Разрешение на своё первое увольнение в город я получил только после шести месяцев службы. Это случилось вскоре после окончания школы сержантов. Уже полгода я не жил нормальной гражданской жизнью, не ел домашней пищи и даже не видел ни одной девушки. Стояло чудесное солнечное весеннее утро, когда зелёные железные ворота с красными звёздами со скрежетом захлопнулись позади меня, дав старт четырём часам моей относительной свободы.

Планов, разумеется, было много, но все они были непритязательны – например, вдоволь наесться сладкого. Однако где-то в подсознании вынашивалась и другая идея, ценившаяся среди солдат намного больше: познакомиться с симпатичной девушкой... Увы, давно прошли те времена, когда военная форма производила на женский пол выгодное впечатление. Моя же парадная форма была способна рассмешить кого угодно: безвкусно приталенный китель, широкие брюки, фуражка – минимум на размер больше, чем надо бы, уродливые ботинки... Посмотревшись в зеркало перед увольнением, я искренне огорчился и ощутил себя гадким утёнком. Но другой формы у меня не было, и приходилось идти в этой.

Прежде всего я решил зайти в «Кулинарию», мягкие вкусные булочки которой славились среди солдат. Несмотря на то, что я впервые был в этом маленьком полувоенном городе, я мог достаточно хорошо в нём ориентироваться благодаря топографической «карте», нарисованной на листке бумаги одним из моих всезнающих друзей. Кулинарный магазин на ней был особенно крупно обозначен. Десять минут неспешной ходьбы, и вот я в заветном месте. Передо мной возвышаются на подносах пирамиды булочек и пирожных, до одурения вкусно пахнущих, поджаристых и, судя по всему, ещё тёплых. Уютное помещение, на окнах – домашние занавески, негромко тикают часы на стене. Никого из посетителей больше нет, продавщицы в подсобном помещении тихо разговаривают о чём-то своём. Блаженные мгновения, которые хочется задержать, забыться и никогда больше не возвращаться в казарму...

Наконец ко мне выходит пожилая полная продавщица и расплывается в улыбке: «А, солдатик пришёл!»

Смущаясь, я покупаю четыре стакана чая, два огромных пирожных и штук десять сладких булочек. Отдельно набиваю пакет булочками для друзей. После армейской кухни всё заказанное мною кажется бессовестной роскошью, и я быстро ем, с трудом подавляя в себе чувство вины и представляя традиционную перловую кашу на завтрак.

– Спасибо большое! – говорю я, закончив трапезу и отдуваясь. – До свидания!

– Заходи, заходи, солдатик! – отзывается радушная продавщица и идёт убирать со стола.

Я вышел на улицу и почувствовал, как пуговицы кителя трещат под ясно обозначившимся животом. Настроение заметно улучшилось. Сверившись с «картой», определил направление к центру города. Однако не успел я сделать и пары шагов, как замер на месте. Навстречу мне шёл офицер! Но дело было даже не в нём – рядом с офицером шла поразительной красоты женщина. Она-то, по-видимому, и стала причиной всех моих последующих неосторожных действий.

Итак, офицер со своей спутницей приближались, оживлённо что-то обсуждая и смеясь. А я в этот миг вновь остро ощутил всю свою непривлекательность и нелепость. По уставу я должен был отдать честь этому офицеру. Но после шести месяцев службы я впервые оказался вне стен воинской части, к тому же в таком наряде... Мысленно представив снисходительные улыбки этой красивой пары, когда я буду отдавать им честь, прижимая к себе пакет, набитый булочками, я тут же суетливо стал искать глазами место, где можно спрятаться от такого позора. Но улица была совершенно открытой и прямой, без подворотен, поэтому я не нашёл ничего лучшего, как неуклюже повернуться к витрине кулинарного магазина, возле которого всё ещё находился, и сделать вид, будто внимательно изучаю объявление об утренней выпечке...

Уже через несколько секунд я увидел в стекле отражение офицера (он оказался капитаном, хорошо были видны погоны) и его подруги. Между ними происходила немая борьба. Женщина недовольно тянула своего спутника за руку, как бы говоря: «Пойдём скорее, и охота тебе связываться!» Но капитан упорно высвобождал руку, стремясь восстановить армейский порядок. «Кто победит?» – тоскливо подумалось мне.

– Товарищ сержант! – наконец раздался сзади ничего хорошего не предвещающий начальственный голос.

Я обернулся и, как мог, изобразил удивление.

– Почему вы не отдали честь офицеру? – сразу же начал заводиться он. – Отвечайте, товарищ сержант!

– Виноват, засмотрелся... – сказал я, смутившись.

Похоже, мои слова совсем не удовлетворили капитана, и он начал отчитывать меня по полной форме.

Однако я почти не слышал его, потому что мой взор теперь был устремлён на неё, неожиданно оказавшуюся так близко. Черты её лица были безупречны, взгляд – живой и выразительный. Алое шёлковое платье, хорошо сочетавшееся с чудесными тёмными локонами, нежно облегало стройную фигуру. Наверное, я глядел на неё с плохо скрытым восхищением, она же на меня – одновременно с досадой и сочувствием. Судя по всему, она хорошо знала характер своего спутника.

Внезапно капитан закончил наставление. Его последние слова доходили до меня медленно, как будто пробиваясь сквозь туман, но затем мгновенно обожгли сознание: «Отойдите на десять шагов, пройдите строевым шагом и отдайте честь, как положено!»

Я оторопел. Такого исхода я никак не ожидал. Всё-таки здесь не строевой плац. Какое унижение к тому же! Первой мыслью было бежать: я не знаю этого капитана, он не знает меня... Однако мой желудок был настолько переполнен, что об успешном побеге не стоило и помышлять. Я безвольно повернулся и пошёл на нетвёрдых ногах, автоматически отсчитывая десять шагов по тротуару. Мимо шли равнодушные прохожие, где-то сзади была та красивая женщина.

Восемь шагов, девять, десять... «Господи, прости меня, грешного, и помоги! Ну пожалуйста!» – тихо прошептал я. Если бы дело было за забором части, этот капитан уже растерзал бы меня за столь медленный шаг. Наконец я повернулся к нему лицом, на неё же старался не смотреть. Капитан ждал.

И вдруг внутри меня что-то прорвало. «Не пойду, – как-то просто решил я, – пусть гауптвахта, пусть – хоть что! Хоть убивает...» Я вспомнил о булочках и поймал себя на том, что очень неуклюже и, наверное, комично держу их под мышкой. Подчёркнуто медленно расправив пакет, я взял его за ручки.

– Я жду, товарищ сержант! – капитан уже побагровел от гнева.

Моё первое увольнение явно грозило стать последним. Спутница офицера вновь потянула его за рукав, ей было неловко. Но капитан был принципиален и хотел довести дело до конца. По букве закона в этом конфликте был виноват я. Теперь разве что чудо могло спасти меня. И милосердный Бог сотворил его!

То, что произошло в следующие секунды, стало абсолютно неожиданным для всех нас троих. Прежде всего я обнаружил, что стою на неизвестной мне автобусной остановке. Я это понял, когда вдруг, неведомо откуда, вылетел небольшой автобус и в кульминационный момент конфликта притормозил, распахнув заднюю дверь прямо передо мной. «Остановка "Кулинария"», – спокойно объявил в микрофон водитель. В салоне находилось всего несколько человек, и никто из них здесь не вышел. На ватных ногах, как во сне, под носом у остолбеневшего капитана, я медленно вошёл внутрь. Дверь тотчас закрылась, и автобус поехал!

Заключительную сцену я наблюдал уже через заднее стекло. Жаль, сильно гудел двигатель, так что мне пришлось довольствоваться немой сценой. Капитан пробежал несколько шагов по тротуару, потрясая кулаками и что-то крича. Вид его был страшен. Подруга капитана заливалась смехом и совсем по-детски показывала на него пальцем.

Я осмелился робко помахать ей рукой. Автобус набирал скорость и удалялся от места происшествия. И всё же мне было немного грустно, потому что она зачем-то любила этого капитана.