Мерзкие Видения

 

Жена моя вот уже несколько лет как умерла, и мы с дочерью живём и ведём хозяйство одни. Дочь моя, - это сущий ангел, это самая милая, очаровательная и добрая девушка, какую только можно себе вообразить. Мне ни с кем так не нравится общаться, как с ней; она на удивление благоразумна и умна для своих лет, - а ей недавно исполнилось 16. Мне всё в ней нравится, я безумно люблю её. Она умеет быть красивой и одеваться со вкусом без лишней претенциозности, вульгарности; умеет быть весёлой и интересной без пошлости и позёрства. До самого последнего времени мы с ней жили душа в душу и были в целом счастливы обществом друг друга, - как вдруг произошло одно прискорбное событие, резко переменившее наши отношения и наложившее свой тёмный отпечаток на всю нашу жизнь…

Дело в том, что меня стали преследовать по ночам отвратительные, глубоко противные всей моей природе, навязчивые, глубоко и с неодолимой силой затягивающие в себя видения. В видениях этих моего внутреннему взору представали картины каких-то нечистых кровавых ритуалов, явно сатанинских, нечестивых, совершающихся ночью, при свете костра. Центральным, в первую очередь привлекающим внимание образом был гигантский огонь, но разожжённый вовсе не при помощи древесины. Нет, это пламя имело какую-то химическую природу: оно было невиданно ярким, буквально режущим по глазам, словно огонь электросварки. Оттенок его в разных участках костра был различен: сердцевина была белой как сметана, даже с оттенком болезненной, бледноватой голубизны, - это было ослепительное сияние; вокруг него пламя становилось скорее светло-жёлтым, затем желтизна эта приобретала насыщенность и сочность, и далее, к краю костра, переходила к оранжевым тонам. И среди этого оранжевого огня были и язычки пламени синего и зелёного цвета. От костра валил плотный, жирный дым, - он казался почти жидким, каким-то варевом из липкой чёрной сажи.

Для себя я решил, что это, должно быть, адское пламя; по крайней мере, я так мысленно окрестил его. Но суть всей сцены заключалась вовсе не в огне, он был всего лишь средством освещения, как бы создавал необходимую атмосферу. Главное заключалось в том, что происходило вокруг костра, - а это было нечто вроде богомерзкого шабаша тёмных сил. Я сам наблюдал за всем этим со стороны, как будто из густых зарослей кустарника; и взгляду моему открывалась, должно быть, самая чудовищная сцена из всего, что только может случиться в этом мире, - по крайней мере я сам был бы не в состоянии вообразить, измыслить нечто подобное. Внимание всего нечестивого сборища было приковано к моей дочери, которая обнажённая, с распущенными волосами полулежала на огромном камне, полностью попадавшем в свет костра. Вокруг неё столпились странные уродцы, - диковинные, нечистые создания, состоящие из человеческой плоти, но не все имеющие форму человека. Наиболее похожими на людей из всей этой оравы монстров были младенцы, похожие на амурчиков, златокудрые и с голубыми глазами, но имеющие чрезвычайно развитые гениталии, которые блестели в отсветах адского пламени. С ними все обращались как с низшими существами, вроде собак, заставляли их прислуживать, на них даже сидели или стояли; и они действительно вели себя, как голодные псы. Они глотали слюни, нервно бродили по краям светового круга, создаваемого костром, то скрывались в полутенях, то снова показывались в освещённом пространстве. Некоторые из них даже, будто желая увеличить своё сходство с собаками, становились на четвереньки и передвигались таким способом; другие играли как щенки, - взбирались верхом друг на друга, кусали один другого, царапались, даже как-то словно бы тявкали и рычали.

Хозяевами же устраиваемого шабаша были, по всей видимости, существа иного рода. Это были весьма странные, невиданные формы из плоти и костей. У них не было ни глаз, ни рта или ушей в привычном понимании этого слова; не было также чётко оформленных конечностей. Каждый из них был индивидуален, имел собственную форму, - по крайней мере, мне так казалось, а у меня глаза разбегались при виде всего немыслимого разнообразия форм, представленного здесь. Одно я могу сказать точно: некоторые из этих существ были женскими, а другие мужскими. Я это отличал по своим внутренним ощущениям, вызываемым видом этих существ. Некоторые из них пробуждали во мне очень отчётливое сексуальное возбуждение, хотя они не имели привычных форм женского тела; в дргуих же я прямо-таки нутром чуял самцов, представителей одного с собой пола.

Здесь были самые немыслимиые формирования человеческой плоти. Были просто большие кома из плоти, покрытые морщинами, родинками, волосками, странными прыщиками или болячками; в некоторых участках их кожа была как будто расчёсана, по крайней мере она была красноватой. При этом одни такие комы казались молодыми, ещё крепкими и упругими, а другие старыми – кожа на них обвисла, стала дряблой, у них виднелись жировые формирования навроде человеческого брюха. От этих комов отходили толстые отростки, несущие неясные мне функции: эти отростки могли быть короткими, с тупыми округлыми концами, могли разветвляться, одни были гибкими а другие вроде бы твёрдыми; были и, напротив, отростки подлиннее, с заострениями, имеющие нечто вроде сочленений или суставов. И я очень скоро осознал, что некотрые из этих отростков несут функцию половых органов, на них явно были расположены эрогенные зоны. Некоторые из этих комов были возбуждены, другие вялы. Бывало даже и так, что весь ком, кажется, как бы распухал, вздувался, затвердевал, явно налитый кровью. Были в этих комах также углубления и отверстия.

Но не только комы были представлены на том жутком шабаше. Были странные существа, имеющие форму, сходную с огурцом, с утолщением на одном конце и более тонкие на другом; были какие-то плоские гибкие существа, напоминающие тряпки из плоти; одни напоминали какие-то диковинные грибы, навроде оживших бледных поганок, другие имели форму как будто книги с множеством страниц, целиком состоящих из костей и плоти, третьи были похожи на бублики из плоти с множеством мелких росточков, торчавших по всей поверхности тела; многие существа кое-где поросли волосом, на вид совершенно как человечий. Были создания, напоминающие один гигантский гнойник или прыщ. Были чудовища, у которых кровь выходила почти на поверхность тела, прикрытая только тонкой, почти невидимой плёнкой: они напоминали одну сплошную открытую рану. Были существа, неотличимые от большого куска заплесневелого сыра, состоящего, разумеется, из человеческой плоти, да ещё и с ногтем на конце. Были монстры, похожие на губку для ванной, пропитанную кровью. Многие были как будто больны, причём самыми ужасными болезнями: их плоть воспалилась, набухла, покраснела и налилась кровью, кое-где даже кровоточила и выделяла другие густые жидкости, самого странного вида, ядовитых цветов. И множество других, самых жутких, самых безобразных созданий, от вида которых меня пробирали судороги похоти, но одновременно с тем и невыносимого физического отвращения, и к тому же ещё какой-то ненависти и к ним и к самому себе, и другие эмоции, описать которые я просто уже не в состоянии… Доминировала во всём этом отвратительном, богопротивном сборище атмосфера всобщего накала сексуального возбуждения: спокойствие не сохранял никто, все были в той или иной степени на взводе. И центром этого влечения, очевидным предметом желания всей оравы была моя бедная дочь!

Но её-то, как я увидел к своему бесконечному ужасу, такая ситуация вовсе не смущала! Она была вполне готова предоставить себя в распоряжение гнусных монстров, обступивших её со вмех сторон! И очень скоро действительно обстановка нависшего над всей толпой напряжения разрядилась, и началась повальная, омерзительная оргия, в которой участвовало каждое чудовище без исключения! Моя дочь подвергалась унизительным, нечистым ласкам этих монстров, они буквлаьно облепили всю поверхность её тела, как какие-то слетевшиеся на падаль огромные мухи, они забили своими отвратительными отростками все отверстия её тела… В этой груде уже невозможно было ничего разобрать, она теперь как будто дышала, шевелилась, пыхтела, сопела как одно целая, наиболее пронзительно слышались лишь стоны наслаждения моей дочери, - её голос я узнал бы из тысячи, это точно была она! Она изнемогала, она взывала в Богу, и она хотела ещё, она умоляла, просила о большем… И все монстры тоже стали взывать к Богу, насмехаться и издеваться над ним, поносить его… И все они совокуплялись, все до единого, - некоторые парами, некоторые по трое, а некоторые и целой группой! Все они теперь плотно сбились в одну общую кучу, кажется, все они слились в одно целое, их сердца бились вместе, они стали одним существом, одним исчадием мерзости, грязи и зла… И меня тоже обуял неодолимый порыв присоединиться к ним, я готов был кинуться в их скопище и тоже принять участие в этих гнусных игрищах… Но я всё же даже теперь остался человеком, я сохранил самообладание, сдержал себя, не дал дьявольскому безумию овладеть собой. Я понял, что я сильнее их, что могу противиться сатанинскому искушению… И я постепенно остыл, взял себя в руки, успокоился… И видение как-то само растаяло, исчезло, и я проснулся в своей постели, весь в поту.

Весь следующий день меня преследовало ощущение какой-то мерзости на душе, как будто я испачкался в грязи и всё вот так хожу, не в состоянии смыть с себя эту грязь. И это вобщем-то неудивительно, после такого-то кошмара. И всё же я помнил, что монстрам не удалось меня совратить, что я выстоял, повёл себя достойно, и в целом произошедшее не слишком меня расстроило. Так что к вечеру я почти уже выбросил всю эту чушь из головы. Осталось только какое-то странное ощущение по отношению к моей дочери; мне было словно бы стыдно за неё, как будто она вправду впуталась в какую-то мерзость… Но ведь я знал, что всё это – лишь порождение моего собственного явно находящегося в неадекватном состоянии сознания! Она-то была ни в чём не виновата! Я знал это, но наряду с этим и не мог как обычно доброжелательно, ласково с ней говорить, не мог смотреть ей в глаза. И она как будто дичилась меня, была необычно суха в проявлениях чувств, молчалива, задумчива. Это меня очень удивило. Не могла же она в самом деле что-то заподозрить о моём кошмаре! Между нами будто бы встала какая-то недосказанность, словно она действительно в чём-то провинилась передо мной и не решалась об этом сказать. Я даже осведомился о причине её печали и немногословности, но она отделалась какими-то ничего по сути не значавшими словами и с этим ушла спать, даже не поцеловав меня в лоб, как всегда делала перед сном…

Всё это вызывало во мне какое-то смутное, подспудное беспокойство, неприятное ощущение, будто происходит нечто нехорошее, будто какое-то невидимое, непонятное зло вторглось в нашу мирную жизнь и нарушило её тихий, размеренный ход… Каково же было моё смятение, негодование, ужас, когда и на следующую ночь меня посетило снова то же самое видение!! Всё произошло точно таким же образом, как и вчера, только проснулся я в гораздо более расстроенных чувствах, чем в предыдущий день. Я уже понял, что эти видения прочно обосновались в моей голове и не собираются меня покидать. Но как их объяснить, как их прогнать? Ведь если такое будет повторяться каждую ночь, - это означает, что я серьёзно болен, и к тому же это настоящее преступление против моей дочери! Что она бы сказала, если узнала бы, что во сне я вижу её каждую ночь обнажённой, подвергающейся домогательствам каких-то чудовищ?! Я не знал, что мне с этим делать, как прогнать кошмары, вышвырнуть из своей головы, избавиться от них. Я не решался идти к психиатру, поскольку всё происходящее казалось мне необыкновенно унизительным и позорным для меня. Я был в настоящем отчаянии! И я решил просто терпеть всё как есть, и только ни словом не заикаться об этом никому, в первую очередь моей дочери. Отсавалось только надеяться, что мои видения сами пройдут…

Однако, и с дочерью моей творилось нечто странное. Она день ото дня мрачнела, ходила вечно с опущенной головой; она похудела, совсем перестала есть, осунулась, стала даже видимо некрасивой. Под глазами её набухли мешки, появились тёмные ободки… Я не мог понять, что с ней происходит, только умолял её показаться врачу, но она всякий раз наотрез отказывалась… И вот, как-то раз она, не выдержав, прямо на моих глазах разрыдалась. Она плакала так горько, с таким отчаянием, так искренне, что у меня сжалось сердце, перехватило дыхание… Я бросился к ней, обнял её, заклинял её открыть мне, что же случилось. Может быть, её кто-то обидел?? Пусть только скажет! Я этого негодяя в порошок сотру, прибью на месте!! Неужели да? Но нет, она отвечала нет, она только всё мотала головой, отказываясь давать хоть какие-то объяснения. И тогда я, совсем уже не понимая, что вобще происходит, что я творю, рассказал ей про свои сны. Я просто интуитивно чувствовал, что беда, постигшая её, как-то связана с моими видениями. И когда она услышала мои слова, то застыла, как громом поражённая; она смотрела на меня широко открытыми глазами, зрачки в которых от шока были расширены до предела, и в этих глазах сквозила бесконечная боль, самое чёрное, беспредельное женское горе…

И тогда она рассказала мне всё, не утаив ни одной, самой жестокой и уничтожающей её детали. Оказалось, что с того самого дня, как мои поганые видения пришли ко мне, сходные кошмары стали посещать и её саму. Ей являлись в точности те же самые сцены, только в отличие от меня она была в них не сторонним наблюдателем, а главным действующим лицом!! И монстры насиловали её, они облепляли её тело, входили, проникали в неё, заносили свою грязь, своё зло в самую суть её, в её сердце, в её душу, - но она-то в это время не чувствовала ровно ничего кроме наслаждения! Да, да, каждая ночь приносила ей небывалое, несравнимое ни с чем в жизни наслаждение, - самое сладкое, самое самозабвенное, самое исступлённое, какое только в состоянии испытать человек! И она корчилась от этого наслаждения, стонала, она была переполнена им до краёв, словно бутылка, наполненная сладким соком, и ночь за ночью она отдавалась этому наслаждению всем своим существом, всем сердцем, всей душой, забыв обо мне, своём отце, забыв о реальной жизни, о Боге, вообще о всём мире! И она была совершенно беспомощна в этой жуткой ситуации, она не могла даже пошевелиться по своей воле! А теперь ещё и оказывается, что я видел всё это, что я присутствовал при её позоре и всё знаю!

И при этих словах её охватила такая невыносимая боль и такое отчаяние, что она бросилась на пол, стала рвать на себе волосы, и билась в истерике… С огромным трудом мне удалось привести её в чувство.

Как ни странно, рассказ дочери вовсе не возмутил меня, а наоброт, успокоил. Я ни на секунду не сомневался, что она ни капли не виновна во всём произошедшем, что она действительно является лишь невинной жертвой. И я теперь знал, как быть, что нам делать. Я успокаивал её, лихорадочно подбирая самые убедительные, самые взвешенные слова, чтобы дать ей понять, что не считаю её виновной хоть в чём-то и что я, к тому же, знаю как ей помочь. Как мне действовать в этой ситуации, мне было ясно как день. Я должен просто на следующую ночь выбежать из кустов и разогнать всю преступную шайку монстров. Я был настолько уверен в своих силах и в успехе задуманного, что мне удалось даже убедить в целесообразности такого плана мою дочь. Она действительно взяла себя в руки, вытерла слёзы и признала, что это, судя по всему, и вправду самый разумный образ действий. И вот мы, помолившись Богу на ночь, отправились по своим постелям, в ожидании успеха или провала нашего предприятия…

И этой ночью всё стало происходить ровно так же, как и раньше. Монстры снова столпились вокруг моей несчастной дочери, набросились на неё, кажется, с ещё большим пылом, ещё более неистово, чем раньше, и стали её терзать. При виде этого я пришёл в самую настоящую ярость, - ведь я теперь знал, что эта картина – не просто больное порождение моего сознания, но нечто, что действительно происходит, только в каких-то иных сферах, чем наша обыденная жизнь, неведомых нам и до сих пор не исследованных нами… И вот я, охваченный бешенством, вырвался из своих кустов, как будто вцепившихся в меня и пытавшихся меня удержать, - и ворвался в освещённый круг, оказавшись прямо посреди происходившей там омерзительной оргии!

Монстры оторвались друг от друга и все, как по команде, повернулись в мою сторону. И вдруг при виде меня они вместо того, чтобы удивиться или прийти в ярость, все начали смеяться. Они ржали как лошади, покатываясь по твёрдой земле, указывая на меня какими-то своими отростками, падая от смеха. Я был так ошеломлён, что всё моё бешенство мигом сошло на нет; не ожидая такой реакции, я совершенно растерялся. И вдруг, не успел я опомниться, как два самых массивных и, судя по всему, сильных монстра встали по бокам от меня и схватили меня с обоих сторон. Хватка их была железной, поистине неодолимой; я не мог пошевельнуть и пальцем. А остальные чудовища кинулись на мою дочь, обхватили её, раскачали и швырнули прямо в костёр!! Раздался её жуткий, нечеловеческий вой от боли, и я почувствовал, как резкий запах палёного, горелого мяса входит мне в ноздри…

И на этом я проснулся, всё кончилось. Вне себя от ужаса, я бросился в комнату дочери и распахнул дверь… Она лежала на кровати ничем не прикрытая, одеяло было, по-видимому, отброшено и валялось, скомканное, на полу… Тело её покрывали жуткие ожоги, на больших участках проевшие кожу насквозь и опалившие внутренности… она была мертва.

 

24 Июля 2006