаций выгоняли с позором и какими – то дурацкими поводами. В личной жизни все та же история: обе жены сбежали через пару месяцев совместной жизни. С работой не ладилось с самого начала. Никак не могу остаться долго на одном месте. Вот сейчас с трудом держусь за место клерка в банке «Бигфут и ко». Подсказывает мне интуиция, не устою я и там. Почему? Почему со мной все это происходит? – тут он даже повысил голос, а лицо сделалось мрачным и злобным.

Советник сидел задумчивый, с блуждающим взглядом. Он мысленно что – то прикидывал и потом, словно соображая вслух, уточнил:

- Значит, с самого детства?

- Именно так, - Крэмб сказал это с некоторым усилием.

- Тогда с детства и начнем. Расскажите мне о своих родителях и об отношениях с ними.

И тот начал медленно, в деталях повествовать о своем несчастливом детстве, о годах без отца, о холодной материнской опеке, о своих шалостях. Иногда он останавливался, медлил в нерешительности, но потом, набрав воздуха в грудь, продолжал вспоминать прошлое. Его мимика на протяжении всего этого времени контрастно менялась. Из неодобрительных ноток вдруг прорастало нечто трогательное и душевное. Лицо при этом преображалось и так же резко за считанные секунды на нем появлялось крайнее недовольство и раздражение. Крэмб замолчал. Советник посмотрел на его нервно сжатые кулаки и молвил:

- Ваши ранние воспоминания говорят об одном: чтобы привлечь внимание Вашей матери, Вы делали какую – нибудь шалость в ее присутствии, после чего мать бранила Вас и поколачивала. Ту же линию Вы продолжали и в юношестве, да и сейчас. Получая нелестное внимание взамен любви. Это стало почти привычкой, чертой характера или натурой, если хотите. Это дает Вам небольшое мрачное удовлетворение и возможность чувствовать себя хотя бы живым, но несчастливым, однако. В действительности Вы подсчитываете «пинки» окружающих, накапливаете их как денежные жетоны, и ясно, что намереваетесь в один прекрасный день обратить их в «капитал», т. е. совершить что – то особенно гадкое.

На глазах Крэмба выступили слезы, он часто заморгал.

- Эту игру, начатую еще в детстве, нужно прекратить, не напрашивайтесь больше на «пинки», попробуйте привлечь внимание хорошими поступками.

- Мистер Уоткинс, а мудрость – это ведь так просто?

- Да, пожалуй, - улыбнулся советник, - иногда это дается жизнью, а не специальным образованием.

- Я Вам так признателен! – Крэмб вскочил со стула и бодрой уверенной походкой направился к входу.

Весть об «исцелении» неудачника Крэмба быстро обошла Эберло. После этого удивительного прозрения он начал меняться. Его жесты и мимика стали гораздо серьезней и взрослей. У его стола в банке стали чаще задерживаться посетители, чтобы перекинуться парочкой приятельских фраз. Никто не боялся встретиться теперь с беспричинной дерзостью его вида. К концу года он стал почетным работником банка, и был награжден даже какой – то грамотой за добросовестность. Но это все было позже…

Мистеру Уоткинсу он так же, как и благодарная миссис Беннет, позже прислал презент – бутылку дорогого хереса «Амонтильядо 1819 года».

Простецкая гениальность нового советника вызвала в этом провинциальном городке небывалую сенсацию. Тишину дома на холме с белой изгородью теперь часто нарушал звон дверного колокольчика. Казалось, что весь город решил покончить со своими семейными сложностями в кабинете Уоткинса. А некоторые приходили просто поглазеть, делая вид, что наносят дружеский визит. Ставка за совет у местного семейного специалиста поднялась до 3 гиней, и это было негласным решением клиентов.

А через неделю после прихода Крэмба случилось следующее. Ранним утром советник, облачившись в ветхую шляпу, такой же костюм, высокие сапоги и перчатки занимался клумбами с цветами перед домом. Погода стояла изумительная: облака как маленькие белые барашки упорядоченной чередой плыли по небу, иногда смешиваясь, будто играясь, а солнце приятно грело затылок. Советник поливал орхидеи, пропалывал землю вокруг слабеньких ростков гортензии и что – то напевал себе под нос. Около калитки остановилась карета. Из нее вышел приятной наружности молодой человек с саквояжем в руке. Он был щегольски одет, благоухал мускусным ароматом, а волосы были тщательно напомажены. Весь его внешний облик выражал глубокую удовлетворенность жизнью и хорошее расположение духа.

- Ну что, дорогой мой Эндрью, справлялся тут без меня? – спросил он с долей иронии – А я вот все уладил, наконец - то разобрался с наследством тетушки. Крис с детьми прибудет на следующей неделе… А цветничок неплохо у тебя удался! Женушка будет довольна.

Он подошел к Эндрью и по – приятельски похлопал его по плечу:

- Как думаешь, потяну я практику в этом городке?

- Конечно, мистер Уоткинс. Я думаю здесь люди простые, Вам с ними нетрудно будет, глядишь и ставка, может, поднимется. Пять шиллингов – не дело, скромно запросили, - он продолжал поливать цветы, не глядя в глаза молодому джентльмену. А, может, боялся, что тот увидит его странную полуулыбку.

- Лечить душевные раны не так то и легко, дорогой мой Эндрью. Быть садовником, естественно, проще. У цветов нет характера и прошлого, - молодой мистер Уоткинс сказал это беззаботным тоном и направился прямиком в дом.