Вечереет. Я сижу на бревнышках у царицынского дома и смотрю, как вдали медленно, всё ниже и ниже спускается за горизонт мягкое августовское солнце... Лучи его оттеняют сероватые стены, потемневшие от дождей и времени.

Этот дом всегда удивлял меня и завораживал. Город плотным кольцом окружил село: от бревенчатых подворий до элитных многоэтажек рукой подать! А село стоит, как и стояло много лет, гордое, непокорное... И белеет маленькая скромная церковь, где как-то по - особому хорошо и спокойно молиться в тишине. Тихо и в домах... так степенно ходят

жители, словно и нет через дорогу шумного города с трамваями и совсем другим, суетным ритмом жизни. Изредка ленивую тишину нарушают куры, вальяжно расхаживавшие по песку, да хозяйки с ведрами - у водокачки. У нас припасена большая бочка с водой, возле нее вечно кружатся стрекозы и мошкара. Когда-то мы с сестрой купали в этой бочке кукол.

Зачерпываю ладонью воду, снимаю прилипший листик - вот уж действительно - "захолонуло", покалывает кожу. И всегда, сколько помню себя, вечером пахнет цветами, а они тут везде - герани, фуксии и ваньки мокрые на окнах - словно алые фонарики зажигаются; в саду - астры, какие-то удивительно- большие и солнечные ромашки, еще много цветов, названий которых я не знаю... и не только цветы - последняя, перезрелая черная и красная смородина, оранжевые тыквы и скользкие спелые огурцы... они тоже придают свой, особый колорит.

И всё это живет, дышит, тянется из земли к солнцу и источает сладкий и нежный аромат самой жизни.

 

К радости примешивается неясная тревога: словно замер и этот дом, и сад вокруг дома в ожидании чего-то... и оттого так тихо и нежно наливаются соком золотистые яблоки, потрескивает горох в стручках... Ветер колышет голубые, ситцевые в мелкий цветочек

занавески на окнах, гуляет по комнатам, но это ничего - привольнее будет спать на холщовых перинах, в спаленке, где стоит старинный трильяж с выцветшими бусами и дешевой пудрой.

В доме живут люди и фотографии. Люди говорят на особом языке, какой сейчас редко где услышишь, и его полностью понимают одни только пожилые сельчане. Это не диалект, не столько, но говор особый, нараспев... Люди говорят на своем языке воспоминаний. Можно записывать каждое слово, но никогда не успеешь составить связный рассказ на бумаге - только в памяти.

А фотографии живут на стене в горнице. Здесь все поколения, по старинке только снятые "по случаю", поэтому молодежь немного смущенная, младенцы удивленные, а деды важные. Веснушчатый мальчик с ранцем через плечо - мой отец. А вот он же через полвека... до чего ж быстро летит время. На фотографиях много и не знакомых мне людей. Говорят, пол-Царицына - всё наша родня. И правда, стоит выйти на улицу за спелыми каштанами, как соседи приглашают в дома, не спрашивая, кто я и откуда.

Тут и не принято по имени звать, всё больше по родству: "кум", "сват". А кто кому кум да сват, уже и не разобрать, так крепко переплелись корнями чужие некогда семьи.

 

Неспешно, размеренно течет сельская жизнь, и только люди, словно стеклышки в калейдоскопе, сменяют друг друга... Когда- нибудь и мои дочери, робея сами не зная от чего, впервые переступят порог нашего родового дома.